Но Главное разведывательное управление выдвинуло профессионала и заручилось твердой поддержкой Отдела административных органов ЦК партии. Разумеется, эти "бои" на высоком уровне происходили без участия полковника Долина.
Главным инициатором выдвижения Григория Ивановича в секретари парткома, как выяснилось позже, был генерал- полковник Хаджи Мамсуров. Спасибо ему, конечно, за доверие, но кардинально менять работу Долину не хотелось. Однако и отказываться в те годы от партийных должностей было не принято. В общем, избрание секретарем полковника Долина состоялось.
Некоторые начальники управлений и служб восприняли избрание малоизвестного полковника на такую высокую должность скептически. Однако Григория Ивановича беспокоил не столько скептицизм иных генералов и офицеров, сколько отсутствие у него самого опыта партийной работы.
Да, в партии он почти четверть века, вступил в КПСС еще в 1940 году, освоил партийную тематику в армейской и фронтовой печати, избирался даже секретарем. Но только первичной парторганизации.
Но как говорится, взялся за гуж… Первые шаги были не просто трудными, порой мучительными. Устанавливал контакты с парторганизациями оперативных управлений, подразделений информации, служб Главного управления, налаживал взаимоотношения с политработниками, с секретарями первичных парторганизаций. Время шло.
Через два года партконференция избирает Долина секретарем на новый срок. В это время начинается подготовка по замене парткомов политическими отделами. Григорий Иванович просит начальника ГРУ генерала Ивашутина отпустить его на оперативную работу. Тот внимательно выслушивает секретаря, вроде бы относится к его просьбе с пониманием, но в мае 1967 года настаивает на назначении Долина начальником политотдела ГРУ - заместителем по политчасти.
Долин уверен и сегодня: замена парткома политорганом в те годы была явлением положительным. Разрабатывая штат политотдела, предусмотрели его оперативную направленность. Введены второй заместитель и три инспектора, специально нацеленные на оперативные подразделения и разведывательные зарубежные аппараты. Замещались эти должности только лицами, имевшими за плечами военнодипломатическую академию, а также положительный опыт практической работы за рубежом. Это значительно укрепило связи политотдела с оперативными подразделениями и загранаппаратами, то есть с органами, определяющими судьбу задач, стоящих перед Главным разведывательным управлением.
Инспектора постоянно работали в партийных и оперативных управлениях, выезжали в разведаппараты. У начальника политотдела был тесный контакт с руководителем оперативных органов.
При выезде в загранаппарат Долину вменялось в обязанность изучение деятельности разведаппаратов, агентурнооперативной работы. Так как в Центре и на местах его знали и как оперативного работника, коллизий при проверках по оценкам, выборам и рекомендациям обычно не возникало. Особые связи оставались у Григория Ивановича с родным управлением. Ежегодно по нескольку раз его подключали для работы с бывшими источниками.
Однако главное, считает Григорий Иванович, это было воспитание патриотизма. Высшее проявление патриотизма для офицера-разведчика - беззаветное служение родине, эффективное выполнение задач.
…22 года отработал генерал-лейтенант Григорий Иванович Долин на этом посту.
Уходя в отставку, прощаясь с коллективом, он сказал прекрасные слова: "Я всегда с глубоким уважением и некоторой завистью по-доброму, конечно, относился к руководителям оперативных управлений и частей, ведущих информационных подразделений и создателей разведывательной техники.
Преклонялся перед их знаниями, опытом, самоотверженной преданностью нашему общему делу.
По работе у нас были размолвки, иногда серьезные разночтения по проблемным вопросам, но в конечном счете мы всегда находили правильные решения, потому что были едины в главном - в честном служении разведке.
Я всегда буду гордиться тем, что мне выпало счастье жить и работать в таком могучем коллективе, которым является коллектив нашего Главного разведывательного управления".
Думается, к этому нечего добавить. Счастлив тот человек, кто может произнести такие слова!
