Очень рад слухам о вашей новой квартире на Готвальда, я хорошо знаю этот дом, и место это лучше Пушкинской. Бог с ней, с этим бедламом, там хоть тишина. Не сорвется ли? Правда, предстоит чудовищный переезд, есть ли у тебя на него чувство юмора. Хорошо помню ваш переезд на Пушкинскую, мы были тогда значительно моложе, и было нас много. Держись, старичок, надеюсь, это к лучшему. Напиши, если выберешь время, что за квартира. Конечно, неохота тратить на эти заботы летнее время, но ведь и время работы было бы жалко. Слышал я и о том, что умерла Фика, что-то, наверное, есть в том, как приходят к нам эти существа и как они нас покидают. Все это зачем-то и почему-то. Кстати, если будет возможность, пришли мне репродукции своих работ, я вспомнил, что ты делаешь их время от времени, если будут лишние и тебе не нужные. Конечно, это не то, но мне было бы дорого. В тишину, ключик, кресты-ноты!
У нас жара, ситуация многодетной семьи, жизнь изменилась. Утром в 7 часов ускользаю из дома, перебираюсь через одну реку, прохожу лес и оказываюсь на берегу Катыни. Она изумрудная, очень сильная и ледяная, и зеленые горы, и никого вокруг, только лошади в лесу. Вот это самая лучшая пора – часа два в день.
Говорят, в Москве стало прохладно, может, вы передохнете.
Удачи тебе, Эдинька, как жалко, что Галка застряла в Москве, ей бы, конечно, скорей в деревню.
Храни вас Бог.
Ваш Свет.
27.06.86
6
Дорогие Свет и Зоя!
Вот так и не приехал к вам, видимо, не судьба, а судьба было просидеть в Домодедово 12 часов и вернуться обратно. Хотел ехать в феврале, а тут перестройка, и думал, что вы будете в Москве в марте. В общем, туманы в нашей истории и особенно "весенние оттепели" в мое пятидесятилетие держат меня дома, а так все, что происходило в моей биографии и на этой географии, "тайна". Дорогие мои, злюсь на себя, на суету, которая захватила такого мудака, как я. Даже из "Огонька" пожаловали и сделали фото "известного художника" – строителя сегодняшнего дня. А моя задача была всю жизнь скрыться в себя и отказаться от "я". Но весенние туманы исчезнут, самолеты будут вовремя взлетать, и мы обязательно увидимся. Тем более, я думаю, что не видел Зою скоро уже пять лет. Время летит в наши годы очень быстро, и страшна встреча с настоящим ревизором. Целых полтора года живу со смертью в душе. Рисую кладбище и вспоминаю все имена людей ранее живших и встречавшихся со мной, увы, их уже больше нет. Это люди из деревни (она уже стала пустая), мой родной и милый Саша Данилов. Картины похожи на поминальные записки в церкви. Даст Бог избавиться от грусти, видимо все, что будет, в Его власти. Теперь я реалист и очень, очень крепкий. Сделали большой ремонт в новой квартире, совсем неплохо. О Пушкинской забыл, а это был дом с тринадцатилетним стажем. Бог с ним, что ни делается, все к лучшему.
Дорогие мои, писать письма не умею, очень трудно, поэтому простите меня.
Христос Воскресе, с праздником Вас.
Ваш Эдик.
Галочка шлет большой поклон вам и свою любовь.
Э. ШТЕЙНБЕРГ – П. ШПИЛЬМАНУ
Москва–Бохум, 1981
Уважаемый Питер!
Как мне стало известно, две мои работы, которые поступили к Вам от Гали из Москвы, находятся в Вашем музее. В свое время, перед отъездом Гали из СССР, я продал ей эти работы с обязательным условием, чтобы они были переданы в Ваш музей. За эти две вещи Галя заплатила мне 1400 рублей плюс 600 рублей налог государству.
Я прошу Вас, если это возможно, компенсировать ей эту сумму, оставив эти работы в музее, исключив тем самым возможность превращения этих вещей в предмет торговли.
С уважением,
Эдуард Штейнберг.
22 марта 1981 г., Москва.
Э. ШТЕЙНБЕРГ – ФОН ТАВЕЛЮ
Письмо директору музея Берна фон Тавелю и культурному советнику швейцарского посольства фон Вальтерскирхену. В этом письме Эдик пытается объяснить свое нежелание участвовать в первой выставке художников-нонконформистов в престижном европейском музее, так как одним из немногих начинает понимать, что художников-нонконформистов эпохи 60–70-х годов практически убирают из истории в угоду новому поколению и новым художественным идеям. Директор музея продолжает уговаривать Эдика участвовать в выставке. Узнав об отказе Эдика, фон Тавель посылает к нему в Париж своего заместителя, господина Ландета, а по возвращении из Парижа сам посещает нас в Москве. Но Эдик остается при своем мнении.
