Вся жизнь кочевников организована таким образом, чтобы наилучшим образом использовать те скудные средства, что дарит им местная природа. Они даже спят так, чтобы максимально сохранять тепло: садятся на корточки на застеленный шкурами пол, вылезают из рукавов тулупов и накрываются ими, как одеялами. Еще до того, как встать ранним утром, они мехами раздувают тлеющие в очаге угли, чтобы вскипятить чай. Очаг располагается в центре шатра, и огонь в нем никогда не гаснет. Дым выходит через отверстие в крыше. Как и в любом крестьянском доме, в шатрах кочевников всегда есть маленький алтарь. Обычно он очень примитивен: ящичек, на котором лежит амулет или стоит статуэтка Будды. Обязательно имеется и изображение Далай-ламы. На алтаре горит масляная лампадка, но зимой из-за холода и недостатка кислорода ее огонек почти незаметен.
Самое значительное событие в году для кочевников – ярмарка в селении Гьяньима. Туда гонят стада, продают часть овец, выменивают их на ячмень. Кроме того, там обзаводятся необходимым домашним скарбом, приобретают иголки для шитья, алюминиевую посуду и яркие украшения в подарок оставшимся дома женам.
Нам было очень жаль расставаться с этим милым семейством и доверчивыми детками. Мы, как всегда, постарались как-то отблагодарить за оказанное гостеприимство. Когда, как в этом случае, было понятно, что деньги не нужны, мы дарили цветную пряжу или немного перца.
С этого момента мы проходили от двадцати до тридцати километров в день, в зависимости от того, встречались ли нам шатры кочевников или нет. Довольно часто нам приходилось ночевать под открытым небом. В такие вечера на сбор ячьих лепешек и ношение воды у нас уходили все силы, и мы почти не разговаривали. У нас очень болели руки, они постоянно коченели на морозе, поскольку перчаток у нас не было, мы надевали на кисти по паре носков. Раз в день мы варили мясо и черпали кипящий бульон прямо из котелка, не опасаясь обжечь язык: температура кипения на такой высоте довольно низка, а мороз настолько сильный, что жидкость моментально остывает. Еду мы готовили по вечерам, а утром разогревали остатки. Потом выдвигались в путь и уже до следующего вечера не делали привалов.
Я никогда не забуду те нестерпимо длинные, унылые ночи в горах. Часто нам было не заснуть по целым часам, мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, завернувшись в общее одеяло, чтобы совершенно не окоченеть. Своей маленькой палаткой мы накрывали ноги, поскольку ветер часто дул с такой силой, что поставить ее было невозможно, а так она давала нам больше тепла. Забившись в складки палатки, спал наш песик, и только яку стужа была нипочем: он преспокойно пасся ночи напролет вокруг нашей стоянки. Едва мы согревались, как давала о себе знать еще одна напасть: просыпались бессчетные вши, поселившиеся на наших телах и размножавшиеся со страшной скоростью. Это была настоящая пытка! Они беспардонно пили нашу теплую кровь. А мы даже не могли стряхнуть этих тварей с себя, потому что раздеваться при такой температуре было совершенно немыслимо. К середине ночи насекомые напивались крови досыта и оставляли нас в покое. Наконец можно было спать. Но уже через несколько часов подступала утренняя стужа, забиралась к нам под одеяла и стряхивала с нас сон, едва мы в него провалились. Дрожа, мы продолжали лежать, надеясь, что в этот день покажется солнце. И если на это были хоть какие-то намеки, мы не вставали до тех пор, пока солнечные лучи не освещали наш лагерь.
13 декабря мы добрались до Лавран-Трова, "деревни", состоявшей из одного-единственного дома. Семья, которой этот дом принадлежал, использовала его в качестве склада, а сама жила в шатре неподалеку. На наши удивленные вопросы, зачем они так поступают, нам объяснили, что в шатре намного теплее. Из разговора мы скоро узнали, что мы остановились у семейства пёнпо. Самого хозяина в тот момент дома не было, в роли заместителя выступал его брат. Естественно, он начал расспрашивать нас, но совершенно удовлетворился, когда мы сказали, что совершаем паломничество. В первый раз мы признались, что хотим попасть в Лхасу. Мы ведь были достаточно далеко от караванного пути! Наш собеседник только покачал головой и стал объяснять, что быстрее всего в Лхасу добираться через Шигаце. На это у меня был готов ответ: мы якобы специально выбрали этот трудный путь, чтобы большей жертвой сделать свое паломничество ценнее. Это произвело нужное впечатление: тибетец охотно стал давать нам дельные советы.
