Хотя письменных преданий франкмасонов не так много, в их текстах проявляется такое количество нестыковок, что сложно избежать неразберихи, пытаясь оценить по достоинству исторические памятники сообщества.
Все они придают большую доказательность нашим идеям и одновременно показывают вариации, встречающиеся в этих документах. Попробуем разделить их на три группы, признав, что они тесно связаны друг с другом и все же привлекательны и сами по себе.
Первая из предполагаемых групп образована Королевской рукописью и рукописью Кука, написанными более четырехсот пятидесяти лет тому назад. Ко второй группе можно отнести все известные версии рукописных Конституций (так их следует точнее называть). Последнюю группу составят все документы, относящиеся к семейству Роберте, организованные и классифицированные доктором Бегеманном.
Выделенные группы демонстрируют письменные предания франкмасонов, каждой из которых соответствует своя манера. Тексты первых двух ранних рукописей, очевидно, относятся к периоду, когда лесной закон существовал параллельно с повседневным законом страны.
Документы во второй группе (оставим на некоторое время Братство Спенсера) совершенно отчетливо указывают на эпоху, совпадающую с последней стадией английского средневекового закона. В "Новые статьи", которые мы находим только в семействе Роберте, включены распоряжения, относящиеся к новому классу. Сегодня их огромное значение никем не оспаривается, хотя неясно, основываются ли они на каких-то реальных фактах или же представляют прошлое, которое никогда не существовало. Мнения комментаторов на этот счет расходятся.
Что касается группы документов, составляющих Королевскую рукопись и рукопись Кука, то я сначала процитирую фрагмент из обзора Бегеманна, сделанного Спетом. "Тщательность, – отмечает он, – с которой Бегеманн изучил поэму, видна по тому факту, что он может указать, где переписчик начинал свой день, отточив свежее перо, и где перо притуплялось после его использования, а сам автор падал от усталости.
Самая интересная часть его исследования посвящена определению той области, в которой был составлен документ. В необычайно поучительном очерке английских диалектов XIV века, ставшем заключительной частью работы, приведено великолепное описание различий, существовавших между северным, центральным, восточным, западным и южным диалектами этого периода, говорится о смешанных диалектах, бытовавших в пограничных районах, когда из них каждый оказывал влияние на другой.
Здесь, конечно, он отдает долг английской филологии. Хотя сама тема и запутанная, с удовольствием констатируем, что наш брат исследователь делает ее замечательно доступной любому, кто проявит хотя бы малейшую заинтересованность познакомиться с ней. Сам же я совершенно не способен выразить впечатление, которое произвела на меня масштабность той задачи, которой доктор посвятил годы. В равной степени не ощущаю себя настолько сведущим, чтобы подвергнуть критике его заключения, так как только хорошо подкованный критик, опытный в изучении нашего языка, способен сделать это".
Старательность и проницательность доктора Бегеманна на самом деле вряд ли вызывают сомнение, необычайно значимые результаты, достигнутые с помощью его критических и научных методов, только приветствуются и одобряются всеми исследователями в той области знания.
Королевская рукопись описывается экспертом в рукописной литературе "как метрическая версия правил обычной средневековой гильдии или превосходный и показательный вид торгового союза наряду с присоединенным в конце рядом фрагментов, связанных с поведением в церкви и за столом или в присутствии высших членов".
Последние строки взяты из "Урбанитатис", поэмы, которую, как рассказывает Фарнивалл, он был "рад найти благодаря упоминанию в "Книге городов" Эдуарда IV, из которой нам известно, что герцога Норфолка, участника "битвы при Флодене" (названа по возвышенности на севере Англии, где произошло Флоденское сражение 1513 года, закончившееся победой английской армии короля Генриха VIII над шотландскими войсками. – Пер. ), обучали в молодости, как было принято, как ему следовало вести себя за столом, общаться и другим формам поведения. Не полагалось плеваться и сморкаться перед его величеством королем, а также вытирать нос скатертью".
Следующий отрывок встречается в "Урбанитатис" и приводится в Королевской рукописи (строки 743–746):
Держи свои руки в чистоте,
Вытирай их салфеткой.
Не высмаркивай свой нос.
И не плюй сквозь зубы.
Сегодня подобные правила выглядят как курьез, но они, очевидно, неприменимы к обстоятельствам чисто оперативных масонов XIV и XV веков. Они предназначались для тех членов гильдии или общества ремесленников, которые стремились подражать джентльменам тех дней в присутствии лорда, за столом или в обществе дам и оказывались неуместными в кодексе предписаний для масонов. С похожим несоответствием текстов мы встречаемся и в Королевской рукописи, когда описываются реальные обычаи строительных союзов. Оно не оставляет нас и в Articulus Quartus:
Установлены и записаны в древние времена
Для наставления добрых джентльменов,
А затем и великие лорды
Сказали, что все это прекрасно.
