Убийство императора Александра II. Подлинное судебное дело - Сборник "Викиликс" 13 стр.


Первоприсутствующий: Г-н прокурор желает и его спросить. При разрешении возбужденного вами вопроса Особое присутствие признает необходимость иметь от вас категорический ответ: согласны ли вы на удовлетворение ходатайства г-на прокурора или нет?

Хартулари: Я не могу категорически заявить согласие и предоставляю разрешить этот вопрос самому Особому присутствию.

Прис[яжный] пов[еренный] Герке: Я считаю существенным показание Рейнгольда Норманда. Затем я ничего не имею против ходатайства г-на прокурора.

Прис[яжный] пов[еренный] Герард: Я вовсе не желаю допроса свидетелей.

Прис[яжный] пов[еренный] Кедрин: Я согласен, чтобы из свидетелей были допрошены только те, которые указаны г-ном прокурором, но вместе с тем я позволю себе возобновить мое ходатайство о допросе вызванного мной свидетеля.

Первоприсутствующий: Этот вопрос будет подлежать обсуждению Особого присутствия, и завтра вы получите ответ.

Желябов: Я не ожидал такого заявления со стороны г-на прокурора, то есть отвода свидетелей, а потому теперь затрудняюсь сказать, какие свидетельские показания имеют существенное значение. Весьма возможно, что, отвечая на такую новую комбинацию, я просмотрю некоторых свидетелей, которых раньше находил нужным спросить.

Первоприсутствующий: Не находите ли вы необходимым, чтобы вам было предоставлено некоторое время для обсуждения этого вопроса?

Желябов: Я хотел бы спросить свидетеля Коха, затем Макарова, Евченко и Назарова. Мне они нужны для того, чтобы удостоверить, что толпа была разъярена и Кох оборонял Рысакова. Если подсудимые, в том числе и я, не коснулись изложения фактической стороны события, то потому, что считали себя не вправе этого касаться. Я коснулся бы, может быть, весьма многого, но я не знал своего права, потому нельзя ссылаться на наше умолчание как на полное соглашение с изложением фактической стороны дела в обвинительном акте. Так, на второй странице сказано, что метательный снаряд был брошен сзади, хотя это опровергается свидетелем Павловым.

Первоприсутствующий: Какое ваше заявление относительно размеров производства судебного следствия?

Желябов: Кроме указанных мною, я прошу еще спросить Рейнгольда, Самойлова и Ульянова.

Первоприсутствующий: Что вы имеете заявить по поводу указания г-на прокурора относительно производства судебного следствия о покушении на взрыв под Александровском?

Желябов: Для упрощения дела я согласен не спрашивать Бовенко и его жену.

Первоприсутствующий: Другие подсудимые не имеют ли чего по этому поводу?

Подсудимые ничего не заявили.

Первоприсутствующий: Не имеют ли подсудимые что-нибудь возразить по вопросу о непроизводстве судебного следствия по предмету взрыва под Москвой?

Подсудимые ничего не имеют.

Затем г-н прокурор просил еще спросить свидетеля Рудыковского, а подсудимый Желябов – Кюстера.

После совещания первоприсутствующий объявил, что Особое присутствие, ввиду сделанных сторонами заявлений, признает возможным не производить судебного следствия по обвинению подсудимых: Желябова – в покушении к взрыву под Александровском; Перовской – в производстве взрыва под Москвой и Кибальчича – в приготовлении к взрыву под Одессой, а также отстраняет из числа экспертов гг. Прохорова и Шарапова и нескольких свидетелей.

После этого были приглашены свидетели и эксперты в залу заседаний, опрошены и приведены к присяге, за исключением свидетеля Михайлова, родного брата подсудимого, вызванного по просьбе последнего. На объяснение г-на первоприсутствующего, что свидетель по закону, как брат подсудимого, имеет право отказаться от своего показания, Михайлов заявил, что он может показать, о чем его спросят. Напомнив всем свидетелям и экспертам святость присяги и ответственность за ложное показание, г-н первоприсутствующий объявил перерыв для обеда на два часа.

По возобновлении заседания в 8 часов вечера первоприсутствующий, с согласия сторон, предложил экспертам остаться в зале и внимательно прослушать все следствие, чтобы дать потом заключение. Свидетелям, которых не предполагалось спросить в настоящее заседание, было разрешено удалиться из здания суда. После этого суд приступил к допросу оставленных свидетелей, причем каждому первоприсутствующий перед допросом напоминал о данной им присяге.

