Правда и ложь
У Писателя целая библиотека антисоветской, разоблачительной, советологической, кремленологической и прочей литературы такого рода. Он черпает сведения и суждения о советском обществе главным образом из этой литературы, а не из своего жизненного опыта. Последний оказался у него чрезвычайно мизерным, как и у всех прочих критиков режима и разоблачителей (за редким исключением). Я не перестаю поражаться этой слепоте людей, купавшихся в океане фактов советской жизни, но не понявших в ней почти что ничего. Вот я держу в руках книгу известного критика советской системы и сталинизма, весьма популярного в диссидентских кругах в Москве. "Красная Армия, – пишет сей бывший советский партийный чиновник, – не хотела воевать (во время войны с Германией), народ жаждал поражения собственного правительства". И дальше: "Дряхлость Сталина совпала с дряхлостью режима". И такого рода глупости и нелепости почти на каждой странице. "Как вы это расцениваете?" – спрашиваю я Писателя. "Чушь, конечно, – говорит он. – Я был на фронте с первых дней войны. Мы рвались в бой. Но такие оговорки – мелочь. Главное – описание структуры власти и системы тут..." – "Еще большая чушь, – говорю я. – Это я говорю вам как специалист. Книжечки эти рассчитаны на невежд с определенными умонастроениями. Интеллектуальный уровень их не выше уровня заурядного партийного аппаратчика. И роль их объективно состоит в том, чтобы задурять мозги западному обывателю насчет советского общества". – "Что же делать?" – говорит Писатель. "Разоблачайте, – говорю я, – но умно и справедливо. Вы прожили в России шестьдесят лет. Участвовали в коллективизации, та войне, в послевоенной борьбе со сталинизмом... Напишите обо всем этом, но правдиво". – "Не напечатают, – говорит он. – А напечатав, разгромят как советского агента". – "Ну что же, тогда лгите", – говорю я. "Не получается", – вздохнул он.
Решение судеб
Повесился Нытик. Об этом узнали только на третий день, когда из его комнаты потянуло зловонием. Нас попросили помалкивать об этом случае, дабы не портить гармоничную картину эмиграции. Но нас и уговаривать не надо было. Мы сами позабыли о Нытике в тот же день. Как будто его вообще не было. Я вычеркнул Нытика из моего списка советских агентов и из моей памяти.
Битва против Режима
Советские власти разрешили Свояченице покинуть Советский Союз. Циник заявил, что он разочарован. Он думал, что советские власти суть настоящие тираны, а они, оказывается, просто слабаки. Энтузиаст пожал Цинику руку. А я вычеркнул Циника из моего списка советских агентов.
А в этом время
Запад ликует по поводу великой победы сил демократии. Еще бы не ликовать! Свояченица получила разрешение покинуть пределы нелюбимой Родины! Какое грандиозное событие! А что происходит в это время в глубине советской жизни? На это Западу наплевать. С его точки зрения, никаких глубин в советской жизни нет и не может быть. Что еще может быть глубже желания Свояченицы покинуть застенки большевизма?! А если в это время "под шумок" уничтожили нескольких настоящих, но никому (кроме КГБ) не известных борцов против "режима", это не в счет. Поскольку Запад об этом не знает (да и знать не хочет), то этого считай, что вообще нет и не было. Несколько лет назад был аналогичный случай. Тогда Другой Великий Диссидент вел героическую борьбу за возможность позвонить во Францию. Великому Диссиденту через три часа после решительного протеста Мировой общественности разрешили разговор с Парижем. В этом разговоре он подтвердил, что ему действительно запретили этот разговор. Запад тогда тоже праздновал победу. А в одном провинциальном городе в это время уничтожили некую "террористическую" группу. Об этом деле мне проговорился по пьянке знакомый следователь КГБ. Он рассказал также, что члены группы пытались установить контакты с западными журналистами и столичными диссидентскими лидерами. Но те сочли их провокаторами КГБ. Очень удобная позиция! Наши ведущие диссиденты не могли допустить даже мысли о том, что, кроме них, в России еще кто-то способен бороться против "режима", да к тому же бескорыстно и без расчета на известность на Западе.
Решение судеб
Получил работу в маленьком городке на севере Германии Циник. Весь день мы пьянствовали с ним. "Как устроюсь, сразу напишу, – сказал он на прощанье. – Приезжайте ко мне в гости. Денег у меня будет теперь полно. Выпьем как следует, по-московски. Поболтаем. Не унывайте! Скоро и ваша судьба решится".