По поводу вышеприведенного Фарнивалл, стремясь выразить то, что чувствуют читатели поэмы, замечает: "Мне хотелось бы увидеть свидетельства того, как сын лорда стал действующим масоном и семь лет прожил вместе со своим Мастером, "изучая его ремесло"".
Мне кажется, из изложенного можно сделать вывод, что те члены Братства, кому читали масонские стихи, уже не помнили традиции и предания о древних союзах. Хотя прямые свидетельства отсутствуют и мы можем только предполагать, не приходя ни к какому определенному заключению, но кажется, что в то время, когда появилась Королевская рукопись, можно говорить о ремесленной гильдии или о Братстве, сохранявшем традиции ремесла, но еще не занимавшемся масонской деятельностью.
ЛЕГЕНДА О ЧЕТЫРЕХ ВЕНЧАННЫХ МУЧЕНИКАХ
Во всех латинских источниках (Breviarium Romanum, Breviarium Spirense) четверо коронованных мучеников именуются quadratarii, что на поздней латыни означает "обтесывальщик камня", то есть "каменщик". В латинской Библии этим словом обозначаются тесальщики камня. Из этого следует, что здесь речь идет, с одной стороны, не об архитекторах или работниках каменоломни, но именно о каменщиках, работавших на строительстве зданий и занимавшихся обтесыванием камней для придания им прямоугольной формы.
Нельзя отрицать также ту возможность, что они состояли в одной из широко распространенных в то время строительных артелей, или корпораций мастеровых, в Средневековье превратившихся в повсеместно насаждаемые профессиональные гильдии, в свою очередь породившие современные масонские ложи. Посчитав эту легенду истинной или даже предположив, что она носит исключительно символический характер, нельзя не признать, что оперативные каменщики обладали полным правом и всеми основаниями для того, чтобы именовать этих святых своими покровителями. Коротко очертим всю историю, хотя связанная с ними легенда происходит из множества источников, собранных вместе.
Во времена правления императора Диоклетиана пять камнетесов отказались изготовить статую языческого бога и поэтому были преданы смерти. После своего возвращения в Рим император распорядился, чтобы все солдаты, находившиеся в том городе, возложили благовония на алтарь Асклепия. Четыре офицера, которые тайно исповедовали христианство, отказались это сделать и также подверглись казни. Как полагают, казнь пятерых состоялась 8 ноября 298 года, четверых в тот же самый день, но в 300 году.
С течением времени всех девятерых похоронили в одном месте и учредили единый праздник, 8 ноября, тех пятерых, чьи имена сохранились, и тех четверых, о которых были известны только их военные чины. Их имена чудесным образом открылись в IX веке. Папа римский удостоил их титула. Так они и описывались в древних требниках вплоть до требника 1474 года. Пятерых, также претерпевших смерть, упоминали по именам и почитали как святых мучеников.
В VII веке папа Гонорий I в память о четверых воздвиг на руинах храма Дианы на Коэлийской горе красивую церковь в форме базилики. Сюда в 848 году перенесли останки всех девяти мучеников. Из-за этого возникла некоторая путаница и четыре офицера вместо пяти масонов стали святыми покровителями торгового сообщества, в то время как занятие пятерых продолжило существовать под именем четырех.
Все же церковь, которая множество раз перестраивалась, продолжает существовать, сегодня она носит имя Quatuor Coronati, или, как считают некоторые исследователи, Incoronati, современная огласовка, идентично с Coronati (средневековая латынь). В то время как для других слово якобы представляет искаженную форму военного термина Quatuor Cornicularii, привнесенную в латынь из итальянского как Coronati.
Предположили также, что, поскольку в римской армии существовало два класса награжденных солдат, высший был известен как Coronati, низший как Cornicularii, то вполне возможно, что четверо получили посмертное звание из рук преданных. Данное предположение подтверждается, если вспомним о той короне мученичества, что наделялась словом Coronati.
Из Италии мода на Quatuor Coronati как на святых-покровителей распространилась в Германию и Францию. Как отмечается в "Мартирологе" дю Соссе, тела пятерых перевезли из Рима в Тулузу, останки одного из них, святого Клавдия, упоминаются в папской булле 1049 года, где говорится, что они покоятся в церкви в Мейнале, в провинции Франш-Конте.
