Через некоторое время уже за городом Стиг пересел в салон. За пять километров до границы он вновь занял место в багажнике. Пограничный контроль прошли быстро и спокойно. Уже на советской территории автомобиль остановился, военный атташе открыл багажник и молча вытащил портфель. Стиг похолодел. "Сейчас убьют", - подумал он.
Но полковник с легким поклоном вынул из портфеля бутылку водки, разложил на капоте закуску.
Холодной октябрьской ночью состоялся этот необычный пикник. Все были возбуждены, смеялись. Атташе наполнил бокалы и сказал: "Добро пожаловать в Советский Союз, Стиг!" Берлинг почувствовал, как перехватывает горло и влажнеют глаза.
Так агент военной разведки бежал из тюрьмы и оказался в Москве. Здесь его встретил генерал ГРУ. Их поселили в большой квартире. За ними ухаживала домработница, а холодильник был забит отборными винами, шампанским, деликатесами: вырезкой, икрой, лососем.
Вскоре им сделали советские паспорта. Он - Ивар Страутс, рожденный в Риге, они - Элизабет Страутс, из Клайпеды. По легенде ГРУ семья переехала из Прибалтики, из района, где был совершенно утрачен русский язык.
"На семью выдавалось 350 рублей в месяц, - напишет позже Стиг Бирлинг, - что вполне хватало. Такой уровень имели генеральские семье. Деликатесные продукты всегда были на столе, причем в основном зарубежного производства".
А однажды дверь квартиры открылась, и на пороге предстал… Александр Никифоров. Это была встреча! Старые друзья обнялись. Александру Никифоровичу было уже 68 лет, он страдал болезнью Паркинсона, но мужественно скрывал это. Сбылось его собственное предсказание: жизнь сделала фантастический кульбит - Никифоров вновь был рядом со своим агентом.
Вчерашние агенты - люди сложные. Завербованные там, на Западе, многие из них лишь отдаленно представляли жизнь в Советском Союзе. Да и представления были, как правило, далеки от истины. Попадая в страну, которой служили, ради которой работали, они оказывались в другом мире. Неведомом, незнакомом. Родственники, друзья остались там, куда уже нет возврата. Дело, подобающее их образованию, опыту, интеллекту, найти было очень трудно. Многие из них не знали русского языка. Как их вписать в советскую действительность? Особенно если эта действительно конца 80-х годов прошлого столетия. Ведь речь идет о горбачевском времени с его пустыми прилавками, обозленными тяготами и невзгодами людьми.
Вот в такую жизнь и предстояло Никифорову "внедрить" своего бывшего агента. Думаю, это было намного сложнее, чем из ооновского офицера сделать агента советской военной разведки.
Не забудем, что к тому времени Никифорову уже под семьдесят и он действительно серьезно болен. Откажись, сошлись на возраст, состояние здоровья (а это вполне соответствовало действительности) - его бы поняли, поручили бы Берлинга молодым коллегам. Но он не отказался. "Это ведь мой агент", - признается однажды Александр Никифорович в разговоре со мной.
Поняла, поддержала мужа и Татьяна Ивановна.
А проблем было не мало. Кроме сугубо бытовых (а они в ту пору решались крайне сложно) - хорошего питания, благоустроенного жилья, подбора одежды для самого Стига и особенно для Элизабет, возникал естественный вопрос, где их поселить на постоянное место жительства, чем занять. Ведь они не говорят по-русски. Поэтому после первых их встреч Алекс сказал Стигу: "Теперь займемся вашим будущим". А пока, откровенно говоря, занять Стига и Элизабет было нечем. Алекс иногда давал Берлингу для перевода какие-то справки об австрийской пенсионной системе, инструкции по шведским лекарствам. В конце концов, Берлингу это надоело, и он сказал Никифорову: "Должно найтись более серьезное занятие в соответствии с моими знаниями". Никифоров это понимал, но поделать ничего не мог.
