Кворум есть. Приступаем к работе. У вас есть предложения по порядку работы Верховного Совета на 21 февраля? Прошу высказывать свои соображения.
Слово просит Светлана Петровна Горячева, заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР.
Горячева С. П. Выражая волю народов России, первый Съезд народных депутатов РСФСР избрал Председателем Верховного Совета РСФСР Бориса Николаевича Ельцина. В нем увидели человека, умудренного жизненным и политическим опытом, смело выступившего против устаревших официальных структур, способного осуществить радикальную, но реалистическую программу вывода России из кризиса. Именно с ним многие россияне, народные депутаты РСФСР, и мы в том числе, связывали свои надежды на возрождение России, восстановление достоинства ее народов, экономического и политического суверенитета.
Пришло время сказать, что эти надежды не оправдались. В прогрессивной поначалу деятельности Бориса Николаевича все явственнее стали проступать авторитарность, конфронтационность, стремление единолично решить вопросы внутренней, внешней политики, пренебрежение законом и мнением конституционных органов. Обещая способствовать единению общества, он привел парламент и республику к ожесточенному противостоянию политических сил. Крайне непоследовательна и противоречива позиция Председателя Верховного Совета РСФСР в вопросах экономической политики. В условиях нарастающего кризиса он пытается уйти от непопулярных решений, переложить их бремя на центр, на другие союзные республики, усиливая тем самым хаос и дезорганизацию в экономике. При этом игнорируются достигнутые договоренности, предложения собственного правительства, мнение членов Совета Федерации РСФСР…
Исходя из чувства долга и стремясь остановить дальнейшее сползание к развалу и хаосу, мы считаем назревшим вопрос о безотлагательном созыве внеочередного Съезда народных депутатов с повесткой дня: отчет о деятельности Председателя Верховного Совета.
Политическое заявление подписали: заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР Горячева, заместитель Председателя Верховного Совета РСФСР Исаев, Председатель Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР Абдулатипов, Председатель Совета Республики Верховного Совета РСФСР Исаков, заместитель Председателя Совета Республики Верховного Совета РСФСР Вешняков, заместитель Председателя Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР Сыроватко.
Разрешите передать ксерокопию этого заявления в Президиум Верховного Совета. Первый экземпляр мы направляем в средства массовой информации. Спасибо за внимание. (Аплодисменты.)
Прошло три года с того дня, когда прозвучало это памятное далеко не только мне выступление. Какой резонанс оно вызвало! И сколько копий было сломано по этому поводу! Естественно, я тоже не могу не остановиться на обстоятельствах, связанных с тем, что позднее окрестили "заявлением шести". Оговорюсь сразу: ситуация была непростой и далеко не однозначной, и даже по прошествии времени остается такой же. Постараюсь быть предельно откровенным. И надеюсь, что те, кто неправильно истолковал мои тогдашние действия, поймут меня.
Первый Съезд народных депутатов РСФСР избрал многих из нас на ответственные государственные посты. Поверив в свой статус и открываемые им возможности, я, как и некоторые мои коллеги, старался сделать что-то конкретное и значимое в рамках своих полномочий. Но вскоре многие из нас убедились, что фактически отчуждены от власти. Мы оказались беспомощными в попытках противостоять развитию негативных тенденций в политике и общественной жизни. Однако наши заявления о ненормальности такой ситуации радикальные депутаты почему-то истолковывали как желание снять ответственность с руководителей КПСС за содеянное в годы их правления и переложить ее на плечи парламента и его Председателя. Требование отчета Председателя Верховного Совета о проделанной работе представлялось почти как государственное преступление.
Союзное партийное и государственное руководство в свою очередь видело в нас радикалов.
Мы же, однозначно считая себя частью команды Ельцина, хотели лишь сформировать концепцию деятельности Верховного Совета и его Председателя, чтобы избежать будущих трагедий и кризисов. Причем стремились делать это без конфронтации и столкновений.
К тому времени противостояние Горбачева и Ельцина уже начало изматывать страну. В парламентской дискуссии и в прессе наши оппоненты представляли дело так, будто мы, шесть членов руководства Верховного Совета РСФСР, выступившие с заявлением, находимся в блоке с Президентом СССР. Это либо глубокое заблуждение, либо сознательная ложь. Да, мы верили тогда, что Горбачев способен сохранить Союз. Но мы видели промахи, непоследовательность его политики. Об этом говорилось в докладе Председателя Совета Республики Верховного Совета РСФСР Владимира Борисовича Исакова на втором Съезде народных депутатов РСФСР: "Многие просчеты и неудачи произошли по вине Президента страны. Я не сторонник разговоров на языке ультиматумов, но, может быть, Михаилу Сергеевичу действительно нужно подумать о передаче руля в другие руки. Я бы без колебаний проголосовал за то, чтобы доверить ему любой дипломатический пост".
