- Да вы садитесь, чего ж стоять-то, - растрогавшись, пригласила хозяйка. Муж ее тоже воевал, и она рада была помочь фронтовику. - Садитесь. Я чаю согрею. У меня-то Костровы не снимали. Может, в соседях…
Капитан присел на краешек стула. Лицо его было расстроено. Надо ведь такому случиться. Сколько времени ждал встречи, и такая незадача. Корнев посочувствовал ему:
- Бывает. Может, действительно, путаница с адресом.
Сомнения в том, что незнакомец действительно тот, кого они так терпеливо ждали, не было. Это был один из тех, о ком регулярно сообщал Центр. Сначала перечень сузился до трех человек. Этот - Силенко. Предатель и абверовский агент, учился в той же разведшколе, что и Анисин.
- А вы здесь живете? - поинтересовался капитан. Невинный вопрос был частью пароля.
- Да, с приятелем снимаем у Ольги Ивановны комнату, - как можно беззаботнее ответил Корнев. - Он вышел ненадолго.
Капитан был почти на голову выше его, шире в плечах, да и питался, наверно, не в скромной военной столовке. Откормлен, морда лоснится. Кобура пистолета предусмотрительно расстегнута. "Силен зверь, - раздумывал Корнев, - Как же мне взять его? В рукопашной придавит. И самбо не поможет. Приемчиками и он, конечно, владеет. Ну, чего ж ты молчишь? - подстегнул он себя. - Говори. Не то насторожится гад…"
Со двора вошла хозяйка и с шумом двинула ведро под скамью. Условный сигнал - гость пришел один, во дворе никого нет - подтолкнул Корнева.
- Давай закурим, капитан, - простецки предложил он. И, поднявшись, похлопал себя по карманам в поисках портсигара, демонстрируя, что оружия у него нет. - "Беломор" у нас с Сашкой отличный…
- Не-е. Спасибо. Я своего, армейского. - Капитан достал кисет, оторвал клочок газеты и принялся вертеть козью ножку.
- Руки! Руки вверх! - Воспользовавшись мгновением, Корнев выхватил из заднего кармана брюк пистолет и отскочил назад. - Двинешься - стреляю!
Капитан медленно поднял руки, зло прикусил губы.
- На колени! Вставай на колени! Теперь ложись, вытяни руки!
Незнакомец покорно распластался на полу. Из-под задравшейся полы шинели виднелся раздувшийся карман брюк, застегнуый на булавку. "Не граната ли? - Корнев подошел, ткнул носком сапога. - Нет, скорее деньги". Он вытащил из кобуры лежавшего пистолет и облегченно вытер со лба пот.
Сотрудники, появившиеся через несколько минут, увидев Корнева с пистолетом в руке, еще на пороге выхватили оружие. Шпиона связали, обыскали и усадили на стул. Корнев уселся напротив и спросил:
- Ну, как поживаете на гетмановской дачке? Зарвиц здорово обдирает вас в карты?
Капитан не ответил, попросил закурить. Затягиваясь папиросой, он, очевидно, оценивал положение, в котором оказался: то ли чекисты его взяли, то ли свои устроили проверку?
- Чего ж молчишь, Силенко? Иль забыл Зарвица?
- Не дури, Мамонт! Узнал же. - Капитан пошевелил связанными руками. - Развяжи. Ротмистр тебя вспоминает. А в картах он теперь ас.
- Один прилетел или с напарником?
- Один.
- Что просил я, привез?
- Привез. На вокзале, сдал в багаж. Да развяжите, наконец, - видимо, поверив, что он среди своих, разозлился Силенко.
- Это потом, - усмехнулся Корнев и распорядился, чтобы вызвали машину.
Утром из Москвы прилетел Светличный. Допросил шпиона. Сведения оказались, очевидно, настолько ценными, что обычно сдержанный полковник поблагодарил Корнева.