Они встречались семьями, ходили вместе в цирк.
В своих воспоминаниях Берлинг напишет, что интересной поездкой стало для них посещение Загорска. Но чего стоила эта "интересная поездка" для Никифорова.
После осмотра прекрасных церквей Загорска Стиг и Элизабет, естественно, захотели перекусить. Понятно, в Швеции это обычное дело. Но у нас в горбачевские времена большая проблема.
"Пришли мы в закусочную, - рассказывал мне о той поездке Никифоров, - а там пустые полки, водка в разлив, вобла с загнутыми хвостами. Ею хоть гвозди забивай. Да еще яйца вкрутую. Вот такая наша жизнь.
Пошел я искать что-нибудь, встретил священника, объяснил, мол, нельзя ли купить покушать, со мной иностранцы. Сжалился батюшка, отвел в трапезную. Там удалось купить несколько пирожков".
Что и говорить к такой жизни Берлинг и Элизабет привыкали трудно.
Однако надо было заниматься будущим агентов. Сначала решили показать им Прибалтику. Никифоров сопровождал их в поездках по Эстонии, Латвии, Литве. Позже летом, еще один визит в Латвию, в Ригу, отрабатывали легенду четы Страутсов. Когда-то настоящий Ивар Страутс жил в Латвии, но исчез по время войны. Теперь Стиг вместе с сотрудником ГРУ искал свои "корни": они были у дома, где жил Ивар, делали снимки, изготовляли фото семьи, свадебных торжеств, школы, где он учился. Стиг заучивал даты, имена, адреса. Алекс проверял Стига, заставлял работать, пока тот не усваивал мельчайшие подробности легенды.
Потом они уезжают в Литву, в Клайпеду. Теперь "оживляют" легенду Элизабет.
Однажды после возвращения в Москву их спросили: "Где бы они хотели жить?" Стиг ответил, что в Венгрии или в ГДР.
В сентябре 1988 года Стиг и Элизабет в сопровождении Никифорова и его жены Татьяны выезжают в Венгрию. Они поселились в Будапеште. Поначалу все шло неплохо, но потом отношения с соседями испортились. Прямо напротив балкона их квартиры появилась надпись: "Страутс, еврейская свинья. Русские евреи, убирайтесь домой".
Иногда в Будапешт к ним приезжал Алекс.
Тем временем обстановка в Венгрии осложнялась, и ГРУ начинало беспокоиться за безопасность Стига и Элизабет. 9 ноября на советском военном самолете они вылетели в Москву. Их новая квартира располагалась на улице В. Ульбрихта. Вскоре получили новые паспорта. Теперь они были Артуром и Эммой Шнайдер, немцами Поволжья.
Опять встречались с Алексом и Татьяной. У Стига и Элизабет были новая служанка и деликатесы со склада ГРУ. Но денег уже не хватало. Вскоре Берлингу поднимают зарплату до 500 рублей в месяц.
Наступает 1990 год. Принято решение о выезде Стига и Элизабет за границу. Куда? Им предлагают три страны: ЮАР, Египет, Ливан. Берлинг останавливается на Ливане. Начинается подготовка к отъезду. Вновь идет работа по легенде. Теперь Стиг - выходец с Британских островов, воевал в Родезии, был ранен. С Элизабет они познакомились в госпитале, где она работала санитаркой.
"23 ноября 1990 года, - напишет потом Берлинг, - квартира была полна генералами, которые давали советы, шла погрузка багажа. Алекс предупредил меня воздержаться от контактов с западными посольствами, в противном случае ГРУ ничем не сможет помочь.
Я понимал, что Алекс сыт по горло заботами обо мне и Элизабет…"
Да, это действительно так. Три года полковник в отставке Никифоров старался накормить, напоить, одеть, обуть, развлечь, найти занятие, поселить своего бывшего агента и его гражданскую жену. Это было целое оперативное мероприятие, которое не так уж часто проводят наши спецслужбы. Ко времени убытия Стига и Элизабет в Ливан Александру Никифоровичу исполнился 71 год.
