Парень влюбился однажды на смерть в девку, которая, по расчётам родителей его, не была ему ровней. Малый был не глупый, а притом и послушный, привыкший сызмала думать, что выбор для него хозяйки зависит безусловно от его родителей, и что закон не велит ему мешаться в это дело; родители скажут ему: мы присудили сделать то и то, а он, поклонившись в ноги, должен отвечать только: - власть ваша. - Положение его становилось ему со дня на день несноснее; вся душа, все мысли и чувства его оборотились вверх дном, и он сам не мог с собою совладать. Он убеждался разумными доводами, а может быть, более ещё строгим приказанием родителей, но был не в силах переломить свою страсть и бродил ночи напролёт, заломив руки, не зная, что ему делать. Мудрено ли, что он в душе поверил, когда ему сказали, что девка его испортила? Мудрено ли, что он Бог весть как обрадовался, когда обещали научить его, как снять эту порчу, которая-де приключилась от приворотного зелья или заговора, данного ему девкой? Любовь, несколько грубая, суровая, но тем более неодолимая, и без того спорила в нём с ненавистью, или по крайней мере с безотчётною досадою и местью; он подкрепился лишним стаканом вина, по совету знающих и бывалых людей, и сделал вне себя, чему его научили: пошёл и прибил больно бедную девку своими руками. - Если побьёшь её хорошенько, - сказали ему, - то как рукой сымет. - И подлинно, как рукой сняло; парень хвалился на весь мир, что он сбыл порчу и теперь здоров. Опытные душесловы наши легко объяснят себе эту задачу. Вот вам пример - не магнетический, впрочем - как, по-видимому, самое бессмысленное средство, не менее того иногда довольно надёжно достигает своей цели. И смешно и жалко. Не мудрено, впрочем, что народ, склонный вообще к суевериям и объясняющий всё недоступное понятиям его посредством своей демонологии, состояние влюблённого до безумия не может объяснить себе иначе, как тем же необыкновенным образом. Указание на это находим мы даже в народных песнях, где, например, отчаянный любовник говорит своей возлюбленной, что она ему "раскинула печаль по плечам и пустила сухоту по животу!"
Вот пример другого рода: молодой человек, без памяти влюбившийся в девушку, очень ясно понимал рассудком своим, что она ему, по причинам слишком важным, не может быть четой - хотя и она сама, как казалось, бессознательно отвечала его склонности. Ему долго казалось, что в бескорыстной страсти его нет ничего преступного, что он ничего не хочет, не желает, а счастлив и доволен одним этим чувством. Но пора пришла, обстоятельства также - и с одной стороны, он содрогнулся, окинув мыслями объём и силу этой страсти и бездну, к коей она вела, - с другой, почитал вовсе несбыточным, невозможным, освободиться от неё. Тогда добрые люди, от коих он не мог утаить своего положения, видя, что он близок к сумасбродству и гибели, сумели настроить разгорячённое воображение его на то, чтобы в отчаянии искать помощи в таинствах чар: - встань на самой заре, выдь, не умывшись, на восход солнца и в чистом поле, натощак, умойся росою с семи трав; дошедши до мельницы, спроси у мельника топор, сядь на бревно верхом, положи на него перед собою щепку, проговори такой-то заговор, глядя прямо перед собой на эту щепку, и, подняв топор выше головы, при последнем слове: "и не быть ей в уме-помысле моём, на ретивом сердце, в буйной в головушке, как не срастись щепе перерубленной - аминь", ударь сильно топором, со всего размаху, пересеки щепку пополам, кинь топор влево от себя, а сам беги без оглядки вправо, домой, и крестись дорогой - но не оглядывайся: станет легко. - Что же? Благородная решимость молодого человека в этом бестолковом средстве нашла сильную подпору: не веря никоим образом, при выходе из дому, чтобы стало сил человеческих на подавление этой страсти, хотя и был убеждён, что долг и честь его требуют того - он возвратился от мельницы весёлый, спокойный - на душе было легко: - вслед за тем он возвратил девице полученную от неё записку не распечатанною. Так сильно был убеждён, что дело кончено, союз расторгнут - и с этого дня об этой несчастной любви не было более речи!
