В первые недели войны в Корее в поступающих с фронта сообщениях царила вполне понятная сумятица. Совет Безопасности, который был вынужден санкционировать введение сил ООН для предотвращения агрессии коммунистической Северной Кореи, требовал от полевых командиров докладов.
Эти доклады поступали к Зинченко. Со временем предстояло понять, что, принимая подобную информацию, Зинченко получал сведения об американских войсках и силах ООН прямо с театра военных действий, где стороной противника фактически командовал его непосредственный вождь Сталин.
Еще до возникновения у генерального секретаря Ли подозрений о том, что творится в его собственном Секретариате, полевой командир генерал Дуглас Макартур, возглавлявший контингент США и других стран под флагом ООН на корейском фронте, начал догадываться о происходящем. Казалось, Северная Корея обладала безошибочной способностью предугадывать военные планы Макартура.
Генерал решил перейти к новой стратегии – не на поле боя, а в докладах ООН, ограничиваясь общей информацией невоенного характера и сводя фронтовые и тыловые вопросы к минимуму, который не позволял получить целостной картины.
У Макартура было для этого и другое, не столь важное основание: он не раз обнаруживал, что Совет Безопасности подвергает его доклады цензуре. На какое-то время это ввергло его в конфликт с Ли.
Генерал твердо стоял на своем. Он больше не посылал подробных докладов в ООН, зная, что информация, пройдя через Зинченко, попадет в руки китайских и северокорейских коммунистов. А еще он поклялся не делать этого потому, что испытывал подозрение ко всей системе ООН.
Вскоре на Макартура посыпались неприятности. Зинченко был вынужден предупредить генерала, что он не выполняет своих обязанностей перед ООН. Замечание было, безусловно, оправданным, но поскольку оно исходило от Зинченко, который из-за Макартура лишился возможности передавать Кремлю точную информацию о положении дел на фронте, вопрос о действиях генерала стал чисто риторическим.
Заочная вражда усиливалась в процессе обмена посланиями: Зинченко требовал полных докладов, Макартур отказывался подчиняться. Наконец, разозлившись на злоупотребления Зинченко, Макартур направил генеральному секретарю Ли резкую жалобу. Генерал не обвинял Зинченко в шпионаже, а лишь указывал, что Совет Безопасности подвергает его доклады цензуре.
Зинченко воспользовался случаем для ответной атаки. Советский представитель созвал пресс-конференцию и разгневанно объявил, что Макартур "утаивает" военную информацию. Этот выпад сочли попыткой оказать на генерала давление от имени ООН. Но на Макартура нажимать не стали. Вместо этого Ли вскоре стал проводить совещания в Совете Безопасности за закрытыми дверями – без Зинченко. Выяснилось, что Ли знает об истинных целях требований Зинченко относительно полных сведений с театра военных действий. Через несколько недель генеральный секретарь распорядился не предоставлять Зинченко докладов Макар-тура; они начали поступать прямо к Ли.
Ли пошел еще дальше, создав наблюдательный комитет, – в сущности, сделав еще один шаг к предотвращению доступа русских к информации о военных действиях в Корее. Работать с докладами из Кореи разрешалось лишь этому комитету. Зинченко в его составе не было.
В результате Зинченко и был фактически низведен на уровень связного или курьера между Секретариатом и советским представительством в ООН. В последующие месяцы его все чаще видели в обществе Николая Скворцова, его помощника, что вызывало определенный интерес.
В ООН всегда считали Скворцова загадочной личностью. Скворцов, молодой, с будто выточенным лицом, был величайшей загадкой для всех работавших при ООН корреспондентов. Он любил поболтать, демонстрируя великолепное знание английского, сыпал шутками, был приветлив, но в беседах с корреспондентами часто становился суров, высокомерен и предельно осторожен.
Любопытной особенностью его поведения были частые приходы и уходы из здания ООН. Должностные обязанности требовали его присутствия на рабочем месте весь день, но казалось, будто у него масса дел где-то в других местах. Его спрашивали, где он был и что делал, но никогда не получали четкого ответа.
Наконец один сотрудник ООН разузнал о таинственных походах Скворцова, которые тот совершал теперь вместе со своим начальником Зинченко. Генеральный секретарь Ли получил сообщение из государственного департамента о попытках Скворцова уговорить нескольких американцев добыть секретные сведения об американских оборонительных сооружениях на Восточном побережье.
Ли уведомили, что за всем этим стоит Зинченко, его первый заместитель. Ли был потрясен. Он уже знал о неприглядной роли Зинченко в деле с военными докладами из Кореи, но никогда не подозревал о существовании тайного плана кражи военных секретов приютившей ООН страны, тем более при участии столь достойного делегата советской миссии, как Зинченко.