По его словам, у нас было две возможности: один путь – очень сложный, со множеством перевалов и по совершенно безлюдной местности, а второй – попроще, но через область, населенную кхампа. Мы уже не раз слышали это слово от кочевников, они всегда произносили его с таинственным выражением. Кхампа, насколько мы понимали, назывались жители самой восточной провинции Тибета, Кхам. Но это название всегда произносилось со страхом и предостережением. Наконец мы осознали, что для местных жителей кхампа значит то же, что разбойник.
К несчастью, мы все-таки недооценили предостережения и выбрали более простую дорогу.
Мы провели две ночи у семейства пёнпо, к сожалению, не гостями в шатре, потому что родовитые тибетцы сочли низких индийцев недостойными такой чести. Брат пёнпо произвел на нас большое впечатление. Он был серьезен и немногословен, но если что-то говорил, то всегда дельные вещи. У них с братом на двоих была одна жена, и жил он за счет его стад. Семья казалась вполне зажиточной, если судить по шатру, который заметно превосходил размерами жилища обычных кочевников. Здесь нам удалось пополнить запасы провизии, нам без колебания продали все необходимое за наличные деньги.
Опасная встреча с разбойниками-кхампа
Мы уже некоторое время были в пути, когда увидели идущего нам навстречу человека, одежда которого привлекла наше внимание. Говорил он на другом диалекте, чем живущие в этой местности кочевники. Он с любопытством стал расспрашивать, откуда и куда мы идем, на что мы выложили нашу легенду о паломничестве. Выслушав нас, он продолжил свой путь. Мы поняли, что познакомились с первым в своей жизни кхампа. Через пару часов мы увидели вдалеке двух мужчин на низеньких лошадках, одетых в такие же костюмы. Мы забеспокоились, но сделали вид, что не замечаем их, и пошли дальше. Уже давно стемнело, когда мы набрели на шатер. Нам очень повезло, потому что в нем жила милая семья кочевников. Нас радушно пригласили зайти внутрь и даже выделили отдельный очаг. После чего настойчиво предложили купить у них мяса. Только потом мы поняли, что все это проистекает из суеверий: в шатре кочевника не должно быть иного мяса, кроме мяса собственного скота, чужаки не должны прикасаться к его очагу, поэтому для гостей – отдельное кострище, кроме того, нельзя угощать чужих молоком. Конечно, здесь, как и везде, одни люди очень суеверны, а другие – в гораздо меньшей степени.
Вечером разговор у нас зашел о разбойниках. Они были настоящим бичом этих мест. Наш хозяин прожил тут достаточно долго и мог многое порассказать о них. Он с гордостью показал нам винтовку Манлихера, которую купил у одного кхампа за целое состояние – пятьсот овец. Но местные разбойники считали эту огромную цену своего рода выкупом за то, чтобы оставить его в покое.
Нам довольно подробно рассказали о жизни грабителей. Они обычно живут группами, в трех-четырех поставленных рядом шатрах и с этой базы совершают набеги по окрестностям. Это происходит таким образом: вооруженные винтовками и саблями, разбойники врываются в шатер кочевника и нахально требуют принять их по высшему разряду. Кочевники в ужасе выкладывают все, что у них есть. Разбойники набивают желудки и карманы, забирают пару голов скота и исчезают. На следующий день то же они проделывают в жилище других кочевников, пока не обчистят весь район. Потом штаб-квартира переносится в другое место, и все начинается сначала. Кочевники покоряются судьбе, потому что не могут без оружия противостоять превосходящему по численности противнику, а правительство бессильно навести порядок в этих труднодоступных районах. Но если какому-нибудь чиновнику удается выиграть бой с разбойниками, то внакладе он не остается: вся добыча достается ему. Наказывают за разбой очень сурово – отрубают руки. Но еще ни одного кхампа страх такого наказания не отвратил от разбойного ремесла. Нам рассказали о нескольких случаях, когда кхампа жестоко убивали своих жертв. Часто кхампа нападают на паломников, странствующих монахов и монахинь. Нам начало становиться не по себе. Что бы мы только не отдали за возможность приобрести винтовку Манлихера! Но у нас не было ни денег, ни самого примитивного оружия. А стойки от палатки не могли отпугнуть даже собак.
С неспокойным сердцем отправились мы на следующий день в путь. Еще тревожнее нам стало, когда мы заметили человека с ружьем, который шел впереди нас, стараясь прятаться за холмами. Но мы продолжали идти своей дорогой и скоро потеряли его из виду. Вечером мы снова подошли к шатрам: сначала мы увидели один, а чуть поодаль стояла целая их группа.