Сглаз, притка или порча от сглазу, от глаза, недобрый глаз - есть поверье довольно общее, не только между всеми славянскими, но и весьма многими другими, древними и новыми народами. Мы ставим его сюда потому, что оно, по народному поверью, близко к предыдущему. Уже одна всеобщность распространения этого поверья должна бы, кажется, остановить всякое торопливое и довременное суждение о сём предмете; хотя всякое образованное общество и считает обязанностью издеваться гласно над таким смешным суеверием, - между тем как втайне многие искренно ему верят, не отдав себе в том никакого отчёта. Скажем же не обинуясь, что поверье о сглазе, без всякого сомнения, основано на истине; но оно обратилось, от преувеличения и злоупотреблений, в докучную сказку, как солдат Яшка, Сашка серая сермяжка или знаменитое повествование о постройке костяного дома. Бесспорно, есть изредка люди, одарённые какою-то тёмною, непостижимою для нас силою и властью поражать прикосновением или даже одним взглядом своим другое, в известном отношении подчинённое, слабейшее существо, действовать на весь состав его, на душу и тело, благотворным или разрушительным образом, или по крайней мере обнаруживать на него временно явно какое-либо действие. Известно, что учёные называли это животным магнетизмом, месмеризмом, и старались объяснить нам, невеждам, такое необъяснимое явление различным и весьма учёным образом; но, как очень трудно объяснить другому то, чего и сам не понимаешь, - то конец концов был всегда один и тот же, то есть, что мы видим в природе целый ряд однообразных, но до времени необъяснимых явлений, которые состоят в сущности в том, что животные силы действуют не всегда отдельно в каждом неделимом, но иногда также из одного животного или чрез одно животное на другое, в особенности же через человека. Учёные называют это магнетизмом, а народ сглазом. Стало быть, и тут опять учёные разногласят с народными поверьями только в названии, в способе выражения, а в сущности дела они согласны. Как бы то ни было, но если только принять самое явление это за быль, а не за сказку, то и поверье о сглазе и порче, в сущности своей, основано не на вымысле, а на влиянии живой, или животной природы. Переходя, однако же, затем собственно к нашему предмету, мы бесспорно должны согласиться, что описанное явление применяется к частным случаям без всякого толка и разбора, и от этого-то злоупотребления оно обратилось в нелепую сказку. Из ста, а может быть, даже из тысячи случаев или примеров, о коих каждая баба расскажет вам со всею подробностью, едва ли найдётся один, который более или менее состоит в связи с этою таинственною силою природы; все остальные были, вероятно, следствием совсем иных причин, коих простолюдин не может или не хочет доискаться; поэтому он, в невежестве своём, сваливает всё сподряд, по удобству и сподручности, на сглаз и порчу, который же кстати молчит и не отговаривается, а потому и виноват.
V ВОДЯНОЙ
Водяной, водовик или водяник, водяной дедушка, водяной чёрт, живёт на больших реках и озёрах, болотах, в тростниках и в осоке, иногда плавает на чурбане или на корчаге; водится в омутах и в особенности подле мельниц. Это нагой старик, весь в тине, похожий обычаями своими на лешего, но он не оброс шерстью, не так назойлив и нередко даже с ним бранится. Он ныряет и может жить в воде по целым дням, а на берег выходит только по ночам. Впрочем, водяной также не везде у нас известен. Он живёт с русалками, даже почитается их большаком, тогда как леший всегда живёт одиноко и кроме какого-нибудь оборотня, никого из собратов своих около себя не терпит. О водяном трудно собрать подробные сведения; один только мужик рассказывал мне о нём как очевидец, - другие большею частью только знали, что есть где-то и водяные, но Бог весть где. Водяной довольно робкий старик, который смел только в своём царстве, в омуте, и там, если осерчает, хватает купальщиков за ноги и топит их, особенно таких, которые ходят купаться без креста, или же не в указанное время, поздней осенью. Он любит сома и едва ли не ездит на нём; он свивает себе иногда из зелёной куги боярскую шапку, обвивает также кугу и тину вокруг пояса и пугает скотину на водопое. Если ему вздумается оседлать в воде быка или корову, то она под ним подламывается и, увязнув, издыхает. В тихую лунную ночь, он иногда, забавляясь, хлопает ладонью звучно по воде и гул слышен на плёсу издалеча. Есть поверье, что если сесть у проруба на воловью кожу и очертиться вокруг огарком, то водяные, выскочив в полночь из проруба, подхватывают кожу и носят сидящего на ней, куда он загадает. При возвращении на место, надо успеть зачурать: чур меня! Однажды ребятишки купались под мельницей; когда они уже стали одеваться, то кто-то вынырнул из-под воды, закричал: скажите дома, что Кузька помер - и нырнул. Ребятишки пришли домой и повторили отцу в избе слова эти: тогда вдруг кто-то с шумом и криком: ай, ай, ай, соскочил с печи и выбежал вон: это был домовой, а весть пришла ему о ком-то от водяного. Есть также много рассказов о том, что водяной портит мельницы и разрывает плотины, а знахари выживают его, высыпая по утренним и вечерним зорям в воду по мешку золы.
