– Поберегись! – крикнул лейтенант и замкнул электроцепь, приводя в действие "машинкой" заряд.
Мы залегли за широкий дувал, а выбранный в качестве жертвы дом вначале вздрогнул, а затем осыпался внутрь. Этот показательный карательный акт удался благодаря сложенным внутри трофейным минометным минам и выстрелам безоткатного орудия, которые, детонируя, и усилили взрыв.
Позже "кишку" пластида намотали вокруг огромного ствола грецкого ореха и – ба-бах! – дерево в мгновение ока разорвано пополам.
– Все, концерт окончен! – объявил сапер. – Больше хулиганничать нечем. Ищите трофейные боеприпасы, тогда опять будем шалить.
– Ну ладно, сейчас поищем. Дай нам Аристархова в качестве трала впереди группы, а сам можешь отдохнуть, – обратился к нему Грымов.
– Берите, пусть разомнется, а то уже опух от сна, – не отказал в просьбе лейтенант. – Иди, работай, Сашка, зарабатывай на вторую медаль.
Грымов позвал меня и Острогана составить ему компанию, и, взяв еще трех солдат, поисковая команда двинулась к стоящему на некотором удалении дому. Это строение было с высокими крепкими стенами, и проникнуть внутрь было возможно лишь сквозь массивные ворота. Однако они оказались заперты изнутри и от наших ударов даже не шелохнулись.
– Хорошо, добротно сделано, на века! – похлопал Эдуард по створке, обветренной и побитой временем, сделанной из половинок обструганных стволов деревьев. – Что ж, проверим, что сильнее, дверь или "муха". Живее отходите назад!
Отбежав метров на двадцать по проулку, мы встали цепочкой вдоль дувала, а Грымов прицелился и выстрелил из гранатомета. Мы пригнулись и зажали руками уши. Бух! И когда я посмотрел вперед, то понял, что, к сожалению, ворота остались стоять на месте.
– Черт! Черт! Черт! Зараза! – принялся ругаться Грымов.
– Куда же ты стрельнул? – удивился я. – Не попасть в такую мишень? Может, граната взвилась вверх?
– Хрен ее знает, – огрызнулся лейтенант.
– Разойдись! Стреляет снайпер! – крикнул Острогин и начал тщательно целиться, выбирая в какое место выстрелить. Бах! И створка ворот с грохотом рухнула внутрь дома, повиснув на одной нижней петле.
– Здорово! – гаркнул я и спросил – Ты куда стрелял, Серж?
– В правую верхнюю петлю, ее, кажется, я и снес. Учитесь, молодежь! – высокомерно и снисходительно объявил взводный.
– А я свою "муху" выпущу во дворе во что-нибудь! – объявил я и перешагнул через упавшие ворота.
Дверца калитки была закрыта на деревянный засов и подперта бревнышком, а подпорка от ворот переломилась пополам. Сразу за воротами валялся неразорвавшийся выстрел из гранатомета. Вот оно что… Мы оглянулись и увидели в левой стороне круглое отверстие – это граната прошила насквозь одну из слабых досок. Забавно…
– Нужно расстрелять эту заразу, а то кто-нибудь из бойцов подумает, что трофей, а она взведена и в руках взорвется, – вслух рассудил Эдуард.
Мы спрятались за невысоким забором и принялись поливать огнем гранату. В конце концов она с грохотом рванула, и осколки испещрили стены домов, листву и ветки деревьев. Начался листопад.
Дверь дома не поддалась, тогда я засунул в щель гранату и выдернул кольцо из запала. "Дерни за веревочку – дверь и откроется"… Бах! Дверь и открылась…
Как и во всех подобных жилищах, ужасающая убогость. Глиняный пол, деревянные топчаны, сколоченные из плохо обструганных стволов деревьев, а вместо панцирной сетки – сплетение из виноградной лозы. Стекол на окнах почти нет. Везде какие-то тряпки, лохмотья, никакой мебели (только кое-где самодельные сундуки), минимум посуды. Затхлость, пыль, грязь, паутина. Но люди живут, и им здесь нравится, а другого существования и не представляют. Под тряпьем в чулане сапер отыскал два старых "Бура" (старинная английская винтовка) и несколько коробок с патронами.