- Большого зверя поймал, Федор Викторович. Увезу его с собой. Можешь гордиться: операцию провел на пять. А о своих не беспокойся. Живы, здоровы. Братья твои партизанят. Эдик был ранен, сейчас снова воюет…
5
Через тридцать лет с городом надо знакомиться заново. С годами он вырос и помолодел, украсился новыми кварталами, зданиями, скверами. Но места, с которыми связано столько воспоминаний, память хранит надежно, и Федор Викторович находит их довольно быстро. Дом на Интернациональной, где была квартира "резидента" немецкой разведки; кинотеатр, горотдел НКВД…
У нас впереди целый день. Корнев человек теперь сугубо штатский, работает в Куйбышеве на одном из заводов, но сегодня отпущен начальством, и мы стараемся максимально использовать эту возможность.
Вспоминать о войне трудно. Я знаю, что нелегко сейчас и Федору Викторовичу. Здесь, в Сызрани, в сорок четвертом он получил трагическую весть из-за линии фронта. Братья Павел и Владимир погибли в бою с карателями. Эдуард вернулся домой инвалидом. Вскоре после войны умерла помощница Федора Викторовича, хозяйка квартиры на Интернациональной, когда ее дочке было всего пять лет.
Мы стоим у дома, и Федор Викторович рассказывает, какой замечательной души была эта простая русская женщина. Солдатка, мать. Как, рискуя собой, ребенком, она помогала чекистам. Мужественно и беззаветно.
Больше года существовала квартира "резидента". После того как был взят Силенко, радиосвязь с немецкой разведкой активизировалась. Анисин сообщил, что помощник наконец прибыл и они работают теперь вдвоем.
Под Сталинградом готовились к решительному перелому в войне, скапливалась сила для сокрушительного удара. А из Сызрани во вражеский тыл потоком шли радиограммы о том, что эшелоны, пароходы и баржи с живой силой и техникой в нарастающем количестве идут на Москву.
Осенью немцы стали проявлять особый интерес и к Сызрани. Они потребовали от резидентуры указать военные объекты, заводы оборонного значения для бомбежки. Чтобы отвлечь внимание, в ответ отправили радиограмму, в которой сообщали, что Анисину и Силенко удалось завязать связь с охраной железнодорожного моста через Волгу и есть реальная возможность взорвать его. Ответ пришел в тот же день. Немцы приказали немедленно ликвидировать связи с охраной. "Ваше дело - разведка. Мостом займется авиация", - подчеркивалось в радиограмме.
Косвенное сообщение о готовящейся бомбардировке моста помогло нашей авиации. Армада вражеских бомбардировщиков была встречена далеко от окрестностей Сызрани. К мосту удалось прорваться только одному самолету. Но и тот, встреченный зенитным огнем, сбросил бомбы далеко от цели, в волжскую пойму.
Когда версия с подготовкой к взрыву моста не прошла, внимание вражеской разведки от Сызрани попытались отвлечь другим путем. Ежедневно стали сообщать о резко возросшем потоке воинских грузов на железной дороге и Волге. Маршрут их в основном указывался тот же - московский. Немцы клюнули на эту удочку и настойчиво потребовали уточнения характера грузов: марки самолетов, танков, калибры артиллерии и т. д. Дезинформация из Сызрани росла с каждым днем и приобретала все большее значение.
Было естественно ожидать, что после Сталинградской битвы доверие к резидентуре в Сызрани у немцев упадет. Ведь буквально за несколько дней до начала исторического сражения фашистские главари были совершенно уверены, что на этом участке Восточного фронта им ничто не грозит, и считали дни и часы, когда падет Сталинград и наша страна будет обречена окончательно. Однако двусторонняя связь поддерживалась и дальше.
Центр принял решение разбомбить вражеское гнездо под Варшавой. Полковник Светличный вызвал Корнева, поручил ему уточнить у радиста местонахождение вражеской разведывательной школы и немецкого штаба. Такая информация в Москву немедленно была передана. Но буквально через час Корнева снова пригласили к телефону.
