Интересно, что среди кандидатур были такие известные деятели, как Шляпников, Залуцкий и Молотов, но никто не высказался в их пользу. В итоге они получили недостаточное число голосов, для того чтобы быть избранными в ЦК. Сказалось то напряжение, которое существовало в отношениях между лидерами первого послереволюционного призыва РБ ЦК и петроградскими большевиками, от поддержки которых во многом зависело это голосование. Шляпников, Залуцкий и Молотов не были представителями ни петроградской, ни какой либо другой организации и им не на кого было опереться. С другой стороны, они проиграли борьбу за лидерство в партии в целом и вынуждены были уступить свое место другим лидерам.
Еще одним видным большевиком, прославившимся в марте-апреле, но не избранным в ЦК, был С. Багдатьев. В его случае, видимо, причиной стало то столкновение, которое произошло между ним и Лениным в дни апрельского кризиса. Если учесть то, что Ленин несколько раз в ходе самой конференции жестко критиковал "пекистов, которые не слушают ЦК", подразумевая именно Багдатьева и его сторонников, поражение последнего на выборах в ЦК становится понятным. Даже для левых он стал слишком одиозной фигурой, ответственной за осужденную партией "авантюру". Правые же, во главе с Каменевым, сделали этот эпизод одним из аргументов в своей полемике с Лениным, что еще сильнее дискредитировало Багдатьева в глазах делегатов конференции. При этом в ЦК (на правах кандидата) вошел близкий к Багдатьеву по взглядам Бубнов.
Итак, новый состав ЦК был довольно пестрым. В него вошли лидеры с весьма разными взглядами: ультра-левые, сторонники немедленного перехода к борьбе за советскую власть (Бубнов), Ленин и сторонники его стратегии борьбы за преобладание в Советах (кроме вождя здесь следует упомянуть Сталина и Зиновьева), Каменев и его единомышленники, ориентировавшиеся на стратегию солидарности советского блока, оказывающего последовательное давление на правительство (кроме Каменева эти взгляды разделял Ногин). Взгляды Милютина, Смилги и Свердлова располагались в левой части большевистского идейно-политического спектра. Впрочем, Смилга и Свердлов не относились к числу теоретиков, и реконструировать нюансы их взглядов сегодня уже невозможно. Однако их позиция имела большое значение, поскольку оба были видными партийными организаторами.
* * *
В целом, возникший на конференции внутрипартийный режим был несравненно прочнее той зыбкой системы, которая существовала в марте-апреле. Он был институализирован, субординация внутри партии была формализована (что снижало, хотя и не сводило на нет риск конфликта руководящих инстанций, прежде всего ЦК и ПК). У этого режима была своя (пусть и не до конца проработанная в некоторых отношениях) программа, основанная на "Апрельских тезисах", которая отталкивалась от установки на завоевание преобладающего влияния в Советах на первом этапе и замене Временного правительства (большевизированными) Советами на втором. Оппозиция этому внутрипартийному курсу существовала не вне ЦК, а внутри его, что снижало риск раскола, но вынуждало лидирующую группу во главе с Лениным к постоянным поискам компромисса.
Созданная на Апрельской конференции система организации внутрипартийной власти и соответствующая политическая стратегия была испытана на прочность в ходе бурных событий лета 1917 г. В течение нескольких следующих месяцев, созданный на Апрельской конференции внутрипартийный режим развивался и эволюционировал. Однако, в целом, он выполнил ту роль, которую на него возложили его архитекторы: сплотил партию, превратив ее из "федерации" сравнительно разрозненных и автономных групп в цельную и мощную политическую структуру, способную вырабатывать единый политический курс и оперативно реагировать на вызовы революции. Это вовсе не означало установления идейной и политической монолитности, но лишь обеспечивало создание механизмов принятия окончательных решений, позволявших преодолевать разногласия.
Троцкий и партия
После завершения Апрельской конференции большевистскую партию ждал период относительного спокойствия. Собственно, после апрельского кризиса вся страна как бы отошла от огромного напряжения первых месяцев революции и сделала передышку перед еще более грозным будущим. Май 1917 г. был, пожалуй, самым спокойным месяцем между февралем и октябрем. Однако это не означает, что взбудораженная революцией Россия вернулась к своей обычной сонной жизни, полной рутинного труда и военных тягот. Стремительно изменялись общественные настроения и симпатии; миллионы людей включались в общественную и политическую жизнь страны; партии приобретали тысячи новых сторонников; возникали и развивались новые социальные институты и общественные отношения; рождались идеи и складывались коалиции. Революционный процесс шел полным ходом, хотя ярких и значительных событий на сцене публичной политики некоторое время, казалось бы, и не происходило.