Битва против Режима
На первых страницах газет подробности голодовки Великого Диссидента. Где-то на десятых страницах – сообщение о том, что Советский Союз увеличил поставки оружия в страны Африки, строящие социализм, и послал еще двадцать тысяч войск в Афганистан. Шутник говорит, что Великий Диссидент научился голодать. Теперь он может использовать свой опыт и объявить новую голодовку с... "С требованием вывести советские войска из Афганистана!" – заорал Энтузиаст. "Зачем так мелочиться?! – сказал Шутник. – Есть повод поважнее: лампочка в коридоре перегорела".
Допрос
– Как можно ослабить и разрушить советскую систему изнутри?
– Позвольте, я сначала расскажу вам одну притчу, а потом общую идею. Я мог бы, как Христос, ограничиться одной притчей. Но, как показал опыт истории, даже ближайшие ученики Христа не понимали смысла его притч, а последующие поколения толковали их вкривь и вкось. У нас, у русских, еще со времен баснописца Крылова идет хороший обычай: давать популярное пояснение даже самым примитивным притчам. Правда, это тоже мало помогает: люди все равно ничего не понимают. Но зато совесть чиста.
Жила-была хорошая, интеллигентная советская семья. Муж и жена – ученые. Квартирка, разумеется, тесная. Родители умерли – в квартирке стало свободнее, светлее, радостнее. Но была одна крупная неприятность у почти счастливой пары: престарелая бабушка. Бабушке было под девяносто, а умирать она и не думала. Крепкая старуха была, чтоб ей на том свете худо было. И даже зубы кое-какие сохранила. Здоровые зубы, как у лошади. И житья от нее, можно сказать, не было.
И решили тогда интеллигентные супруги уморить опостылевшую бабушку голодом. Но не сразу, а постепенно. Рассчитали рацион, достаточный для этого. Муж работал в важном институте, рацион этот на электронных машинах рассчитал. И начали проводить свой замысел в жизнь. Что творилось со старухой – ни в каком фильме ужасов не увидишь ничего подобного. Желтая, худая, с лязгающими лошадиными зубами, она бродила по квартире круглые сутки в поисках какой-нибудь пищи. Но... Но ожидаемого эффекта не получилось. Прошло три месяца, еще три месяца. И еще три. А старуха становилась даже еще крепче. Показали врачу. Осмотрел он бабушку. Сказал любящим внукам, что она вполне здорова, что она, как египетская мумия, тысячу лет проживет.
И охватил супругов ужас. Что делать? Прослышали они об одном Мудром Человеке, который неизлечимые болезни лечил и советы для неразрешимых ситуаций давал. "Эх вы, люди! – сказал Мудрый Человек. – Знаете, что есть самая сильная сила в мире? Добро! Возлюбите свою бабулю, окружите ее вниманием, купите курочку, а еще лучше – уточку. Пусть кушает на здоровье. И живите в мире". Обругали супруги Мудрого Человека последними словами. А что делать? Решили попробовать – все равно терять нечего. Так и поступили. И уже через три дня похоронили любимую бабушку.
– Значит, Запад правильно поступает, поставляя в Советский Союз продукты питания и техническое оборудование?
– Прав был Христос: слыша, не слышат. Помощь Запада не улучшает положения советского населения, она лишь облегчает властям их усилия по укреплению военной мощи страны. Советское общество посложнее той старушки. Какая мера и комбинация добра и зла должна быть причинена советскому обществу, дабы оно удовлетворило вашим заветным мечтам, – это надо еще суметь рассчитать, причем с учетом натуры и состояния этой "старушки". Западным советологам, кремленологам, сотрудникам разведывательных служб, журналистам, критикам режима и дилетантам из эмиграции эта задача не по зубам.
– А кому она по зубам?
– Если такой человек найдется, то он получит по зубам. Считайте, что это каламбур.
– Смогут ли в "Центре" решить эту задачу?
– Никогда и ни при каких обстоятельствах.
– А смогли бы вы это дело организовать?
– Смог бы, но мне не позволят. -Кто?
– Все те, кто причастен к этому делу. А их – легион.
– Но ведь без участия большого числа людей в наше время серьезное дело не делается.
– Верно. Но тут нужна интеллектуальная диктатура немногих, но действительно способных и одержимых стремлением к научному успеху людей.
– Эта идея чисто советская. Здесь же демократия.
– Такой демократии и в Советском Союзе в избытке. А вот настоящей диктатуры и там, увы, большой дефицит.
