Что мы знаем о Швеции?
"Шведский стол", "шведская семья", "шведские спички", "шведская стенка"…
Известный писатель Ада Баскина увлекательно рассказывает об этой прекрасной и удивительной стране и – главное – о ее обитателях: об их характере и обычаях, об отношении к семье и браку, о сексе, любви и феминизме, о социально-экономическом и техническом прогрессе.
У шведов есть чему поучиться…
Для широкого круга читателей.
Содержание:
Вместо предисловия 1
Характер 1
Мужчины и женщины 11
Секс 14
Семья 16
Однополая любовь 21
Правда о феминизме 22
Серебряные головы 24
Религия 25
Еда 27
Дом 29
Дизайн 31
Иммиграция 33
Тюрьма 36
Ада Баскина
Золотая середина: Как живут современные шведы
Вместо предисловия
Если честно, в эту скандинавскую страну я не рвалась. Во-первых, потому что она совсем близко: два часа лету – рукой подать. Во-вторых, потому что страна северная – значит, природа неяркая, роскошеством не поразит. В-третьих, со Швецией как-то мало связано шумных событий: оттуда, из-за ее границ, идет такое ровное спокойствие, не вызывающее острого любопытства.
Что я об этой стране знала? "Шведская семья", "шведский стол", ну еще что-то о "шведском дизайне". Характер? Нордический, конечно. Каким же ему быть у потомков викингов. А в политическом плане – что-то вроде "капитализма с социалистическим лицом". Вот, кажется, и все.
Поэтому, когда я получила приглашение прочитать лекции в Стокгольмском университете, а потом в университетах Гётеборга и Упсалы, я решила, что на сильные впечатления рассчитывать не стоит. И ошиблась. Все оказалось не так, многое было для меня внове. Я просто открыла для себя эту – такую близкую, но совершенно незнакомую мне – страну.
Природа? Яркая, могучая. Она окружала меня не только за городом, но и на улицах самых современных центров – с их высокими домами, плотными потоками людей и машин. Она врывалась в это цивилизованное пространство лесными массивами, озерами, островами. Впрочем, удивила меня даже не столько сама природа, сколько отношение к ней человека. Нигде больше не встречала я такой страстной любви, такой постоянной заботы… Словосочетание "мать-природа" здесь, пожалуй, не проходит. Точнее будет сказать "природа-дитя", то есть ребенок, которого холят, лелеют и берегут.
Нордический характер? Да, пожалуй, то есть мужественный, но – не брутальный. Мягкость, уступчивость, бесконфликтность – вот что характерно для шведов. А еще интеллигентность. Я угадывала ее по самым разным признакам: негромким голосам и сдержанным манерам, по неброской элегантности одежды и демократичной простоте дизайна. А также по отсутствию всякой демонстративности и по непоказной доброжелательности.
Сексуальная свобода? О, это любопытный феномен: чтобы в нем разобраться, мне пришлось прочитать пару толстых книг, встретиться со специалистами, проинтервьюировать людей разных возрастов. В книге я посвятила этой теме большую главу.
Но, пожалуй, самым неожиданным стало почудившееся мне возвращение в мое социалистическое прошлое. Призыв "От каждого по способностям, каждому по потребностям" вызвал было у меня ностальгию. И напрасно. Разница состояла в том, что этот романтический лозунг в Швеции опирается не на идеализм и пропаганду, как это было в моей стране, а на открытый рынок и сильную экономику. Гордость за свое сегодняшнее благополучие и демократию, а вовсе не воспоминание о славной истории, составляет основу шведского патриотизма.
И, наконец, шведский дизайн. Он примечателен не только своей легкостью и простотой. Но, я бы сказала, и своей вездесущностью. Красоту ощущаешь здесь во всем – от аэропорта до спальни, от автомобиля до столовой посуды, от прекрасных витрин магазинов до кухонной утвари.
Два месяца, конечно, небольшой срок, чтобы составить полное впечатление о чужой стране. Но я постаралась уйти от лакированных туристических впечатлений и, насколько возможно, вникнуть в ее повседневную жизнь. Кроме привлекательных сторон, я увидела в этой жизни немало проблем. О чем мне откровенно говорили новые знакомые и друзья. Многое понять помогли социологи, антропологи, этнологи, психологи, журналисты. Встречи со шведскими интеллектуалами не только обогатили мое представление об этой стране. Они заставили меня задуматься о путях развития современной цивилизации, о взаимодействии культур. О будущем мира.
Характер
Без улыбки
Человек, с которым я накануне познакомилась в Стокгольме, профессор истории, попросил меня встретиться с ним сегодня. Телефона у меня пока нет, договорились, что я буду ему звонить из автомата. Набираю номер его мобильника.