Но, ясно видя ошибки Горбачева в масштабах Союза, мы были обязаны трезво оценивать и свою, российскую, политику. Нельзя было не видеть, что в России нарастают разрушительные процессы. Борьба с КПСС и союзным центром отодвигала на второй план государственные интересы, и в конечном итоге – интересы народа.
Вот только один пример. В 1990 году было собрано около 130 миллионов тонн зерна. Из них в государственные ресурсы предполагалось направить порядка 50 миллионов тонн. Однако из-за того, что органы управления Союза и Российской Федерации занимались в основном политическими баталиями, государство смогло закупить только 34 миллиона тонн зерна. Разве так можно вести хозяйство?
Зерно – это лишь один пример. Только слепой мог не видеть опасности углубления кризисных, деструктивных тенденций, того, что государство шло к неминуемому краху. Поэтому мы сочли своим долгом открыто и прямо сказать о наших тревогах. Борис Николаевич тогда был Председателем Верховного Совета. Может быть, ему Горбачев и не давал работать. А сам Ельцин? Разве он поощрял творческую, созидательную инициативу? Риторический вопрос.
Когда возникла идея переговорного процесса, идея консолидирующего "круглого стола", она ни у кого возражений не вызвала. На деле же это оказалось одной из политических уловок. Развернутая вокруг этого "стола" политическая шумиха на самом деле преследовала одну цель: отвлечь внимание от подлинных проблем, увести в сторону. Всерьез же поборники этой идеи не собирались садиться за стол переговоров. Шумя о консолидации, каждая из групп имела в виду консолидацию только на предлагаемой ею платформе. И правильно сказал Исаков: "Одного только стола далеко не достаточно, необходимо еще, чтобы на нем что-то лежало".
Говоря об экономическом положении, Исаков отметил, что вынесенная на Съезд программа обречена разделить судьбу трех своих предшественниц, которые умерли прежде, чем началась их реализация. Иными словами, время шло, а конструктивные преобразования оставались проектами.
Содержащиеся в докладе Исакова мысли и предложения не были восприняты депутатами, а лишь послужили поводом для сведения счетов между крайними левыми и правыми группами представленных в парламенте политических сил. Видя это, я, откровенно говоря, пожалел о том, что мы выступили с инициативой обратиться к парламенту с заявлением. Это не только не подвинуло депутатов к конструктивной дискуссии, но сыграло роль красной тряпки перед глазами быка. В личной беседе многие с нами соглашались. А как соберутся вместе – будто их подменили. Нас просто ошеломил взрыв агрессивности, озлобленности, нетерпимости в зале. На протяжении 20 минут, отведенных Владимиру Борисовичу для доклада, его прерывали, по моим подсчетам, около 20 раз шумом и выкриками. В такой обстановке невозможно было работать созидательно.
Совершенно иной была атмосфера во время доклада депутата Захарова – его перебили только два раза. И не потому, что в его выступлении было больше идей – оно носило сугубо формальный характер. Такая разная реакция аудитории свидетельствовала о том, что депутатов интересовало не содержание выступления, а партийная принадлежность выступающего. Позднее вообще прогрессивность или регрессивность депутата оценивалась по тому, как он относится к докладам и речам Бориса Николаевича: замешкался с их положительной оценкой – автоматически попадаешь в разряд реакционеров. Чуть ли не как во времена Сталина, когда степень преданности вождю определялась продолжительностью и интенсивностью аплодисментов. Знаю, что сам Борис Николаевич этого не требовал. Но он уже себе не принадлежал. Он принадлежал партии ниспровергателей, он был ее вождем.
Доклады Исакова и Захарова фактически не обсуждались, а дискуссия по ним усилиями активистов противостоящих политических групп была направлена в русло бесплодных баталий и политической риторики. Парламент ушел от поиска выхода из сложившейся ситуации. Между тем Советский Союз разваливался, Россия шла к кризису, а коренные вопросы оставались без ответа, заглушались аплодисментами, которыми разделенные непониманием, враждебностью и нетерпимостью депутаты одобряли своих единомышленников или "захлопывали" противников.
