* * *
Утром Казаченко проснулся от чувства приближающейся опасности. Никак не мог взять в толк, откуда она исходит. Документов и вещей, которые могли бы его компрометировать, при нём не было. Необходимые для проведения операции имена, адреса, схемы движения - в голове. И всё же в воздухе пахло жареным!
На всякий случай Олег выглянул из купе в коридор и внутренне похолодел. По проходу двигались канадские пограничники сопровождаемые проводником.
"Что за чёрт, как я мог оказаться в Канаде?!"
И вдруг он вспомнил. Прорабатывая в нью-йоркской резидентуре возможный маршрут продвижения к месту назначения, Олег допускал, что туда придётся добираться по железной дороге. Из десятка поездов в сторону Чикаго один частично проходил по канадской территории. И его угораздило сесть именно в этот! И хотя между Штатами и Канадой настоящей границы не существует, поскольку ежедневно десятки тысяч канадцев и американцев пересекают её в обоих направлениях и особой проверки поэтому здесь нет, но ведь Казаченко не канадец, тем более - не американец! При проверке его документов могли возникнуть сложности. Вплоть до дипломатического скандала.
Конечно, имея на руках карточку сотрудника ООН и дипломатический паспорт, которые позволяли ему пересекать границы почти всех государств, он не мог быть арестован. Но, с другой стороны, он из СССР, а это уже меняло отношение к нему пограничных властей.
Казаченко живо представил себе, что ему скажут по возвращении в Москву, если он попадётся на таком пустяке: не отработал до конца маршрут, поторопился, зря потратил время и деньги, подвёл, наконец! Чрезвычайные обстоятельства, толкнувшие его совершать путешествие на поезде, никто, разумеется, в расчёт брать не будет…
Решение созрело мгновенно.
Олег лёг на лавку, предварительно сделав пару основательных глотков виски, а полбутылки расплескав по купе. Сивушный дух густыми волнами вмиг распространился по купе. Бутылку поставил на пол, рядом с головой. Надвинул шляпу на лицо, а в ленточку шляпы воткнул свой билет. Словом, - пьяный вдрызг, но… с билетом!
Вошедшие пограничники и проводник безуспешно теребили пассажира за плечо.
"Надо же так набраться! И как он ещё дышит в этом смраде?! Ишь, пижон - будто только что со съёмок фильма об Аль Капоне! Может, всё-таки разбудить? Не стоит, мало ли кто как одет! Янки - его и за версту видно. Билет есть - пусть отсыпается. Хорошо ещё, что поезд идёт не до Аляски, а то был бы сюрприз этому "гангстеру", обнаружь он себя, да ещё с похмелья, меж эскимосов!"
Напряжённо Олег вслушивался в обмен репликами служивых… Наконец он услышал характерный щелчок кондукторского компостера, и группа покинула купе. Пронесло!
Глава вторая. С револьвером у виска
По прибытии в Анн-Арбор - "зону боевых действий" - Казаченко взял напрокат машину, снял номер в дешёвой гостинице и, приведя себя в порядок и наскоро позавтракав сэндвичами из пакета, отправился в городок Мичиганского университета.
В одной из аудиторий пожилой человек читал студентам лекцию на английском языке с сильным славянским акцентом.
Несмотря на то, что он сильно постарел, Казаченко сразу узнал его по фотографиям и по описанию, когда в Москве, готовясь к командировке и встрече с ним, знакомился с его личным делом тридцатилетней давности.
"Выше среднего роста, атлетического сложения; нос перебит; большие лобные залысины, волосы с густой сединой. Носит короткие усы. Мужественные, решительные черты лица, энергичная походка и жестикуляция, глаза серые, взгляд цепкий, пронизывающий. Свободно владеет идиш, немецким и английским языками, говорит со славянским акцентом".
Годы сделали своё с атлетической фигурой, наделив её академической сутулостью. Волос на голове не осталось вовсе. Усов тоже. Жестикуляция стала плавнее и сдержаннее. Однако сомнений, что перед ним тот, кто ему нужен, у Казаченко не было.
Олег прикрыл дверь и взглянул на часы. До конца лекции оставалось пятнадцать минут - ну а потом он представится и побеседует накоротке с преподавателем. Если повезёт, сегодня же продолжит беседу в гостинице. Нет - встретит объекта завтра…
Со спокойной душой Казаченко отправился на поиски туалетной комнаты.
Вернувшись через десять минут, он обнаружил, что аудитория пуста. Мысленно обругав себя за беспечность, Олег, оседлав взятый напрокат "форд", помчался по известному ему адресу.