Хотел было написать, что это последняя, заключительная спецоперация военного разведчика, но на всякий случай решил проверить. Спросил об этом самого Никифорова. Тот улыбнулся, вытащил из шкафа коробочку, открыл. На красном сукне лежал орден Мужества.
- За прошлые заслуги, Александр Никифорович?
Он молча выложил на стол еще несколько орденов - два Красной Звезды, Отечественной войны.
- Вот эти, за прежние заслуги, а Мужества - за нынешние.
Право, странно слышать такое. Передо мной сидел человек, которому было за восемьдесят. Видимо, Александр Никифорович почувствовал мое замешательство и постарался успокоить:
- Орден Мужества мне вручил помощник Президента России в 1998 году.
- За что? - не удержался я, в ту же минуту осознавая несусветную глупость своего вопроса. Ни одна мышца не дрогнула на лице старого, мудрого разведчика.
- За выполнение специального задания Главного разведывательного управления.
Что ж, теперь по крайнем мере все стало на свои места. Остальное - государственная тайна. Пока.
Военная миссия майора Скрипки
22 июня 1941 года Иван Скрипка встретил на западной границе в городе Рава-Русская. С боями отступал на Львов, оборонял Киев, Харьков, дошел до Сталинграда.
Выполнял разведзадания в тылу врага в Курской области, в Белоруссии, на Украине. С сентября 1944 года - начальник советской военной миссии при руководстве Словацкого национального восстания, потом начальник Главного штаба партизанского движения Словакии.
После войны служил в военной разведке. Находился в Австрии, учился в академии, работал в посольстве СССР в ФРГ.
В трудном 1968 году генерал-майор Иван Иванович Скрипка был назначен военным и военно-воздушным атташе в Чехословакии.
С боями от Равы-Русской до Сталинграда
22 июня 1941 года… Группа армий "Юг" под командованием фельдмаршала Рундштедта нанесла основной удар южнее Владимира-Волынского по соединениям и частям 5-й армии генерала Потапова и 6-й армии генерала Музыченко.
В полосе 6-й армии, у Равы-Русской, оборонялась 41-я стрелковая дивизия генерала Микушева. Она сдерживала натиск трех пехотных дивизий и танковых сил фашистов.
Первые удары подразделения дивизии отражали вместе с пограничниками 91 - го погранотряда, которыми руководил майор Малый.
На следующий день, 23 июня, генералом Микушевым была организована контратака, и немецко-фашистские части оказались отброшенными за линию государственной границы. Однако в связи с отступлением соседних подразделений и частей командующий 6-й армией дал команду на отход. Дивизия и 91-й погранотряд оставили Раву-Русскую. Они отступали ко Львову.
В рядах пограничников отступал и лейтенант Иван Скрипка. Хотя он и не входил в состав 91 - го отряда, но форма на нем была офицера погранвойск. Это для прикрытия. На самом деле Скрипка состоял в штате переводчиков разведотдела штаба Киевского особого военного округа и служил на разведпункте при 91-м погранотряде. Правда, послужить в Раве-Русской ему пришлось недолго. В конце апреля 1941 - го прибыл, а 22 июня уже началась война.
И вот теперь они с боями отходили ко Львову. По дороге их бомбила фашистская авиация. Как-то при очередном налете по команде: "Воздух!" колонна пограничников рассыпалась в придорожные канавы, но вместо бомб на голову стали падать листовки, газеты. Некоторые из них подобрал и лейтенант Иван Скрипка. Листовки были на русском языке и призывали сдаваться на милость новым хозяевам, а вот газеты - почему-то на немецком. Видать, не успели фашистские пропагандисты так быстро перестроиться.
