* * *
"Действительно, прав был генерал, назвав материалы о деятельности Хаммера евангелием, - подумал Казаченко, закрывая пресс-бюллетень. - Изложено достаточно убедительно. Чувствуется, что автор или авторы поднаторели в очерковом жанре… Однако, - Олег посмотрел на часы, - пора приниматься за справку. Не исключено, что она представляет собой ещё одно бытописание, ибо генерал Крючков, став председателем КГБ СССР, оценивает сотрудников не за оперативную смекалку и качество заведенных дел, а за умение преподнести "воздушный шарик" в красивой обёртке. Забыл, ох забыл наш председатель, что разведчики и контрразведчики - не бюрократы. Их основное предназначение - не написание бумаг под грифом "секретно", а добывание их! А ведь многие мои сослуживцы преуспели и возвысились, имея бойкое перо вместо оперативного дара. Н-да… Как сказал бы мой шеф: "Чудны дела твои, Господи!.."
Глава пятая. Золотая рыбка из-за "железного занавеса"
Шпионы "сдают" шпионов
1 августа Гарднер Гас Хэтэуэй, начальник отдела контрразведки ЦРУ, получил срочную телеграмму из Парижа.
В то утро в американское посольство явился Виталий Юрченко и объявил о своём желании работать на Соединённые Штаты. Его хорошо знали в Лэнгли, так как он занимал должность заместителя начальника отдела внешней разведки КГБ, занимавшегося разработкой американских разведчиков. Ничего себе улов! Такая удача не часто балует "охотников за скальпами" - вербовщиков, - к какой бы спецслужбе они не принадлежали!
В тот же четверг, поздно вечером, Хэтэуэй получил ещё одну телеграмму из парижской резидентуры ЦРУ. Юрченко сообщил, что в 1984 году в Вене некий американец вступил в контакт с сотрудниками местной резидентуры КГБ и передал имена нескольких русских, поставлявших информацию ЦРУ. Сам Юрченко никогда не встречался с этим американцем, но знал, что некоторое время тот работал в Управлении и был неожиданно уволен во время подготовки к работе в Москве.
Никогда не терявший самообладания Хэтэуэй, поняв, что речь идёт об Эдварде Ли Говарде, грязно выругался и со словами: "Этого ублюдка надо обезвредить, пока он не натворил новых бед!" - схватил трубку прямой телефонной связи с директором ЦРУ Уильямом Уэбстером.
В ходе последующих допросов перебежчик сделал целый ряд сенсационных заявлений. ЦРУ не могло не поверить ему, ибо никогда не получало сразу столько ценной информации из одного источника. Он не мог быть "подставой", - решили в руководстве Управления, - по одной лишь простой причине: КГБ никогда бы не решился одновременно рассекретить такое количество своих тайн.
Кроме прочего, Юрченко рассказал о так называемой "шпионской пыли" - химикате, распыляемом в машинах сотрудников посольства США в Москве.
Препарат невозможно обнаружить без специальных приборов. Оставаясь в виде микроскопических частиц на коже и одежде даже после воздействия на них воды и пара, он помогал сотрудникам КГБ выявлять связи американских разведчиков среди советских граждан.
Например, если сотрудник московской резидентуры ЦРУ хотя бы раз подвозил своего источника на машине, на нём в течение нескольких месяцев оставались следы спецвещества…
* * *
По распоряжению шефа ЦРУ Юрченко поселили в живописнейшем уголке Вашингтона с прудом и сосновым лесом, в комфортабельном двухэтажном особняке с прислугой. Ему было обещано, что по завершении допросов он получит его в личное пользование.
Кроме того, Управление назначило перебежчику пожизненное жалованье в размере 70 тысяч долларов в год, разумеется, при ежегодной индексации с учётом инфляции.
На одном из допросов экс-кагэбэшник признался американцам, что основная причина его побега заключается в том, что он влюбился по уши в некую Валентину, жену советского дипломата, работающего в Монреале.
Последние два года их роман развивался хотя и поступательно, но довольно неравномерно, по причине редких эпизодических встреч. Вместе с тем Юрченко заявил, что между ним и его избранницей якобы имеется договорённость, что, как только он устроится в Соединенных Штатах, она тут же бросит мужа и переедет жить к нему.
- Если хотите, я прямо от вас позвоню ей домой. Её муж сейчас скорее всего на службе в посольстве, и она может говорить, не боясь! - воскликнул Юрченко и, потеряв над собой контроль, потянулся к личному аппарату Хэтэуэйя, в кабинете которого и проводились допросы.
Американец по достоинству оценил лихорадочный взгляд собеседника:
- Да-да, пожалуйста, звоните! Аппарат в вашем распоряжении…
- Алло, Валюшенька, это я… Да-да, уже в Штатах! Я смогу за тобой приехать? Что? Не расслышал, повтори! Через три-четыре дня?
Закрыв трубку ладонью, Юрченко, подобострастно заглядывая Хэтэуэйю в глаза, спросил:
- Я могу с вашего разрешения съездить за своей… за своей подругой в Монреаль дня через три-четыре?
- Нет проблем!