Во многих фламандских городах название Vier Ghecroonde (Quatuor Coronati) носят объединения ремесленников, связанных с искусством строительства и объединенных в корпорации. Как отмечает граф Гобле д'Альвьелла, гильдии Vier Ghecroonde (включавшие каменщиков, резчиков камня, скульпторов и других ремесленников) существовали в Антверпене и Брюсселе в XV веке. Члены их были известны как "товарищи по ложе" (gesellen van der logen или logein).
Совершенно очевидно, что легенда о Quatuor Coronati проникла в Британию достаточно рано. Одна из глав в Historia Ecclesiastica Беды Достопочтенного озаглавлена так: "Епископ Меллитий молитвой погасил огонь в своем городе". В следующей главе говорится, что в Кентербери, где произошло чудо, "церковь четырех венчанных мучеников была построена в том месте, где огонь полыхал сильнее всего".
С точки зрения мистера Айленда, церковь четырех мучеников в Кентербери воздвигли примерно во времена святого Августина, в 597 году. Если предположение верно, то отсюда следует (причем весьма достоверно), что первое христианское здание воздвигли после прибытия "английского апостола", посвятив его святым – покровителям строительных гильдий.
С другой стороны, против данной точки зрения серьезно возражал мой друг Пердон Кларк, заявляя, что церковь четырех мучеников в Кентербери лучше других выстояла в огне пожара из-за того, что была построена в римские времена или из кирпича, или из камня. В то время как остальные, более вероятно, относились к периоду массовой застройки церквей и монастырей, сопровождавших обращение саксонцев в 597 году, и в основном были построены из дерева.
Он также говорит: "Не приходится сомневаться в том, что члены Collegia Fabrorum в британских городах за сотню лет до саксонского вторжения стали христианами, и, следовательно, церковь Quatuor Coronati, нескольких популярных святых, скорее всего, построена в то время, когда в Кентербери находилось огромное сообщество христианских ремесленников, а вовсе не была основана святым Августином тотчас после его приезда в 597 году".
"Ранние христианские общины, – продолжает он, – состояли в основном из представителей промышленных классов, которые оказывались по необходимости мастерами или председателями своих соответствующих торговых союзов".
Действительно, по X. Куту, в Британии встречалось множество церквей в честь мучеников. В V веке святой Герман посетил место мученичества святого Албана в Веруламиуме. Этот святой удостоился венца мученичества в 303 году, когда на всей территории острова продолжались гонения Диоклетиана.
Церковь (или собор) в Винчестере (римский Вента Белгарум) традиционно относится ко времени Люция, последнего британского короля, при котором ее священники претерпели гонения. Однако, когда наступили счастливые дни Константина, церкви или вновь построили, или восстановили. Об этом нам известно в связи с церковью Святого Амфибала, известного как наставника святого Албана и пострадавшего вместе с ним.
В связи с легендой о венчанных мучениках коротко скажу, что, с моей точки зрения, уважение, с которым относятся к старейшему документу сообщества, подтверждает вывод, что четверо оказались святыми покровителями самого главного отделения строительных ремесел во времена расцвета средневекового оперативного масонства и оставались таковыми вплоть до периода его заката.
Доктор Бегеманн неустанно поддерживал мнение, даже несмотря на лакуны в цепочке доказательств, что рукопись Кука – предтеча обыкновенных версий рукописных Конституций. Ежели Эдвин из этих документов ранее был представлен как покровитель масонов, названный "младшим сыном" короля Ательстана, то существует и точка зрения, которая из-за отсутствия несомненных свидетельств не может быть точно подтверждена в отношении активного масонства. Сам же я во многом склоняюсь к точке зрения, что Эдвин из ранней британской истории оказался покровителем мастерства в ранней масонской мифологии.
Ательстан, имя которого упоминается и в Королевской рукописи, и в рукописи Кука, был первым королем всей Англии, вот откуда, возможно предположить, возникла мифологическая вера в его дар Королевской хартии масонам. Более того, вспомним, что с его времени вплоть до Нормандского завоевания и от Вильгельма Завоевателя до Эдуарда I и позже клятва верности ежегодно приносилась каждым свободным человеком как круговая порука. О происхождении данной особенности английской политической системы в англосаксонские времена я подробно рассказал в предыдущей главе.
Слова этой клятвы, как они приводятся в публикации 1642 года, следующие: "Клянусь хранить верность и преданность нашему суверену, королю". По своей сути они те же, что и соответствующие предписания в Конституции масонов.