Скажу откровенно, я рассчитывал, что доклад Б. Н. Ельцина будет более новаторским и конструктивным. Оказалось, что первая его часть посвящена в основном анализу гигантских проектов, которые годами разрабатывались Политбюро ЦК КПСС. Разумеется, все они подвергались критике. Но этап критического осмысления к тому времени мы уже прошли. Борис Николаевич говорил о том, что экономика поставлена е ног на голову – сырье дешевое, а потребительские товары дорогие. Речь также шла о плановом ограничении потребления, тотальном контроле над экономическими процессами и т. д. Это тоже было общеизвестно. Прозвучали и другие моменты. "Предстоит возродить во многом утраченную культуру народов России, наладить связи с русским зарубежьем". Конечно, кто же возражает? "Мы должны создать условия для возвращения России в систему мирового рынка, мировой культуры". "Нам следует ликвидировать уродливую структуру многочисленных министерств, монополий". И это правильно, но об этом говорилось еще на XIX партконференции и первом Съезде народных депутатов РСФСР.
"Всякая реформа болезненна без реформы нравственной" – так сказал один великий мыслитель. Одну из основных причин переживаемых Россией трудностей я вижу в том, что задуманные реформы не базируются на естественной для нашей страны основе. Надо ли удивляться, что реформы до сих пор не поняты и не приняты, по сути, большинством населения?
Конечно, можно понять и Б. Н. Ельцина, его позицию. Нельзя исключать, что своим заявлением мы сыграли на руку консервативной части депутатов, не учли, кто и как может использовать наше выступление. Все это так. Но нельзя упускать из виду и то, что и леворадикальный блок своими действиями способствовал нарастанию противоречий, подталкивал к конфронтации. Мы же оказались между молотом губительного разрушительства и наковальней враждебно-крикливого непонимания.
Подобные тенденции наметились давно, о чем мне и многим другим депутатам неоднократно приходилось говорить. Речь, по сути, шла о том, как избежать обессиливающих страну, народ конфликтов на всех уровнях, начиная с противостояния Горбачева и Ельцина. Совершенно правильно сказал Борис Николаевич, что по прошествии шести лет факты свидетельствуют сами за себя – мы имеем дело не с перестройкой, а, скорее всего, с последней фазой застоя. Разложение и развал ускорились и приобрели всеобщий характер. К реформам мы так и не приступили. И мы это утверждали. Но, к сожалению, он не доводил анализ до логического конца: ведь эта оценка касалась как Союза, так и России. И об этом, в сущности, и шла речь в не воспринятых многими депутатами опасениях, высказанных в "заявлении шести".
Объективности ради надо отметить, что Борис Николаевич стал после Съезда действовать несколько иначе. Пример тому – новоогаревские встречи. Может, это был политический маневр, но сам этот факт был весьма обнадеживающим. Горбачев же, по-моему, не извлек из него особых уроков. Разрушение страны, общества продолжалось.
Я же не сомневался, что республиканские органы должны работать по-новому, действительно самостоятельно. Союзную тоталитарную систему следовало менять. Но делать это надо было цивилизованным путем. Правительство РСФСР не выполнило поручения первого Съезда о перераспределении полномочий между Союзом и республикой. Об этом сказал в своем выступлении Б. М. Исаев, говорил об этом и я в личной беседе с Б. Н. Ельциным. Ни Верховный Совет, ни Правительство не развернули конкретной повседневной работы, нацеленной на создание новых общественных отношений и институтов. Во властных структурах по-прежнему довлел дух противостояния. Привычнее было стоять на баррикадах, бороться за власть, нежели заниматься будничной, рутинной работой. Отсюда – снижение темпов производства, падение уровня жизни.
Была ли российская экономика, как говорил Борис Николаевич, колониальной, зависимой? Я бы сказал так: она была взаимозависимой. Колониальной она просто не могла быть, ибо работала на благо всех. Плохо работала, несовершенно? Да, плохо. Теперь же она начала вообще задыхаться. Но ничего не предпринималось для изменения ситуации, хотя возможностей у России было немало, несмотря на противодействие союзного центра. Я и мои единомышленники предлагали отказаться от крайностей во взаимоотношениях с Союзом ССР, распределить полномочия так, чтобы обеспечить суверенитет России и покончить с изнуряющей общество конфронтацией. Куда там: все громче, до истерики Горбачев обвиняет Ельцина, все энергичнее и смелее Ельцин обвиняет Горбачева. А страна пущена на самотек, люди, ищущие выход из этого удручающе тяжелого положения, попадают под град всевозможных обвинений как сторонников Горбачева, так и сторонников Ельцина.