Мы постучали в первый шатер. Навстречу нам вышла семья кочевников. Они с ужасом отказались нас впустить и растерянно замахали руками в сторону других шатров. Нам ничего не оставалось, как идти дальше. Обитатели следующего шатра приняли нас, к большому нашему удивлению, с радостью. Все вышли наружу, стали ощупывать наши вещи и помогать с разгрузкой, чего прежде кочевники никогда не делали. Вдруг мы сообразили, что оказались у кхампа. Мы попались, как мыши в мышеловку. В шатре жило двое мужчин, одна женщина и один мальчик-подросток. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Во всяком случае, мы не теряли бдительности и надеялись, что вежливость, осторожность и дипломатический подход помогут нам найти выход из затруднительной ситуации.
Едва мы сели у огня, как в шатер стали один за другим заходить обитатели соседних жилищ: всем хотелось посмотреть на чужаков – мужчинам, женщинам, детям и даже собакам. Мы очень старались не спускать глаз со своих вещей. Эти люди оказались навязчивы и любопытны, как цыгане. Узнав, что мы паломники, они стали настойчиво расхваливать нам одного провожатого, который прекрасно знает дорогу в Лхасу. Он бы провел нас чуть южнее той дороги, по которой мы двигаемся, гораздо более удобным путем. Мы с Ауфшнайтером переглянулись. Говорили нам про мужчину крепкого телосложения, коренастого и с длинной саблей на поясе. Вид его не внушал большого доверия. Но все же мы приняли предложение и оговорили плату. Ничего другого нам не оставалось, потому что если они что-то замышляли, то могли и прирезать нас на месте.
Постепенно гости разошлись по своим шатрам, и мы стали готовиться ко сну. Один из наших хозяев очень хотел воспользоваться моим рюкзаком в качестве подушки, и мне стоило большого труда оставить свои пожитки при себе. Наверное, кхампа подумали, что в рюкзаке у меня пистолет. Это нас вполне устраивало, и я постарался своим поведением поддержать их подозрения. Наконец от меня отстали. Всю ночь мы с Ауфшнайтером были начеку и не сомкнули глаз. Несмотря на усталость, нам это было нетрудно, потому что женщина беспрерывно бормотала молитвы. Мне даже стало казаться, что она заранее просит прощения за то, что ее мужья намереваются сделать с нами на следующий день. В общем, мы были просто счастливы, когда эта ночь закончилась. Поначалу все шло хорошо. Я обменял карманное зеркальце на мозг яка, который мы тут же приготовили на завтрак. Потом мы стали собираться в путь. Хозяева очень внимательно следили за каждым нашим движением и чуть не хватали меня за руки, когда я передавал тюки Ауфшнайтеру наружу. Но все же нам удалось отделаться от назойливых хозяев и навьючить яка. Мы огляделись и, к большому облегчению, не обнаружили своего предполагаемого проводника. Семья кхампа настойчиво рекомендовала нам все же придерживаться южной дороги: там мы якобы скоро встретим кочевников, которые тоже совершают паломничество в Лхасу. Мы пообещали последовать их совету и поспешили прочь от этого места.
Пройдя пару сотен метров, я понял, что у нас пропала собака. Обычно пес просто бежал за нами. Оглянувшись, мы обнаружили неприятный сюрприз: за нами шли три человека. Они скоро нагнали нас и сообщили, что тоже идут к шатрам паломников, и указали на дымок вдали. Нам это показалось очень подозрительным, потому что мы никогда не видели, чтобы из шатров поднимались такие столбы дыма. Когда мы спросили про собаку, они ответили, что пес остался в шатре и один из нас может сходить за ним. Тогда мы поняли их план. На кону стояли наши жизни. Кхампа оставили у себя собаку, чтобы разделить нас с Ауфшнайтером, поскольку не отваживались напасть на обоих сразу. И видимо, там, где поднимался дым, ждали их товарищи. Тогда на их стороне будет большой численный перевес и они легко с нами справятся. А о нашем исчезновении никто даже не узнает.
Тут мы очень пожалели, что не приняли всерьез предостережения кочевников. Делая вид, что ни о чем не подозреваем, мы прошли еще немного в том же направлении и быстро обсудили наше положение. Мужчины шли теперь по сторонам от нас, а мальчик-подросток – сзади. Оглядевшись украдкой, мы стали прикидывать свои шансы. Мужчины были одеты в двойные тулупы, обычную у разбойников одежду, которая предохраняет от ударов ножом, на поясе у каждого висела длинная сабля, а лица вовсе не светились кротостью.
Что-то должно было произойти. Ауфшнайтер предложил для начала свернуть в другую сторону, чтобы не угодить прямиком в ловушку. Сказано – сделано. Продолжая разговор, мы резко повернули в другую сторону. Кхампа от удивления замерли на месте, но тут же догнали нас, преградили путь и не с самым дружелюбным выражением на лицах спросили, куда мы собрались. "За собакой", – быстро и уверенно ответили мы. Похоже, этот ответ несколько охладил их пыл. Они видели, что настроены мы в высшей степени решительно. Некоторое время они просто стояли и смотрели на нас, а потом пошли своей дорогой. Видно, хотели сообщить новости своим товарищам.