– Здравствуйте, это говорит… – я называю свое имя.
В ответ слышу краткое:
– Здравствуйте… – и молчание.
Я в недоумении: вчера он казался таким заинтересованным в нашей встрече, а сегодня – такой холодный прием. Может быть, он не расслышал, как меня зовут?
– Привет, – я повторяю свое обращение.
– Привет, – отвечает он и опять молчит.
Я собираюсь положить трубку. И тут слышу:
– Так мы договорились сегодня встретиться. Вы свободны в час дня?
Когда я подхожу к кафе, где он назначил мне свидание, он уже высматривает меня из-за стеклянной витрины, машет рукой:
– Я пришел пораньше, – говорит, – а то тут в это время много народу, не хотел, чтобы вам пришлось ждать.
Я смотрю на его лицо: на нем ни улыбки, ни вообще какого-нибудь выражения.
– А я, между прочим, вообще не хотела было с вами встречаться, – говорю с легкой обидой.
– Почему? – и я, наконец, вижу некоторое изменение мышц его лица. Что-то вроде удивления.
– Ну, вы, наверное, и сами знаете, почему. Вы так сухо со мной разговаривали.
Он опять замолкает и чуть более внимательно смотрит на меня.
– Сколько дней вы в Швеции? – спрашивает он наконец.
– Второй день.
– Так вы со шведами еще не знакомы?
– Практически вы первый.
– А, ну тогда понятно. Привыкнете…
На другой день у меня лекция в Стокгольмском университете. Взойдя на кафедру, я прежде всего оглядываю аудиторию. Первое впечатление всегда очень важно. Ведь мне предстоит говорить с ними на английском – языке, иностранном и для меня, и для них. Говорить о другой стране (все темы моих лекций – о России), о реалиях, им незнакомых, о событиях и фактах, большей частью им неизвестных. Поймут ли? По первому "огляду" мне ребята нравятся – лица серьезные, интеллигентные. Ну – с богом!
Однако уже минут через десять я ощущаю некоторое беспокойство. Они сидят тихо, не шевелясь, вроде бы слушают, но выражение лиц… Вернее, почти полное отсутствие выражения. Ни улыбки, ни кивков понимания, ни какого-либо вообще шевеления. Сидят как приклеенные или, скорее, как нарисованные. Да они вообще-то понимают, о чем я говорю?
– Друзья, вы хорошо понимаете мой английский?
– Да, – отвечают, – понимаем. И опять сидят тихо, смотрят прямо, слушают внимательно, но – никакой реакции. Американцы, те бы сто раз уж улыбнулись, задали бы по ходу лекции вопросы, рассмеялись. Рассмешить их, что ли? Выдаю одну из домашних заготовок: смешной анекдот. Впрочем, смешной он у меня на родине, иностранные студенты понимают его не всегда. И – о радость! – смеются сразу все, хотя и не очень громко. Я продолжаю перемежать свое выступление шутками и поражаюсь, насколько верна их реакция: смех возникает именно тогда, когда он должен возникнуть. А после выступления и вовсе успокаиваюсь. Их вопросы так точны, что сомнений не остается: они поняли все или, по крайней мере, большую часть того, что я хотела до них донести. И они действительно заинтересованы.
По окончании лекции они награждают меня аплодисментами.
Молчаливые люди
– Так тот мужчина, историк, он вам так и не улыбнулся ни разу? – спрашивает Оке Доун.
– Улыбнулся слегка, когда мы прощались.
– О-о, это очень по-шведски, – хохочет мой собеседник. – Считайте, что вам повезло: вы в первый же день встретили настоящего шведа. Поверьте мне.
Как же мне ему не поверить? Ведь Оке Доуна называют Главным этнологом Швеции. Всю свою жизнь он посвятил исследованию шведского характера. Провел десятки опросов, издал несколько книг. Об одной из них – "Шведская ментальность" – я узнала еще в Москве. И размечталась – вот бы с самим автором познакомиться.
А в Стокгольме стала расспрашивать у знакомых, как его можно разыскать. Имя его знали все, но лично – никто. Мне посоветовали посмотреть в Интернете, там должна быть какая-то информация. Я действительно нашла в портале Стокгольма это имя, сферу деятельности, электронный адрес и даже телефон. И что мне со всей это замечательной информацией делать? Не могу же я, незнакомый человек, практически с улицы, вот так просто ему позвонить. Но все-таки на всякий случай я набрала номер.
– Да, слушаю вас, – раздался приятный мужской голос.