Возвращение в Аден
Путь полковника Владимира Ованесовича Наона был извилистым и трудным. Мечтал быть военным моряком или летчиком, а стал танкистом. Желал служить на севере, но всю жизнь прослужил на юге. Всей душой рвался в командиры, но окончил инженерный факультет Бронетанковой академии и был зампотехом. Любил английский язык, а попал на арабское отделение.
И вместе с тем он был лучшим курсантом своего училища, передовым взводным в дивизии, его прочили из зампотеха на должность командира полка. Но Наон стал военным разведчиком. Служил помощником военного атташе Советского Союза в Египте, военным атташе в Народной Демократической Республике Йемен.
"Хочу быть танкистом…"
Володька Наон сколько помнил себя, столько мечтал стать военным. Только военным. От роду ему было семнадцать лет, но характер еще тот - упертый, резкий. Ежели что задумает, обязательно своего добьется.
Отец не одобрял решение сына. Хотел видеть Володьку студентом университета. Да только что ж от его хотения. Попытался убедить, да толку никакого. Наон-младший и слушать не желал про студенческую жизнь, грезил офицерскими погонами.
Ованес Наон был секретарем райкома партии Адлерского района Сочи, руководил тысячами людей и делал это вполне успешно. А вот с сыном совладать не смог. Володька, несмотря на молодость, был сам себе голова.
В конце концов отец сдался, махнул рукой. Хочешь стать офицером - езжай. И вчерашний выпускник школы Владимир Наон махнул в Ленинград, в знаменитую Фрунзенку - Военно-морское училище им. М. В. Фрунзе.
Прошел медкомиссию, успешно сдал экзамены. А на "мандатке" начальник училища старенький, седенький адмирал (во всяком случае, таким он показался семнадцатилетнему парню) сказал: "Давай, сынок, расскажи свою биографию". А что тут, собственно, рассказывать: родился, учился, не женился. Вот и начал Володька с того момента, как появился на свет. Отчеканил, как положено: "Родился в 1933 году." Хотел было перейти к делам школьным, да видит: у адмирала лицо от удивления вытянулось.
- Так тебе сколько лет, сынок? Семнадцать, что ли?
- Семнадцать, - подтвердил Наон.
- А ведь мы с восемнадцати принимаем. Таков закон. - Адмирал развел руками. - Приезжай на следующий год.
Володька чуть не заплакал от обиды. Как это на следующий год? А до восемнадцати как ему жить?
Но, как говорят, выше головы не прыгнешь. Собрал вещички и двинул в дорогу. Только не домой, а в Батайск, в военное авиационное училище. Наон не собирался сдаваться. Тем более знал, в Батайском авиационном учат летать на реактивных самолетах.
Но и там его быстро вычислили как "малолетку" и отправили к месту постоянного жительства. Вернуться домой, к отцу, означало пойти в университет. А он мечтал о курсантской жизни. Однако мечты мечтами, а возвращаться пришлось.
Володька добрался до Краснодара и от нечего делать коротал время на вокзале, ждал поезд на Адлер. Случайно познакомился с ребятами, тоже выпускниками школы. Они ехали в Саратов, поступать в танковое военное училище. Те, видя его настроение, естественно спросили: "Че киснешь?" Рассказал. И про Ленинград, и про Фрунзенку, и про Батайск. Пацаны поначалу притихли, осмысливая сказанное, а потом кто-то неожиданно предложил:
- А, была не была, давай с нами, в Саратов. Может повезет.
- Поехали… - поддержали другие.
- Да что толку, - отмахнулся Володька. - Опять домой отправят.
- Авось не отправят, - успокаивали его ребята, - Бог любит троицу…
Это был серьезный аргумент, и Наон, подхватив свой чемоданчик, поспешил за своими новыми товарищами.