Опять о будущем
В "Центре" идет симпозиум, посвященный социально-политическому устройству России после падения советской власти. Собрались специалисты со всего света. Я от скуки тоже забрел туда. Попал на доклад одного из ведущих теоретиков эмиграции. Основной тезис доклада – Россия должна (именно должна!) вернуться в "послефевральское", но и в "дооктябрьское" состояние. Бурные аплодисменты вдохновили докладчика на новые глупости. "Частное хозяйство имеет неоспоримые преимущества перед общественным, – кидал он в зал свои "несокрушимые" аргументы. – Например, в частном владении в Советском Союзе находится всего один процент обрабатываемой земли, а овощей на ней производится больше, чем в колхозах и совхозах. Что еще может быть убедительнее?! Централизованное руководство экономикой препятствует развитию промышленности и прогрессу технологии. Рухнула система планирования. Планы не выполняются. В стране царит хаос. Потерпела банкротство марксистская идеология. Никто уже не верит в марксизм. Идейный разброд разъединяет монолитность общества. Всеобщая коррупция стала движущей силой поведения людей. Исчезли идейные борцы за коммунизм. Деградация культуры..."
Мне стало тошно. Я потихоньку выбрался из аудитории. За мной увязался какой-то тип.
"Стоило эмигрировать, чтобы слушать таких идиотов, – сказал он. – Они думают, что если на данном участке производится столько-то овощей, то будет производиться вдвое, втрое, вчетверо больше на вдвое, втрое, вчетверо большем участке. Силы человека ограничены. На участке вдвое больше он произведет, может быть, лишь в полтора раза больше. А начиная с некоторого момента увеличение обрабатываемой площади не будет играть роли или будет действовать в обратном направлении. С ростом участков должно возрастать число вовлекаемых в хозяйство людей. А проблемы хранения, сбыта, доставки, конкуренции?!
О каком идейном крахе советской системы они говорят? – продолжал Тип. – Здесь миллионы людей в любую минуту готовы предать все ценности западной цивилизации. Я тут десятый год. И еще не встретил ни одного идейного защитника этих самых ценностей. Такие идейные защитники Запада могут появиться только из нас, из советских людей".
Выхода нет
Мы вышли на улицу. "Вот где будущее Запада, – сказал Тип, указывая на группы студентов. – Сумеет ли Запад взять контроль над ними? Впрочем, это их дело. У нас свои заботы. Тут тучи спекулянтов за счет русской темы, а русских среди них почти что нет. Западное общество настоящих русских не принимает. Здесь кого угодно могут признать, только не настоящего русского. Перед русскими тут какой-то затаенный страх. Западные люди в глубине души хотят, чтобы мы остались на уровне матрешек, балалаек, самоваров, частушек и переплясов. И очень злятся, когда мы чем-то обнаруживаем свое превосходство. Стараются это замолчать, принизить или испачкать. А у себя дома мы сами делаем все, чтобы помешать своим близким вырасти в нечто значительное.
Они болтают о России, – продолжал свое словоизлияние Тип, – а что они знают о реальной России? Если вы назовете русского человека лапотником, они вам зададут вопрос: а что такое лапоть? Когда-то мы провели опрос в самых глухих уголках России. Большинство опрошенных ответили, что они никогда не видели лапти. До недавнего времени все русские были убеждены, что картошка испокон веков росла на территории России. Казалось, что русский человек и возник в результате перехода наших животных предков от мясоедения к картофелеедению. Пройдет еще немного лет, и в России восторжествует мнение, будто картошка растет только в Америке, причем на деревьях, а Россия производит танки, ракеты, спутники.
Русский народ уже получил свое будущее. И потому он равнодушен к будущему. Он уже имеет свою историческую ориентацию. Лишь катастрофа может изменить ее. И вообще, судьба русского народа не есть проблема русская. Это проблема тех, кто боится того, что русский народ проявит свои скрытые силы и будет сражаться за достойное его масштабов место в истории человечества.
Эти болтуны считают себя русскими. Но чтобы быть русским, мало уметь говорить по-русски, вырасти в русской среде, читать русских писателей. Нужно иметь нечто большее: судьбу русского человека. А вот этого они как раз не хотят. Они предпочитают судьбу западноподобных людей, лишь специализирующихся на русской теме.
Считается, что мы, русские, склонны к ностальгии. А дело тут не в ностальгии, а в чем-то другом. В чем – до сих пор не могу толком разобраться. Только оказавшись здесь, я ощутил, чем была для меня Россия и что я потерял. Потерял безвозвратно. Если бы случилось чудо и я вернулся бы обратно, это все равно не было бы восстановлением моей прежней связи с Россией. Будучи оборвана однажды, эта связь уже не может быть восстановлена никогда. Я уверен, что боль от этого разрыва была бы еще сильнее, если бы я вернулся. Тут хоть какая-то надежда остается на то, что можно вернуть прошлое. А вернувшись, расстанешься и с этой последней надеждой. Теперь я хорошо понимаю тех эмигрантов, которые в свое время вернулись в Россию на верную гибель, презрев все грозные факты и предупреждения. Разумом я понимаю, что та Россия, тоска по которой изводит меня здесь, на самом деле давно не существует. Но это нисколько не ослабляет тоску. Наоборот, это еще более усиливает ее – к ней присоединяется тоска по безвозвратно ушедшему прошлому. Я знаю, что наша российская жизнь и в прошлом была кошмарной. И от сознания этого становится еще тоскливее. И никакого просвета в будущее".