Москва–Берн, 1988
Уважаемый господин фон Тавель,
Уважаемый господин фон Вальтерскирхен.
Хочу напомнить Вам, что своего окончательного согласия на участие в выставке Советского искусства в Берне я не давал. После нашей последней встречи здравый смысл заставил меня обратиться в Салон. И здесь меня снова постигло разочарование. В Салоне имеются документы о том, что Вам было показано пять ранее отобранных Вами работ. Из них Вы оставили для выставки только две, сославшись на то, что один триптих Вы возьмете в Германии. Оснований уличать Салон во лжи у меня нет. И по сей день на памяти высказанное Салоном недоумение по поводу Вашего отбора и полное молчание с Вашей стороны. Поэтому обвинять в необязательности и непоследовательности поведения Вы, к сожалению, можете только себя. Восстановим мысленно историю первого посещения Вами моей квартиры и мастерской. Восторги, предложения для закупки работ для музея, отдельный зал для моих работ на выставке. В последующих визитах Вы не обмолвились об этих Ваших заверениях даже словами извинений. Кто же в этом случае из нас непоследователен?
С уважением, Эдик Штейнберг.
Э. ШТЕЙНБЕРГ – К. БЕРНАРУ
Письмо к Клоду Бернару, в котором Эдик пытается объяснить галеристу ситуацию вокруг своего имени на московской сцене искусства в начале перестройки.
Москва–Париж, декабрь 1987
Дорогой господин Клод Бернар!
Хочу, хоть и с опозданием, поздравить Вас с Рождеством и Новым годом и выразить надежду на нашу встречу в этом году.
Я нахожусь в полной неосведомленности по поводу того, получили ли Вы мои картины, перевели ли сюда деньги и послали ли приглашение на выставку мне и моей жене. Свое пребывание в Париже без нее я не мыслю. Прошу Вас, помимо приглашения через "Межкнигу", прислать приглашение на нас двоих в Министерство культуры на имя министра В. Г. Захарова и частное приглашение во французское посольство на мое имя и имя моей жены.
Наши данные:
Штейнберг Эдуард Аркадьевич. Год рождения 1937. Родился в Москве.
Маневич Галина Иосифовна. Год рождения 1939. Родилась в Москве.
Наш адрес: 125047 Москва, ул. Готвальда, 10, кв. 74.
Наше пребывание в Париже обязуюсь Вам возместить своими картинами, если мне разрешат их взять с собой. В противном случае напишу их в Париже, ибо состояние вне работы считаю для себя неестественным. Когда не работаю – болею.
Очень жаль, что в длительном процессе переговоров мы с Вами так и не встретились лично. Поэтому хочу Вас известить о своих делах и здешней художественной ситуации в письменном виде. Надеюсь в ближайшее время получить от Вас ответ.
Еще осенью прошлого года за несколько дней до получения "Межкнигой" Вашего телекса Салон предложил мне отдать отобранные мною для Вас картины галерее "Де Франс" по той цене, которую Вы отказались мне заплатить. Согласно логике здравого смысла я, наверное, должен был бы принять их условия, но, руководствуясь неким нравственным побуждением, которое всю жизнь я ставил превыше всего и которое в нынешнем деловом мире может не вызвать ничего, кроме насмешки, я счел невозможным для себя принять их предложение. Хотя между нами не было никакой договоренности, симпатия к Вам и Ваше внимание к моему творчеству, проявленное за пять лет до периода "перестройки" и "гласности", до бума на советское искусство, и заставило меня остаться верным себе. Я настоял, чтобы Салон пошел мне навстречу. Цен, о которых Вы говорите, сегодня не существует вообще на внутреннем рынке. Только потому, что я не являюсь членом Союза художников и до выставки в Вашей галерее не хочу привлекать к своей персоне внимания, ибо стоимость картины свыше трех тысяч рублей утверждается особым разрешением. После целого ряда обстоятельств я согласился на эту высшую таксу. Салон не хочет продавать меня дешевле.
В ноябре–декабре 1987 г. в неформальном объединении "Эрмитаж", в самом престижном зале авангардного искусства, состоялась моя персональная выставка. Она имела большой успех, разумеется, в не официальных кругах, а в узком кругу московской художественной элиты. На вернисаже присутствовали представители галереи "Де Франс". За три недели экспозиции я получил три предложения на персональные выставки от представителей галерей Бельгии, Швеции и Финляндии. Каталог и поездки с женой гарантируют все. От этих предложений я отказался.