После Апрельской конференции и до конца мая Центральный Комитет РСДРП(б), по подсчетам историков, собирался от трех до шести раз. Среди вопросов, обсуждавшихся на этих заседаниях важнейшими были отношение к конференции циммервальдистов, возможность и условия объединения с Межрайонной организацией РСДРП ("межрайонкой") и Троцким, отношения ЦК и ПК в связи с вопросом о постановке отдельного печатного органа ПК и др., а также вопросы кампании по выборам районных дум Петрограда. Решались и более узкие, технические вопросы – о посылке уполномоченных в регионы, о финансировании партийной деятельности и т. д. В отчете о деятельности ЦК, сделанном Сталиным на VI партийном съезде 27 июля, говорилось еще о двух направлениях деятельности ЦК – перевыборы в Советы и антивоенная кампания. Перевыборы Советов, муниципальная работа, антивоенная агитация и т. д. требовали усилий от партийных организаторов и публицистов, но не вызывали сами по себе противоречий внутри большевистского руководства.
Напротив, отношение к международной социалистической конференции оставалось предметом дискуссий в партии. Вопрос о сближении с Троцким и межрайонным комитетом РСДРП также был воспринят неоднозначно. Наконец, возникший в конце мая вопрос о возможном появлении отдельной газеты ПК вызвал возмущение Ленина и довольно острое столкновение Петроградской организации с Центральным Комитетом (противоречия между этими двумя инстанциями существовали и до этого случая, о чем уже говорилось выше). Собственно, эти три пункта и стали предметом внутрипартийной борьбы в РСДРП(б) в конце весны 1917 года. Впрочем, по остроте и интенсивности эти дискуссии не шли ни в какое сравнение со столкновениями, будоражившими партию в марте-апреле.
Как уже говорилось, Апрельская конференция по докладу Зиновьева большинством голосов приняла решение участвовать в готовящейся в Стокгольме конференции социалистов-циммервальдистов. Это решение было принято вопреки мнению Ленина и критиковалось им как "ошибка конференции". Однако вождь не опустил руки и добился того, что ЦК партии в начале мая "наполовину исправило ошибку", поручив большевистским делегатам конференции заявить о том, что РСДРП(б) покидает Циммервальдовское объединение, в случае, если на конференцию будут приглашены "оборонцы". Этот ход объективно означал дезавуацию решений конференции. Дело в том, что центристский характер Циммервальда предполагал участие как правого, так и левого крыла международной социал-демократии, и участие "шейдеманов" и других "социал-шовинистов" (пользуясь терминами Ленина), было гарантировано.
Таким образом, ЦК во главе с Лениным, фактически, отменял решение конференции партии, обуславливая его выполнение нереальными условиями. Важно, что создавался прецедент (в послереволюционной истории первый), когда решение партийного форума "наполовину исправлялось" избранным этим форумом органом. Это был символ грядущей централизации партии, этап на пути ее отрыва от собственных демократических структур. Впрочем, пока это решение оставалось одиночным эпизодом.
Второй аспект, который следует отметить, это то обстоятельство, что, по свидетельству Ленина, решение было принято ЦК "единогласно". Достоверно известно, что в конце апреля минимум один из членов ЦК – Г. Зиновьев – был сторонником линии на участие в социалистической конференции (использовать этот европейский форум он призывал "в последний раз", но все таки настаивал, что игнорировать его нельзя). Ведь именно по докладу Зиновьева и было принято решение большевистской конференции. Как голосовали другие члены нового ЦК неизвестно, но вряд ли в этом вопросе они были единодушны; "правые" большевики, такие как Каменев, скорее всего, склонялись в пользу участия в циммервальдовском движении. И вот, уже в первой половине мая ЦК голосует ленинское предложение "единогласно".
