Вряд ли требуется пространно доказывать, что предлагаемая ими трактовка событий начала XX в. не что иное, как фальсификация исторической действительности. Об этом уже достаточно писалось профессиональными историками. Однако критиками политического культа последнего императора не ставятся чрезвычайно важные вопросы, а именно: почему идеалом широких кругов современной интеллигенции стал именно Николай Второй, а не какой-нибудь другой русский император или политический деятель? Почему эта идеализация Николая Второго как политика получает распространение, несмотря на свое очевидное противоречие историческим фактам? Почему это происходит именно сегодня, а не пятнадцать-двадцать лет назад – в эпоху перестройки и в первые годы либерализации? Наконец, почему нынешние власть имущие, составляющие высший эшелон республиканского государства, недвусмысленно поддерживают эту монархическую пропаганду? Мы найдем ответы на эти вопросы, если поймем, что перед нами не что иное, как идеология.
Одно из самых глубоких определений идеологии дал К. Маркс. Сегодня в моду вошла разгромная критика марксизма, не менее вульгарная и неумная, чем его апология в советском официальном истмате и диамате. В действительности, можно не соглашаться с Марксом во многих, даже принципиальных вопросах, но нельзя отрицать, что некоторые его концепции имеют общенаучное значение. Это значит, они обладают эвристической ценностью независимо от нашей оценки марксовой философии в целом, и, значит, их можно и нужно применять и не будучи марксистом. Пример тому – виртуозное применение философом всеединства А.Ф. Лосевым марксового учения об экономических формациях в первом томе его "Истории античной эстетики". Концепция идеологии – из их числа, и я, не будучи марксистом, намерен применить ее здесь для анализа взглядов современных неомонархистов.
Итак, Маркс характеризовал идеологию как "ложное сознание". Это значит, что идеология представляет собой не произвольные фантазии кого-либо из идеологов, а отражение экономически-политической жизни общества, но искаженное, перевернутое с ног на голову: "В идеологии люди их отношения оказываются поставленными на голову, словно в камере-обскуре". Причем идеолог сам не осознает ложность исповедуемой или создаваемой им идеологии, он думает, что высказывает совершенную истину о современности или о прошлом.
Выходит, ни одну идеологию нельзя понимать буквально. Если идеология повествует, например, о некоем "доисторическом естественном состоянии", как классическая либеральная идеология, то, как предупреждал еще Маркс, не нужно обманываться: речь идет не о древнем, а о новоевропейском обществе. Не в доисторической древности люди находились в состоянии "войны всех против всех", напротив, наука доказала, что для первобытного общества как раз была характерна общинная взаимопомощь; эта война характерна для капиталистического общества, современниками становлении которого были создатели теории либерализма. Тот же факт, что они современную им жизнь осмысливали и отображали в искаженной форме, рядя ее в одежды робинзонады и первобытного строя, проистекает из отчуждения человека от самого себя, непонимания им самого себя в современном обществе.
Таким образом, идеология – не просто отражение. Каждый образ идеологии – знак, который указывает на нечто иное, о чем в этой идеологии прямо не говорится. Идеологию нельзя принимать наивно, некритически, ее нужно уметь дешифровывать. Приступим же к дешифровке политического культа Николая Второго.
Прежде всего, осознаем то обстоятельство, что этот культ не имеет никакого отношения к реальной дореволюционной исторической ситуации и к реальному историческому Николаю Второму. Пропагандисты этой идеологии чрезвычайно мало интересуются самими фактами. Они с легкостью манипулируют ими, представляя на обозрение таблицы о росте промышленности, о продаже пшеницы за рубеж, но умалчивая о перманентом голоде среди крестьян, о крестьянских выступлениях, которые, не переставая, с 1902 г. полыхали по всей России. Их не интересует: что на самом деле происходило в России перед революцией, какова на самом деле была политика правительства, как на самом деле жил народ? Они – неважно, сознательно или нет – стремятся, лишь выискав выгодные им факты, "подтвердить" и продвинуть уже готовую собственную концепцию, родившуюся не из глубокого, непредвзятого осмысления исторических событий, а из политических страстей дня сегодняшнего.