Введен свидетель Фрол Сергеев (лейб-кучер усопшего государя императора), который показал: Когда я подал карету к подъезду Зимнего дворца, покойный государь вышел и сказал: "В Михайловский манеж, через Певческий мост". Как прежде ездили, так и в этот раз той же дорогой поехали. Из Манежа государь приказал ехать в Михайловский дворец. Вместе с государем сел великий князь Михаил Николаевич. Из Михайловского дворца государь вышел один и приказал мне: "Домой, и той же дорогой". Когда я поехал на Екатерининскую канаву, то пустил лошадей очень шибко. Вдруг я услышал взрыв сзади. Перед этим я ничего особенного не заметил, народу не видал. Государь сказал: "Стой", вышел из левой дверцы и пошел назад, а я повернул лошадей и подъехал ближе к публике. Потом второй взрыв сделался, и вскоре поднесли к карете государя императора. Тут кто говорит: нельзя везти в карете, кто говорит: надо на извозчике… я хорошенько не помню; уже потом мне велели отъехать прочь. Я отъехал и погнал лошадей домой. Когда приехал, то говорю начальнику, что в государя императора выстрелили и ранили ноги… Не помню, что в то время я говорил. Потом начальник приехал обратно из дворца и сказал, что государь скончался.

Свид[етель] капитан Кох показал, что когда в Бозе почивший государь изволил выехать из дворца великой княгини Екатерины Михайловны в 2 часа 30 минут, то карета направилась по Инженерной улице и повернула направо по Екатерининскому каналу. Карету сопровождали конвой, полицеймейстер Дворжицкий и свидетель, ехавший вплотную с Дворжицким. Когда государь изволил доехать до половины протяжения Михайловского сада, раздался взрыв. Я, – продолжал свидетель, – выскочил из саней и побежал по направлению к экипажу его величества и увидел, что государь выходит из кареты с правой стороны и наклонился к одному из раненых. В то же время я увидел бегущего мне навстречу неизвестного человека, которого я остановил, не помню, один или с кем-нибудь еще. Затем я вижу, что государь император в сопровождении Дворжицкого и еще нескольких лиц приближается к преступнику. У преступника, пока государь подходил к нему, успели отобрать револьвер и кинжал в чехле. В промежуток времени, как был задержан неизвестный и пока приближался государь, я успел спросить преступника, кто он такой, и он назвал себя мещанином Грязновым. Когда же я его спросил, он ли произвел взрыв, он ответил: "Я, ваше благородие". Государь, подойдя, изволил спросить: "Этот?" Я назвал фамилию преступника. Государь произнес: "Хорошо" – и повернулся назад. За ним следовал полковник Дворжицкий и несколько других лиц, а часть людей осталась при преступнике. Покойный государь император отошел не более шести или семи шагов, как раздался снова страшный взрыв, от которого я потерял память. Через несколько секунд, очнувшись, я подбежал к экипажу государя и спросил кучера Фрола: "Где император?" Фрол сказал, что он ранен и указал по направлению, где находился государь. Я подбежал и увидел государя императора на руках у казаков, без шапки, раненого, с окровавленными ногами. Когда я заметил, что государь император опасно ранен, я бросился к преступнику, увидел, что его держат четверо, и потом пошел к Театральному мосту. Не помню, кто-то меня взял и привел к графу Лорис-Меликову. От сильной головной боли я хорошо не мог помнить и отчетливо сознавать подробностей.

Прок[урор]: Государь император, как вы говорили, изволил наклониться над одним из раненых. Не был ли это раненый мальчик?

Кох: Не могу припомнить.

– Вы видели, что государь император наклонился над раненым?

– Да, видел, и потом он поднялся и пошел.

– Сколько всего было раненых при первом взрыве?

– Помню двух казаков.

Первоприсутствующий: Подсудимые, я не буду предлагать вам после каждого свидетельского показания и вообще после каждого доказательства, предъявленного на суде, делать ваши замечания и заявляю, что это ваше право и что вы можете заявлять мне о своем желании дать объяснение по всякому доказательству.

Желябов: Я просил бы объяснить мне маленькую формальность: должен ли я стоять или сидеть, делая заявление?

Первоприсутствующий: Обращаясь к суду, вы должны давать объяснения стоя.

Затем на предложенные вопросы свид[етель] Кох объяснил: Когда я убедился, что преступник в руках народа и увидел государя в таком состоянии, то побежал к мосту, где увидел, что несколько человек держат какого-то господина в золотых очках и, по-видимому, народ хотел с ним расправиться. Тогда я его отвел от толпы и приказал передать в руки полиции.

Прис[яжный] пов[еренный] Унковский: Не помните ли, свидетель, Рысаков сам расстегнулся и показал кинжал?