Первым раскрытым в ООН шпионом стал Валентин Губичев. Но он не имел высокого дипломатического статуса и фактически не обладал дипломатическим иммунитетом, будучи простым служащим. Зинченко же был высокопоставленным представителем советского правительства, равно как чиновником высокого ранга в Организации Объединенных Наций.
Ли проинформировали насчет Зинченко и Скворцова всего через неделю после того, как генеральный секретарь расспрашивал Аркадия Соболева о его исчезнувшем заместителе. И Ли понял, почему Зинченко и Скворцов внезапно ушли в отпуск и затягивают возвращение в ООН.
Советский Союз, разумеется, знал о расследовании деятельности сорока американцев, заподозренных в коммунистических симпатиях и в шпионаже. В случае разрешения Кремля на возвращение Зинченко или Скворцова в ООН русские вполне могли рассчитывать на привлечение к нему; в ходе частных слушаний сенатскому комитету по внутренней безопасности уже сообщили, что за всем этим делом стоят двое русских эмиссаров.
Зинченко и Скворцов пытались завербовать некоторых американцев из числа этих сорока. Дело, однако, не слишком продвинулось. ФБР, настороженное частыми приходами и уходами Зинченко и Скворцова из здания ООН, организовало за ними слежку. Выяснилось, что Скворцов прежде занимал пост в советском посольстве в Оттаве – в то время, когда в Канаде действовал знаменитый Сергей Кудрявцев, глава шпионской сети, выкравшей атомные секреты США. Возник вопрос: не обладает ли Скворцов опытом шпионской деятельности, не офицер ли разведки, не он ли обеспечивал передачу ядерной информации от Кудрявцева в Кремль?
Но все это оставалось лишь подозрением. Впрочем, долго ждать не пришлось – предположения ФБР получили подтверждение. Следившие за Скворцовым агенты стали свидетелями его тайных встреч с некоторыми американскими служащими ООН. Когда в таких встречах стал участвовать Зинченко, ФБР начало действовать. Американцев брали по очереди, одного за другим, допрашивали и выясняли, за чем охотятся русские.
ФБР установило, что Зинченко и Скворцов стараются раздобыть сведения о военных и портовых объектах на Атлантическом побережье. Их интересовали пропускная способность морских верфей в Бруклине, Норфолке и Портсмуте; данные о складах компании "Электрик боут" в Гротоне (штат Коннектикут), где Соединенные Штаты готовились приступить к программе создания вспомогательных ядерных установок; статистические сведения о посадочных полосах в Митчел-Филде на Лонг-Айленде, в Андовере (штат Массачусетс), на военно-воздушной базе Магуир в Нью-Джерси и другая сверхсекретная, тщательно охраняемая информация.
ФБР на шаг опережало Скворцова и Зинченко. Как только русские избирали для выполнения шпионского задания того или иного американца, в дело вмешивались агенты. Они перехватывали служащих, допрашивали, узнавали, о чем их просили, и привлекали к осторожным контрразведывательным операциям.
Несомненно, какие-то секреты были переданы русским, ибо, когда конгресс приступил, наконец, к расследованию, он потребовал увольнения двадцати девяти нелояльных американцев и отстранения от работы еще одиннадцати. И все же для выявления шпионов, подлежащих преследованию по закону, свидетельств оказалось недостаточно. Американцев уволили или временно отстранили от работы на основании их знакомства или недолгого общения с русскими эмиссарами, что, безусловно, позволяло усомниться в их лояльности. Хотя реального подтверждения передачи секретов кем-либо из этих американцев не было получено, ФБР подозревало некоторых из них, но не смогло ничего доказать. Большинство свидетелей ссылались на пятую поправку, что само по себе давало повод задуматься.
Только когда ФБР приобрело доказательства попыток Скворцова и Зинченко завербовать американцев, директор ФБР Гувер уведомил об этом государственный департамент, а тот, в свою очередь, предупредил Ли, которому предстояло пресечь шпионский скандал в собственном окружении.
Конечно, в то время Ли мало что мог сделать со Скворцовым и Зинченко: они были в Москве. Желаниям ФБР отвечало то, что Скворцов и Зинченко уведомили генерального секретаря о своем намерении вернуться сразу же после "выздоровления". Соединенные Штаты ждали их возвращения, чтобы проследить за нитями шпионской сети. Поведение Ли вполне соответствовало этому плану.
Когда на смену сентябрю пришел октябрь, а Скворцов и Зинченко все продолжали откладывать свое возвращение, Ли убедился, что советское правительство узнало о подозрениях против двух дипломатов, хотя на парламентских слушаниях имена их ни разу не упоминались.