Нынешние неомонархисты, рассуждая о Николае Втором и "России, которую мы потеряли", на деле осмысливают в терминах России начала XX в. нашу современность, эпоху "стабилизации" либерального режима в России. Николай Второй, Столыпин, Ленин, Юровский для них – такие же внешние, вполне условные псевдонимы, как для политиков времен Французской революции римские и греческие герои – Гракхи, Алкивиад, Брут. И совсем неслучайно ведь политический культ Николая Второго пышным цветом расцвел в России не когда-нибудь, а именно в период правления президента-"державника" и его преемника. 1990-е гг. знали других героев, тогда представители правящего режима поднимали на щит Столыпина, Витте и других реформаторов, представляя Николая Второго не как "мотор либеральных реформ" 1905–1917 гг., а как слабую фигуру, окруженную дерзновенными и гениальными "проектировщиками России". Это отражало политическую ситуацию 1990-х, когда младореформаторы использовали как марионетку больного и зачастую невменяемого президента Б.Н. Ельцина.
Сегодняшнее возвеличивание Николая Второго есть идеологическое отражение превращения современной России в авторитарное государство во главе со всесильным президентом, который даже власть передает "по наследству", выбранному им самим преемнику, а выборы представляют собой лишь род плебисцита, который призван легитимировать это решение. Неслучайно идеологическим воплощением этого нового авторитаризма стала именно фигура Николая Второго. При Николае Втором в политическом устройстве России причудливо сочетались сосредоточение политической власти в руках одного человека, императора, и существование Государственной Думы, оппозиционных партий, умеренно "свободной" прессы. Естественно, современники понимали фальшивость такой "демократии", при которой от Госдумы ничего не зависит, так что стоит ей проявить хоть малейший нонконформизм, то она будет распущена по высочайшей воле (Николай Второй несколько раз распускал Государственные Думы и так менял избирательное законодательство, чтоб большинство голосов получили проправительственные партии), или условность такой "свободы слова", при которой одно упоминание императорской особы в негативном смысле влекло за собой запрещение печатного издания, так что хитроумные журналисты были вынуждены прибегать к "эзопову языку", а недовольные режимом читатели учились читать между строк (распространенная опальная шутка дореволюционных газет, помещаемая в юмористических разделах: "Собрались младенцы и требуют: долой ромашку!"; современный читатель ни за что не догадается о том, что было ясно дореволюционному: перед нами призыв: "Долой Романова!"). Однако современные неомонархисты, в отличие от представителей общественности начала XX в., считают такой политический строй идеальным, отсюда ясно, что и политический режим Путина – Медведева для них тоже вполне примелем.
Отсюда также понятно, что все их не выдерживающие критики антиисторические россказни о невиданном экономическом благополучии и резком прогрессе Российской империи начала XX в. не что иное, как идеологическое отражение действительной относительной стабилизации сегодняшней постсоветской Российской Федерации, которая началась в 2000-х годах и продолжалась до кризиса 2014-го, сменив эпоху болезненных и диких экономических экспериментов младореформаторов. Не будем сейчас углубляться в причины такой временной стабилизации, хотя они и бесконечно далеки от официальной трактовки. Нам важно констатировать, что современные неомонархисты, усердно расписывающие в своих статьях, сколько было в правление Николая Второго наплавлено чугуна и построено земских больниц, на самом деле, хотя они могут об этом и не подозревать, восславляют "благодать", которая наступила в Российской Федерации, после того как ушли от власти космополиты-либералы и пришли "патриоты-чекисты". Это видно хотя бы по тому, что во всех этих идеологических писаниях в качестве практически единственной причины такого вымышленного "прогресса царской России" называется мудрая политика царя-державника, который самодержавно правит страной, "следуя воле народа". В этой причудливой псевдоисторической форме перед нами предстает простая и очень лестная для сегодняшнего руководства мысль: в нашей стране возможно вести народ и особенно вечно шатающуюся во взглядах интеллигенцию к идеалу либерально-рыночного благополучия лишь при наличии сильной авторитарной власти, которая ни от кого не зависит и ни перед кем не отчитывается. То есть посредством апологии последнего императора как политика фактически осуществляется апология руководства нынешней России.