– Ну что, докладываем о трофеях, а дом на слом! – принял решение Грымов. – Все они тут бандиты и разбойники. Вон сколько машин в ущелье разграбленных!
Сапер живо откликнулся на приказ:
– Товарищ лейтенант, у меня только одна "кишка" пластида и одна шашка тротила, не хватит дом завалить.
– Ну что ж, подорви тогда входную дверь, внутри весь этот мусор подожги, ну и еще вот этот тополь пластидом снеси!
– Понял, сделаем! – ответил боец и принялся выполнять приказ.
Мы с Острогиным зажгли сено в сарае, и когда вышли за поваленные ворота, неся на плечах ружья, услышали первый взрыв. Крыша сарая провалилась вовнутрь, а от следующих взрывов он рассыпался, только пыль и дым заклубились по двору.
– О, а в сараюшке-то что-то было спрятано, видал, как рвануло! – обрадовался Серж.
– Хорошо, что мы оттуда ушли, а то осколками бы могло зацепить, – усмехнулся я. – Интересно, что там в глубине сена было: мины или выстрелы к гранатомету?
– А не один ли хрен? – спросил Грымов. – Положим, что нашли и то и другое. Кто проверит? Думаю, судя по взрыву, сообщаем о ста единицах. Правильно, орлы?
– Верно, коршун! – усмехнулся я. – Тем более что рвануло действительно хорошо.
– Быстрее возвращаемся, пора на горы, на отдых, – прикрикнул Эдуард.
– А сфотографироваться на фоне развалин? – удивился Бодунов. – Сейчас быстренько пощелкаем пленку с замполитом и догоним. Ник, сними меня для истории.
Бодунов обмотался пулеметными лентами, взял в руки ПК и, приняв свирепую позу оккупанта, начал позировать на фоне развалин и пожарища.
Щелк, щелк, щелк… на память о бесшабашной военной молодости.
– А теперь ты, Никифор, изобрази улыбочку для истории, – и Бодунов доснял последние кадры.
Вот и все, а теперь пора домой.
Рейд позади. Как всегда, мы бродили по горам и кишлакам, взрывали, поджигали, минировали. Самое главное – в роте все живы и здоровы. Продолжается полоса везения.
А вот разведвзводу фортуна не улыбнулась. На фугасе подорвалась БМП-1, и в результате механик погиб, наводчик-оператор ранен и выживет ли, неизвестно. Хорошо, хоть десанта на броне не было, техника шла к горам забирать пехоту. Так всегда: на всех удачи не хватает.
* * *
Завтра 1 Мая. В стране праздник: демонстрации, банкеты, пикники, гуляния. Но в армии любой праздник – это отлично организованный маразм. Долгий митинг, бесконечные построения, частые проверки и спортивные мероприятия в виде кросса. И конечно, совещания и собрания. Несколько разнообразило всю эту скучищу вручение наград. Комбат, Жилин и Луковкин получили по Красной Звезде, а также несколько солдат – ордена и медали.
Женька и Юрка уже паковали чемоданы – скоро домой. Они пригласили нас на двойной праздник. А нам не повезло и повезло одновременно. Разведбат ушел на Саланг, и командование дивизии осталось без прикрытия. Тревога – и первая рота в путь, обратно в Баграм. Удача, правда, улыбнулась не всем, третий взвод Марасканова отправили охранять посольство, но они оказались в карауле в комендатуре.
* * *
– Ребята, вам крупно повезло, – щебетал офицер из оперативного отдела. – Вы нас охраняете, а мы создадим все условия для жизни и отдыха. Молодцы, быстро прибыли!
Сейчас в командирскую баньку, там артисты еще моются, после дневного выступления расслабляются. Завтра концерт в клубе послушаете, "Самоцветное пламя" гастролирует!
В промежутках между позициями боевого охранения, вплотную к каменной стене, у общежитий поставили технику. Солдаты – в душ и столовую, сами – в парную.