Наконец в начале ноября Ли направил Скворцову в Москву записку с уведомлением об увольнении. Зинченко никаких извещений послано не было. Ли хотел избежать скандала. Все яснее становилось, что Зинченко никогда не вернется, ибо от него уже несколько месяцев не приходило вестей.
Публичное объявление о шпионском скандале в ООН прозвучало только 13 декабря. Произошло это на созванной делегацией США в ООН пресс-конференции, где она огласила новость, сделав следующее заявление: "Правительство Соединенных Штатов уведомило Организацию Объединенных Наций, что господин Николай Скворцов пытался вести шпионскую деятельность. Соединенные Штаты также указали Организации Объединенных Наций, что подобное поведение, на их взгляд, является открытым злоупотреблением статусом международного гражданского служащего. В ожидании реакции ООН правительство США приняло меры к лишению визы господина Скворцова, который находится в данный момент в отпуске у себя на родине".
О Зинченко в заявлении не упоминалось, но оно прозвучало всего через несколько часов после завершения состоявшим из трех человек консультативным судейским комитетом следствия по делу нелояльных служащих ООН. В сущности, юристы рекомендовали принять дисциплинарные меры против иностранных граждан, обвиняемых в подрывной деятельности, и уволить нелояльных американских работников ООН.
Это было началом, которое через несколько месяцев привело к полномасштабной облаве на агентов и коммунистов в Секретариате.
Общественность так и не узнала о существовании прямой связи между Зинченко, Скворцовым и сорока американцами.
Надо добавить еще кое-что.
Вакантное место Зинченко в офисе генерального секретаря и в залах заседаний ООН оставалось свободным до конца 1952 года и в течение первой половины 1953 года. Все это время ФБР ожидало его возвращения, надеясь проследить, куда может привести шпионский след.
А 1 июля, почти через год после отъезда Зинченко, новым заместителем генерального секретаря стал Илья Чернышов, присланный из Москвы сразу же после полученного Ли заявления Зинченко об увольнении.
Как только Чернышов приступил к выполнению бывших обязанностей Зинченко, он столкнулся с подозрениями, что от русского дипломата нельзя ожидать нейтралитета, предписываемого правилами ООН.
Чернышов, бывший заместитель директора ТАСС, как и все, принес клятву верности и подписал присягу в следовании правилам всемирной организации, но его слово и подпись ставились под сомнение.
История Константина Зинченко была бы неполной без краткого рассказа о его дальнейшей судьбе.
Он утратил расположение советских властей и незадолго до смерти Сталина был сослан в лагерь. После смерти Сталина его реабилитировали.
Вновь Зинченко появился на общественной арене в июне 1955 года. Он стал работать в издававшемся на русском и английском языках журнале "Новости" в качестве комментатора на международные темы. В его первой статье содержалась тирада, направленная против Соединенных Штатов, которые он обвинял в постоянном глумлении над Организацией Объединенных Наций. Среди прочего он упрекал США в нарушении резолюций ООН против милитаристской пропаганды, в обструкции советских предложений о разоружении, в пренебрежении решениями Совета Безопасности и превращении ООН в "поле битвы "холодной войны".
Зинченко заявлял, что Советский Союз, напротив, всегда строго придерживается Устава ООН. Он позабыл упомянуть о своем старом приятеле и главном помощнике Николае Скворцове, вместе с которым провалился в роли шпиона. И даже мимоходом не прокомментировал советскую разведывательную деятельность в ООН.
Через два года Зинченко продвинулся по службе, получив должность руководителя пресс-службы в только что созданном Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами.
Вот что писал о создании этого комитета в заметке в "Нью-Йорк таймс" ее московский корреспондент Макс Франкель: "Сегодня Советский Союз смотрит в окно на Запад и видит "железный занавес". Правительство говорит, что он соткан из западной ткани, и поручает комитету поднять его. Комитет обратился к западным корреспондентам за помощью…"
Константин Зинченко долго трудился на этом посту. Талантливый дипломат по-прежнему был отстранен от официальной работы в Министерстве иностранных дел и не получал приглашений оттуда, что свидетельствовало о немалых проблемах в его отношениях с Кремлем.
Ему повезло больше, чем Николаю Скворцову.
О Скворцове не слышно с начала 1952 года, когда он покинул США, чувствуя за своей спиной горячее дыхание ФБР.
Глава четвертая
ПРИЦЕЛ СПЕРРИ – СДЕЛКА ЗА ШЕСТЬ ТЫСЯЧ
Шел 1952 год. Апрель выдался неожиданно жарким даже для Вашингтона. Но помощника русского военно-морского атташе мучило не столько жгучее солнце, сколько знобящий страх.
