"В этой стране всегда будут раздаваться голоса инакомыслящих, тех, кто, выступая с критикой, не предлагает ничего взамен, кто видит одни минусы, никогда не видя плюсов, кто видит все в мрачном свете и добивается влияния, избегая ответственности. Подобные голоса неизбежны. В стране слышны ныне и иные голоса - голоса тех, кто проповедует взгляды, целиком оторванные от действительности и совершенно не отвечающие требованиям нашего времени. Согласно этим взглядам, достаточно, видимо, ограничиваться одними словами, не прибегая к оружию; брань равнозначна победе, а мир является признаком слабости". Представление правых, будто "нация потерпит поражение, потому что ее обязательства превышают ее возможности, и будто сила заключается в лозунгах, - скажет он, - есть не что иное, как нелепость". "Сила, - намеревался он резко сказать в заключение, - бессмысленна, если она не опирается на справедливость".
Президент потеребил себя за ухо. Может быть, следовало оживить текст небольшой шуткой. Как будто есть неплохие анекдоты о Техасе. Тед обещал посмотреть свое досье шутливых изречений, а президент позвонил Эвелин:
- Как насчет сводки погоды? - спросил он, помахав прогнозом, который дал ему генерал Годфри Макхью. - Проверьте его.
В 10.42 она вернулась на цыпочках с плохими вестями. Из Техаса поступил новый прогноз. В ближайшие два дня будет жарко.
- Жарко! - воскликнул Кеннеди огорченно и выругался. - Жарко! Жарко! Все платья Джекки уже упакованы, и не те, что нужно. Проклятие! - Он еще раз выругался и гневно встал из-за стола. - Да, Тед. В чем дело?
Не вовремя появившимся посетителем был Тед Рирдон, старейший член ирландского окружения Кеннеди еще с Гарвардского университета, который следовал теперь за Кеннеди повсюду с момента его избрания в конгресс. Рирдон явился с административным вопросом. Рождество и Новый год приходились в этом году на середину недели. Последний раз это было при президенте Эйзенхауэре, и Айк отпускал всех государственных служащих накануне каждого праздника на полдня раньше. Рирдон считал, что это хороший прецедент.
Все еще взбешенный, президент зло на него посмотрел.
- С какой стати давать им дополнительные праздничные дни?
- Но ведь это же рождество, босс! - возразил Рирдон. Босс угрожающе заворчал. О’Доннел сказал спокойно:
- Предстоят выборы…
- А как насчет военнослужащих? - спросил Рирдон с надеждой. - Можно будет их отпустить?
- Ладно, делайте, что хотите, - бросил президент через плечо. - Отпустите их на полдня раньше. Составьте приказ, и я подпишу.
На втором этаже резиденции он почти столкнулся с горничной жены.
- Где Джон? - спросил он.
Через несколько минут обрадованный мальчуган был уже в своем дождевичке и в зюйдвестке. Внизу к ним присоединился агент Боб Фостер с поста секретной службы, "Ф-5", отвечавший за охрану детей. Президент схватил шляпу, и они побежали к посадочной площадке вертолета, где собралось большинство тех, кто отправлялся в Техас, а также группа наиболее преданных доброжелателей, покинувших кабинеты западного крыла для того, чтобы проводить Кеннеди. Стоя с непокрытой головой под дождем, президент сунул в карман анекдоты Соренсена, выслушал о рассеянным видом своего помощника Энди Хэтчера и пробежал глазами несколько срочных бумаг госдепартамента.
Настроение Кеннеди улучшилось. Его помощник Холборн передал ему остроумную записку Макджорджа Банди с просьбой разрешить ему в конце января двухнедельный отпуск. Кеннеди усмехнулся и нацарапал поперек записки внизу: "Согласен. Кажется, мне и самому пора бы, уйти в отпуск. Дж. Ф. К. " Время было на исходе, и он быстро поднялся в вертолет № 1. Риверсайд 1-3421, Риверсайд 1-3422 и Риверсайд 1-3423, хотя всякий, кто набрал бы один из этих номеров и не назвал бы при этом своего собственного кодового имени, оказался бы при разговоре в затруднительном положении.
Представителем группы "С", посланным вперед в связи с техасской поездкой, был уоррент-офицер Арт Бейлс ("Старди" - "Крепыш"). Это был худощавый тридцатичетырехлетний ветеран, знавший всех начальников юго-западной телефонной компании "Белл". Он мог присоединиться к любому проводу от ближайшей линии или люка, подключиться к любому разговору или отключить его без предупреждения. Президент должен всегда, иметь прямую связь с Вашингтоном, когда он находится за пределами города. Это означало, что Бейлс мог прервать в случае необходимости любой телефонный разговор даже члена кабинета. (Однажды государственный секретарь обнаружил, что в ответ на его слова раздаются телефонные гудки. ) Во время продвижения президентского кортежа Вейле ехал в машине управления группой связи. По традиции это была последняя машина в кортеже. С ним ехал смуглый уоррент-офицер из группы "С" Аира Д. Гирхарт, его сосед по отелю во время остановок.