* * *
Дом, в котором проживал преподаватель биохимии Мичиганского университета Аркадий Розенталь, производил удручающе-мрачное впечатление.
Примитивная бетонная коробка, внешне напоминавшая наши "хрущобы", только с большим количеством этажей, служила временным пристанищем для приглашенных лекторов и студентов-аспирантов.
Однако, в отличие от нашего архитектурного шедевра, коробка была оборудована конторкой, за которой восседал устрашающих габаритов бдительный привратник.
Это в корне меняло дело: надо было найти предлог, чтобы, не вызывая ненужных расспросов, проникнуть внутрь. И Олег нашёл его.
Заприметив трёх школьников, приближавшихся к дому, Казаченко выбрался из машины.
Вдруг он увидел на тротуаре жалобно мяукающего котёнка. Мгновенно сориентировавшись, подхватил его и окликнул школьников как раз в тот момент, когда они подошли к общежитию:
"Это случайно не ваш котёнок?"
Тут же один из мальчишек поторопился заявить свои права на животное. Олег, передавая окоченевший пушистый комочек владельцу, в дружеско-назидательном тоне посоветовал не оставлять котёнка подолгу на холоде.
Когда мальчишки вежливо придерживали для него дверь, Казаченко перевёл разговор на бейсбол. Уж о пристрастии американцев к этому спортивному зрелищу осведомлены не только спецслужбисты!
Пока они шли через вестибюль к лифтам, Олег деловито поделился своими взглядами на результаты недавних финальных игр.
Привратник, решив, что мужчина давний знакомый мальчиков, не стал его окликать. Не заметил он и того, как внимательно франтоватый незнакомец читал фамилии на почтовых ящиках в вестибюле, пока вся компания поджидала лифт.
Войдя в кабину, мальчики разом протянули руки к кнопке шестого этажа. Олег выбрал восьмой, чтобы создать впечатление, что он проживает в этом доме.
С восьмого Казаченко спустился этажом ниже и, остановившись перед дверью квартиры 701, легонько постучал в дверь и тут же переместился в сторону, чтобы выйти из просматриваемой через дверной глазок зоны. Предосторожность была вознаграждена - через пару секунд Олег услышал лязг открываемых запоров…
* * *
События, последовавшие после того, как хозяин распахнул дверь, а Казаченко сообщил, что привёз письмо от Арсения - оперработника, у которого находился на связи Аркадий Розенталь, он же - секретный агент "Павлов", - напомнили Олегу сцены из дешёвого боевика. Было всё.
Сначала Розенталь выхватил откуда-то из-за спины револьвер и, держа палец на спусковом крючке, заставил Казаченко распластаться с поднятыми руками и раздвинутыми ногами у стены.
С профессиональной сноровкой Розенталь обыскал его. Прижав ствол револьвера к голове Олега, свободной рукой вытащил из внутреннего кармана его пальто "золотосерпастый" зелёный дипломатический паспорт. Сличил Казаченко с фото в паспорте…
Трудно сказать, сколько бы ещё продолжался этот трагикомичный спектакль, как вдруг из-за плотно прикрытой двери в комнату раздался душераздирающий вопль. Кричала женщина. Вопль также резко оборвался, и женщина смиренно произнесла по-русски:
- Аркадий, ты неугомонен… Ну зачем ты опять привёл шлюху домой? Я же просила тебя, Аркадий! - из комнаты донеслись глухие рыдания.
Розенталь неожиданно нежно развернул Олега к себе лицом и доверительно, как старому знакомому, сказал:
- И вот так - каждый день… Нет, эту песню не задушишь, не убьёшь…
Сообразив, что в спектакле ужасов наступил антракт - надолго ли? - Олег быстро спросил:
- Где мы могли бы спокойно поговорить, Аркадий Соломонович?
- Через полчаса я буду в кафе напротив входа в студенческий городок. Сейчас, к сожалению, не могу - надо сделать Розе укол…
* * *
Покинув "гостеприимный" дом, Казаченко отправился на поиски магазина радиоаппаратуры.
Приобрёл два диктофона, опробовал качество записи в автомобиле. Оставалось сделать то же самое в кафе.