Трудно сказать было ли это результатом напряженной дискуссии, политическим компромиссом, или итогом собственной эволюции сторонников резолюции апрельской конференции. Впрочем, в пользу последней гипотезы есть одно подтверждение. 6 мая в "Правде" появилась статья самого Зиновьева "Господин Вандервельде", целиком посвященная критике (очень жесткой) бельгийского социалистического министра и председателя Международного социалистического бюро Эмиля Вандервельде, посетившего Петроград. Он наряду с другими деятелями правого крыла европейской социал-демократии (А. Тома, М. Кашен, О’Грэди) критиковались Зиновьевым за "социал-шовинизм" и сделку с буржуазией своих стран. Статья заканчивалась словами "Избави нас, господи, от таких друзей, а с врагами мы сами справимся…". Эта критика в условиях дискуссии по вопросу об участии в социалистической конференции, может рассматриваться как эволюция в сторону позиций Ленина, призывавшего отказаться от участия в общих мероприятиях с умеренными и правыми социалистами. А если учесть, что визит Вандервельде был направлен на поддержку курса российских оборонцев на дальнейшее участие России в войне, то понять раздражение большевиков правыми и умеренными социалистами можно легко. Т. е. поддержка, которую продемонстрировал Вандервельде лидерам меньшевиков и эсеров, послужила для большевистских лидеров сильным аргументом против участия в совещании с его единомышленниками.
Как бы там ни было, Ленину удалось консолидировать ЦК по этому важному (хотя и не главному) вопросу и добиться от него фактической дезавуации решения Апрельской конференции.
Вторым трудным вопросом, с которым столкнулось большевистское руководство в мае, стало сближение с "межрайонкой" и Л. Д. Троцким. Однако источники не позволяют судить о том, как именно протекала внутрипартийная дискуссия по этому поводу.
Троцкий вернулся из эмиграции на месяц позже Ленина, 4 мая. На вокзале его встречали, но куда скромнее, чем вождя большевиков. Если Ленина приветствовал Чхеидзе, то Троцкого – член большевистского ЦК Г. Федоров, фигура куда менее значительная, а также М. Урицкий, старый друг и ближайший соратник Троцкого, один из лидеров "межрайонки". Тем не менее, сам факт, что большевики официально послали встречать Троцкого члена своего ЦК, говорит о том, что идея о сближении с этим старым противником уже обсуждалась в партии. К сожалению, следов такого рода обсуждений не сохранилось.
Однако многозначительные жесты со стороны большевиков в адрес Троцкого продолжались. Прибыв сразу с вокзала на заседание Исполнительного Комитета Совета, Троцкий столкнулся с холодностью его председателя Чхеидзе. Но пилюлю поспешили подсластить большевики, немедленно предложившие включить своего старого оппонента в Исполком, как бывшего председателя Совета 1905 года. Предложение это, хоть и вызвало замешательство, было принято (правда Лев Давидович получил лишь совещательный голос). Такая демонстрация расположения и политического доверия со стороны большевиков не могла не быть замечена Троцким, еще только присматривавшимся к "диспозиции политических групп" и нуждавшимся во влиятельных союзниках. Но предшествующие полтора десятилетия оставили обеим сторонам целый багаж взаимных обвинений, претензий и споров, откуда такая любезность? Да еще со стороны партии, мало склонной к примирению со своими оппонентами?
Вопрос о том, кому принадлежала инициатива в этом вопросе, крайне важен, ибо он связан с одной из наиболее важных теоретических дискуссий в истории российской социал-демократии. По всей видимости, идея примирения родилась в недрах самой большевистской партии (Троцкий никаких шагов в этом направлении до сих пор не предпринимал), причем на самом ее верху, иначе член ЦК не поехал бы встречать столь известного (чтобы не сказать одиозного) деятеля, да и предложение о кооптации Льва Давидовича в Исполком Совета вряд ли исходило от рядового партийца.
Троцкий был известен в социалистической среде как один из авторов и самый яркий защитник теории перманентной революции, взятой им на вооружение еще в 1905–1906 гг. После разгона Совета 1905 года и ареста его лидеров Троцкий в тюрьме написал несколько весьма оригинальных текстов. В них он доказывал, что несмотря на относительную отсталость, Россия может стать флагманом европейской революции. Но еще важнее, что революция в России, по Троцкому, начавшись как буржуазная, неизбежно перерастет в социалистическую, поскольку ее лидером станет передовой рабочий класс (его главный антагонист, российская буржуазия, слишком слаба для этого). Пролетариат, считал Троцкий, найдет себе союзника в крестьянстве, нуждающемся в аграрной революции. Опираясь на крестьянское большинство, он сумеет взять власть и экспортировать революцию в Европу, где он обретет надежного союзника в лице немецких и французских рабочих, гораздо более многочисленных. Пролетариат сумеет разрушить военно-бюрократический аппарат старого государства, заменив его системой Советов, распустив армию и полицию и заменив их всеобщим вооружением народа.
