Фронтовая печать
Какой толк солдату от армейской печати? Прославление Верховного, сталинской "науки побеждать". Воспевание коммунистической партии, советского патриотизма и героизма, разоблачение зверств гитлеровских оккупантов, их "нового порядка", что, по мнению комиссаров, разжигало ненависть к врагу, - вот, пожалуй, основное содержание фронтовых газет. Материалы обычно подавались под заголовками, напечатанными жирным шрифтом: "Поступай как…!", "Бери пример с…!", "Выполним долг!", "Следуй опыту!". Последнее представляло собой обобщение передового фронтового опыта. Никакой критики, никакого анализа боевых действий. Одни победные реляции! Солдаты, просматривая очередной номер армейской газеты, шутили: "Трах, бах, ура! Разбили врага!"
В 220-й стрелковой дивизии, где я воевал с октября 42-го до июля 44-го, выходила газета "За Родину". В четыре полосы много не вместишь. Все же журналисты ухитрялись втиснуть в этот небольшой объем максимум различных сведений. Газета живо откликалась на полковую жизнь, старалась освещать подвиги командиров, комиссаров, рядовых красноармейцев - разумеется, в первую очередь коммунистов и комсомольцев. Охотно предоставляла страницы для фронтового творчества, помещала стихотворения, фельетоны, рисунки, особенно на тему советского патриотизма. Понятное дело, никогда ни командир, ни солдат не могли найти в ней ответа на такие, например, вопросы, которые их чаще всего волновали: почему никак не можем "добраться" до Ржева, почему все наступления заканчиваются поражениями, почему так велики потери? Эти вопросы часто обсуждались в солдатских разговорах. Задавали их и комиссарам, но даже после их ответов многие не могли понять, что же происходит на фронте?
Умы редакторов фронтовой печати вплоть до лета 1944-го, естественно по указанию свыше, занимала тема второго фронта. Мы не знали, что происходит наверху, какие дипломатические баталии разворачиваются между Сталиным и союзниками по поводу открытия второго фронта. О втором фронте мы узнавали часто и от немцев, конечно, с известной долей лжи. Правда, в 1942-м Сталин в своем праздничном октябрьском выступлении попытался объяснить причины поражений Красной Армии отсутствием второго фронта. В 43-м немцы писали в разбрасываемых по полям, где проходил фронт, листовках о разногласиях между Сталиным и Черчиллем. В начале 44-го убеждали, что союзники нас обманули и никакого второго фронта не будет. Прямо так и писали: "Обманули Сталина союзнички".
Как же реагировали командиры и мы, солдаты, на то, Что открытие второго фронта затягивается? Постепенно рождалось непонимание происходящего и даже некоторое недоверие к союзникам. Всем сверлила душу простая и понятная мысль: откладывание открытия второго фронта затягивает войну, а это означает новые потери. Красная Армия истекает кровью, а они, союзники, отделываются обещаниями, мясной тушенкой и армейскими ботинками… Фронтовая печать и комиссары постоянно подогревали такие настроения, как только могли. Вот пример из армейской печати. Приводится разговор двух бойцов. Один спрашивает: "Как быстрее открыть второй фронт?" Другой отвечает: "Нам, пожалуй, помогут до него поскорее добраться американские ботинки".
Кто из фронтовиков знал тогда об огромных масштабах военных поставок союзников СССР. Без ленд-лиза Красная Армия вряд ли была способна долго воевать.
Но вот на переднем крае появились американские танки, самолеты, знаменитые "студебеккеры", "виллисы". Солдаты повеселели. День высадки союзных войск в Нормандии - 6 июня 1944 года - стал праздником для фронтовиков. Приведу несколько шуток, ходивших среди солдат в военное время и отражающих тогда новые бодрые настроения. "Студебеккер" ("студер", как его называли солдаты) - надежный фронтовой автомобиль, коренным образом изменивший передвижение советской пехоты и артиллерии, любовно называли "Парень с ветерком". Когда в небе появлялись американские самолеты "Аэрокобра", солдаты крепко сжимали кулаки и, задрав головы кверху, радостно кричали: "Дайте, ребята, немцам яду посильнее!" Кто-то из солдат, глядя на американские самолеты в небе, рассказывал, что на них летали наши лучшие пилоты. Это была правда. К примеру, на истребителе "Аэрокобра" с 1942-го до конца войны летал прославленный советский ас Александр Покрышкин.
