Когда в 1943 году швейцарская сеть оказалась на грани краха из-за отсутствия средств, Пюнтер при помощи Александра Абрамсона из Международной организации труда и некоторых друзей связался с несколькими богатыми швейцарскими промышленниками, которые либо симпатизировали России, либо надеялись получить крупные заказы после окончания войны. Им туманно намекали, что нужны деньги, "чтобы помочь Москве", и все долги, естественно, будут возвращены. Эти операции принесли значительные суммы. "Дора" получил около 30 тысяч франков, на которые выдал расписки, подписанные вымышленным именем. Часть этой суммы была собрана Абрамсоном в Женеве, 85 тысяч франков пришли от Пюнтера.
Ни одного франка из этих денег не было возвращено после окончания войны, а индустриальные магнаты не получили ни одного русского заказа. Некоторые из кредиторов просто списали долги разведывательных агентств, однако другие настаивали на возврате денег, обвиняя Пюнтера в своих потерях. Как только в октябре 1946 г. советско-швейцарские отношения были установлены, Пюнтер встретился с советским представителем Анатолием Кулаченковым и понял, что тот хорошо информирован о состоянии этого дела. Кулаченков не отрицал, что деньги, собранные "группой Пакбо", были одолжены советскому аппарату. Однако он сказал: "Официально я ничего не знаю. Если об этом деле мне будет говорить кто-то другой, а не вы, я буду все решительно отрицать".
Пюнтер пытался снова и снова. Прижатый одним из кредиторов, он заключил с ним сделку: долг, но в меньшем размере, будет выплачен лично Пюнтером ежемесячно мелкими суммами.
Через несколько лет после войны, когда советская разведка попыталась воскресить свой аппарат в Швейцарии, один из членов семьи Карла Гофмайера предложил Пюнтеру возобновить сотрудничество. Пюнтер, очень раздражённый, ответил, что не желает иметь никаких контактов с советской разведкой.
В 1948 году на конференции социалистических издателей Пюнтер рассказал о своей работе в качестве советского шпиона. И что было характерно для того времени в Швейцарии, большинство присутствующих издателей отказались поверить этой, как они считали, "фантастической истории".
Конец швейцарской сети
Как и в большинстве других стран, между военной контрразведкой и федеральной полицией существовали антагонизм и соперничество, и иногда они мешали друг другу. В то время как военные власти под руководством генерала Гизана поощряли сотрудничество с агентствами Советского Союза, полиция старалась подавить всякую нелегальную деятельность в Швейцарии, особенно секретную радиосвязь с зарубежными странами.
Москва не была склонна ограничивать свою деятельность только разведкой за рубежами Швейцарии, хотя и понимала, что швейцарские власти терпят советский шпионаж до поры до времени, да и то поневоле.
В сентябре 1941 года в сообщении Директору от Радо говорилось о швейцарской зенитной артиллерии. 13 сентября 1942 года Москва потребовала от Радо детального доклада о швейцарской армии - о численности, оснащении и т. д. Через некоторое время такой доклад был послан. 10 мая 1943 года Директор передал Радо: "Ваше сообщение об орудии системы Керна очень важно. Узнайте, поставлено ли это орудие на вооружение швейцарской армии? Какие заводы изготовляют его и в каких количествах?" Было еще много других аналогичных запросов и ответов.
Используя радиопеленгацию, но действуя раздельно, немецкие и швейцарские органы контрразведки пытались определить места расположения радиопередатчиков. Они перехватывали радиограммы, но в большинстве случаев не умели расшифровать их и поэтому не могли узнать, от какого агента исходит этот длинный ряд цифр: советского, британского или какого-то иного.
Немцы работали также через Германа Генселера, бывшего служащего Международной организации труда в Женеве, который вместе со многими другими был уволен в 1939 г. по сокращению штатов. Когда швейцарская полиция приказала Генселеру покинуть страну (у него не было видимых источников дохода, поэтому он вызывал подозрение), германский консул взял его на работу, и ему было позволено остаться. Тем временем абвер нащупал некоторые ниточки, которые вели к передатчику Маргарет Болли, и Генселеру было поручено заняться этим делом. В октябре 1942 года Генселер приказал юному парикмахеру из Женевы Гансу Петерсу сблизиться с Болли, и вскоре тот занял место стареющего Радо. Обо всем, что Петерс узнавал от Болли, он докладывал Генселеру. После войны в германском консульстве была найдена книга, которую Радо использовал как основу для шифрования, но Болли утверждала, что никогда не знала о настоящих намерениях Петерса и Генселера.