Мы шли по узеньким улочкам города, битком набитым машинами. Вот специальная полицейская машина увозит шикарный "мерседес", оставленный в запрещенном месте. "Смешно, – сказал Тип, – на Западе машин полно, зато ставить их негде. У нас машин мало, зато места для них сколько угодно. Что хуже?"
Я слушал Типа и испытывал удовлетворение оттого, что я не одинок в своей судьбе. Мы обменялись телефонами. На другой день я позвонил по телефону, который он дал мне. Мне ответили, что такой человек там не проживает.
Моя ошибка
В Москве я сделал попытку построить научную теорию коммунистического общества. Причем не для широких масс населения, а для служебного пользования внутри ограниченного круга интеллектуальной элиты. Рукопись у меня отобрали. Произвели тщательный обыск дома на предмет черновиков. Взяли подписку о том, что я больше не буду работать в этом направлении и не буду распространять свои идеи. Эти меры мотивировались тем, что у нас документы с грифом "Для служебного пользования" вскоре становятся достоянием многих, и моя теория будет играть роль антисоветской пропаганды. Моя идея, что недостатки нашего общества суть необходимые следствия и проявления его достоинств, была сочтена научно несостоятельной и идеологически порочной. Раз основы общества хорошие, то и вырастающие на этой основе явления жизни должны быть хорошими. Значит, наши недостатки преходящи и не имеют отношения к сущности самого нашего общественного строя. Я признал свои ошибки и на несколько лет законсервировал свой мыслительный аппарат.
Согласившись на предложение Вдохновителя и получив разрешение действовать по своему усмотрению, я решил использовать, казалось, неповторимый случай в своих личных интересах. Я сразу дал понять всем соприкасавшимся здесь со мной лицам, что я имею свою объективную теорию советского общества и что могу лучше других организовать научное исследование этого общества. Это была непоправимая ошибка. Тут тоже нужна мобилизующая ложь, а не сеющая пессимизм правда. В моей идее единства достоинств и недостатков коммунизма мои здешние судьи опускают ударение на недостатки и видят лишь констатацию достоинств. С их точки зрения, дурные следствия производятся дурными причинами, и потому коммунизм не может иметь существенных достоинств. Значит, моя научно объективная теория есть просоветская пропаганда.
Решение судеб
Энтузиаст получил "социал-вонунг" – двухкомнатную квартиру за мизерную плату. Теперь он грозится вызвать сюда кучу московских родственников и друзей: КГБ с удовольствием выбросит из страны еще Нескольких паразитов, шизиков, пенсионеров и, само собой разумеется, своих агентов. А немцы со своей "больной совестью" зашли так далеко, что уже не способны воспрепятствовать этому. Грузить вещи Энтузиасту помогали все наличные пансионеры. Он за это время здорово обарахлился на местных распродажах. А из Москвы он ухитрился привезти целую библиотеку книг, в том числе полные собрания сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. С отъездом Энтузиаста в Пансионе стало тише и еще пустее.
Шутник
Из нашего "заезда" в Пансионе остались только супружеские пары Художника и Диссидента, которых я почти не вижу, и Шутник. Шутник ждет визу на въезд в США. Мы шляемся с ним по городу и пропиваем все, что нам перепадает. Он рассказывает забавные московские истории. Вот в таком духе.
– Я жил в самом диссидентском районе Москвы, – говорит он. – Наш дом был почти полностью диссидентский, за редкими исключениями. КГБ, естественно, проделывал у нас всякие штучки, главным образом идиотские. Вы можете объяснить, почему Они Там такие идиоты? Поручили бы это дело мне, я бы в полгода из диссидентов сделал бригаду коммунистического труда. Жил у нас в подъезде один тип, принадлежавший к упомянутым исключениям. Секретарь партбюро в своем учреждении. Этажом ниже жил Н. В КГБ решили устроить провокацию в отношении Н., подсунуть ему доллары, провести обыск и обвинить в валютных махинациях. Агенты КГБ спутали этажи (у нас это неудивительно) и подсунули доллары партийному секретарю. Жена Секретаря устраивала генеральную уборку и обнаружила доллары. Как честные коммунисты, они их утаили и на другой же день ринулись в "Березку". Там их задержали. В КГБ на них очень рассердились. Секретаря провалили на следующих выборах в партбюро. А Н. потребовал у Секретаря соответствую'