Красная Армия теряет свой облик
Постепенно в Красной Армии начались перемены, о которых раньше никто не думал, а на первых порах был не ясен их смысл. Слова "красноармеец" и "боец" заменили словами "солдат и "рядовой"; одновременно появились "офицер", "офицерский состав"; стала устанавливаться преемственность с дореволюционной армией и военной историей России.
Все чаще упоминались Суворов, Кутузов, Брусилов, Ушаков, Нахимов и другие полководцы и флотоводцы. Постепенно стали исчезать введенные в годы революции и Гражданской войны наименования "Красная Армия", "Красный Флот", уступив место "Советской Армии", "Советскому военно-морскому флоту". И уж совсем ошеломляющим явился Указ Президиума Верховного Совета СССР о введении погон в Вооруженных силах страны. Зимой 1943 года погоны украсили форму советских воинов. Эти перемены были значительны, словно вместе с ними начинался новый период войны. Правда, некоторые солдаты говорили тогда: "Какая разница - хочу так, хочу этак: командир или офицер?" Кто-то порадовался: "Может, ребята, теперь офицеры станут меньше материться и лучше командовать, чем раньше командиры?"
В те годы можно было услышать не только от солдат, но и от офицеров, что жизнь после войны изменится к лучшему, и часто солдаты связывали это с надеждой, что отменят колхозы. Несмотря на строгую военную цензуру писем, до фронта доходила информация - как жилось на селе. И если, как утверждает советская пропаганда, без колхозов мы не выдержали бы натиск врага, то с такой же уверенностью можно считать, что никакое другое землеустройство не смогло бы так обирать крестьян, как это делалось через колхозы. В годы войны село стало типичной некрасовской деревней, с ее нищетой и произволом местного начальства, которые с трудом можно было оправдать невзгодами военного времени.
Нас переодели в новую форму с погонами. Мы глядели друг на друга с изумлением: погоны на плечах… Такое раньше видели лишь в театре или на экране в кино. Привыкли быстро и испытывали гордость.
Особая заслуга "солдатского телеграфа" состояла в осведомлении солдат о характере, способностях и профессиональных качествах их командиров. Что собой представляет командир: "палочник", то есть тот, кто бьет подчиненных палкой, мордобойщик, матерщинник, расстрельщик? Или и то, и другое, и третье? "Глухарь" или отец-командир? "Сухарь" или добрейшая душа? Удалой мужик или "заяц-трусишка"? Важно было знать, на что командир способен. Шевелит ли мозгами? Как он относится к начальству: по принципу "Чего изволите?", "Есть, будет сделано!" или "Подумаю". К этим характеристикам часто прислушивались и сами командиры. О палке командующего Калининским фронтом И.С.Конева ходили легенды. Силу ее испытали многие командиры. Командира 4-го Украинского фронта Еременко признали самым крупным мордобойщиком Красной Армии. Генерал часто оправдывал свои скверные действия и поступки разрешением Верховного.
При Сталине цена человеческой жизни упала так низко, как никогда прежде в России. В других государствах, участвовавших во Второй мировой войне, мифологизировались герои, уничтожавшие множество неприятельских солдат, танков, самолетов, кораблей, но отнюдь не ценой собственной жизни. Исключением были только японские "камикадзе". В этом отношении Сталин и его генералы вполне разделяли самурайскую традицию, согласно которой главное для воина - героически погибнуть в бою, а не сохранить свою жизнь, чтобы продолжать уничтожать врагов.