- Ты сам-то веришь в то, что передал? - недовольно спросил Светличный.
- Конечно, товарищ полковник.
- Тогда объясни, как твоему подопечному удалось с точностью до метра, повторяю, с точностью до метра указать расположение жилых корпусов, учебных зданий, столовой, складов и так далее? Он что, с рулеткой там бегал?
- Я верю Анисину, товарищ полковник.
Вынашивая мысль о переходе к своим, радист пользовался каждым случаем, чтобы собрать необходимую информацию. Расстояние между объектами в разведшколе измерял по нескольку раз, шагая в строю, прогуливаясь, направляясь в столовую, на занятия. Шаги скрупулезно переводились в метры, тщательно запоминались. Отсюда кажущаяся подозрительной точность.
Вражеский разведцентр подвергли бомбардировке. Но через несколько дней из-за линии фронта снова поступили радиограммы, запросы. Как установили, уже с запасной базы. Разбомбили и ее. Но связь немцы не прекращали.
Она действовала и в сорок третьем…
Подполковник в отставке И. Редькин
КОНТРРАЗВЕДЧИКИ НА ФРОНТЕ
Наши части ворвались в Киев. Танки гвардейского корпуса, в отделе контрразведки которого я тогда служил, добивали фашистов на окраинах города. Отдел наш только начал разгружать свой нехитрый багаж в отведенном помещении, а первый заявитель уже ждал у двери. Его привел офицер-политработник, которого этот пожилой киевлянин остановил на улице и начал рассказывать о скрывающемся в городе вражеском агенте. Начальника отдела на месте не оказалось, привели киевлянина ко мне. Сели мы на подоконник - стульев для отдела еще не раздобыли. Заявитель кратко и толково изложил суть дела.
В дни хозяйничания немцев у него в соседях поселился некий Шаповаленко, якобы приехавший из Одессы. В том доме раньше жил известный в городе ученый. Фашисты расстреляли ученого, уничтожили его семью, а хорошо обставленную квартиру отдали "одесситу". Одно это уже вызвало подозрение у соседей. Они начали к нему присматриваться. Жил Шаповаленко широко, устраивал гулянки. Непохоже было, чтобы он служил: бывал дома даже днем. Но насторожило другое: соседи несколько раз видели его при входе в отделение гестапо. Нередко приводил он к себе молодых ребят, которые потом вместе с ним куда-то уезжали. Сам он возвращался, а ребята эти больше не появлялись, приходили другие. По сообщению заявителя, Шаповаленко не успел уехать с гитлеровцами, хотя и готовился, в настоящее время скрывается у себя дома.
- Пожалуйста, проверьте: очень он подозрителен, я уверен - это враг, - повторял посетитель.
Я взял с собой автоматчиков и пошел по указанному адресу. Квартира оказалась запертой. На звонки и стук никто не отзывался. Пришлось открыть самим. В квартире все цело, но видно следы спешных сборов. В комнатах - ни души. На плите кофейник - остатки коричневой гущи еще теплые. Значит, хозяин где-то здесь, поблизости. Разыскали его в подвале - прятался в темном закутке под разным старьем. Сделал вид, что обрадовался нам, русским. Клялся и божился, что спрятался от фашистов, которые якобы его разыскивали, и он два дня не выходил из подвала. Назвался бывшим торговым работником из Одессы, при оккупантах занимался коммерцией. Говорил всякую чепуху о своей помощи нашему подполью, партизанам. Было ясно - врет, в чем-то он виноват. Не теряя времени, мы приступили к тщательному обыску квартиры. В библиотеке из-под многочисленных толстых томов книг вытащили пачку фотографий. Добротные, сияющие глянцем снимки, на большинстве - фирменные знаки берлинских фотографий и дарственные надписи. В другом тайнике обнаружили немецкие пропуска, письма.