На узкой полке лежало рыхлое тело и материлось от удовольствия. Мы сели рядком на другую лавку. Эта "махина" била себя веником минут пятнадцать и никак не хотела освобождать место. Надоело! Мы не выдержали, вышли в мойку, а там… медики хлопотали над неподвижно лежащим человеком.
– Что случилось? – спросил Острогин.
– Гитарист перепил и перегрелся. Сегодня уже второй, – ухмыльнулся фельдшер, ставя укол.
– На носилки и в медпункт, – распорядился штабной начальник, и два солдата, согнувшись под тяжестью стонавшего музыканта, с трудом вывалились из помещения.
– Мужики, заберите еще одного из парилки, а то на этом потери не прекратятся, – гаркнул Бодунов, выглядывая из клубов пара.
– Да нет, нашего Леонарда паром и водкой не сломить, только бабами, а их тут нет. Пусть отдыхает, – опроверг опасения Бодунова какой-то бородатый артист, продолжая пить водку прямо из горлышка бутылки, потому что стаканы были забиты окурками.
– Ну, парни, надолго вас тут не хватит, – усмехнулся Грымов. – Водка и коньяк льются рекой!
– Еще бы, тут так хорошо после Союза. Ни дефицита, ни очередей. Попросили ящик водки, коробку коньяка и упаковку пива – пожалуйста. Еще ящик водки – пожалуйста. Хоть не уезжай домой. У нас месяц этой командировки. Красота! Вы не представляете, как дома со спиртным плохо. А тут прямо рай, – и бородатый очкарик сделал еще огромный глоток.
– Концерт-то будет завтра? – поинтересовался Ветишин.
– Ой, не знаю, мы сегодня резко стартовали. Постараемся. – Длинноволосый задумчиво посмотрел на нас и одним махом опустошил банку пива. – Хо-ро-шо!
Везет же людям. Халява без ограничений! Интересно, за чей счет этот "коммунизм"?
* * *
Концерт, конечно, не состоялся: сорвался по "техническим причинам". Пришлось обходиться цветным телевизором в комнате отдыха, где время от времени мы могли посмотреть пару часиков какое-нибудь кино или праздничный концерт, как сегодня. Какой-то патлатый гитарист носился по сцене и орал: "Хэй-гей, Спартак!" Мужик на экране пытался "косить" под совсем юного фаната-болельщика, но безуспешно.
Как-то наша дружная компания зарулила к просмотру новостей. В центре комнаты сидела женщина, солистка нахлебавшегося "огненной воды" ансамбля, а в углу – небритый мужчина средних лет, оба они откровенно скучали. Острогин толкнул меня в бок:
– Ник, ты как замполит должен заботиться об отдыхе. Спроси, будет концерт или нет?
– Вот всегда ты меня на мины толкаешь! – И я смущенно обратился к артисту – Товарищ, тут вот пехота из Кабула приехала штаб охранять, а на концерт опоздали, еще одно выступление будет? Герой апрельской революции старший лейтенант Острогин, жутко любит поплясать и попеть. Без этого он буквально болеет.
Я тотчас же получил еще один более сильный толчок локтем под ребра.
– Ох, больно же, гад! Серж любит "Самоцветных", известная группа, с ними ведь сам Дин Рид пел!
– Ну вы, молодой человек, и сказали – Дин Рид! Тоже мне, знаменитость! Вот если бы они с Бобом Диланом спели – это да, а то подумаешь, этот безголосый янки.
– Слушай, а ты сам-то кто будешь? Певец, что ли? – поинтересовался Грымов. – Мне американец этот очень нравится.
Мы с интересом и сомнением рассматривали помятого и потрепанного критикана. Серый засаленный свитер, потрепанные джинсы, жирные волосы с легкой проседью из перхоти.
– Я? – удивленно поднял брови субъект. – Я – Валежик!
Все переглянулись и пожали плечами. Не слышали.
– Вы что, не знаете меня? – искренне удивился артист.
– Нет, – выдохнул я. – А что за песни поешь?
Певица, слушавшая наш разговор, смотрела на нас как на дикарей широко открытыми удивленными глазами.