VI МОРЯНЫ
Моряны, огняны и ветряны есть у других славянских племён; но русские, кажется, ничего об этом не знают. Праздник Купала и другие в честь огня или воды, суть явно остатки язычества и не представляют ныне, впрочем, олицетворения своего предмета. Лад, Ярило, Чур, Авсень, Таусень и проч. сохранились в памяти народной почти в одних только песнях или поговорках, как и дубыня, горыня, полкан, пыжики и волоты, кащей бессмертный, змей горынич, Тугарин-Змеевич, яга-баба, кои живут только ещё в сказках, или изредка поминаются в древних песнях. Народ почти более о них не знает. О бабе-яге находим более сказок, чем о прочих, помянутых здесь лицах. Она ездит или летает по воздуху в ступе, пестом погоняет или подпирает, помелом след заметает. Вообще это создание злое, несколько похоже на ведьму; баба-яга крадёт детей, даже ест их, живёт в лесу, в избушке на курьих ножках и проч.
Кикимора также мало известна в народе и почти только по кличке, разве в северных губерниях, где её иногда смешивают с домовым; в иных местах из неё даже сделали пугало мужского пола, тогда как это девки-невидимки, заговорённые кудесниками и живущие в домах, почти как домовые. Они прядут, вслух проказят по ночам и нагоняют страх на людей. Есть поверье, что кикиморы - младенцы, умершие некрещёными. Плотники присвоили себе очень ловко власть пускать кикимор в дом хозяина, который не уплатил денег за сруб дома.
Игоша - поверье, ещё менее общее и притом весьма близкое к кикиморам: уродец, без рук без ног, родился и умер некрещёным; он, под названием игоши, проживает то тут, то там и проказит, как кикиморы и домовые особенно, если кто не хочет признать его, невидимку, домовика, не кладёт ему за столом ложки и ломтя, не выкинет ему из окна шапки или рукавиц и проч.
Жердяй, от жерди - предлинный и претоненький шатается иногда ночью по улицам, заглядывает в окна греет руки в трубе и пугает людей. Это какой-то жалкий шатун, который осуждён век слоняться по свету без толку и должности. О нём трудно допроситься смысла; но едва ли поверье это не в связи с кащеем бессмертным, которого, может быть, тут или там пожаловали в жердяи. Чтобы избавиться от всех этих нечистых, народ прибегает к посту и молитве, к богоявленной воде, к свечке, взятой в пятницу со страстей, которой коптят крест на притолке в дверях; полагают также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на север, иначе всякая чертовщина выживет из дома.
VII ОБОРОТЕНЬ
Оборотень, - на Украине вовкулака - какой-то недобрый дух, который мечется иногда человеку под ноги, или поперёк дороги, как предвестник беды. От него крестятся и отплёвываются. Он никогда не является иначе, как на лету, на бегу, и то мельком, на одно мгновение, что едва только успеешь его заметить; иногда с кошачьим или другим криком и воем, иногда же он молча подкатывается клубком, клочком сена, комом снега, овчиной и проч. Оборотень перекидывается, изменяя вид свой, во что вздумает, и для этого обыкновенно ударится наперёд обземь; он перекидывается в кошку, в собаку, в сову, петуха, ежа, даже в клубок ниток, в кучу пакли и в камень, в копну сена и проч. Изредка в лесу встречаешь его страшным зверем или чудовищем; но всегда только мельком, потоку он никогда не даст рассмотреть себя путём. Нередко он мгновенно, в глазах испуганного на смерть прохожего оборачивается несколько раз то в то, то в другое, исчезая под пнём или кустом, или на ровном месте, на перекрёстке. Днём очень редко удаётся его увидеть, но уже в сумерки он начинает проказить и гуляет всю ночь напролёт. Перекидываясь или пропадая внезапно вовсе, он, обыкновенно, мечется, словно камень из-за угла, со странным криком, мимо людей. Некоторые уверяют, что он-то есть коровья смерть, чума, и что он в этом случае сам оборачивается в корову, обыкновенно чёрную, которая гуляет со стадом, под видом приблуды или пришатавшейся, и напускает порчу на скот. Есть также поверье, будто оборотень - дитя, умершее некрещёным, или какой-то вероотступник, коего душа нигде на том свете не принимается, а здесь гуляет и проказит поневоле. В некоторых местах, на севере, оборотня называют кикиморой; ведьме и домовому иногда приписывают также свойства оборотня. Из всего этого видно, что если мужик видел что-нибудь в сумерки или ночью и сам не знает что, - то это бесспорно был оборотень.