Я представилась, сказала, что хотела бы поговорить с самим Оке Доуном, что приехала из Москвы…
– Из Москвы? – переспросил он. – Так что же мы с вами говорим по телефону? Приезжайте прямо сейчас ко мне домой. Можете?
Через час я уже сидела в удобном кресле в большой красивой квартире и наслаждалась беседой с ее хозяином. Оке Доун оказался высоким красивым мужчиной, его седина выдавала солидный возраст, однако яркий блеск глаз это впечатление опрокидывал.
– И что, каждому шведу можно вот так, запросто, позвонить с улицы и тут же получить приглашение? – спрашиваю я.
– О нет, вовсе не каждому. Это совсем не типично для моих соотечественников: сначала нужно им понравиться при встрече, потом вам в лучшем случае предложат выпить кофе в каком-нибудь баре. Общение на этом уровне, как правило, сохраняется надолго. Если уж только вы не станете действительно близкими друзьями. Ну тогда вас, возможно, пригласят домой.
– А вы-то настоящий швед? – перебиваю я.
– И да, и нет, – улыбается он. – Настоящий в том смысле, что я родился здесь, недалеко от Стокгольма. Здесь же учился и всю жизнь работал. Но при этом я широко интересовался культурами других народов, много ездил по миру. Часто заводил друзей в разных частях света. Это наложило отпечаток на мою ментальность, во многом меня изменило. Так что по мне о шведском национальном характере лучше не судить. Но вот знаю я об этом характере действительно много.
– Начнем с вашего первого впечатления, – продолжал Оке Доун. – Человек хотел с вами встретиться, но по телефону был кратким. А по тону холодным. Так? Что ж, и то, и другое довольно типично для истинного шведа. Это как бы одно из неписаных правил поведения.
И Оке знакомит меня с этими общепринятыми правилами. Первое – краткость. Да, действительно, это характерная привычка – отвечать примерно тем же количеством слов, каким был задан вопрос. Можно еще меньшим. Это часть одного общего свойства характера – молчаливости.
Джин Филлипс-Мартинссон, английский культуролог, живущая в Швеции, в своей книге "Шведы. Как их видят другие" рассказала о своих исследованиях шведского характера. Однажды в Париже на заседании Европейской организации по экономическому сотрудничеству присутствовала большая группа из Стокгольма. Джин так описывает впечатление, которое эта делегация произвела на остальных:
"Шведы посещали все заседания, но выступали на них редко. Они были вежливые, хорошо одетые. Они держались все вместе и сидели до конца каждого заседания, но очень редко подавали голос. Их прозвали "молчаливые люди"".
Прочитав это, я поняла, что в тишине, сопровождавшей мою первую лекцию в университете, ничего необычного не было: просто шуметь и перебивать выступающих здесь не принято.
Шведы предпочитают зачитывать свои выступления по бумажке на любых мероприятиях, даже в парламенте (риксдаге). По мнению Доуна, такое было бы совершенно невозможно, например, в британском парламенте: это вызвало бы большое недовольство других депутатов. У шведов, напротив, это как бы знак уважения к коллегам: человек не будет тратить лишних слов и отнимать у них слишком много времени. Часто депутат, вытаскивая свою заготовленную на бумаге речь, говорит не без некоторой гордости: "Прошу прощения, но я не большой говорун".
Так же скупы на слова шведы и при выражении своих чувств.
– Хочешь услышать типично шведский анекдот? – спросил меня как-то мой приятель, профессор Хаккан Линдхофф. "Я так люблю свою жену, – говорит мужчина, – что вчера, на нашем 25-летнем юбилее, даже чуть не признался ей в этом".
О том же сложено и множество народных пословиц. Вот одна из них: "Умный держит язык в сердце, а дурак сердце на языке".
– Молчаливость может, впрочем, вызываться и просто застенчивостью, – добавляет Оке. – От застенчивости шведы иногда избегают смотреть прямо вам в глаза. Это иногда сбивает с толку иностранцев.
Филлипс-Мартинссон вспоминает, как однажды директор Американского банка попросила ее объяснить странное поведение одного из сотрудников филиала этого банка в Швеции: в течение долгого разговора этот сотрудник упорно смотрел в окно за ее спиной. В конце разговора гостья, слегка обиженная невниманием, решила все-таки выяснить, что так заинтересовало коллегу на улице. Но когда она обернулась, увидела, что окно закрыто шторой. Джин пришлось ее заверять, что это принятая манера, которая идет от застенчивости, а вовсе не от недостатка внимания. Мол, нечего "пялить глаза" на собеседника, это нескромно.