В деле шпионажа редко можно определить границы собственной безопасности. Советское посольство в Вашингтоне решило, что его границы сузились до опасного предела в связи с человеком, которого мы назовем Фредерик Тимсфорд, высоким и красивым, с большой головой на широких и крепких плечах. Он служил инженером на крупном электронном заводе, расположенном на Лонг-Айленде. Внешне он больше смахивал на нападающего футбольной команды "Нью-Йорк джайентс", чем на шпиона. На самом же деле он был не шпионом, а контрразведчиком.
Роль двойного агента началась для него с внедрения в советскую подрывную сеть в Нью-Йорке в начале апреля 1951 года, когда последние отголоски дела Губичева – Коплон еще эхом звучали в шумной симфонии следствия и суда над ними.
Тимсфорд, которому был тогда сорок один год, присутствовал на небольшой вечеринке, устроенной его коллегами в баре "Астор" на Таймс-сквер. Поводом послужило просто желание приятно провести вечер, уделив часок коктейлям и обеду, а потом посмотреть на Бродвее спектакль. Это скрашивало однообразие каждодневных трудов на заводе и выполнения нескончаемых домашних обязанностей по поливке-подкормке газонов, ремонту ставней, выносу мусора.
Собираясь порой за заставленными коктейлями столиками, инженеры, подобно всем прочим профессионалам, любили поговорить. В каком-нибудь другом баре, где всегда стоит громкий шум голосов, никто не обратил бы внимания на их компанию. Но в тихих солидных залах "Астора" их горячая беседа удивила многих, начиная с метрдотеля в красном пиджаке и одетых в желтую униформу официантов и кончая посетителями, которые вполголоса вели интимные разговоры.
Самым заинтересованным оказался плотный невысокий блондин с орлиным профилем – внешность, ассоциирующаяся с советским танком "Т-34". Он сидел в одиночестве за столиком на двоих во втором ряду от окна, выходящего на Западную 44-ю улицу. Инженеры занимали несколько столиков у окна, под которым через весь бар тянулся длинный кожаный диван.
Казалось, мужчину попросту привлекли смех, веселье, подначки в компании, которая закончила выпивку и пошла по следующему кругу. Его не раздражал поднятый ими шум. Он сидел, задумчиво склонившись над своим бокалом.
Около семи вечера легкомысленная болтовня за столиками инженеров внезапно стихла. Кто-то вдруг заговорил об одной из заводских инженерных проблем. Компания погрузилась в серьезное обсуждение ее решения. Развлекающиеся мужчины вмиг превратились в расчетливых, вооруженных логарифмическими линейками, вдумчивых специалистов в полном согласии с требованиями их профессии.
Сидевший напротив блондин замер и сосредоточился на дискуссии. Ее темой была радарная установка, разрабатываемая для грузовых судов. Мужчина внимательно слушал, не сводя глаз с Фредерика Тимсфорда, попавшего в центр общего внимания, поскольку он излагал детали, свидетельствовавшие о том, что он знает решение проблемы.
Поглощенный беседой слушатель был вполне квалифицирован, чтобы понимать, о чем идет речь, – по образованию и по призванию.
Это был Александр Петрович Ковалев, второй секретарь советской делегации в ООН, закончивший в Москве разведывательную школу.
Примерно за 2 доллара 40 центов – стоимость двух коктейлей – Ковалев удачно провел вечер. С этого момента он полностью сосредоточился на Фредерике Тимсфорд е. Он следовал за ним от его дома в Фрипорте на Лонг-Айленде до расположенного неподалеку завода; сидел в лучших на острове ресторанах, где инженер иногда обедал с женой и детьми; бывал на коктейлях и в других местах, где Тимсфорд встречался с приятелями.
Ковалев изучал стиль жизни Тимсфорда, его дом, семью, привычки, одежду с целью выяснить желания и нужды намеченной жертвы, найти ее слабое место.
Со временем он пришел к выводу, что Тимсфорд, подобно многим главам живущих в пригороде семейств, сильно зависит от банков. Чего стоят ссуды на приобретение дома, автомобиля, траты в универмагах, супермаркетах, винных погребах, плата за лесоматериалы, за работу газонокосильщика, дантиста, врача и десятков других, оказывающих ту или иную услугу.
Придя после тщательных наблюдений к подобному выводу, Ковалев сделал логическое заключение: Тимсфорду нужны деньги. Именно это и послужило основой их сближения.
Первая встреча состоялась как бы совершенно случайно вечером 26 апреля 1951 года в ресторане в Лейк-Саксессе, куда Тимсфорд зашел выпить после работы. Он был один. Сев рядом, Ковалев представился, спокойно сообщив, что зовут его Алекс Ковалев и что он второй секретарь советской делегации.
– Время от времени я заскакиваю сюда, – добавил он. – У нас тут неподалеку, в Глен-Коув, дом и участок.