Швейцарская полиция перехватила зашифрованные радиопередачи и открыла рации Болли и Хамеля, посчитав, что это работают немецкие шпионы. Так как борьба с германским шпионажем во время войны считалась первостепенной задачей, полиция приступила к арестам членов группы Радо без консультаций с руководством армии.
Члены советского аппарата не подозревали о надвигающейся буре. В домах операторов на короткое время отключали электрический ток - это было составной частью метода поиска передатчиков. Маргарет Болли заметила нескольких полицейских, которые лезли на крышу дома, чтобы проверить, есть ли там антенна. Встревоженный Радо послал 10 октября 1943 года радиограмму Директору:
"Судя по наблюдениям Розы, дом, где находится ее квартира, взят под наблюдение политической полицией. Хотя я не думаю, что эти меры приняты в связи с Розой, в качестве предосторожности я временно запретил ей работать. Если мы не заметим ничего другого, то возобновим её работу ночью 16 октября".
Тремя днями позже, тринадцатого октября, во время радиопередачи был арестован Эдмон Хамель. Маргарет Болли схватили в это же время на квартире у Ганса Петерса. Стараясь сделать работу как можно лучше, полиция задержала заодно полковника Мейера из контрразведки, который служил офицером связи с британской и французской разведками. Возмущенный генерал Гизан потребовал немедленного освобождения задержанных.
После ареста Хамеля и Болли стало ясно, что скоро будут задержаны и другие члены группы. Радо запросил через Солтера, дадут ли англичане ему политическое убежище, и положительный ответ был быстро получен. 26 октября 1943 года Радо через Лондон с помощью Фута направил в Москву радиограмму следующего содержания:
"Так как ситуация становится все более и более неблагоприятной и существует опасность развала сети из-за действий полиции, я предлагаю войти в контакт с англичанами и продолжать работу под их прикрытием".
Второго ноября пришел ответ, весьма характерный для руководства советской разведки:
"1. Ваше предложение найти убежище у англичан и работать оттуда совершенно неприемлемо. В этом случае вы и ваша организация утратите самостоятельность.
2. Мы обеспокоены вашей тревожной ситуацией и собираемся привлечь известного американского адвоката со связями в Швейцарии. Этот человек может оказать вам помощь. Немедленно сообщите, можете ли вы как-то продержаться два-три месяца или где-то укрыться. Получив ваш ответ, мы устроим приезд адвоката.
3. Кто, кроме вас, в организации находится в опасности? Как ситуация с Сиси и Пакбо? Получили ли радисты обвинительное заключение?
Сейчас мы больше всего нуждаемся в сотрудничестве с группой Люци, и надеемся, что это станет возможным, как только ваша личная ситуация, так же как и Джима, прояснится.
4. Мы просим вас успокоиться и делать всё, что необходимо для вашей безопасности, восстанавливая свою способность к работе".
В то же время Директору стало известно, что Радо связался без его разрешения с англичанами и получил их согласие. Он сделал Радо строгий выговор, что говорило о том, как мало Москва понимала обстановку в Швейцарии.
"5 ноября. Директор Доре:
Ваш контакт с Картрайтом без нашего разрешения является беспрецедентным нарушением дисциплины. Наша оценка ситуации в вашей организации и перспективы продолжения работы с Люци приводят нас к выводу о том, что контакты с англичанами не являются необходимыми. Мы повторяем: это невозможно для нас.
Вы должны немедленно отменить это неприятное дело и все переиграть. Одновременно позаботьтесь о безопасности Джима, чтобы часть важной информации от Люци могла пройти через него. Немедленно пришлите объяснения по поводу ваших непонятных действий и дайте свои предложения".
Через несколько дней Радо возобновил свои просьбы, настаивая на переходе "под крышу" англичан: таким образом он вёл бы работу из здания, обладающего статусом экстерриториальности и решил бы финансовые проблемы группы "Люци".
Ответ Москвы сводился, в сущности, к тому, что эти доклады об опасной ситуации в Швейцарии инспирированы британской разведкой, а сам Радо не что иное, как послушный инструмент в их руках:
"14 ноября 1943. Директор Доре:
После тщательного изучения ваших сообщений мы склонны думать, что вся эта история выдумана по причинам, которых мы не понимаем до конца, некоторыми агентами британской разведки в Швейцарии. Они, очевидно, не понимают всей серьёзности современных событий для союзников. Поэтому мы считаем, что ни вы сами, ни другие не подвергаются сейчас серьезной опасности. Нам известно ваше умение быстро и правильно оценивать политическую обстановку, и мы уверены, что вам удастся найти выход из сложной ситуации и удержаться на боевом посту в этот исторический момент последних дней войны…
Работа с группой Люци должна быть продолжена во что бы то ни стало. Вы должны собрать для немедленной передачи информацию от Люци через Джима. Кроме того, необходимо без задержки установить новые рации".