В Саратове все повторилось заново: медицина, экзамены, мандатная комиссия. У него были справки из обоих училищ об успешной сдаче вступительных испытаний, но Владимир их зажал, не показывал. Ведь ясно - предъяви справку и сразу вопрос: а почему не приняли? Потому и пошел он в третий раз по большому кругу, все сдал, выдержал, а на "мандатке" его опять завернули.
Вышел из кабинета, на душе кошки скребут, присел в комнате дежурного, вытащил из кармана куртки свои любимые спортивные значки.
- Твои, что ли? - спросил через плечо курсант с повязкой помощника дежурного на рукаве.
- Мои, - отозвался со вздохом Володька.
- А чего невесел, голову повесил?
- Да в училище не приняли.
- Как не приняли? - удивился помдеж. - С такими значками? Да я с ними в любое военное училище поступлю.
Наон удивленно поднял голову. Курсант ткнул пальцем в значок второго спортивного разряда:
- Это по какому виду?
- По самбо.
- А тот?
- По боксу… У меня еще грамоты и дипломы есть, - с надеждой сказал Володька.
- Так вот, завтра натягивай все значки на грудь, бери под мышку дипломы и вперед на "мандатку". Только не стесняйся, будь понаглее. Точно примут, это я тебе говорю.
Назавтра Владимир Наон так и сделал: переступил порог кабинета, где заседали члены мандатной комиссии, - вся грудь в значках, а под мышкой - сверток с грамотами.
Начальник училища, генерал, бывший кавалерист, удивился:
- По-моему, ты вчера был, Наон.
- Да, был, вы меня не приняли. Но я хочу стать танкистом. Я что, виноват, что родился на год позже?
Генерал аж из-за стола подскочил от такой наглости. Захотел разглядеть поближе нахала, подошел и остановился. Стал рассматривать значки и подобно вчерашнему помощнику дежурного спрашивал: это по какому виду спорта, а это?..
Увидев сверток, попросил развернуть. Читал, удовлетворенно качал головой. Потом возвратился за стол комиссии.
- А впрочем, ему уже восемнадцатый год. Я в его лета уже шашкой беляков рубил. Ничего, жив, здоров. И он выдержит, парень крепкий, спортивный, - подвел итог генерал, оглядев членов комиссии. - Наон Владимир Ованесович, вы зачислены в училище. Думаю, возражений нет.
Возражений не было. Так Владимир стал курсантом Саратовского танкового командного училища.
Через два года его в числе лучших курсантов в качестве поощрения переведут в Ульяновское гвардейское танковое училище. Практиковался в ту пору подобный вид поощрения. Хотя был весьма спорным. Курсантов срывали из родного училища, из привычной обстановки, коллектива и отправляли к новому месту учебы. Тем более что в Саратове обучение шло на тяжелых танках, а в Ульяновске - на средних.
Пришлось курсанту Наону срочно догонять своих товарищей по роте, которые уже два года учили средний танк. Но тем не менее догнал.
В 1953 году окончил училище и попал служить в Китай, на Ляодунский полуостров в город Цзинь-Чжоу. Волей судьбы оказался не в танковом подразделении, а в батальоне, на вооружении которого стояли самоходные артиллерийские установки. Опять пришлось переучиваться.
Через два года советские войска из Китая стали выводить, и он в составе своего подразделения прибыл в Группу советских войск в Германии. Попал в 12-ю танковую дивизию, которая дислоцировалась в городе Нойруппине.
Прибыв в отделение кадров, случайно услышал, что один из полков дивизии перевооружают на новые танки Т-54. "Ага, - решил он, - значит, есть возможность освоить самые современные боевые машины". И Наон во время беседы как бы между прочим заметил: мол, в училище изучал Т-54. Хотя на самом деле и в глаза его не видел. Разумеется, Владимира распределили в этот полк.