Кох: Нет, я приказал его обыскать; из бокового кармана пальто у него вынули револьвер, а затем с груди кинжал в чехле. Ни того, ни другого он не мог вынуть сам, так как его держали за руки.

Рысаков: Я солдатам объяснил, что у меня есть револьвер и кинжал, который висел на ремне. Его взяли у меня у градоначальника.

Кох: Я помню, что был кинжал в чем-то, но кто передал кинжал и револьвер полицеймейстеру Дворжицкому – не знаю.

Свидетелю предъявлен кинжал, который, по осмотре, он признал за отобранный у Рысакова.

Подсудимый Рысаков признал этот кинжал за тот, который у него был 1 марта.

Желябов: На дознании есть показание, что свидетель обнажил саблю.

Первоприсутствующий (свидетелю): Что заставило вас обнажить саблю?

Кох: В первый момент я обнажил саблю, предполагая, что народ будет рвать преступника, но затем я тотчас же вложил ее в ножны.

Унковский: Кроме тех слов Рысакова, о которых вы упомянули, вы ничего более от него не слыхали?

Кох: Он сказал только: "Я, ваше благородие, произвел взрыв", и затем назвал себя мещанином Грязновым.

Прокурор: На основании 626-й ст. Устава уголовного судопроизводства и состоявшегося определения Особого присутствия имею честь ходатайствовать о прочтении показания полковника Дворжицкого, не явившегося на суд по законной причине.

Прочитано следующее показание полковника Дворжицкого: Вчера, 1 марта, около 2 часов пополудни, государь император выехал в карете из Михайловского дворца и поехал по Инженерной улице, где при повороте направо по набережной Екатерининского канала обогнал взвод 8-го флотского экипажа, который отдал государю честь с барабанным боем. Я ехал вслед за каретой государя, в расстоянии не более двух сажен, позади двух конвоиров-казаков. Кучер государя ехал очень шибко. На расстоянии около 50 сажен от угла Инженерной улицы, в то время как с левой стороны у решетки набережной шел какой-то человек, а с другой шел солдат, под каретой государя раздался ужасный взрыв, распространившийся как бы веером. Я в это время стоял в своих санях и от взрыва упал на кучера, так как лошади мои, взвившись на дыбы, моментально остановились. Оглянувшись инстинктивно назад, я увидел солдат, хватавших какого-то человека. Бросившись к карете государя, я отворил дверцу его величеству и заявил, что преступник задержан, а затем предложил государю взять мои сани и проследовать во дворец. Но государь изволил пожелать прежде посмотреть на задержанного и в сопровождении меня по тротуару около решетки канала направился назад, к тому месту, где находился преступник, схваченный в расстоянии шагов 18–20 от остановившегося экипажа. Подойдя к задержанному, около которого уже стояла толпа народа, я опередил государя и, подойдя к задержанному, вынул у него из-за борта на левую сторону застегнутого пальто револьвер, а один из солдат в то же время вынул из бокового наружного кармана пальто небольшой кинжал с позолотой. Государь император, подойдя к нему, изволил спросить, кто он такой, причем задержанный ответил: "Мещанин", назвал свою фамилию, но какую именно – я теперь не упомню. Государь, стоявший на панели канала и говоривший с преступником вполоборота, повернулся и, сделав два шага по направлению к экипажу, обратился ко мне с приказанием показать ему место взрыва. В это время толпа народа находилась на набережной около преступника. На всем же пространстве по ширине улицы и ближе к экипажу я никого не заметил. Затем, получив приказание государя, я сделал не более двух шагов к месту взрыва, государь же остановился на панели. В это время раздался вторичный взрыв, по-видимому, около правой ноги государя, то есть со стороны улицы. Я услышал оглушительный звук взрыва. Меня точно обдало кипятком, и я получил такой толчок в спину, что, сделав невольно шага два вперед, упал на руки. Падая, я заметил какую-то женщину в черном бурнусе, бросившуюся бежать к Театральному мостику. В это же время я услышал за собой голос государя, сказавшего, кажется, слово "Помогите". Вскочив и обернувшись, я подбежал к нему. Он находился в полусидячем положении на тротуаре канала, спиной к толпе народа и к задержанному, а лицом к Театральному мостику. Схватив государя под руки в предположении, что он только ранен, я увидел, что обе его ноги были обнажены: кровь сильно струилась, и тело висело кусками. Тогда, опустив тяжело дышавшего и бывшего без сознания государя, я крикнул о помощи. Когда несколько подбежавших и, по-видимому, раненных взрывом лиц подняли государя и понесли по направлению к карете, подъехал его императорское высочество великий князь Михаил Николаевич, и, так как в карету, поврежденную уже первым взрывом, положить государя императора было нельзя, его поместили в мои сани, в которые сел его высочество великий князь Михаил Николаевич и еще какой-то офицер. Затем я, как израненный, ослабел, со мной сделалось дурно, и я был отправлен домой.