Ответная радиограмма была послана 17 ноября:
"Лучший способ помочь нам - отпустить меня и Марию в посольство союзников, пока не стало слишком поздно. До сих пор нет адреса для получения денег. Мы совсем без средств.
Ваш упрек в том, что я нарушил дисциплину, явился для меня тяжелым ударом. Но обстановка такова, что мне приходится оставаться в укрытии. Делаю такое предложение: дальнейшая работа в настоящее время возможна только в том случае, если вы пойдете на риск, чтобы Джим продолжал свою деятельность".
"Ваши предложения верны", - ответил ему Директор 28 ноября. Он еще не знал, что за восемь дней до этого Джим, последний из радистов, был арестован, и связь с Москвой окончательно прервалась.
Радо скрывался у своих друзей-коммунистов. Москва ничего не делала для того, чтобы подключить к работе новых радистов. Директор прекрасно понимал, что работа остановится, если не будут поступать деньги, но ровным счётом ничем не помог самой ценной своей агентурной сети.
Ночью двадцатого ноября 1943 года полиция арестовала Фута в тот момент, когда он передавал радиограмму в Москву. Захватив передатчик Фута и располагая кодом Радо, швейцарская полиция в течение короткого времени пыталась провести радиоигру с Москвой. Лейтенант Морис А. Трейер осуществил первую сеанс связи в этой игре. Уже потом, когда Фут был в Москве, ему сообщили, что сразу же разгадали трюк, потому что сообщения, посланные будто бы Футом, были написаны по-немецки шифром Радо, в то время как предыдущие радиограммы Фута всегда шли на английском языке его личным кодом.
Швейцарские офицеры не могли знать советских правил изменения кодов, в соответствии с которыми оператор старым кодом предупреждает Центр о том, что переходит на новый. Но этого оказалось мало, и, чтобы проверить радиооператора, Москва 9 декабря 1943 года задала несколько вопросов: "Сообщите, когда вы в последний раз видели Поля и как часто вы с ним встречались с начала октября". В радиограмме от 8 января 1944 года: "Насколько нам известно, Пакбо никогда не слышал о Поле. Как он тогда мог узнать о его аресте?"
В то же время Директор проявляет удивительную неосторожность и в этих же радиограммах обсуждает с "Люци" денежные дела и другие вопросы. Его послания фиктивному Футу представляли большой интерес для швейцарской полиции, но радиоигра скоро закончилась.
С исчезновением со сцены обоих - Радо и Фута - настало время Пауля Бетхера и Рахели Дюбендорфер ("Сиси") взять на себя швейцарскую сеть. Но все обернулось неудачно, и этот отрезок времени не был отмечен успехом.
Пауль Бетхер в начале 30-х годов был известным германским коммунистом, прошел через старую социал-демократическую партию и через "Союз Спартака", но находился в оппозиции к КПГ.
Его гражданская жена, полька по национальности, Рахель Гаспари, разделяла с ним все превратности судьбы. Убежав вместе с Бетхером из нацистской Германии в Швейцарию, Рахель вступила в фиктивный брак со швейцарским гражданином по имени Дюбендорфер. Скоро она смогла снабдить Бетхера паспортом своего законного мужа.
Бетхер и Рахель поступили на службу в советскую разведку в 1937-м. До этого они жили в бедности. Теперь их положение, как известных оппозиционеров, открывало им доступ к источникам информации, закрытым для коммунистов; полиция считала их безвредными. Другими членами ее семьи, которые тоже стали агентами, был ее зять, французский капитан Жан-Пьер Вижье, и ее кузен Вальтер Флюкигер.
В 30-е годы "Сиси" была членом коммунистической ячейки в Международном отделе труда Лиги Наций, что предоставляло известную дипломатическую защиту - например, право пересечения границы без таможенного досмотра.
Сначала Пауль и "Сиси" работали на Радо в качестве источников информации, но в конце 1942 года, когда оккупация Швейцарии казалась неминуемой и потребовалась запасная группа агентов, были приняты в аппарат. Восьмого октября 1942 года от Директора поступила радиограмма, написанная высоким стилем:
"Дорогая Сиси. В этот трудный час мы напоминаем вам о вашей службе старого бойца. Во время нашей борьбы со злейшим врагом человечества каждый должен прилагать все усилия, чтобы делать для общего дела все, что в его силах. В случае германского вторжения вам придется выполнять особую задачу. Вы должны выучить код и получить все инструкции от Альберта (Радо). Вам часто придется выполнять нелегкую работу, но мы уверены, что вы приложите всю свою энергию для выполнения этой задачи".