– Ну, ребята, вы даете! Ну, вот про "Гнома-лилипута", про э… про гадалку: "двести лет нагадала, нагадай счастья хоть на год".
– А-а-а-а! Дружище, конечно, знаю, так я ведь под твои песни на выпуске скакал! – радостно заорал я, узнав артиста. – Слушай, а не ты вчера про "Спартак" пел в Москве?
– Я, но не вчера, а два месяца назад шла запись.
– Как запись? – удивился Ветишин. – Мы же видели полный зал народу, прямая трансляция.
Артисты рассмеялись над нашей "серостью"!
– Нет, ребята, это снималось целый месяц, артисты – отдельно, зал – отдельно. В общем, все готовится заранее, довольно сложный и длительный процесс.
– У-у, а мы-то смотрим, что ты сильно постарел с того времени, – произнес я.
– Ну это просто я без грима и прически, на мне нет концертного костюма, – смущенно вымолвил Валежик. -
Я просто удивляюсь, что вы не слышали мою фамилию. Я понимаю: кассеты сильно искажают песни. Мой голос, конечно, на них хриплый, но не на столько же! Что, и фамилию ни разу не слышали?
– Нет! Название группы знаем, песни слышали, а фамилию… нет, не знакома, – смущенно признался Ветишин.
– А кто из известных музыкантов был у вас на гастролях раньше?
– Были Леонтьев, "Крымские девчата", Кобзон.
– Кобзон! Ха! Известный музыкант.
– У нас говорят: "легче остановить бегущего бизона, чем поющего Кобзона", – ухмыльнулся Острогин. – Валера – молодец, нравится, а остальные все – так, ерунда. "Крымские девчата", говорят, очень хороши были, народу по душе пришлись, особенно по ночам отлично резвились.
– Нет, ребята, вы определенно юмористы! Жаль, что у нас нет номера эксцентрического жанра, я бы захватил всех с собой, – сказал Валежик и обратился к девушке – Пойдем, Наташа, повеселим нашу группу смешной историей.
Когда они удалились, я сказал, хмуро оглядывая приятелей:
– Мужики, по-моему, мы выглядим в их глазах полными придурками.
– Никифор, почему мы? В основном говорил ты, – улыбнулся нахально Ветишин. – Получается, ты из нас самый придурковый?
* * *
– Как отмечаем День Победы? – поинтересовался Ветишин. – Замполит будет мероприятия для офицеров организовывать?
– Нет, не будет, денег нет! Только просмотр телепередач. Идем смотреть фильм "Освобождение".
– Ну что ж, пойдем, – вздохнул Острогин, надевая полусапожки. – Каждый год одни и те же фильмы смотрим, может, когда-нибудь и про нас снимут?
– Обязательно, если смогут подобрать актера такого же фотогеничного и обаятельного, как ты, Серж! – произнес я с сарказмом. – Кстати, никогда не задумывался о бессмысленности множества жертв войны? При штурме Рейхстага погибла целая дивизия, а во время взятия Берлина – сотни тысяч наших солдат и офицеров! Зачем? А все потому, что любят у нас подарки Родине и советскому народу делать! Взять город к 1 Мая – и все тут! Подарок сумасшедшему тирану стоил миллионов никогда не родившихся детей и внуков. Надо было окружить Берлин и ждать, пока фашисты сами сдадутся. Они же в блокаде не будут годы сидеть, как ленинградцы. Вокруг одни наши войска, запасы продовольствия минимальны. Через неделю-другую с поднятыми руками сами бы вышли. Американцы были не дураки "зубы ломать" о такую крепость, уступили это право нам Вот маршалы и посылали город штурмовать в последние дни и часы войны, опять любой ценой. Помнишь, Серж, как Жуков в кинофильме по телефону с командиром дивизии разговаривает: "Медленно, медленно двигаетесь!" А куда торопиться-то? За очередным орденом Победы для полководца? На "окопников" всем наплевать. Мы для них "живая сила", "людские ресурсы", "человеческий материал"…
– Ты, Ник, что-то заговариваться стал! Хорошо, тебя никто не слышит, особенно Грымов. Какая-то сплошная "антисоветчина".