Если танкистам удавалось на поле боя спастись или выскочить из разбитого и горящего танка и под огнем противника добраться в целости до "своих", то смершевцы их обвиняли в преступлении. "Как же так: бросили танк!" Или, например, когда без разрешения начальства открывали артиллерийский огонь, такую ситуацию рассматривали и квалифицировали как преступление, хотя в этом была необходимость.
В советской системе люди были винтиками, и казалось, что их так много, что можно без труда пожертвовать миллионом-другим. Слова Еременко о Жукове: "Следует сказать, что жуковское оперативное искусство - это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру", применимы почти ко всякому советскому полководцу, начиная с Верховного.
Откуда добывал сведения "солдатский телеграф"? Какими, никому не ведомыми, тропами они добирались до солдатской массы? Об одном таком случае, в котором я непосредственно участвовал, расскажу.
Вдруг полк, где я служил, подняли по тревоге, и через пару часов уже вся дивизия двинулась ускоренным маршем к ближайшей станции. Шли всю ночь, не зная - куда и зачем нас ведут? Что если гитлеровский зверь вновь прыгнул на Москву? Тут кто-то припомнил слова комиссара: "Смертельная опасность нависла над страной: немец рвется к Волге!" Точку в самых различных слухах поставил "солдатский телеграф": "Дивизию срочно отправляют под Сталинград!"
За ночь отшагали километров около тридцати. Ничего не объясняя, колонну остановили, направили в лес. Короткий отдых чуть-чуть оживил после нелегкого перехода. Затем завернули обратно вслед за ушедшей техникой и тыловыми частями. "Солдатский телеграф" тут же отстучал новую весть: "Сталин узнал о нас и приказал не снимать ни одного солдата из-подо Ржева!". Так я не попал в Сталинград. Известно, что в 42-м отправили под Сталинград около пятидесяти дивизий, в том числе несколько с Западного фронта. Нашу, еще формируемую, дивизию почему-то не тронули.
Позже, примерно три-четыре месяца спустя, когда мы находились в бывших немецких траншеях на левом берегу Волги (ноябрь - декабрь 42-го и январь - февраль 43-го), "солдатский телеграф" принес два новых сообщения. Сперва о победе под Сталинградом. Теперь мы сообщали немецким солдатам об этом событии - о крупном поражении германской армии. В это же время стало известно о новом наступлении на нашем фронте подо Ржевом. Оно длилось с 25 ноября по 20 декабря 1942-го и закончилось страшным поражением. Ни центральная, ни фронтовая печать не проронила о нем ни слова.
"Солдатский телеграф" высоко ценили солдаты. Старались комиссары и особисты перекрыть все возможные каналы получаемых нами неофициальных сведений! Пытались внушить солдатам их вредность и лживость. Объявляли их вражеской пропагандой. Убеждали, будто "солдатский телеграф" отвлекает фронтовиков от боевых задач, вносит сумятицу в умы людей. Ничто не помогало: все их усилия оказывались бесполезными! Мы уже не мыслили себе жизни на передовой без "солдатского телеграфа".
Я не помню ни одного случая в годы войны в военно-пехотном училище, где я учился 4 месяца, а затем на фронте, - что кто-либо из командиров или комиссаров рассказывал бы нам, солдатам, о немцах: об их профессиональном уровне, об их фронтовом быте, об их оружии. Известно, что наш противник представлял высокообученное войско, оснащенное новейшей техникой. Немецкие солдаты с юных лет постоянно имели дело с техникой - радио, телефоном, электрическими приборами… Наша пехота состояла на 70 %, если не больше, из крестьян в солдатских шинелях. Многие из них впервые увидели железную дорогу, когда их повезли на фронт.