Прошло более года, прежде чем Рахель дали настоящее задание. Однако, когда настало это время, она уже знала главные источники информации. У нее был налажен контакт с Ресслером, "Пакбо" тоже был готов помочь ей, и ее передатчик, еще не использованный и неизвестный полиции, был в полном порядке. Больше того, множество источников информации, работающих под разными условными именами - "Курц", "Диана", "Герцог", "Любовь" и другие - еще не были разоблачены. Они жили в Швейцарии и за рубежом и могли помочь "Сиси" создать внушительную агентурную сеть.
Однако у "Сиси" не было средств. Швейцарская коммунистическая партия выделила 75 тысяч франков, но большую помощь оказать не могла. Возможности получить деньги из частных фондов были исчерпаны, а промышленников, которые ранее одолжили деньги, спрашивать во второй раз было бесполезно.
Энергичные полугодовые действия "Сиси" с целью возобновить работу швейцарской сети кончились неудачей. Главной причиной ее неудачи были не полиция и не нацистские шпионы, а советский бюрократизм и личная враждебность среди руководства советской разведки.
Среди коллег Рахели по МОТ были сорокалетние Александр Абрамсон ("Исаак") и Гермина Рабинович, они были двоюродными братом и сестрой и политическими единомышленниками, то есть коммунистами. Они выполняли разовые поручения для сети Радо, но не были ее постоянными агентами. В 1940 году Гермина эмигрировала в Монреаль, где работала в отделении МОТ до начала войны. Хромая и вынужденная передвигаться с костылем, она не подходила для конспиративной работы, как и ее кузен Абрамсон, который оставался в Женеве.
Стремясь отыскать способ связаться с главным штабом советской разведки, Рахель не могла найти ничего лучшего, как использовать кружной канал Женева - Монреаль - Оттава - Москва.
Случай с Дюбендорфер очень характерен для работы советского разведывательного аппарата. Швейцарская сеть, которая имела особо важное значение, не знала ни имен, ни адресов французских коммунистов, которые могли бы связаться с советским посольством в Лондоне, не знала имен надежных людей, которых можно было бы послать курьерами в Стокгольм. У нее не было резервных радиопередатчиков или каких-либо других средств для восстановления связи. Москва не брала на себя инициативу и сама не спешила налаживать новые каналы.
Рахель попросила Гермину обратиться в советское посольство в Оттаве и найти способ запросить денег для швейцарской группы. Письма Рахель, подписанные во избежание подозрений именем Абрамсон, были посланы по почте МОТ, которая не подвергалась цензуре. Но нетерпеливая "Сиси" послала Гермине еще и телеграммы весьма странного содержания, которые швейцарские и канадские цензоры наверняка прочитали и, возможно, скопировали. Первая телеграмма Рахели пришла Гермине в декабре 1943 года, через несколько недель после того, как в Швейцарии прошла первая серия арестов.
Не являясь штатным агентом, Гермина Рабинович не могла знать правил установления контактов с персоналом военной разведки в посольстве, она ни с кем не была знакома и не знала пароля. Вместо всего этого, она просто спросила "советника". Принятая советником Тункиным, она рассказала ему о "Сиси" и о том, что та просит средств. Ее слова звучали странно и вызывали подозрения. Какие были действительные намерения у этой говорящей по-русски женщины, которая явилась без предварительной договоренности с такими поручениями шпионского толка? "Это был очень неприятный разговор, - вспоминала потом Гермина, - и я, разозлённая, ушла прочь".
Но за этим ничего не последовало. О сообщении Гермины не было даже доложено в ГРУ в Москве.
Тем временем Рахель послала Гермине письмо по каналам МОТ. Используя по-детски прозрачный код, она повторяла свою просьбу денег (в скобках здесь и далее - дешифрованное содержание):
"Около двух недель назад "Сиси" послала тебе телеграмму. Сообщи нам, как ты сходила к родителям Гизель (ГРУ в Оттаве). Мое здоровье прекрасно (я могу продолжать). Альберт (Радо) болен (скрывается) и, может быть, оставит свою профессию (разведку) на долгое время - он прикован к постели. Отношения с Люци (Ресслером) хорошие, она очень милая женщина. Семья Гизель (ГРУ) по некоторым причинам больше ею не интересуется (не посылает средств), хотя до этого времени оказывала ей поддержку. Ситуация у Люци улучшилась (он имеет новую информацию). Положение Сиси печально. Пожалуйста, сообщи родителям Гизель (ГРУ в Москве), что они должны отправить ей 6700 долларов".