Объяснил мне Оке Доун и так испугавшую меня бесстрастность лица:
– Да, мимика у нас действительно не очень выразительная. Но это отнюдь не говорит о холодности или безразличии. Это всего лишь принятая манера, такая же, скажем, как улыбка у американцев.
На эту манеру обращают внимание многие исследователи шведского характера. Вот что пишет, например, американская писательница Сьюзен Сонтаг:
"Мышцы лица у шведов обычно неподвижны. Они никак не выражают эмоции. При разговоре они почти не жестикулируют. Это особенно заметно по сравнению с испанцами или итальянцами, которые говорят на два тона выше, размахивают руками и изображают на лице все чувства".
Впрочем, эта "неподвижность лица" свойственна сегодня далеко не всем шведам. Особенно улыбчивы представители сервиса – продавцы, банковские служащие, работники гостиниц. Я обратила внимание на приветливость железнодорожных контролеров. В шведских поездах пассажир сначала входит в вагон и садится, а потом по вагону идет контролер и проверяет наличие билета. Так вот, сколько раз мне ни доводилось ехать в поезде, столько раз я удивлялась этой неизменной улыбке человека в железнодорожной форме.
Уединение
– Я здесь уже двадцать пять лет, но так и не могу освоиться, почувствовать себя своей, – говорит мне Эйприл. – Когда еду в автобусе, такое впечатление, что еду одна, хотя вокруг полно пассажиров. Но никто ни с кем не разговаривает, даже короткими репликами обмениваются полушепотом. В ресторане, на какой-нибудь корпоративной вечеринке, я тоже не чувствую себя свободной. Я не могу себе позволить громко смеяться, как мне хотелось бы, эмоционально реагировать на какую-то новость. Не могу помогать себе жестами, даже просто всплеснуть руками. Когда я веду себя таким образом, то есть более раскованно, я вижу, как по молчаливому согласию все смотрят на меня… не то чтобы с осуждением, но с недоумением: я же должна знать, что так вести себя не принято.
Эйприл – американка. Она замужем за отличным парнем, удачливым предпринимателем Бо Карлстромом. У нее трое замечательных детей, она любит свою работу. И все-таки чего-то ей не хватает. Чего?
– Я не могу себе позволить быть самой собой, – коротко подытоживает она.
Профессор Хью Бич из Упсальского университета тоже американец. С Эйприл, которая живет в Гётеборге, он не знаком, но выражает свои впечатления почти теми же словами:
– Я в Швеции уже тридцать лет, но никак не могу привыкнуть к тому, что соседи по подъезду не общаются друг с другом. Поднимаюсь в лифте вместе с соседом, кланяюсь ему, он отвечает односложно. Стоит мне заговорить с ним, например, о погоде, он посмотрит с недоумением: если вы не знакомы, разговаривать не принято.
Позже я с этим тоже столкнулась.
…Я живу в пригороде, в богатом частном доме. Мои хозяева уезжают на неделю и оставляют меня одну. Я спрашиваю, как зовут соседей и их телефон – на случай, если придется обратиться. Они говорят, что о соседях справа не знают ничего, кроме того, что у них синяя машина и двое детей. А вот соседку слева они знают: когда уезжают, она обычно следит за их домом. Пару раз они вместе с ней даже ходили в ресторан поужинать. Но в гостях друг у друга не были никогда, хотя живут бок о бок пятнадцать лет.
– Это что – какая-то особенная замкнутость? – спрашиваю я Доуна.
– Скорее особенная привычка к уединению. Шведы любят одиночество, это факт.
Он приводит несколько подтверждений этой мысли. Американские студенты, поселяясь в университетском общежитии, живут по два, а иногда и по три человека вместе. Шведы – только по одному.
– Но, может быть, просто разные условия там и здесь?
– Нет, не в этом дело. Мы с американскими социологами провели исследование, задавали вопрос студентам: "В каком составе вы предпочли бы жить, если бы у вас была возможность выбирать?" Большинство американцев ответили: "с другом" или "с друзьями". Большинство шведов: "один, без соседей".
Знакомый мне риелтор объяснял, почему ему трудно сдавать загородные дачи в обжитых поселках:
– Понимаете, там дома построены довольно близко друг к другу, а мои клиенты предпочитают удаленность от соседей – чем дальше, тем лучше. Самые дорогие дачи – те, из окон которых вообще не видно ни одного здания.
А вот что говорит социология. Среди взрослого населения страны почти 20 процентов живут отдельно. Из всех семей около 40 процентов состоят из одного человека. Чем крупнее город, тем это число выше. В Стокгольме количество семей-одиночек составляет уже почти половину.
– И чем вы это объясняете? – спрашиваю я Оке.