Из всех лиц, сопровождавших президента, на Гирхарта, или на "Тень", возлагалась самая зловещая задача. Никто не звал его по имени или фамилии или даже по его кодовому имени. Он был для всех "человек с мешком", или просто "мешочник". "Мешок" (известный также как "черный мешок" и "футбольный мяч") был тридцатифунтовым металлическим чемоданом со сложным сейфовым замком. Внутри него находились различные толстые секретные пакеты, на каждом из которых имелись восковые печати и подписи начальников штабов армии, военно-воздушных и военно-морских сил. В одном из них были таинственные цифры, которые позволили бы президенту установить в течение четырех минут связь с премьер-министром Соединенного Королевства или президентом Франции. В другом находились секретные шифры, необходимые для того, чтобы начать ядерную атаку. В остальных содержались густо исписанные страницы, оживлявшиеся яркими рисунками. Они напоминали комиксы, вернее комиксы ужасов, поскольку были тщательно составлены таким образом, чтобы любой из трех военных адъютантов Кеннеди мог быстро сказать ему, сколько миллионов человеческих жизней составят потери в результате "Ответной акции Эйбл", "Ответной акции Бейкер", "Ответной акции Чарли" и т. д. Готовил эти книги "страшного суда" Тэйзвелл (Тэз) Шепард, адъютант президента по военно-морским делам. Никто не любил о них вспоминать и тем более говорить. Во время поездок к человеку с "футбольным мячом" относились как к парии. Ему была нужна компания Арта Бейлса. Вся его работа состояла в том чтобы находиться где-то поблизости, таскать за собой "сумку" и помнить нужную комбинацию сейфового замка на случай, если бы дежурный адъютант ее забыл. И все же и он и его страшный груз были необходимы.
В Далласе обоим уоррент-офицерам предстояло оказаться в трудном положении: Бейлсу - потому, что операционная для экстренных случаев - самое неподходящее место для обеспечения надежной связи; Гирхарту - потому, что "мешочник" был личностью, не известной агентам секретной службы при вице-президенте. В Вашингтоне это были всего лишь два имени, которые надлежало сверять в длинном списке. Окружение президента огромно. Были группы "С", группы "Д", группы "В", объединенный секретариат, политические советники, врачи, военные, люди, ответственные за багаж, - число сопровождающих казалось бесконечным. Каждая группа имела постоянную инструкцию на случай поездок. Для тех, к примеру, кто занимался багажом, подготовка к поездке начиналась с посещения чулана около мастерской плотника в подвальном помещении Белого дома. Армейский мастер-сержант извлекал там вечером перед каждой поездкой две портативные трехдюймовые фанерные доски для кровати и пятидюймовый волосяной матрац и отправлял их на грузовике на пункт военно-воздушной транспортной службы в аэропорту Эндрюс для погрузки. Два человека отвечали за флаг Соединенных Штатов Америки, флаг президента и президентские эмблемы, одна из которых устанавливалась должным образом перед началом каждого выступления Кеннеди. В тех случаях, когда вице-президент сопровождал президента, приходилось брать напрокат трибуну с электрооборудованием, которая должна была находиться точно на расстоянии семидесяти шести дюймов от очков вице-президента.
$лучше другого. Я не пойду туда, и вы не пойдете, и точка. - Слегка улыбаясь, эта элегантно одетая молодая женщина двадцати с чем-то лет сказала: - Если бы я его увидела, я бы просто плюнула ему в лицо.
Через час, в 10.30, на улицах появился первый выпуск вечерней "Таймс геральд". Один из служащих книжного склада купил газету на углу Элм-стрит и Хьюстон-стрит и вбежал в здание, размахивая картой пути следования кортежа. Он создал переполох в грязном складе. Его сотоварищи были явно взволнованны. Сообщение, сделанное во вторник, подтвердилось: машина президента должна была проехать под их окнами, медленно двигаясь к тройному тоннелю.