Когда мы подошли к шатрам, нам навстречу вышла женщина, ведя собаку на веревке. После дружеских приветствий мы забрали пса и продолжили путь – только в противоположном направлении, конечно. Продолжать идти вперед для нас, безоружных, означало верную смерть. Совершив настоящий марш-бросок, мы в тот же вечер добрались до милого семейства, у которого недавно останавливались. Они не удивились тому, что с нами произошло. По их словам, одно название этого поселения кхампа, Гьяк-Бонра, вселяло ужас всей округе. После такого приключения возможность спокойно выспаться особенно дорогого стоила…
На следующий день мы разработали новый маршрут. Нам не оставалось ничего другого, как двинуться по трудной дороге через необитаемые места. Мы закупили у кочевников еще мяса, столько, сколько могли увезти, потому что не рассчитывали встретить ни одной живой души в течение по крайней мере недели.
Чтобы не возвращаться в Лавран-Трова, мы рискнули срезать путь и преодолеть небольшой, но очень крутой подъем. Он должен был вывести на нужную дорогу. Остановившись на середине подъема, чтобы окинуть взглядом окрестности, мы с ужасом заметили, что за нами следуют два человека. Это, несомненно, были кхампа. Вероятно, они нагрянули к кочевникам и узнали, в каком направлении мы ушли, и скоро нас увидели – ведь в чистом воздухе Чантана все видно на огромные расстояния.
Что было делать? Мы не сказали друг другу ни слова. Потом мы узнали, что думали в тот момент об одном и том же: как бы подороже продать свои жизни. Сначала мы постарались просто идти быстрее. Но тут нас ограничивала скорость яка, который, сколько его ни подхлестывали, плелся как черепаха. Мы то и дело оглядывались, но понять, сокращается ли расстояние между нами и нашими преследователями, было невозможно. Мы снова с ужасом прочувствовали, что значит быть в этих краях без оружия. Все, что мы могли, – защищаться стойками от палатки и камнями. А у наших противников были наточенные клинки. Главное в нашем положении было действовать согласованно и прикрывать друг друга. Мы твердо решили нанести противникам как можно больший урон. В таких мыслях мы прошли час, показавшийся нам бесконечным, – мы задыхались от напряжения и беспрестанно оборачивались. Потом мы заметили, что те двое сели. Мы ускорили шаг, чтобы быстрее добраться до вершины горы. Одновременно мы высматривали себе укрытие, где в случае необходимости можно было остановиться на отдых. Мужчины вдали снова поднялись на ноги, как будто посоветовались и решили повернуть назад. Мы вздохнули с облегчением и стали подстегивать яка, чтобы быстрее перевалить через гору и скрыться из виду. Оказавшись на гребне, мы поняли, почему те двое вернулись: перед нами лежал самый пустынный пейзаж, какой я только видел в своей жизни. Море заснеженных пиков вздымалось волнами и казалось бесконечным. Вдалеке виднелись Гангдисе и, как щербина между зубами, перевал Сэла-Ла, через который в случае необходимости можно было вернуться назад. Этот перевал стал известен после экспедиции Свена Гедина, за ним идет дорога на Шигаце.
Но окончательно ли кхампа прекратили нас преследовать? На всякий случай мы решили не останавливаться и ночью. К счастью, луна светила ярко. Снег блестел в лунном свете так, что можно было разглядеть даже дальние горные цепи.
Голод, холод и неожиданный рождественский подарок
Я никогда не забуду тот ночной переход. Тогда я испытал самое сильное напряжение сил и нервов в жизни. То, что местность была настолько неприветливая, должно было спасти нас от кхампа. Но это же предполагало новые испытания. Хорошо, что я давным-давно выкинул свой градусник. Тут он наверняка снова показывал бы 30 градусов по Цельсию – ведь ниже шкалы у него не было. Но это не соответствовало царящей здесь стуже. Свен Гедин намерил примерно в этих местах и в такое же время года 40 градусов мороза.
Мы часами брели вперед и вперед по ровному нетронутому снегу. А наш дух отправился тем временем в собственное путешествие, оторвавшись от тела. Меня начали мучить галлюцинации: мне виделась уютно натопленная комната, множество горячих блюд, дымящиеся напитки. Забавно, но представлялся мне обычный студенческий буфет в Граце, куда я захаживал в юности, – и этот образ чуть не сводил меня с ума.
Мысли Ауфшнайтера шли в другом направлении. Он постоянно бубнил ругательства себе под нос, вынашивал черные планы отмщения грабителям и клялся вернуться вооруженным до зубов. И вот тогда попляшут проклятые кхампа!