- Алло, Валюшенька, значит, давай договоримся так: начиная со следующей среды каждый вечер в семь часов, напротив твоего дома у ресторана McDonalds. Хорошо? Ну, целую тебя всю! Остаюсь твоим… До скорой встречи!..
Положив трубку, Юрченко стал с жаром благодарить Хэтэуэйя за оказанную любезность.
- Не стоит благодарностей, все мы люди и должны помогать другу другу! - просто ответил хозяин кабинета.
- Нет-нет, мистер Хэтэуэй, вы недооцениваете вашу помощь и проведенный вами курс лечения со… мной! Вот уже три ночи кряду мне снится один и тот же сон… Я сижу один-одинёшенек в московской квартире моей возлюбленной и смотрю на все те цветы, которые я когда-то, в дни наших свиданий, дарил ей. Большинства цветов уж более нет, от них остались одни голые стебли, сухие и жалкие… От других, вянущих, исходит запах тлена. Если вянущие цветы пахнут тлением, это - воспоминание о том времени, когда они цвели и благоухали. Мертвые цветы - они, как призраки. Мертвые, они притворяются живыми…
Вот так я и сидел, как вдруг распахнулась дверь и в комнату робко вошла Валентина. Я очень удивился, даже испугался: ведь мы никогда не встречались так поздно, после наступления сумерек. Обычно мы встречались с нею в течение рабочего дня. Моего и её мужа. Валентина никогда не работала, да и неженское это дело - работать где-то от звонка до звонка…
Я, отпросившись у начальства якобы на явку с особо ценным агентом, мчался на своих "жигулях" из Ясенева на улицу Академика Пилюгина, где проживала Валентина, чтобы на два-три часа отдать свою душу и тело той, что стала дороже всех женщин земли…
Надо сказать, что Валя - удивительная женщина! Не знай я, что её муж дипломат, я бы подумал, что он из контрразведки. Ибо те знания и навыки, которыми владела Валентина, обычно женщины постигают, прожив несколько лет под одной крышей с мужем-контрразведчиком…
За несколько часов моего пребывания у неё в квартире она через каждые двадцать-тридцать минут под каким-нибудь естественным предлогом названивала мужу на службу, чтобы удостовериться, что он по-прежнему там, а не стоит у входной двери, ожидая, когда я вырвусь из её объятий…
А что вы себе думаете?! Валя говорила мне, что однажды уже имела один такой малоприятный опыт по ликвидации любовного треугольника. Треугольник, который едва не стоил ей развода, когда муж застал её прямо в постели с любовником…
С тех пор она сказала себе, что звонок на службу мужа каждые двадцать-тридцать минут и знание точного места его пребывания стоит гораздо дороже всех тех ласк, которые она сможет получить за то же время, но находясь в полном неведении о перемещениях своего мужа…
Заранее согласен с вашим возможным выводом, что Валентина - женщина весьма практичная и даже прагматичная, - всё более распаляясь, заключил Юрченко. - Но вы знаете, мистер Хэтэуэй, сердцу не прикажешь, я полюбил такую, какую встретил, и другой для себя не мыслю… Впрочем, и она тоже…
* * *
- Виталий, - спокойно произнес Хэтэуэй, - так чем закончился сон, который, судя по вашим словам, уже третью ночь не даёт вам покоя?
- Ах, ну да, конечно! Извините!
Юрченко вскочил со стула, снова сел, снова вскочил.
- Да! Так вот, в комнату, где находился я и увядшие цветы, входит Валентина. В руке у неё букет свежих цветов, что само по себе удивительно!
Дело в том, что всякий раз, когда я преподносил ей цветы, она в шутку заявляла мне буквально следующее:
"Виталий, ты не умеешь жить, ты - мот и транжир! На деньги, потраченные тобой на цветы, ты давно бы мог купить мне несколько пар роскошных домашних тапочек, а ты всё продолжаешь таскать мне охапки роз, гвоздик, лилий! Через два-три дня вся эта красота превратится в никчемную солому, а тапочки останутся, понял, дурачок?!"
Не говоря ни слова, Валентина подошла к письменному столу, за которым я сидел, и положила передо мной принесённый ею букетик сирени.
Сразу после этого она стала выхватывать изо всех ваз, кувшинов, горшков и бокалов увядшие цветы, которые, оказывается, она хранила всё это время, хоть и называла их никчемной соломой…
Мне показалось, что меня ударили прямо в сердце, но я ничего не мог сказать… И когда я пытался встать и схватить Валентину за руку, она, смеясь, смотрела на меня. В её руке - увядшие цветы. Она подходит к окну и просто выбрасывает их вниз. У меня такое чувство, точно я должен последовать за ними…
Но останавливает меня присутствие всё той же Валентины, моей любимой! Она подходит ко мне, держа в руках маленький букетик сирени, гладит меня цветами по лицу.
Какой живительный аромат, мягкий, освежающий! Я хотел бы всем лицом зарыться в этом букетике, как вдруг внутри его мне чудится запах тлена! Что за черт, откуда же он может взяться, ведь цветы - только что срезаны?!