VIII РУСАЛКА
Русалка - также чертовка, или шутовка, или водява, что означает почти то же, потому что тут у мужиков говорится именно взамен недоброго слова чёрт. Русалка почти отовсюду вытеснена людьми; а она любит пустые и глухие воды. Нигде почти не найдёте вы теперь такого места, где бы, с ведома жителей, поныне водились русалки; или они были тут когда-то и перевелись, или вам укажут, во всяком месте, на другое - а тут-де нет их. На Украине их считают девочками, умершими без крещения; в других местах полагают, что каждая утопленница может обратиться в русалку, если покойница была такова при жизни; или когда девка утонула, купаясь без креста, причём полагают, что её утащил водяной; опять иные считают русалок вовсе не людского поколения, а нечистыми духами или даже просто наваждением дьявольским. На юге у нас русалка вообще не зла, а более шаловлива; напротив, великорусская русалка или шутовка, особенно же северная, где она и называется не русалкой, а просто чертовкой, злая, опасная баба и страшная неприятельница человеческого рода. При таком понятии о них, их представляют иногда безобразными; но вообще русалки большею частью молоды, стройны, соблазнительно хороши: они ходят нагие, или в белых сорочках, но без пояса, с распущенными волосами, зелёными, как иные утверждают; живут дружно, обществами, витают под водой, но выходят и на берег; резвятся, поют, шалят, хохочут, качаются на ближних деревьях, вьют плетеницы из цветов и украшаются ими, и если залучат к себе живого человека, которого стараются заманить всеми средствами, то щекочут его, для потехи своей, до смерти. Иные утверждают, что у русалок между перстов есть перепонка, как у гуся; другие даже, что у неё, вместо ног, раздвоенный рыбий хвост. Они манят к себе прохожего, если он ночью подойдёт к ним - днём они почти не выходят - иногда гоняются за ним, но далеко от берега реки или озера не отходят, потому что боятся обсохнуть. Если при русалке есть гребень, то она может затопить и сухое место: доколе она чешет мокрые волосы, дотоле с неё всё будет струиться вода; если же на русалке и волосы обсохнут, то она умирает. Следы этих шаловливых подружек остаются изредка на мокром песке; но это можно только видеть, застав их врасплох: в противном случае они перерывают песок и заглаживают следы свои. Где верят в водяного, там считают его атаманом русалок. Но они, бедненькие, очень скучают без мужчин и все их затеи клонятся к тому, чтобы залучить человека и защекотать его на смерть. Сказывают, что они иногда от скуки перенимают заночевавшее на воде стадо гусей и завёртывают им на спине, как шаловливые школьники, одно крыло за другое, так что птица не может сама расправить крыльев; они же, сидя в омутах, путают у рыбаков сети, выворачивают мотню и скатывают их с речной травой. Вообще, полная власть шаловливым русалкам дана во время русальной недели, которая следует за Троицыным днём и до заговенья. Первое воскресенье за Троицей также называются русальным. Это время, по народному мнению, самое опасное, так что боятся выходить к водам и даже в леса. Кажется, несправедливо - как иные полагают - будто русалки хозяйничают до Петрова дня и будто они, по народному мнению, девочки лет семи: этих поверьев я не встречал нигде. На юге, русалка - взрослая девушка, красавица; на севере, чертовка - стара, или средних лет и страшна собой. На Украйне, в продолжение клечальной недели, есть разные игры в честь русалкам, кои в это время бегают далече в леса и поля, топчут хлеб, кричат, хлопают в ладоши и проч. Г. Сахаров напечатал песни русалок, бессмысленные слова или звуки, отзывающиеся украинским или белорусским наречием.