Нас, тех, кто подписал то отчаянное заявление, тот крик вопиющего в пустыне, изо всех сил старались вытолкнуть, вышвырнуть из политической жизни. Отточенное веками оружие ненависти к инакомыслию разило без промаха, нанося глубокие моральные раны, хотя внешне все происходило вполне благопристойно, как проявление некоего гнева праведного. Да и предложения, по сути, вносились хорошие: проведение "круглого стола", создание демократической Конституции, обновление КПСС, развитие системы прямого народовластия, деидеологизация органов прокуратуры, юстиции и КГБ, армии и госаппарата, запрет на совмещение государственных и партийных должностей, немедленный мораторий на несогласованное законотворчество разных уровней.
Если бы все это было претворено в жизнь, ситуация сегодня была бы совсем иной! Сейчас, умудренный печальным опытом, я понимаю: стороны вносили настолько хорошие предложения, что заведомо было ясно – осуществлены они не будут.
Если возвратиться к докладу Бориса Николаевича, то он хотя и напоминал звучавшие совсем недавно речи генеральных секретарей, но хороших идей в нем было высказано все-таки немало. Да и то сказать: когда в России у политиков были плохие намерения? И где еще, как не в России, была столь длинная дистанция между намерением и свершением? Но об этом мало кто думал. Политики занялись дележом лавровых венков. Сторонники Ельцина полагали, что выиграли они и можно дальше рушить систему. Команда Горбачева считала, что вполне напугала Ельцина и систему можно укреплять. Правда, при этом забывались судьбы Отечества. Но политики были уверены: никуда оно не денется, Отечество. Главное, чтобы власть не ускользнула из рук.
Все обвинения, которые только можно высказать, все оскорбления мы, выступившие с заявлением, выслушали. Как это ни покажется странным, но многие из тех моих "обвинителей" на самом деле не были, а уж тем более не являются сегодня моими политическими врагами: думаю, что решающую роль в том случае сыграла не только политическая конъюнктура. Время действительно оказалось лучшим судьей. Но того, что произошло, не исправишь. В этом – одна из трагедий человеческого бытия: мы кричим, сводим счеты с теми, кто потенциально может быть нашим другом. От недопонимания друг друга – все трагедии.
Действия политика, если он, конечно, не чистой воды конъюнктурщик, нельзя оценивать, основываясь лишь на отдельных заявлениях и поступках. Чтобы понять то, что принято называть политической линией, надо принять во внимание всю совокупность предпринятых политиком шагов и тот исторический контекст, в котором он действует. Острота политической борьбы консервативных и радикальных сил к началу 1991 года достигла пика. Мы все это чувствовали. Но нужно было что-то делать, предпринять какой-то решительный шаг. И такой случай представился. Однажды ко мне зашли Исаков В. Б. и Вешняков А. А. и рассказали о заявлении более чем 250 депутатов, требующих созыва внеочередного Съезда народных депутатов Российской Федерации. Поскольку, согласно закону, этого достаточно для созыва Съезда, может быть, разумнее будет обнародовать нашу позицию? Тем более что о необходимости перехода от конфронтации к созидательной работе мы с Ельциным говорили не раз. Сошлись на том, что молчать больше нельзя.
Не скрою, это решение далось мне нелегко. В главном, решающем – борьбе с консервативным руководством КПСС, компартии России, с политически безвольным Президентом СССР, бюрократическими союзными структурами – я с Ельциным был солидарен. Его авторитет держался высоко, и от нашего заявления он бы не пострадал. С точки зрения личного благополучия наше заявление ничего хорошего не сулило. Все это я прекрасно осознавал. И все же решил поддержать идею выступления с заявлением, поскольку, как ни странно, надеялся, что оно может придать более конструктивный, созидательный характер политике Ельцина и Горбачева.
Для меня изначально было ясно, что вопрос об отставке Ельцина не возникнет. Я, как и многие другие депутаты, большинство российских граждан, видел в нем признанного лидера. И требование его отставки еще больше накалило бы и без того напряженную обстановку в парламенте и обществе в целом.