Наконец, показательно, что для политического культа Николая Второго характерно рассмотрение революций – и Февральской, и Октябрьской – как переворотов, совершенных кучкой злоумышленников на германские или "масонские" деньги и не имеющих никаких объективных социально-политических, экономических, культурных причин. По их мнению, Россия была процветающей страной, которая уверенно шла по пути индустриализации, модернизации, развития социальных инфраструктур, не уступающих западным. Она практически уже побеждала в войне, и ее ждал невиданный геополитический куш в виде контроля над Константинополем и проливами, и тут… все было сорвано "октябрьскими преступниками" – платными агентами немецкого генштаба. Очевидно, перед нами снова "опрокинутая в прошлое" уверенность современных сторонников "путинского авторитаризма" в том, что в условиях "невиданного подъема", который переживает "энергетическая супердержава", только злобные агенты влияния западных спецслужб, "шакалящие около западных посольств", могут выступать против мудрой, заботливой и милосердной власти. Причем это уже не наша догадка, а просто констатация факта; сторонники неомонархической идеологии сами об этом проговаривались, неоднократно уподобляя Октябрьскую революцию "оранжевым пиар-акциям" (и это несмотря на то, что даже столь любимые ими белые генералы, например А.И. Деникин, в своих мемуарах сквозь зубы признавали, что за большевиками, хорошо это или плохо, пошел если не весь народ, то значительная его часть, так что революция 1917–1920-х гг. имеет право зваться народной).
Итак, распространившийся в 2000 гг. политический культ Николая Второго, представляющий его великим реформатором и одновременно державником, который вел Россию в благословенную гавань благополучной "суверенной демократии" начала XX в. и уже достиг больших успехов, но ему не дали завершить начатое кучка заговорщиков-революционеров, управляемая зарубежными врагами, не что иное, как политическая идеология. Как и всякая идеология, она отражает ситуацию в современной России, но искаженно, используя термины и исторические фигуры вековой давности. Эта идеология фактически оправдывает действия руководства страны, авторитарные по своим политическим методам и либеральные по экономическому содержанию, и пытается представить политическую оппозицию маргиналами и коллаборационистами (причем авторитаризм, вполне естественный и нормальный для России, поскольку здесь он служит для проведения чуждых нам либеральных идей, становится нежелательным и опасным). Теперь понятно, почему современное российское государство так охотно поддерживает неомонархический миф, противоречащий историческим фактам, почему фильмы о Николае Втором, выполненные в духе этого мифа, показывают по государственному ТВ, пропагандистам этого мифа предоставляют возможность высказаться на страницах газет и на популярных радиостанциях, почему отдельные элементы этого мифа попадают уже и в школьные учебники… Власти эта новая идеология очень и очень выгодна…
Напоследок еще раз вернемся к марксову определению идеологии. Там идет речь именно о ложном, а не о лживом сознании. Это значит, что те, кто создают и пропагандируют идеологию, сами в нее совершенно искренне верят и не понимают ее настоящей, символической сути. В этом и сила идеологии, если бы ее создал обманщик, кто бы пошел за ним? Особенно ярко это заметно по тому обстоятельству, что современные неомонархисты, превращающие Николая Второго в политический идол, беззаветно убеждены, что они тем самым приближают тот день, когда в России будет восстановлена монархия и на престол взойдет православный царь из династии Романовых, вернувшийся из эмиграции. Хотя в действительности все обстоит как раз наоборот: как мы выяснили, политическая идеология, изображающая Николая Второго великим государственником и жертвой обстоятельств, объективно "играет на руку" нынешнему руководству России, которое сплошь состоит из бывших высокопоставленных членов КПСС и КГБ, с легкостью отрекшихся от своих взглядов и партбилетов ради наживы. Они, конечно, заигрывают с остатками белой эмиграции, любят распространяться о "преступлениях большевизма", о "России, которую мы потеряли", о "блистательном русском зарубежье". Они даже могут пойти на неофициальные и ни к чему не обязывающие встречи с эмигрантами-аристократами где-нибудь в Париже при наличии журналистов и камер ТВ. Но они лучше других понимают, что если произойдет настоящая Реставрация, как во Франции после Наполеона, и в России к власти придут потомки белоэмигрантов во главе с царем, то судьба перестройщиков и из когорты младореформаторов, и из когорты "чекистов" будет незавидной. Истинное отношение великих князей, графов и баронов русского зарубежья к правительству по эту сторону границы выражено, например, в откровенных агитационных материалах, которые И.А. Ильин писал в 1950-х гг. для врангелевского РОВСа. Согласно ним все, кто участвовал в работе партийных органов, и особенно бывшие работники ГПУ – НКВД – КГБ, в "постсоветской России" должны быть лишены возможности занимать государственные посты, а в отдельных случаях подвергнуты уголовному преследованию.