На сегодняшний день в Салоне лежат мои работы, отобранные директором музея г. Берна для выставки, аукционом Сотбис, и купленные музеем "Людвиг" в г. Кельне. Господин Альварес несколько дней назад, отобрав у меня четыре работы к следующему своему заезду (я отдал их не очень охотно, исключительно по просьбе Салона), расположен в следующий свой мартовский приезд говорить о закупке одного из последних моих циклов.
Все это я Вам описываю так подробно, чтоб Вы были в курсе той современной ситуации, которая связана со школой московских художников и с моим именем в частности. Поэтому меня очень заботит качество каталога. Я посылаю Вам автобиографию, список моих выставок и текст "письма к Малевичу", где как бы сформулирована концепция моего творчества, то есть его формула. На основании этих материалов и тех работ, которые находятся у Вас, мне представляется возможным написание статьи обо мне. Я говорю о статье к каталогу, а также о статье или какой-то возможной обо мне информации в журналах по искусству. Эта вообще несвойственная мне озабоченность рекламой диктуется сегодня следующими причинами: одновременно с моей в галерее "Де Франс" будет проходить выставка И. Кабакова – выставка художника, который последние восемь лет своей жизни положил на создание своего имиджа. Для тех условий, в которых он существовал, он провел это наилучшим образом: много публикаций, много информации. Отсюда такие высокие цены на осенней ярмарке. Мне, по моему образу творчества, по моему образу жизни, такая деятельность чужда, я не спортсмен и мыслю свое существование в иных категориях, однако в результате такой экспансии мне срывают (дважды) закупки работ западными музеями, публикации в авторитетных западных журналах по искусству, инициатором которых, разумеется, был не я. Теперь, когда судьба моего имени оказалась некоторым образом в Ваших руках и я волею интуиции доверился Вам, у меня есть надежда, что Вы обойдетесь с ним не самым худшим способом.
Статью для Вашего каталога здесь написал мой старый приятель, в официальных кругах почти неадаптированный критик. Салон не хочет ее визировать и собирается вести переговоры с Д. В. Саробьяновым – профессором Московского университета, нашим специалистом по русскому авангарду 20-х годов. Творчеством нашей генерации он никогда не занимался. Но если он даст свое согласие и напишет три страницы для каталога, то это его только украсит. Фотографию, перечень выставок и мою автобиографию Вам перешлет официально "Межкнига" еще раз.
Хотелось бы иметь ответы по всем тем вопросам, которые меня в связи с целым рядом обстоятельств последнего времени так заботят. Может быть, за это время Вы надумаете хотя бы на 4 дня выбраться в Москву, как это делает галерея "Де Франс"?
Вас обнимаю. Жду Вашего ответа. Привет Вам от моей жены.
Если у Вас не будет возможности в ближайшее время подробно мне ответить, то пусть Ваш переводчик мне позвонит. В мое отсутствие по всем вопросам он может разговаривать с моей женой. Еще раз напоминаю мой телефон: 258-54-16.
С уважением, Эдуард Штейнберг.
Э. ШТЕЙНБЕРГ – М. ДАКОСТА
Москва–Париж, 1988
Дорогая Мириам!
Несколько дней назад получили твое письмо и каталоги. Большое тебе за все спасибо. Мы вернулись из деревни десятого. Немного отошли от московской суеты, но не успели ступить на землю столицы, как снова погрузились в ту же атмосферу, от которой бежали. Представители галерей и аукционов кишат в Москве. Все жаждут работ. Необходимо соскочить с "корабля современности" и, как говорит один из моих старых друзей: "снова лечь на дно", а то совсем перестанешь работать. Хочу перед тобой извиниться, я по незнанию, что одна из последних моих работ была отобрана тобой для Клода, обменял ее с одним из московских коллекционеров на старую работу 1962 года, для меня очень принципиальную и важную. Все это произошло без Гали, когда она находилась в Тарусе. Когда я рассказал ей о своем обмене, она сразу догадалась, что я отдал ему отобранную тобой работу. Поэтому хочу извиниться перед тобой за свою оплошность, ибо просить старого адвоката вернуть мне картину крайне неудобно. Он увидит в этом какой-нибудь подвох. Фотографию этой работы я приложил к письму. Черную работу 87 г. я не продаю, ибо у меня совсем не останется работ этого периода. Что же касается отобранных трех, то можно обратиться в салон на Смоленскую. В. Таврин в "Межкниге" не работает. И, вообще, теперь салоны и на Смоленской, и на Полянке работают с галереями без посредничества "Межкниги". Что же касается "Деревенского цикла", хотелось бы его оставить здесь, а если показать на Западе, то не в коммерческой выставке. Если к Вам обратится Брюссельская галерея с просьбой дать работы на выставку, то мы бы не возражали. Это крайне симпатичные люди, и у них может получиться очень неплохая экспозиция. Часто Галя и я вспоминаем Париж. Будем надеяться, что были там не последний раз. Приезжай в Москву. Клоду от нас двоих огромный привет. Если весной поедем в Брюссель, то увидимся, нас приглашает к себе союз художников-конструктивистов.