Язык противника лейтенант знал неплохо и потому, убедившись, что фашистские самолеты улетели, с интересом развернул газету. На первой полосе большой снимок - избитое, в кровоподтеках, изможденное лицо советского офицера. Под снимком подпись: "Первый русский пленный офицер на Юго-Западном направлении. Захвачен во время сна, без документов". Ни фамилии, ни имени названо не было.
Иван смотрел на снимок и чувствовал, как нарастает волнение, как стучит в висках кровь и перехватывает горло. Первым русским пленным офицером оказался его друг Игорь Солоха. Они встретились на разведкурсах в Москве, потом вместе учились в Смоленске, в Киеве, жили в одной комнате, вместе зубрили страноведение, методы разведки противника и, главное, немецкий язык.
Игорь был высок, красив, умен. Пришел он из кавалерийских частей и на пехотных офицеров смотрел немного свысока. Этакая кавалерийская то ли гордость, то ли надменность. Иван хоть и служил в стрелковом полку, но был артиллеристом - "богом войны", и потому Солоха держался с ним запросто, на равных. Когда погиб в автокатастрофе секретарь парткома курсов майор Яков Прилуцкий и партийные заботы наряду с трудной учебой легла на плечи Скрипки, Игорь помогал ему в партийных делах.
Они вместе выпустились, попали служить в один военный округ, были назначены на равнозначные должности, только Игорь Солоха оказался на разведпункте во Владимире-Волынском, а Иван - в Раве-Русской.
Скрипка ладонью разгладил газету. "Ах, Игорь, Игорь, как же так? Как это случилось? Что теперь с тобой, жив ли?" - задавал он себе безответные вопросы. Потом, через несколько месяцев, Иван встретит сослуживцев Солохи по разведпункту и узнает обстоятельства его пленения. Оказывается, в ночь с 21 на 22 июня Игорь проводил переброску агента через границу. Операция прошла успешно, а лейтенант Солоха, уставший, решил заночевать в приграничной деревне. Там его и взяли фашисты.
За четыре года войны Иван Скрипка нахлебался всякого - падал вместе с самолетом наземь, десантировался ночью во вражеский тыл, голодал, замерзал в горах, терял боевых товарищей, чудом вырывался из лап фашистов, но портрет избитого Игоря Солохи в немецкой газете так и остался для него самым большим потрясением.
Иван Скрипка не прятался за спины других, участвовал в первых боях, видел врагов собственными глазами, но было это словно в тумане, происходило вроде бы и не с ним, а с кем-то другим, а он наблюдал за всем этим со стороны. Не раз ловил себя на мысли, что не может просто так погибнуть, исчезнуть. Оказывается, может. Как его друг, Игорь Солоха. Просто устал, уснул, а на рассвете получил прикладом в лицо. И не успел ровным счетом ничего, не только стать героем, как мечтали они, но даже дать сдачи, отомстить врагу за унижение.
Исчез туман, остановилось кино, в котором лейтенант Иван Скрипка был зрителем, горечь ударила в сердце: нет, он совсем не герой, не бессмертный, не вечный, а обычный рядовой страшной войны. И как бы ни тяжела была эта мысль, надо привыкать к ней, сживаться и идти дальше. Куда? Кто знает… Возможно, к смерти, а может, к победе. Только где она, победа?
Однако стремительно накатывающий враг не давал возможности долго размышлять. Во Львове начальник 2-го отделения разведотдела штаба округа полковник Тутыхин приказал лейтенантам Скрипке и Березкину остаться в городе для проведения агентурной работы. Он напутствовал действовать активно, не оглядываясь на отступающие войска. "В случае критической ситуации я пришлю за вами бронемашину или танк", - пообещал Тутыхин.
Лейтенанты работали, что называется, без сна и отдыха. Последние подразделения Красной армии покинули Львов, он был почти окружен, а обещанный транспорт от Тутыхина так и не появился.
"В соседнем от меня районе, где располагался городской парк, уже появились немцы, - вспоминал Иван Иванович Скрипка. - Я позвонил по чудом уцелевшей связи лейтенанту Березкину. Договорились уходить вместе.