"Вы нам подходите"
Командиром взвода в полку лейтенант Наон был передовым, лучшим, но отношение к нему у руководства было неоднозначное. Уж очень отличался Владимир от других взводных. Он никогда не повышал голос, не кричал на подчиненных, но потребовать, добиться своего умел как никто другой.
На занятиях взводный дважды не повторял. Он заранее предупреждал об этом своих подчиненных. Проводит, к примеру, занятие по инженерной подготовке. Рассказывает об окопе полного профиля, дает для запоминания размеры. Однако видит, его предупреждению не все вняли. Поднимает солдата, просит назвать размеры окопа. Тот не слушал объяснения командира, мямлит, ответить не может. Нет, лейтенант не ругает его, не взывает к комсомольской совести. Приходит очередное воскресенье, и нерадивый солдат-двоечник в сопровождении взводного оказывается на полигоне.
Приказ: отрыть окоп полного профиля. Начинается работа. После упорного труда окоп готов. Лейтенант рулеткой придирчиво вымеряет стенки. Ошибся солдат: тут на десять сантиметров больше, а там на двадцать меньше. Окоп зарывается, и работа начинается заново. Перед этим двоечник взводному докладывает точные размеры саперной лопатки. Ведь у солдата нет рулетки, а лопаткой можно прекрасно измерить стенки окопа.
Такое "воскресное воспитательное занятие" дает прекрасные результаты: солдат не только натренирован в рытье окопа, но и на всю жизнь запоминает его размеры.
Подобных воспитательных приемов в арсенале лейтенанта Наона было немало. Однако не всякий вышестоящий командир одобрял их, а замполит батальона считал, что лучше "пропесочить" двоечника на комсомольском собрании. Но Владимир упрямо гнул свою линию. И она давала отличные результаты - взвод от проверки к проверке признавался лучшим в полку. За три года службы в ГСВГ за успешное командование подразделением и высокие результаты в боевой и политической подготовке Наон получил две грамоты ЦК комсомола. Всякий, кто помнит те времена, подтвердит: такие грамоты направо и налево не раздавали, их действительно надо было заработать.
Поговаривали, что его вот-вот выдвинут на роту, но неожиданно лейтенанта Наона вызвал к себе комдив. Честь высокая, редко какого взводного приглашает на разговор сам генерал. Казалось бы, радоваться надо, а Наон после беседы с комдивом огорчился. Дело в том, что генерал предложил ему как лучшему взводному назначение в учебный батальон. Иные от такого назначения были бы вне себя от радости, но Владимир отказался. А батальон, между прочим, ходил в лучших, его командир сам объезжал подразделения, искал, подбирал офицеров.
Теперь пришла очередь удивляться и огорчаться командиру дивизии. Естественно, он спросил, почему Наон отказывается служить там, куда другие мечтают попасть. Лейтенант сказал, что, во-первых, видит себя только в боевых частях, а не в учебных, во-вторых, методы его работы с личным составом не вписываются в систему воспитания и обучения в батальоне.
Генерал позеленел от возмущения и, едва сдерживаясь, сказал, что командованию дивизии виднее, где и как использовать лейтенанта.
Так Наон оказался в учебном батальоне. Правда, комбат вскоре пожалел, что взял этого ершистого взводного к себе. Нет, служил лейтенант добросовестно, обязанности свои выполнял в полном объеме и учебный взвод под его командованием так же числился в лучших. Но головной боли у командира прибавилось.
Любил комбат по утрам пройтись по территории части. Идет - ба, окурок! "Командира дежурной роты ко мне!" - звучит команда. Обязанности ротного исполняет лейтенант Наон. Появляется пред очами комбата.
- Это что, товарищ лейтенант?
- Окурок, товарищ майор.
- Почему на территории?
Вместо того чтобы быстро устранить недостаток, исполняющий обязанности ротного с невинным видом заявляет:
- Это не ко мне вопрос, а к вашему заместителю. Такие папиросы курит только майор Кирий.
