Но не только в фашистских диверсантах-головорезах крылась опасность. И без того гвардейские минометчики рисковали головой ежечасно. Реактивный снаряд - штука чрезвычайно капризная, чувствительная. С ним глаз да глаз нужен. Чуть не доглядишь, пиши - пропал. Как-то расчет с наводчиком Казаджиевым выбрал в горах сильно поросшую кустарником позицию. И вроде добросовестно сектор стрельбы расчистили. Ан и на старуху бывает проруха: один снаряд, зацепив, как уже потом сообразил Геннадий, за ветку, взорвался метрах в десяти от установки. В ушах бойцов загудел набат, но бог миловал - этим и отделались.
Судьба гвардейцев-минометчиков такова, что они далеко не часто видели результаты своих действий. В основном об итогах страшной работы "катюш" им доводилось слышать от других. Но два раза Казаджиев лично наблюдал за дьявольской поражающей силой реактивных зарядов - за сплошным маревом огня, в котором гибло все живое. Нет, не радовался Геннадий этому жуткому зрелищу, воспринимал как воплощение гнева народного.
В 43-м Кавказ полностью освободили наши войска. Снова советскими стали города Краснодар, Ростов и другие. Это были дни, наполненные счастьем. Но опять ранение, и опять - больничные палаты.
После излечения Геннадий сменил военную "профессию" - попал в 10-й отдельный батальон автоматчиков. Уже одно то, что батальон и вдруг - отдельный, говорило о его исключительном назначении. Это была очень мобильная, подвижная единица. Вооруженных безотказными ППШ и трофейным оружием автоматчиков на "студебеккерах" быстро перебрасывали в самые жаркие точки. Их кидали туда, где горячо - в прорыв или во вражеский тыл, если требовалось устроить "большой шум".
И понятно, переправы, переправы… Сколько раз Геннадий благодарил акробатику за развитие ловкости, идеального чувства равновесия. Бывало, под кинжальным огнем надо перескочить по узенькому бревнышку-жердочке. Легко ли? Тут десятые, сотые доли секунды решают - жить тебе или нет. У смерти свой секундомер. Пуле достаточно мгновения, чтобы найти цель. А Казаджиев всем на изумление и зависть - шмыг юркой мышкой и проскакивал опасное расстояние, обманывая костлявую.
Не забыть Казаджиеву до конца дней и форсирование Днестра. С избытком вобрала крови наших солдат в свои воды эта река. Дважды пришлось переправляться через нее. А точнее, трижды: два раза туда, один - обратно. Не удержали автоматчики плацдарм с первого захода. Слишком губителен был гитлеровский заградительный огонь - мало кто достиг берега. На оставшихся смельчаков фашисты выплеснули всю злобу, бросив в бой резервы.
Один за другим замирали навечно однополчане Геннадия. Скуднели запасы, последние патроны берегли для себя… И когда положение стало безнадежным, комбат вызвал рядового Казаджиева и еще двух бойцов, показавших себя хорошими пловцами. Вручил им знамя батальона и приказал доставить на наш берег. Несколько человек были необходимы на случай, если убьют плывущего с батальонной святыней.
Геннадий молча разулся-разделся, скатал гимнастерку, в кармане которой был спрятан аттестат об окончании школы, взял ее в левую руку и шагнул вместе с товарищами в воду. Река бурлила от пуль и осколков, будто в нее кто-то швырял и швырял пригоршнями куски раскаленного железа. Но автоматчики доплыли и знамя спасли. А вот казаджиевский аттестат канул в Днестре вместе с гимнастеркой: по пути накрыла бойца волна от близкого взрыва, тут уж не до вещей - остаться бы на поверхности…
…Без счету ходили за "языком". Украсть живого человека, да притом без шума - не шутки шутить. Это только мешку с овсом все равно, кто и куда его тащит. Всяко приходилось действовать - и кулаком, и прикладом, и рукоятью финки. Не зря он в ребячестве отжимался до одури, таскал тяжести. По крестьянской присказке: что уродилось - все сгодилось. Скрутить постового или зазевавшегося фашиста для Геннадия ничего не стоило.