Светила большая луна. Мы оба были одеты в пограничную форму - зеленую, заметную издалека. Шли на восток под обстрелами оуновцев, которые поливали нас огнем с крыш домов и колоколен костелов. К рассвету выбрались на восточную окраину города.
На дороге - ни одного человека. Мы поспешили догнать свои войска. Над нами на малой высоте прошла пара "мессеров". Потом развернулись и начали нас обстреливать. Залегли, стали вести огонь из пистолетов. Проутюжив нас, фашисты улетели".
Так, под обстрелом и налетами немецких самолетов, лейтенанты Скрипка и Березкин добрались до леса, где располагался штаб 6-й армии генерала Музыченко. Разыскали свой разведпункт, который находился здесь же.
В те дни впервые не издалека, а лицом к лицу Иван Скрипка столкнется с фашистом. Наши зенитчики подобьют немецкий самолет, летчик выбросится с парашютом и будет захвачен в плен.
Допрашивали пилота несколько раз, но он так и не сказал ничего важного. Вел себя заносчиво, высокомерно. То и дело повторял: "Сегодня я в плену у вас, завтра вы - у нас".
Иван переводил. Только переводить было нечего.
Командарм приказал расстрелять фашиста. Скрипка сопровождал расстрельную группу, надеялись, что немец все-таки заговорит. Но он молчал до последнего. Попросил закурить. Держался достойно перед смертью. И пусть он был врагом, но невольно вызывал уважение. Иван тогда подумал: если придется умереть, сделать это надо, не теряя самообладание.
С боями войска 6-й армии отходили к Киеву. В их составе двигались и разведчики. Всем им потом пришлось оборонять столицу Украины. Почти все сокурсники Ивана Скрипки, которые находились в штабе округа, погибли. Ему повезло. Он остался жив.
После падения Киева офицеры разведпункта вели разведку через Днепр, на участке Бровары - Золотоноша. На правом фланге работал майор Пастух, в центре - капитан Диев, старший лейтенант Журавлев, лейтенант Березкин. Скрипке достался левый фланг непосредственно в районе Золотоноши.
Основным делом стала подготовка агентов-маршрутников, владеющих немецким языком. Офицеры ночью на лодке переправляли агентов на противоположный берег Днепра, а после выполнения задания забирали обратно. Это были крайне опасные "переправки", но иного выхода в тех условиях просто не существовало.
На Днепре держались больше месяца. В середине сентября начальник разведпункта подполковник Копылов передал радиограмму: "По оперативным данным, вы находитесь в окружении. Приказываю собраться вместе и выходить в районе размещения штаба 12-й кавалерийской группы". Здесь же были указаны координаты штаба.
Приказ есть приказ. Быстро собрались и совершили марш в указанный район. Действительно, там располагался штаб, но не 12-й кавгруппы, а 26-й армии. Что ж, случалось и такое на войне.
А противник частями и соединениями группы армий "Юг" продолжал наносить удары по нашим отступающим войскам. У села Оржица перед переправой через реку и переходом по болотам пришлось уничтожить автомашины, чтобы они не достались врагу.
Переправлялись под постоянным обстрелом противника. Но и там, за болотами, от фашистов не было спасения. Измученных, грязных, мокрых бойцов и командиров встретили засевшие на деревьях немецкие автоматчики.
Пробившись через засаду, отступающие попали на немецкий аэродром. Правда, замаскирован он был под крестьянское поле, на котором то тут, то там стояли снопы. Произошла перестрелка с аэродромной охраной, наши подожгли несколько самолетов и ушли дальше на восток.
Через десяток километров старшие офицеры, собравшись вместе, объявили, что идут на юг в направлении Донбасса. Младшим офицерам и рядовым бойцам предстояло двигаться отдельно от них, самим. В этой группе был и лейтенант Скрипка. На одиннадцатые сутки они вышли из окружения в районе Ахтырки.