Существенную роль сыграл "солдатский телеграф" в борьбе с вражеской пропагандой. Информация - вещь живучая. Она может существовать долго и бродить по свету. И ее часто принимают за правду. Когда немецкая армия вторглась в Советский Союз, солдаты и офицеры вермахта увидели нищету русской жизни, жуткие условия действительности. Одним из первых пропагандистских произведений нацистов стала 60-страничная брошюра "Советский Союз - глазами германских солдат. Письма с Востока". Письма были тщательно отобраны и призваны укрепить национал-социалистическое сознание в армии, подчеркивая важность наступления германской армии на Советскую Россию, в целях освобождения народа от большевизма. Если бы это было так!
К 60-летию Победы в Париже была издана книга "Я это видел". Она состоит из тщательно отобранных писем ветеранов, которые они присылали в газету "Известия", разумеется, с началом перестройки в стране, примерно через 40 лет. Комментирует все 300 отобранных писем писательница Светлана Алексиевич. "Это не герои, а обычные люди, или, как они сами о себе говорят, фронтовой пролетариат. Их рассказы просты и бесхитростны… И от этого они еще страшнее… Все письма - солдатские, принадлежат ли они перу рядового или полковника. Строчка одного из них: "На войне побеждают солдаты и генералы тоже, если они хорошие солдаты…"
Приведем одно из этих писем - Б.Иванцов. Минеральные Воды:
"…Всего хватало, в том числе смешного. Как-то в боевом донесении я написал, что батарея уничтожила десять человек, рассеяла около взвода. Вызывает начальник штаба полка: "Мало! Напиши - уничтожено до взвода, рассеяно до роты… Потом приписки вошли в норму. Опыт приходит с кровью, с бессмысленными потерями. Только что заняли боевые позиции в сторону соседнего совхоза. Для выбора наблюдательного пункта выехали командир дивизиона и саперы на двух "зисах". Вдруг подзывает меня командир дивизии и приказывает открыть огонь по совхозу: "Там немцы - только что донесла разведка". У меня голова кругом, руки трясутся. А он размахивает пистолетом перед моим носом. Ну я и прибавил к измеренному расстоянию 600 метров, рассчитывая на перелет. Но карта оказалась не точной. Огонь накрыл совхоз. Я бегал со слезами на глазах, истошно вопил. Помкомандира полка в каком-то диком помешательстве дико материл полковника. Говорят, этот тип плохо закончил".
Кстати, лгал ли "солдатский телеграф"? Ошибался в спешке - бывало. Зато, в отличие от печати, он никогда не вызывал ни обиды, ни разочарования, а, напротив, скрашивал фронтовой быт.
Часто "солдатский телеграф" легко и просто разносил по траншеям шутки, анекдоты, смешные истории. От смеха, а порой и хохота частенько как-то неуютно становилось начальству. Как ни старались недруги "солдатского телеграфа", а загубить его так и не смогли.
Впечатляющий эпизод в истории "солдатского телеграфа" на Ржевской земле - это известие об уходе немцев из Ржева. Известно, что фронтовое и армейское начальство часто "трусило", с оглядкой на Верховного, медлило вступить в город, опасаясь новых осложнений, хотя получило много сообщений от разведчиков об уходе немцев.
Сохранились воспоминания, например, командира одного из полков 220-й дивизии подполковника Сковородкина, а также писательницы Елены Ржевской, да и самих разведчиков, подтверждающие сказанное. В результате немцы спокойно оставили город и сумели оторваться от наших частей. Совсем уж позорный факт! 2 января 1942 года немецкие части бежали из Ржева. Отсутствовали в городе три дня. Армейская и дивизионная разведка прозевала внезапное исчезновение противника. Хотя "солдатский телеграф" донес это необычное известие до отдельных командиров, но, может быть, слишком поздно.
Если бы Жуков и Конев двинули тогда войска и взяли бы Ржев, сколько бы сохранилось человеческих жизней и как изменилась бы оперативная обстановка на всем фронте…
Глава седьмая
МЕЛКИЙ ЛГУН
"Нет большего бесстыдства, чем выдавать за правду утверждение, ложность которого заведомо известна".
Кабук.