Допрос я продолжил у себя в отделе. Пока мы ездили, комендант раздобыл стол, расставил стулья, протянули телефон. И вот сидит передо мной пятидесятилетний мужчина. Обрюзгшее лицо, блестит лысина. Одет немного старомодно, но во все добротное. Я не стал затягивать допрос общими вопросами - в освобожденном городе других дел было много - и начал с фотографий. На одной из них четверо в немецкой форме и рядом Шаповаленко в костюме. В середине - немецкий майор с железным крестом на груди.
- Это Вислов, - охотно пояснил задержанный. - Крест он получил за Францию. С 1941 года на Восточном фронте. Был начальником разведшколы, готовил русских для заброски в тыл Красной Армии. Последний раз встретились здесь, в Киеве. Это было три месяца тому назад. Сказал, что направляют на фронт. Знаю его давно. Принимали его в высших кругах военной разведки и гестапо. Хвастал, что бывал у Гиммлера и один раз на докладе у фюрера. Правда ли это - не уверен. Сам он бывший русский граф, служил в белой армии, эмигрировал в 1918 или 1919 году. Рядом с ним на снимке - обер-лейтенант - тоже русский, я его знаю плохо…
- А теперь расскажите о себе, - сказал я Шаповаленко, прервав его многословное показание о других.
- С чего начать? - спросил он изменившимся, охрипшим вдруг голосом. Хитрить ему не было смысла - изъятые документы разоблачали его.
- Начинайте с того, как стали работать на немецкую разведку, - предложил я.
- Извольте, - согласился Шаповаленко. - Я из мелких помещиков. В Воронежской губернии мы имели двести десятин земли. Собрав все ценное, в восемнадцатом я выехал за границу. Жил в Вене, потом в Праге. Как ни экономил, моих запасов хватило лишь на десять лет, я оказался на положении нищего, существовал на крохи, которые удавалось выпрашивать в русских эмигрантских организациях. Когда в Германии к власти пришел Гитлер, среди эмигрантов прошел слух, что там не отказываются от услуг белой эмиграции. Я выехал туда и оказался на службе в разведке. Пригодилось знание языков. В 1942 году меня послали в Киев и поручили подбирать молодых людей под видом посылки их в немецкие технические школы. На самом деле их посылали в разведшколы.
Далее Шаповаленко показал, что за все время ему удалось переправить пятьдесят человек, и назвал фамилии и приметы большинства из них. Он рассказал, что диверсанты и агенты, подготовленные из числа русских военнопленных и заброшенные в тыл, как правило, приходили в советские органы с повинной и немецкая разведка решила готовить более надежные кадры из числа добровольцев, вербуемых на оккупированной территории. Шаповаленко явно опасался, что мы его тут же расстреляем, и старался показать себя человеком знающим, который нам может пригодиться.
После первых допросов мы отправили Шаповаленко в особый отдел армии, и больше я с ним не встречался. Передавая дело, я обратил внимание руководства на Вислова, о котором мы до этого имели показания явившихся с повинной разведчиков, а теперь получили его фотокарточку.
Танки нашего корпуса продолжали развивать наступление, и мы из Киева выехали.
Одна из наших передовых "тридцатьчетверок" наскочила на мину. Порвана гусеница, и заглох двигатель. Командир батальона приказал экипажу заняться ремонтом, для прикрытия оставил еще один танк, а с остальными устремился дальше. Я об этом узнал от начальника штаба бригады, куда заезжал вечером. И когда на другой день рано утром поехал на передовую, решил побыть в деревне, на окраине которой застряли танки. Густой туман затруднял наше продвижение, и мы чуть не проскочили нужный пункт. Наконец увидели силуэты двух танков. Подъехали. На вопрос: "Где командир?" - часовой указал на избушку рядом. Через окно до нас донесся крик:
- Скажешь, где штаб танковой дивизии "Мертвая голова" или нет? Не скажешь - расстреляю на месте!..