Оба "обязательства", если использовать понятие, с которым некоторые мои читатели познакомятся, фактически находятся на одном уровне, если речь идет об Античности, и, как остатки более ранних форм, имеют между собой много общего, что вытекает из их общего происхождения.
Младший сын короля Ательстана, как находим в рукописи Кука, "весьма сведущ в науке геометрии… сам склонен консультировать и работать в соответствии со своей специальностью, ибо прослыл в этой специальности мастером". Подразумевается, что он достаточно поднаторел в своем знании, равно как и в практическом мастерстве, в науке геометрии и хватке, иначе говоря, как в созерцательном, так и в оперативном масонстве.
В той же рукописи и также в масонской поэме заявляется, что искусство геометрии обнаружил в Египте Эвклид и наделил его именем "масонство". В отношении сказанного приведем наблюдения Альберта Пайка:
"Многие символы старых религий Пифагора и герметиков последующего времени оказались геометрическими фигурами… Некоторые представляли определенные цифры, восходящие к символике ассирийцев и вавилонян.
Чтобы понимать эти символы, возможно, и дали им понятие "геометрия", чтобы избежать непонимания и неточностей. Архитекторы и строители церквей получали удовольствие от символизма самого скрытного свойства.
Пирамиды считаются чудесами геометрической науки. Это рукотворный символизм. Символизм, можно сказать, является созерцательной геометрией".
Не все приведенные точки зрения сходятся между собой, но мы должны учитывать ту, согласно которой в самых старых "гроздях" документов, относящихся к нашему сообществу, мы встречаемся с исследованием и собиранием того, что весьма отдалено от умственной деятельности оперативных масонов, о которых мы знаем из поздних рукописных Конституций.
Сказанное соотносится с предположением, что масонство как спекулятивная наука угасла или начала угасать, pari passu (наравне, равно. – Пер. ) с масонством как оперативным искусством.
Оставляя рукописи Regius и Кука, которые представляют собой транскрипции конца XIV или начала XV века, позвольте дальше перейти ко второй "грозди" древних масонских сочинений, или, иными словами, к огромной груде рукописных Конституций, из которых старейшей формой считается рукопись Великой Ложи 1583 года.
Между этими периодами существует пробел более чем в полтора столетия, за время которого население сократилось, строители почти все умерли, искусство потеряло свою энергию и красоту.
Когда мы впервые встретились с рукописными Конституциями франкмасонов в поздней истории общества, они показались древними и в той или иной степени устаревшими. Ни исследование более почтенных текстов, ни сходных документов, существовавших в отдаленные времена, не подводят нас ближе к пониманию обстоятельств, при которых они были разработаны, или выяснению той задачи, которую они намеревались (в первую очередь) осуществлять.
Во всяком случае, из двух изысканий по поводу старинного масонства мы обоснованно делаем вывод, что с XIV века (возможно, и раньше) существовали ассоциации спекулятивных, или символических, масонов. Хотя я бы с осторожностью заявлял об этом, потому что суждения ведущих исследователей противоположны моему. Итак, в самих Конституциях ясно указывается, что при допущении новичков они ими читались или перечислялись.
Более того, в отношении документов, которые я отнес во вторую группу, возникают многие любопытные предположения. Однако я склонен их, за одним исключением, не рассматривать, поскольку они лежат вне поля моих изысканий. В "Пробном исследовании" Спет выдвинул любопытную гипотезу, намереваясь доказать, что строители средневековых храмов, или соборов, представляли собой отдельный класс, отличавшийся от масонов городских гильдий или компаний, и что рукописные Конституции относились к масонам, строившим церкви, и содержали соответствующие руководства и предписания.
С его легкой руки именование "строители соборов" некоторые стали употреблять как альтернативный титул для "франкмасонов Средних веков", привлекательный своим звучанием. Но, к сожалению, сама гипотеза (хотя ее и весьма сильно продвигал автор) не подтверждается никакими доказательствами и противоречит известным фактам истории.
Наше собственное описание Руководств носит исключительно традиционный характер. Нет никаких свидетельств, что в XV–XVI веках или раньше они выполняли более полезную роль, чем данные в нескольких версиях "Легенды о ремесле", которая составляет раздел во всех копиях рукописных Конституций.
Мы не можем доверять тем отзвукам прошлого, которые называются письменными преданиями франкмасонов. Пока машина не заработает, невозможно судить о ее результатах. В равной степени сложно составить представление о механизмах масонской системы управления в Средние века из сухих утверждений, которые представили или изобрели удачливые переписчики старых Конституций.