"Кабинетный полководец"
2 марта 1943 года немецкие части после пятнадцати месяцев обороны покинули Ржев. На следующий день в город вошли войска Калининского и Западного фронтов.
Как только Уинстон Черчилль узнал об этом событии, он тут же отправил Сталину открытое письмо: "Примите мои самые горячие поздравления по случаю освобождения Ржева. Из нашего разговора в августе мне известно, какое большое значение Вы придаете освобождению этого пункта". (4 марта 1943 г.)
Сталин ответил: "Хотя мы имеем в последнее время на фронте некоторые успехи, от советских войск и советского командования требуется именно теперь исключительное напряжение сил и особая бдительность в отношении к вероятным новым действиям противника. В связи с этим мне приходится чаще, чем обыкновенно, выезжать в войска, на те или иные участки нашего фронта…"
Можно представить, как, получив сталинский ответ на свое поздравительное письмо, британский премьер повеселился. Он прекрасно был осведомлен, что Сталин ни в какие "войска не выезжал". Мелкий лгун!
Интересно и послание Сталина Рузвельту от 8 августа 1943 года. "Только теперь, - пишет в нем Верховный, - по возвращении с фронта я могу ответить на Ваше последнее послание от 16 июля. Не сомневаюсь, что вы учитываете наше военное положение и поймете происшедшую задержку с ответом. Приходится чаще лично бывать на различных участках фронта и подчинять интересам фронта все остальное".
Еще один исторический документ: Рузвельт и Черчилль в совместном послании И.В.Сталину от 19 августа 1943 года достойно оценили личное руководство Верховного на фронте. "Мы полностью понимаем, - писали они, - те веские причины, которые заставляют Вас находиться вблизи фронтов, где Ваше личное присутствие столь содействовало победе".
Теперь-то Верховный мог быть вполне удовлетворен: кто сможет его упрекнуть, будто он "кабинетный стратег", знающий фронт по кинохронике, по рассказам генералов Генштаба или армейского командования.
На какую же свою поездку на фронт ссылался Верховный в своих посланиях Рузвельту и Черчиллю?
Ради истории
Зная, что Гитлер до 1944 года постоянно посещал Восточный фронт, Сталин решил для приличия как Верховный Главнокомандующий и, как предполагает Дмитрий Волкогонов, "ради истории" все же выехать на фронт. Так Верховный назвал свою поездку. На самом деле он поехал не на фронт, а в сторону фронта - так спокойнее. Поездка состоялась через 158 дней после освобождения Ржева, 1–5 августа 1943 года. Сталин выбрал два пункта для поездки: Гжатск и Ржев. Он решил лично лицезреть освобожденные города - они доставили ему столько хлопот и душевных волнений.
Выбор определялся и иными мотивами. Именно их напомнил ему Черчилль. Наконец (и это, очевидно, самое важное для него событие), своим посещением Ржева Сталин стремился особо подчеркнуть собственную роль в освобождении ржевско-вяземского выступа! Сначала Верховный побывал в Гжатске, где встретился с командующим Западным фронтом В.Д.Соколовским и членом Военного Совета Н.А.Булганиным, а затем подо Ржевом состоялась его встреча с новым командующим Калининским фронтом А.И. Еременко.
Об этой поездке написано много апологетики, смешных и грустных историй. Мост через Волгу, взорванный по приказу Гитлера при отходе немецких частей, советские саперы давно восстановили, город и все дороги к нему полностью разминировали. Но Верховный предпочел остановиться в деревне Хорошево, стоящей от Ржева в пяти километрах.
Вся поездка товарища Сталина, как всегда, сопровождалась маленькими и большими хитростями и секретами. В данном случае они просто фантастичны! Надо же, Лаврентию Павловичу стало известно лишь за день о поездке Сталина. Целая армия блокировала все дороги и большаки на сто километров вокруг - от Москвы до Гжатска и Ржева. На одном из подмосковных аэродромов в боевой готовности дежурила эскадрилья истребителей с пилотами-асами.