Как всякая выполняемая повседневная работа, разведка не казалась Казаджиеву чем-то необыкновенным, героическим. Будни притупили остроту восприятия. Поэтому и в память мало что запало. Вот разве что "музыкальный" случай…
Были они в очередной разведке. Устроили засаду на проселочной дороге. Глядь, катит легковушка. Тормознули ее, как водится. В машине - офицер-штабник (потом выяснилось: документы он вез немаловажные), а при нем аккордеон. Прихватили с собою и немца и инструмент.
Сам Геннадий был несилен в музыке. Но в батальоне нашелся умелец. И до конца войны в кругу автоматчиков - на привалах, в промежутках между боями - лились грустные и озорные мелодии, возвращавшие солдат к мирным дням, когда все было совсем по-другому…
Геннадий уже думал, что он никогда больше не увидит город, в котором горит электрический свет, ходят трамваи. Жить в холодных землянках, спать не раздеваясь, в мокрой одежде считалось вполне нормальным делом. Так же, как и спать на ходу во время длительных, до отупляющей усталости, походов. Чисто фронтовая привычка: услышав команду "Привал", валиться в пыль, в грязь и дрыхнуть без задних ног, как на пуховой перине.
И что такое встретить на фронте родного человека, словами не передать. Порою отец и сын были чуть не в одной линии окопов, а свидеться им не доводилось. Примерно то же самое происходило и с братьями Казаджиевыми. Сергей ушел на срочную службу в армию еще до рокового июня 41-го и встретил войну уже в шинели. Они переписывались и, только прочитав письмо, понимали, что были совсем рядом друг от друга, но обняться им так и не пришлось.
И вот, дело было в Югославии, близ города Нови Сад, Геннадий узнает, что старший брат его воюет в артиллерийской части - под боком, на одном с ним фронте. Подразделение Казаджиева стояло на отдыхе, и он испросил разрешения съездить на денек к брату. Обещал до вечера обернуться.
Ехал - волновался, все вспоминал детские шкоды, творимые на пару, и разные трогательные эпизоды. Каково же было его огорчение, когда он узнал, что Сергея по тревоге подняли и бросили на передний край - затыкать прорыв. Распалившись, проявив массу энергии и изобретательности, Геннадий все же добрался до огневых позиций артиллеристов.
А там его ждал новый удар - Сергей на задании, корректирует огонь, выдвинувшись далеко вперед. На беду, и связь с ним прервалась. И неизвестно вообще, цел ли он… Положение не ахти. Ждать Геннадию некогда, а за брата он переволновался не на шутку. Поэтому рискнул взяться за восстановление связи.
До этого несколько человек уже уходили к корректировщику и не возвращались. Взял Геннадий телефонную катушку и с одним бойцом рванул вперед. Бежали от воронки до воронки, от бугорка до бугорка. Место пристрелянное. Видно хорошо. Фонтанчики пыли взлетали то левее Казаджиева, то правее. Бежал он, а в голове молоточком стучало: "Убьют вот сейчас - и не увижу брата!" Но солдатская доля оказалась у Казаджиевых счастливой. Встретились они. А позже и дослуживали вместе, добившись разрешения.
Накануне 9 мая Геннадий в районе Вены ушел с товарищами в разведку. Взяли "языка". Вернулись. И вдруг пальба.
Выскочили кто в чем. Оказалось - немцы пошли на прорыв. Пьяные, они перли напролом. Уже на передний край старшина на велосипеде прикатил, привез весть о мире, о капитуляции фашистской империи… И после этого несколько дней кряду шли ожесточенные бои. И погибать не хотелось - и погибали.
Но мир все же пришел на исстрадавшуюся землю. Он не мог не прийти, как не могла не прийти весна…
Примечания
1
"Тирпиц" - один из наиболее мощных линкоров фашистской Германии. Построен в Вильгельмсгафене, вступил в строй в 1941 году. Водоизмещение 52 600 т, скорость до 30 узлов. Вооружение: 8 381-мм, 12 150-мм, 16 105-мм и в 16 37-мм орудий; 12 20-мм автоматов, 2 трехтрубных торпедных аппарата, 4 гидросамолета. Экипаж 1600 человек.
2
Рущук - ныне переименован в город Русе.