Самолет 26000 стартовал с аэродрома Эндрюс в 11. 05 по восточному стандартному времени. На один миг под слегка скошенным назад левым крылом самолета было видно круглое здание Капитолия, похожее на сплющенную шахматную фигуру. Затем самолет поднялся вверх и исчез, летя го скоростью 550 миль в час на юго-запад. Полковник Джим Суиндал из Алабамы, бравый пилот с волевым профилем из тех, о которых пишут в книгах, вел самолет, подобный мечте, - стотонную машину с блестящей аппаратурой, звуконепроницаемыми кабинами, имеющими установки искусственного климата, изысканно оформленную внутри. Для фирмы "Боинг" это был самолет типа "707", для военно-воздушных сил - "VC-137". Но при всех своих различных обозначениях он стал известен миру как личный флагманский самолет президента Соединенных Штатов Америки.
В принципе он мало чем отличался от других самолетов своего типа. Все они имели одинаковые реактивные моторы фирмы "Пратт энд Уитни", и когда они не были в полете, их обслуживал один и тот же персонал. Однако самолет 26000 был самолетом Джона Кеннеди, продолжением его самого. Президент наблюдал за внешним оформлением самолета и дал указание покрыть его голубой краской. (Нижние части самолетов № 86970, 86971 и 86972 были окрашены в красный цвет. ) Получив самолет 21 октября 1962 года, он налетал на нем 75 тысяч миль. На стенах главного салона в середине самолета, на обивке кресел, на посуде и в центре телефонных дисков была изображена золотая президентская эмблема. Уже одно это делало его единственным в своем роде. Однако он имел свое собственное лицо и в других отношениях. Туда выписывалось 15 журналов и 5 ежедневных газет. Все другие самолеты - военные и гражданские - уступали ему дорогу. За его полетом следили радарные установки, и внизу, вдоль линии его воздушного маршрута, была установлена система контрольных пунктов секретной службы.
Если бы президентский самолет совершил вынужденную посадку, на месте оказался бы в кратчайший срок агент секретной службы в специальной машине. Достаточно было, чтобы старший агент на борту не доложил, что он проходит контрольный пункт "А" или "Б", чтобы завыли сирены. В течение пятнадцати минут до и после того, как Суиндал делал посадку или стартовал с любого аэродрома, летное поле было закрыто для всех других самолетов. Хотя "ВВС-1" мог лететь и на двух из своих четырех реактивных моторов, экипаж тщательно проверял каждый из них во время остановок. В пути президентский самолет имел право приоритета. Только после того как он уже находился в воздухе, разрешался старт для сопровождающих его самолетов и самолетов с представителями прессы. Они должны были также обгонять самолет президента в воздухе, с тем чтобы их пассажиры могли выйти в месте назначения президента и приготовиться к его встрече, прежде чем он спустится по трапу под звуки гимна "Слава вождю".
Представители прессы - сорок репортеров из Вашингтона и корреспондент лондонской "Санди таймс" Брэндон - летели на зафрахтованном самолете. На борту президентского самолета пресса была представлена репортерами из группы прессы Белого дома - четырьмя ветеранами радио, телевидения, журналов и столичных ежедневных газет. Состав группы должен был меняться на каждой остановке, и в Далласе к ней должен был присоединиться Боб Баскин - корреспондент даласской "Морнинг ньюс". Тринадцать конгрессменов из Техаса, участвовавшие в поездке, также должны были чередоваться в пути. В самолете президента были зарезервированы места лишь для четверых из них.
Когда президентский самолет находился в воздухе, обе его двери нельзя было различить. Сорок пять иллюминаторов под огромной синей на белом фоне надписью - "Соединенные Штаты Америки" - были похожи на иллюминаторы обычных самолетов. Но это впечатление было обманчивым. Самолет был разделен внутри на ряд отдельных секций. Суиндал в своей фуражке блином, лихо надвинутой на лоб, сидел в носовой части с четырьмя офицерами своего экипажа, окруженный покрытыми черной кожей рукоятками управления и светящимися циферблатами. За ними было отделение связи. Там находилось на два миллиона долларов электронной аппаратуры, включая телетайпы, закрытые чехлами шифровальные устройства и телефонный узел, связывающий самолет со службой связи Белого дома и сетью пунктов секретной службы на земле. Затем шли буфет, помещение для экипажа и салон для сопровождающих лиц - тридцать кресел и два стола с электрическими пишущими машинками. Далее - закрытая дверь. За ней был салон президента, служивший ему кабинетом. Там, на высоте пяти миль над землей, Кеннеди мог проводить заседания и вести телефонные разговоры с подчиненными так же просто, как если бы он находился в западном крыле своего "Замка".