Ну, какому командиру понравится подобный разговор. Однако опытному комбату признаваться, что он ошибся в подборе кадров, тоже не с руки. Что ему ответят? Да как обычно в таких случаях - воспитывайте. И тогда комбат использовал старый проверенный прием - выдвинуть Наона кандидатом для поступления в бронетанковую академию. Кто усомнится в правильности решения? Никто. Наон - образцовый офицер, лучший в соединении командир взвода. Словом, с глаз долой из сердца вон. И, разумеется, подальше от себя.
Наон и здесь сопротивлялся как мог. Он хотел в академию на командный факультет, его же рекомендовали на инженерный.
Экзамены сдал успешно, поступил, отучился пять лет. По окончании просил послать его в любой гарнизон, где похолоднее, - в Забайкалье, на Чукотку, Камчатку. Послали в Закавказский военный округ, в Ахалкалаки.
Была еще одна беседа перед отъездом в часть. Правда, он не воспринял ее всерьез, тем более что на некие странные предложения Наон ответил в своем стиле - прямо, жестко, с насмешкой. Беседу вел полковник, как он представился, "одного из Главных управлений Генштаба":
- Мы изучили ваше личное дело. Вы нам подходите.
- Товарищ полковник, а чем я буду заниматься, что делать, объясните?
- Этого вам сейчас сказать не могу.
- Но тогда возникает другой вопрос: я вам подхожу, а вы - мне? Поймите, здесь я получил образование, люблю и знаю свое дело. То, что вы предлагаете, не представляю.
На том и разошлись. Полковник, видимо, ушел в свое Главное управление, Наон уехал в Ахалкалаки.
В дивизии его назначили старшим помощником замкомдива по технической части. Однако он целый год исполнял обязанности зампотеха соединения, так как его начальник находился в командировке на Кубе.
Однажды Наона пригласили на беседу. Неужто вновь "полковник одного из Главных управлений Генштаба", подумал Владимир. Однако на сей раз приехал вполне нормальный, понимающий офицер. Рассказал, что он представляет Главное разведывательное управление и о Наоне не забыли в Москве. Предложил стать кандидатом для поступления в Военно-дипломатическую академию.
- Боюсь, что в моей биографии есть один сложный момент, - признался Наон, - и я вам не подойду.
- Говорите…
- Моя сестра вышла замуж за румына и покончила жизнь самоубийством.
Полковник улыбнулся и сказал:
- Правильно, что не умолчали, но мы это знаем. Наше предложение остается в силе.
Вскоре капитана Владимира Наона перевели в разведуправление Закавказского военного округа на стажировку. На следующий год он уехал в Москву, сдал экзамены. На мандатной комиссии ему задали всего два вопроса. Первый: что это за значок у него на груди? Наон ответил: "Мастер вождения".
Второй вопрос задал седой человек, с красивыми вьющимися волосами. Был он в гражданском костюме, сидел в сторонке, что-то чирикал на листе бумаги и, казалось, совсем не слушал, о чем говорят члены мандатной комиссии.
Когда начальник академии спросил, есть ли еще вопросы, седой встал, подошел к Наону, показал лист бумаги. Владимира удивило, с каким мастерством был сделан карандашный набросок одного из лидеров арабского мира.
- Это кто? - спросил седой.
- Гамаль Абдель Насер, - ответил Наон.
- Я его беру.
Позже Владимир Ованесович узнает: это был начальник ближневосточного управления ГРУ генерал Сеськин. "Так я попал на арабский язык, - скажет в беседе со мной Наон. - Было неимоверно тяжело. Приходил и до полуночи учил. В шесть утра встал и опять зубрил. Но язык не шел совершенно. Со второго курса стали давать нам английский. И вот мне сдавать госэкзамены по арабскому языку, а я начинаю успешно говорить на английском.
И тем не менее экзамены сдал, из академии выпустился и был назначен помощником военного атташе в Египет.
4 апреля 1970 года я прибыл в Каир".