Однако тяжёлый дух тлена, даже уже не просто тлена, а гнилостный запах самой настоящей покойницкой, полевого лазарета коек, этак, на сто, начинает душить меня во сне, и я каждый раз на этом месте просыпаюсь!..
Юрченко вскочил с кресла и, застыв в ожидании, неотрывно смотрел на Хэтэуэя. Американец быстро сообразил, в чем кроется причина поведения пришельца из-за "железного занавеса".
- Забавный сон, мистер Юрченко!.. Интересно, что бы по его поводу сказал вам Зигмунд Фрейд?.. И хотя я не разделяю его теорий, тем не менее полагаю, что в любом случае вам надо, не откладывая, выехать в Канаду… И не просто повидаться с вашей избранницей, а склонить её к переезду сюда…
- Но ведь она обещала, у нас же с ней всё оговорено, как вы не понимаете, сэр?!
- Если уж мужчины слабы, что уж говорить о женщинах?.. - как-то неопределённо ответил на страстный выпад собеседника Гас Хэтэуэй.
Неудавшееся свидание
17 сентября, как только Юрченко разоблачил ещё одного агента КГБ, бывшего сотрудника Агентства национальной безопасности Рональда Пелтона, работавшего на СССР с 1980 года, перебежчика в порядке поощрения вместе с пятью телохранителями из ФБР нелегально переправили в Монреаль, чтобы он увёз свою возлюбленную в Штаты.
Вечером 19 сентября Юрченко предпринял вторую попытку встретить свою возлюбленную в назначенное время в обусловленном месте.
Ждал уже час. Сердце билось так сильно, что порой ему казалось, что он забывает дышать. Тогда он глубоко втягивал в себя воздух, но чувства облегчения почему-то не испытывал…
Вчера, как это было обусловлено в телефонном разговоре из Вашингтона, Валентина так и не вышла к ресторану McDonalds. Хотя все окна квартиры Валентины на шестнадцатом этаже светились огнями. Ну и что, если были спущены шторы?! Свет-то сквозь них всё равно пробивался, значит, там кто-то был! Да и не кто-то гипотетичный - нет! Вполне конкретный человек - Валентина… Может, что-то случилось?
Около восьми Виталий из автомашины своих телохранителей позвонил ей в квартиру. Трубку поднял муж. Голос у него был явно простуженный. А может, он напился до потери пульса, придя с работы?
* * *
"Вот тебе, Виталий, и разгадка, почему Валентина не может выйти из дому: её не выпускает муж! - чертыхнулся Юрченко и бросил трубку. - Если этот балбес, муж Валентины, решил, что я буду дожидаться, пока он выздоровеет или отрезвеет, - то очень заблуждается… Пассивную роль я предоставляю другим, сам же предпочитаю вести себя максимально активно и наступательно. В случае необходимости у меня есть устная санкция интеллектуала Хэтэуэя использовать по своему усмотрению этих "костоломов" из ФБР… И тогда держись ты, больной или хмельной, уж и не знаю, как тебя правильно назвать! Вломят тебе так, что сразу выздоровеешь или отрезвеешь. Впрочем, до этого, будем надеяться, дело не дойдёт…"
В. Юрченко
* * *
На следующий вечер история повторилась до мелочей.
Снова было часовое ожидание и разглядывание подсвеченных штор в квартире Валентины.
Снова звонок из машины фэбээровских стражей.
Снова в трубке голос то ли пьяного, то ли простуженного мужа! Но где, черт возьми, сама Валентина, вот в чем вопрос?!
Юрченко посмотрел на часы. Стрелки показывали четверть девятого.
"Самое ужасное, что к Валюше никак не проникнуть: послать никого нельзя - это ничего не решит, мне нужна только личная встреча с нею. Самому идти - нелепица чистейшей воды. Как на виду у живого мужа уводить его законную жену?! А так хотелось сразу, с наскоку да с налёту умыкнуть в полон любимую. Тем более что ведь согласная она!! Ан нет, видно, судьбе угодно испытать меня ещё раз!..
Остаётся одно - ждать! Весь вопрос - сколько?! А что если и сегодня вечером Валентина не сумеет покинуть дом из-за своего мужа? В таком случае ждём ещё полчаса, а затем идём на приступ! Почему бы не использовать наличие фэбээровских удостоверений в карманах моих телохранителей, чтобы проникнуть в дом, а затем в квартиру Валентины? Пусть немного поработают на меня эти бравые ребята, а то вишь, засиделись от безделья…
А может, у Майкла, старшего наряда, на этот счёт есть какие-то совершенно определённые инструкции? Ну там, скажем, не приближаться к квартире моей подруги менее чем на 100 ярдов или что-нибудь ещё в том же роде? Вряд ли! Так же, как и наши "топтуны", американская "наружка" зачастую работает, лишь прислушиваясь к гласу собственного инстинкта самосохранения, а не к предписаниям служебных инструкций. В общем, и там и здесь в службе наружного наблюдения служат очень рисковые ребята, которым палец в рот не клади - откусят вместе с мошонкой!
Так, стоп! В эфире появились какие-то новые, непривычные звуки. К чему бы это, уж не к изменениям ли в оперативной обстановке?!"