За кабинетом начинался коридор, который вел в личные покои президента - ванную и спальню. (Его кровать нельзя было спутать с кроватью первой леди: его матрац был тонким и жестким, как камень. ) За ними, в конце хвостовой части самолета, находилась последняя секция - буфет и шесть кресел для военных адъютантов и старших агентов секретной службы. В этот четверг в полдень агенты Рой Келлерман и Клинт Хилл сидели там и листали журналы. В хвостовой части самолета все было спокойно. Президент раскрыл свой потертый черный портфель из крокодиловой кожи и разложил его содержимое на столе салона. Водрузив очки на нос, он изучал дипломатические телеграммы с надписью "Президенту, лично", черную папку с материалами о визите Эрхарда и донесения Центрального разведывательного управления и военной разведки. В другом отсеке Жаклин со своим секретарем Памелой Турнюр работали над речью. Эта речь была единственной, которую ой предстояло произнести в Техасе, и она должна была быть совсем краткой. Поскольку Жаклин должна была выступать перед членами Лиги объединенных латиноамериканских граждан, она решила говорить на испанском языке. Президент не знал испанского языка. Он быстро переворачивал страницы, читая текст со скоростью тысяча двести слов в минуту, не вслушиваясь в знакомый голос и непонятные ему слова.
В салоне для сопровождающих его лиц это оказалось бы трудным делом. В коридоре, перед большой дверью стоял шум и гам. Ральф Ярборо готовился к бою. За последние несколько дней он узнал о деталях ловушки, в которую его хотел заманить губернатор Коннэли, и они были ужасными. Дело выглядело так, что в Остине его ожидало поражение. Хотели унизить его достоинство. Его, старейшего сенатора штата! Его хотели провести по сцене, кратко представив, как представляют постороннего человека, и это все. Ни тостов, ни слова о его многолетних заслугах, ни даже почетного места. Ярборо продал на 11300 долларов билетов на обед, который будет завтра вечером в Остине, а там даже не найдется места для его жены! И в довершение оскорбления семейство Коннэли еще собирается его публично игнорировать. Коннэли должен устроить для Кеннеди официальный прием, на котором будут присутствовать все мелкие судейские сошки, а он, сенатор, не сможет даже выступить в приличествующей ему роли.
Чем больше Ярборо об этом думал, тем больший его обуревал гнев. Его громкий голос гудел все сильнее, и его техасский акцент необычайно усилился. Он считал, что у Коннэли и Джонсона - ибо он считал вице-президента причастным к заговору - столь же черные сердца, как у республиканцев. Но пусть знают те, кто намеревается всех запугивать, что они выбрали неподходящее время для мобилизации своего политического вермахта. Он уже не мечтательный провинциальный парень, только что покинувший уютный родительский кров в Техасе. Он недаром Пыл судьей в третьем судейском районе этого штата и шесть с половиной лет - сенатором Соединенных Штатов. Он не отступит и будет бороться. В конце концов все уладится.
Говоря иными словами, Ярборо был встревожен. Каждый опрос населения, который проводился этой осенью, показывал, однако, что его популярность среди избирателей штата на пять или десять пунктов выше, чем у Коннэли или у Кеннеди - Джонсона. Он понимал толк в вопросах земледелия и скотоводства, а занятая в сельском хозяйстве часть населения Техаса это ценила. Он мог быть спокоен, что устоит перед угрожавшей ему в Остине расправой. Единственное, что его действительно беспокоило, так это президент, с судьбой которого он связал свою судьбу. Ныне сенатор испытывал сильнейшие сомнения насчет партийной лояльности губернатора. Он подозревал, что во время избирательной кампании Коннэли ограничится оказанием Кеннеди чисто символической поддержки. Ярборо сказал Маку Килдафу и конгрессменам Джо Кил-гору, Джону Янгу, Тайгеру Тигу и Генри Гонзалесу, что даже если они сделают все возможное, результат все равно будет неопределенным. Он обратил их внимание на то, как голосуют мексиканцы. Мексиканцы - народ неустойчивый (Гонзалес выразил кивком свое согласие с этим), а если он гам и Коннэли будут проходить по одному и тому же списку, то это будет означать, что им предлагают купить весьма разнородный товар в одном мешке. Одни не будут голосовать вообще, другие будут голосовать либо за одного, либо за другого.
Джим Матиас, репортер из пресс-группы при Белом домр, вернулся к вопросу о приеме в Остине.
- Как вы к этому относитесь? - спросил он.
- Я получил от друзей много писем и звонков по телефону. Они спрашивают, почему мы с миссис Ярборо не приглашены в резиденцию, - сказал сенатор.
Маттиас поставил вопрос более резко:
- Каково получать пощечину? Уязвленный Ярборо резко бросил в ответ:
- Ну, для меня это вовсе не сюрприз. Губернатор Коннэли столь мало сведущ в вопросах администрации, что от него вряд ли можно ожидать чего-либо другого.
Репортер записал это. Вендетта была теперь зафиксирована на бумаге Поело приземления президентского самолета заявление это должно было стать достоянием корреспондентов, находящихся в специальном самолете для представителей прессы.