– Кроме вас, никто не слышит, а если что, в особом отделе откажусь, ничего, мол, такого криминального не говорил. Да и куда можно отсюда сослать?
– Ты ревизионист? – ухмыльнулся Острогин.
– Нет, оппортунист, даже кличка такая в училище была.
– А мой папаня такими, как ты, всю службу занимался, – рассмеялся Ветишин. – Он ведь у меня полковник КГБ, особист!
– Да я знаю. А ты почему тут с нами гниешь? Рылом в "дзержинские" не вышел? Или же потихоньку готовишься в "железную гвардию" госбезопасности?
– Не знаю даже, морально еще не готов. У меня склад характера не соответствующий. Я добрый, мягкий, пушистый, покладистый, нет ничего от "железного" Феликса.
– Так что, будем дальше о политике болтать или о бабах? – спросил Острогин.
– Вот Грымов идет к нам, о бабах тоже не получится. Он не любит разговоры о них, непонятный какой-то. Просто собираемся и молча идем в комнату отдыха, к телевизору, – предложил я и увлек друзей за собой.
Все когда-нибудь кончается, особенно хорошее. Мы пришли – и, не разгружаясь, в путь. Только и успели, что пополнить боеприпасы и получить сухпай. В столовой я встретил Мелентия Митрашу.
– Дружище, ты куда? Неужели домой?
– Все, Ник, заменщик на пересылке, шмотки собраны. Продай свой магнитофон, будь другом. В магазине сейчас нет, а ты потом новый купишь.
– Братишка! Я бы рад, не жалко, но его пьяный Грошиков кинжалом слегка рубанул, на передней панельке две зазубрены.
– Хрен с ними, будет память о тебе и контуженом Грошикове. Даю две сотни чеков, минус пятьдесят за шрамы и царапины. Договорились?
– Ладно, давай.
– На, держи свои деньги. Где аппарат?
– У старшины в каптерке, иди, забирай. Счастливо долететь!
– Пошел к черту!
– Спасибо, друг!
– Да, Ник! Представляешь, какая тут ерунда получилась, с должностью меня кинули. Помнишь, я с бумажками по штабам носился, потому лишний месяц в полку просидел. Хорошо хоть не по горам или в "зеленке" все это время лазил, а продукты для постов на вертолете доставлял.
– А почему кинули?
– Потому что холостяк! И с академией из-за этого же "бортанули". А может, я еще не нашел свою суженую? Кадровик в штабе армии мне заявил: "Когда найдешь, станешь замполитом батальона, тогда и в академию прямая дорога". Что ж, холостяк – не человек?
– Получается, в нашей армии – нет. А вдруг у тебя что-то не в порядке или весь женский коллектив удаленного гарнизона совратишь? Ха-ха!
– Да ну тебя к черту! Никаких больше дыр, я в Молдавию еду!
– Жди в гости!
– Обязательно буду ждать, приезжай скорее и береги себя.
– Да что со мной случится? Уже досталось и так через край. Дальше, думаю, будет легче…
– Ну-ну. Дай-то бог. Кто его знает, насколько уже полна чаша испытаний, которую предстоит испить каждому, и где у нее край. Всем достается по-разному…
Наш разговор услышал топтавшийся в сторонке прапорщик Вуга, заметив деньги в руке, он подскочил и затрещал:
– Товарищ лейтенант! Мне вас сам бог послал!
– Чего? Кто послал? Зачем послал? Куда? – спросил я.
– Я, в смысле, вижу в ваших руках наличку. Нужно сейчас срочно двести пятьдесят чеков, в магазине куртка французская отложена, сегодня рассчитаться требуется.
– А я что, собес, что ли?
– Вот так все. Как кормить в рейде – так Вуга, а как помочь – друзья в сторону.
Прапорщик был командиром взвода обеспечения и действительно пару раз в трудную минуту выручал, кормил как положено. Но ведь не от себя отрывал. Ох, и жук!
– Ладно, на. Есть у меня двести пятьдесят, а когда отдашь?
– Сразу после Алихейля! Получку получу и тотчас отдам в тот же день.