Свид[етель] Козьменко (рядовой Терского эскадрона конвоя его величества) показал: Мы шли из Исаакиевского собора; не доходя моста, услыхали выстрел и побежали. Какой-то голос сказал, что стреляют в государя императора. Когда я вскочил на мостик, вижу карету, и на козлах сидит кучер. Так как я его знал, то спросил: "Фрол Сергеевич, где государь император?" Он указал рукой на панель. Я побежал. Государь был окружен, но кем – не помню. Я сказал: "Ваше императорское величество, вы здоровы?" Они ничего не сказали. Я побег к преступнику, у которого солдаты при мне взяли кинжал и револьвер. Я обратно вернулся, но, когда сделал несколько шагов, раздался взрыв и меня откачнуло. Я вскочил и побег до государя императора. Его держали казаки. Подошел и я и сказал: "Ваше императорское величество, позвольте вашу руку". Он поднял правую руку и положил мне на плечо. Мы подняли его величество и стали сходить с панели. В это время подъехал его высочество великий князь Михаил Николаевич и кинулся к нам. Когда увидели они, то прослезились и приказали: "Несите за мной к карете". Когда поднесли, то я сказал, что в карету нельзя положить, и просил позволить нам нести его величество. После этого подали сани, в которые мы посадили государя. Мы поддерживали его величество с боков, а ротмистр Кулебякин стал спиной к кучеру и поддерживал ноги государя. Потом еще какой-то солдатик стоял сзади саней. Какой-то офицер снял фуражку, а я снял каску с его величества и надел эту фуражку, и этот же офицер дал шинель. Я держал руку перед глазами государя, чтобы не закидывало снегом. Дорогой его величество спросили ротмистра Кулебякина: "Ты ранен?" – г-н ротмистр молчит. Государь другой раз спросил, и я сказал г-ну ротмистру, что его изволит спрашивать государь. Тогда он ответил его величеству: "Обо мне нет слов, я легко ранен" и сам заплакал. Потом его величество более ничего не говорили. Когда уехали во дворец, то мы внесли его в покои и положили на койку.

Свид[етель] Луценко (рядовой Терского эскадрона конвоя его величества), объяснив, что плохо слышит вследствие полученного 1 марта повреждения головы, показал: Ехали мы из Михайловского дворца и повернули по Екатерининскому каналу. Встречался народ и отдавал честь. Нельзя было заметить какого-нибудь дурного человека. По каналу народу было немного. Встретился мальчик с санками, на которых была корзина. Мы проводили его глазами, и я не успел повернуться, как сделался взрыв. Я глянул в карету, и увидал, что его величество наклонился и потом вышли из кареты и пошли. Я повернул лошадь, соскочил с нее и побежал к государю императору. Они подходили к преступнику. Я не слыхал, что он отвечал. Когда государь отвернулся от преступника, то через несколько шагов раздался новый взрыв под ногами самого государя. Тут я не припомню, кто ухватил его под руки. Я с левой стороны подскочил, и мы подняли его на руки, и казак Козьменко тут же подскочил, и командир наш. Шагнули шаг, и его высочество Михаил Николаевич подбежал. У него сильно слезы полились. В карету нельзя было посадить. Ноги были сильно разбиты. Тогда подали сани полковника Дворжицкого. Мы посадили государя. Я с левой стороны, Козьменко с правой, и сзади не помню кто, а ротмистр Кулебякин держал ноги государя. Когда мы въехали на мостик, его величество изволили спросить г-на Кулебякина: "Ты ранен?", а он ничего не говорит; государь повторил: "Ты ранен?" – и ротмистр ответил: "Об нас слов нет, Вас, государь, жаль". На это его величество ничего не ответили. Привозим к собственному его величества подъезду, приподняли и понесли во дворец. Отворили одну дверь, а другую нельзя отворить было, ее сломали. С нами следовал его высочество Михаил Николаевич, и у него сильно слезы текли из глаз. Принесли в комнату, где государь император постоянно занимались, и положили на кровать. Его высочество Михаил Николаевич сказал нам: "Идите, ребята"; тогда и у нас сильно полились слезы, и не знаю, как мы и вышли из дворца.

Назад Дальше