И не нужно говорить о том, что Путин и Гайдар не ответчики за то, что делалось Лениным и Сталиным. Для эмиграции они все равно наследники революционной власти, "быдло", которое пришло к власти в России в результате революции. То обстоятельство, что они предали и идеи, и дела отцов и дедов ради долларовых счетов и дворцов на южном побережье Франции в глазах эмиграции вовсе не ставит их вровень с внуками участников "Ледового похода" и обороны Крыма, наоборот, свидетельствует об их исключительной подлости…
Кстати, опыт восточноевропейских стран, где произошла частичная реставрация, уже показал, что в этом случае события развиваются по сценарию И.А. Ильина. Чешские и польские руководители коммунистических партий и представители спецслужб совершали бархатные революции, надеясь конвертировать власть в деньги, но удалось это немногим, только чрезвычайно высокопоставленным лицам, большинство же попали под действие законов о люстрации, лишились должностей, привилегий, а некоторые и свободы…
К этому добавляется вопрос о собственности. Естественно, при монархической реставрации в России вернувшиеся эмигранты будут очень недовольны, что национализированная большевиками в 1917 г. собственность была поделена их внуками из числа руководства Компартии без учета интересов дореволюционных хозяев. Так что пересмотр итогов приватизации, который предлагает сегодня КПРФ, покажется олигархической верхушке, в виду передела собственности в рамках реставрации, настоящим благодеянием. Зюганов ведь предлагал аннулировать приватизацию в тех случаях, когда она была произведена с нарушениями тогдашнего, ельцинского, законодательства. Эмигранты же заберут все.
Итак, если бы неомонархисты понимали идеологическую суть своих умственных построений, они бы тогда поняли и то, что их собственная деятельность, укрепляя позиции путинцев, лишь отдаляет перспективу монархического ренессанса, который этим самым путинцам не просто не нужен, а пугает их как черта ладан. Впрочем, бог с ним, с монархическим ренессансом. Не мне, республиканцу-евразийцу, беспокоиться о нем. По-моему, даже хорошо, что в России невозможно восстановление монархии. Конституционная монархия современного типа есть не что иное, как отвратительный спектакль, унижающий самою идею монархии, превращающий ее в бутафорию, призванную облагородить власть торговцев и банкиров, которые действительные хозяева в буржуазном обществе.
Мне хочется сказать о другом, а именно о недопустимости вовлечения в политические игры образа Николая Второго – одной из самых трагических фигур нашей истории и к тому же еще православного святого. Разве мало претерпел царь-страстотерпец при жизни, чтоб еще и теперь, после смерти, служить "подпоркой" в конструкции идеологического оправдания олигархического либерализма? Пусть верующие молятся страстотерпцу Николаю и его семейству, пусть историки изучают политику Николая Александровича Романова, публицисты же и политики, независимо от их идейной ориентации, должны говорить о современных событиях прямо и честно, без их идеологического переворачивания в камере-обскуре псевдоисторических теорий. Только избегая идеологической предвзятости, стремясь к "трезвенной мысли", мы сможем понять причины происходящих в современной России политических процессов.