Танкист, стоявший на часах у двери избы, увидев меня, вытянулся, приветствуя, и пропустил без слов. На лавке сидели два молодых лейтенанта - командиры танков. У одного из них в руке ТТ, и в такт своим словам он постукивал им по столу. Перед ними стоял немецкий майор и пытался ответить:
- Не знаю я, где штаб дивизии сейчас, с танкистами я не был связан. Три дня блуждаю и не знаю, где не только штабы, но и где мой собственный батальон. Прошу вас, доложите обо мне командованию.
- Сейчас я доложу… пулю тебе в лоб, - продолжал кричать лейтенант.
Немецкий майор говорил на чистом русском языке, без акцента. Пожилой, лет 55, с правильными чертами лица, холеный, волосы светлые, редкие, но ни одного седого. Чуть располневшую фигуру облегает добротная шинель.
- В чем дело, лейтенант Зеленов? - спрашиваю у танкиста. Он вскакивает и чуть сбивчиво, но довольно точно докладывает, как все было.
За ночь танкисты отремонтировали машину, но с рассветом видимость не улучшилась, все закрылось завесой густого тумана. Чтобы не заблудиться, экипажи решили переждать и легли отдыхать в ближайшей избе. Стрелок остался охранять, походил вокруг танков и прислонился к одному из них, чтобы закурить. Вдруг со стороны леса послышался шорох. "Возможно, опять коровы блуждают, вчера тут появлялись", - подумал часовой, но сам из предосторожности спрятался за танк и стал наблюдать. Ничего не было видно.
- Никак деревня какая-то, - услышал он полушепот.
"Неужели пехота наша подоспела", - предположил часовой. Стал прислушиваться. Шаги затихли где-то близко.
- Это же избушка, господин майор!
- Да, по карте здесь значится деревня. Значит, отдохнем. Надеюсь, русские еще далеко…
"Немцы, власовцы" - сообразил часовой и приготовился к бою. В это время показались они сами - три едва различимые фигуры.
"Надо поднять своих!" - решил часовой и, дав очередь из автомата, скомандовал:
- Руки вверх! Бросить оружие!
Из избушки выбежали товарищи. Опешившие вначале фашисты попытались сопротивляться, но двоих из них сразу уложили. Офицер сдался. У него-то и добивался лейтенант показаний. Документы, извлеченные из карманов и сумки майора, он протянул мне. Я сказал, что забираю майора. Зеленов не возражал.
Рассвело. Я сообщил танкистам о примерном местонахождении их батальона, они уехали, а сам приступил к допросу вражеского офицера.
Что-то мне показалось знакомым в чертах его лица, в широко открытых голубых глазах. Продолжая рассматривать, предложил ему снять шинель, присесть, предложил закурить.
- Фамилия? - спросил я.
- Вислов. Александр Дмитриевич Вислов.
Мне сразу вспомнился Киев, шикарно обставленная квартира и фотокарточки. Вот он какой, Вислов!
- Я вас знаю, Вислов.
- Да, я предполагал, что чекисты меня разыскивают. Отпираться нет смысла, мои документы в ваших руках. Да, я тот самый, о котором, видимо, донесли бывшие мои ученики из разведшколы.
В это время один из сопровождавших меня солдат доложил, что чай готов. Я приказал подать два стакана.
- Пейте, - предложил я пленному.
- Благодарю. Представьте себе, двадцать пять лет мотаюсь по Европе, а русский чай близок сердцу и сейчас. И обычаи русские, гостеприимство…
- Но все это вы добровольно сменили на все фашистское.
- Что мне оставалось делать? История выбросила меня за борт…
Я прервал майора и предложил сначала рассказать, что ему известно о дислокации немецких войск, и разложил карту. То, что рассказал майор, в основном подтверждалось нашими разведданными. Некоторые его сведения устарели - он сам оговаривал это, объясняя отсутствием у него свежей информации. Я позаботился, чтобы полученные данные были переданы в штаб, и продолжил допрос.