Эти взгляды неоднократно критиковались как большевиками, так и меньшевиками на протяжении всех 12 лет, минувших со времен первой революции. Однако теперь те же (или, по меньшей мере, очень близкие) идеи проповедовал никто иной, как Ленин в своих "Апрельских тезисах" и других работах и выступлениях.
Кроме того, двух былых противников объединяло отношение к войне. Наконец, Троцкий пересмотрел свои взгляды, и отказался от линии на "объединение" социал-демократии. Теперь он считал неприемлемым организационное единство с "социал-патриотами".
Таким образом, Троцкий оказался на крайне левом фланге марксистов в России, где никого, кроме большевиков не было. Близость взглядов и политической стратегии Ленина и Троцкого была все более очевидной. И, в первую очередь, для самого Ленина, автора "левого переворота" в РСДРП(б). Впрочем, понимали это многие активисты партии, и не только в Петрограде. О том, что новая большевистская стратегия весьма близка старым взглядам Троцкого говорил, например, один из докладчиков на московской общегородской конференции РСДРП(б) 11 мая, который утверждал: "Раньше большевики высмеивали Троцкого, а теперь сами стали на его точку зрения…".
В таких условиях, Троцкий (ко всему прочему блестящий публицист и агитатор) становился естественным и очень ценным союзником для левых большевиков. В том числе, и в области внутрипартийной борьбы, где "старый большевизм" все еще сохранял сильные позиции. Поэтому наиболее вероятным представляется сценарий, согласно которому жесты доброй воли со стороны большевиков в адрес Троцкого были инспирированы лично самим вождем партии.
В свой первый день в России Троцкому представился случай выступить в Совете, в исполком которого он только что попал по рекомендации большевиков. Обсуждался как раз самый актуальный вопрос текущей политики: коалиционное правительство. Так и не оправившееся от Апрельского кризиса Временное правительство пыталось укрепить свой авторитет, пригласив к участию в своей работе умеренных социалистических лидеров. Вопрос обсуждался в Совете, где против коалиции выступили только большевики и небольшая группа меньшевиков-интернационалистов. Эсеро-меньшевистское большинство благословило ее.
В конце прений слово для приветственной речи было предоставлено Троцкому. Тот начал со славословия русской революции, которая "открывает новую эпоху, эпоху крови и железа, но уже в борьбе не наций против наций, а класса страдающего и угнетенного против классов господствующих". В условиях, когда советские лидеры только что вошли в правительство, тем самым разделив с представителями буржуазных партий ответственность за войну, это было вызовом. Но Троцкий продолжал: "Я не могу скрыть, что со многим из того, что сейчас происходит, я не согласен. Я считаю что вхождение в министерство опасно…". В первом же выступлении, без каких либо предварительных согласований, Троцкий заявил о себе как сторонник позиции, до сих пор считавшейся почти исключительно большевистской причудой. "Что же мы рекомендуем? – продолжал он – Я думаю, что следующим вашим шагом будет передача всей власти в руки рабочих и солдатских депутатов".
7 мая большевики и межрайонная организация РСДРП устроили специальный прием в честь Троцкого, а на 10 мая была назначена встреча большевистских лидеров с Троцким и активом межрайонной организации, посвященная вопросу об объединении. С большевистской стороны во встрече участвовали Ленин, Каменев и Зиновьев.
Выяснилось, что хотя взгляды Троцкого и Ленина сблизились, первый в меньшей степени торопится с объединением. Лев Давыдович признал, что единство между большевиками и меньшевиками (его старое программное требование) нежелательно; что объединение должно происходить только на почве радикального интернационализма и разрыва с "социал-патриотизмом". Зачитанные Лениным проекты резолюций по вопросу объединения устроили Троцкого "целиком". Но от предложения войти в РСДРП(б) немедленно, он отказался: "Я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя" – говорил он.
В целом, главным спорным моментом остался вопрос о названии: "Старое фракционное название нежелательно…". В остальном, договоренности были достигнуты. Было решено создать Бюро по объединению социал-демократов-интернационалистов, в которое вошли большевистский ЦК, представители национальных с-д организаций и "межрайонки" (допускалось присоединение к процессу меньшевиков-интернационалистов Мартова, если те порвут организационные связи с оборонцами).