С уважением и дружеским участием Эдик Штейнберг.
Э. ШТЕЙНБЕРГ – М. ШАТИНУ
Москва, 1997
Дорогой Михаил!
Большое, большое спасибо, книга вышла отличная. Я буду вам звонить, но если звонка не будет, то можете открыть счет на имя Гали или мое. 1000 долларов пойдут Вам, а остальные, если будут продаваться, на каталог.
С большой симпатией и еще раз большое спасибо,
Э. Штейнберг.
13.07.97
Э. ШТЕЙНБЕРГ – Б. КОВАЛЬСКОЙ
(из сохранившейся переписки)
Москва–Варшава, 1989
1
Уважаемая пани Божена!
Извиняюсь за столь длительную невозможность ответить на Ваше письмо. Более полугода я с Галей находился вне дома. Сначала была выставка в Нью-Йорке, затем стипендия от Баварского правительства под Мюнхеном, потом пребывание в доме Ленца Шенберга в Тироли. Все это время я много работал. По приезде было огромное количество дел, которые накопились за время нашего отсутствия.
Очень благодарен Вам за написание статьи в "Проекте" и в журнале "Кунст Верк". Хотелось бы увидеть эти издания. Поехать на семинар к Вам осенью я тоже не смогу, ибо у меня есть договоренность в конце сентября уехать в Париж. В Париже по телефону Вы меня всегда сможете найти через галерею Клода Бернара. Думаю, если я и моя жена будем здоровы и не произойдет никаких трений, то мы собираемся пробыть там не меньше чем полгода.
Что же касается приобретения моей работы Вашим музеем, мы должны обсудить этот вопрос более подробно. Тем более что часть тех работ, которые были Вами видены, уже не являются моей собственностью. Кажется, намечается выставка работ из коллекции Ленца Шенберга в Варшаве. Я, правда, не знаю когда. Может, это и будет поводом для нашей встречи. Хотелось бы увидеться.
В Москве мы планируем с Галей быть до начала июля, затем поехать в деревню на полтора-два месяца, а потом во Францию. Правда, в мае и июне будем время от времени уезжать за город. Поэтому если Вы вдруг соберетесь в Москву, то предварительно позвоните. Наш телефон прежний. В случае, если нет ответа, позвоните по телефону сестры моей жены, ее зовут Елена. Она нас сможет известить о Вашем приезде.
Большой привет от Гали.
С благодарностью и уважением
Э. Штейнберг.
Июнь 1989 г.
2
Дорогая пани Божена!
Большое спасибо Вам и Вашим коллегам по музею OKREGOWE за приглашение на семинар. Мы с Галей два месяца (с 1 июля по 10 сентября) находились в деревне и ваше приглашение нашли в почтовом ящике по возвращении, но уже было слишком поздно. Если представится еще раз подобный случай, то неплохо было бы известить нас о нем заранее. Надеюсь, что наша встреча в Москве была не единственная. Было бы приятно увидеть еще раз Вас в Москве, в нашем доме.
С большим уважением Эдик Штейнберг и Галя Маневич.
P.S. Я слышал, что Вы написали обо мне статью для журнала "Проект", хотелось бы иметь у себя текст и номер журнала. Большое спасибо Вам за Ваше внимание и память. Кланяюсь Вам.
Э. Штейнберг.
Москва, сентябрь 1989 г.
Варшава–Париж, 2011
3
Дорогой Эдик, дорогая Галя!
Долго не писала писем, поскольку знала, что вы в Тарусе, а туда письма идут долго или вообще не приходят.
Сейчас, Эдик, узнала, что ты в больнице. Благодаря Анастасии (Анастасия Тименска – переводчица на русский язык статьи Б. Ковальской "Отшельник из Тарусы и Парижа". – Примеч. Г. Маневич) знаю, что с твоим здоровьем и какие у вас планы.