Войдя внутрь, Казаченко понял, что поговорить там по душам не удастся: слишком много посетителей, студентов и преподавателей, - ненужных свидетелей, на которых "Павлов" будет невольно отвлекаться. Это в планы Олега не входило, хотя особых надежд на первую беседу он не возлагал, и всё же…
"Стоп! А что если Аркадий Соломонович, назначив встречу в кафе, решил воспользоваться случаем, чтобы досыта поесть… за мой счёт? - осенило вдруг Олега. - Очень даже может быть, учитывая в каких условиях он проживает: не квартира - ночлежка по американским стандартам, плюс больная жена, которой даже уколы он вынужден делать сам, не имея возможности оплачивать вызов медсестер… Может, стоит начать с конверта?"
Олег сунул руку во внутренний карман пальто, чтобы удостовериться, на месте ли конверт с деньгами. Чем чёрт не шутит! Мог же Розенталь вместе с паспортом вытащить случайно и его…
Деньги были на месте.
Поразмыслив, Казаченко пришёл к выводу, что отдавать все деньги сразу нецелесообразно. Он разделил десять тысяч на три части. Таким образом, "Павлов", хочет он того или нет, вынужден будет прийти ещё на два собеседования.
"Пожалуй, с передачей денег вообще торопиться не следует… Надо сначала накормить старика, выслушать его, а уж потом… Потом мы перейдём в машину и начнём исповедоваться… Судя по тому, товарищ "Павлов", что вы сразу среагировали на имя бывшего своего оператора, встречи с ним или с кем-нибудь из его коллег вы ожидали все эти годы! Ну вот, Аркадий Соломонович, я вам - хлеб насущный, вы мне - пищу духовную!"
Глава третья. Послание с того света
- Прежде всего, я хотел бы принести извинения за поведение Розы, - начал сходу Розенталь, едва присев на край стула. - Я уверен, вы меня поймёте, когда узнаете, что мы всегда с Розой пели мелодию нашей жизни на два голоса, а вот теперь… Теперь, как вы сами могли убедиться, Роза сорвала голос… Бедняжка! После безвременной кончины нашей дочери - это случилось два года назад - Роза немного не в себе… Простите её!..
Вспомнив сцену с револьвером, Олег подумал, что уж если и надо приносить извинения, то никак не за поведение жены.
"Похоже, не только ваша жена, Аркадий Соломонович, "сорвала голос"… Могу лично засвидетельствовать, что и вы порой такого "петуха пускаете", что и бронежилет не поможет! Стоп, стоп, Казаченко! - одёрнул себя Олег. - Не время морализировать. Лучше подумай, хватит ли плёнки - уж больно разговорчивый у тебя собеседник, - и как ты будешь выкручиваться, если она закончится. Не менять же кассеты в присутствии старика! Идея - деньги! Перенесём свидание под предлогом вручения причитающихся ему денег - и вся недолга… Нет, не годится… Кто знает, в каком расположении духа будет он завтра… Да, но после прослушивания плёнки мне наверняка придётся задавать ему уточняющие вопросы, так что… Стоп! А гостиница для чего? Ну, конечно же! Начнём в машине, а продолжить можно будет в гостинице…"
Розенталь, будто подслушав начало внутреннего монолога Казаченко, виновато заметил:
- Конечно, я должен извиниться и за свой поступок… Знаете, Америка полна неожиданностей… А ваша внешность… Вас можно принять и за гангстера из 30-х годов, и за сыщика из ФБР… Сначала я как-то не придал значения названному вами паролю: письмо от товарища Арсения… Простите… Но теперь - я в вашем распоряжении!
Казаченко протянул через стол запечатанный конверт. Розенталь жадно протянул к нему обе руки, но вдруг с ужасом, будто увидел ядовитую змею, отдёрнул их.
- Что случилось, Аркадий Соломонович? - невозмутимо спросил Олег.
- Нет-нет! - глаза Розенталя полыхали безумием. - Вы должны представить мне доказательства, что бумага не отравлена…
"Чёрт возьми, он же глубоко больной человек! У него явная мания преследования… Сначала обыск с револьвером у виска, теперь - отравленное письмо. Надо успокоить старика!"
Казаченко распечатал конверт, энергично потёр о бумагу ладони, затем лизнул их.
- Видите, Аркадий Соломонович, если бы письмо было отравлено, я бы так не сделал…
Розенталь будто этого и ждал. Нетерпеливо схватил письмо и стал жадно вчитываться в старческие каракули бывшего своего секретного наставника и покровителя.
"Знать бы вам, Аркадий Соломонович, что Величко Арсений Павлович, ваш духовник из НКВД, уже почти двадцать лет как перебрался в мир иной, а письмо от его имени и его почерком исполнено специалистами из Оперативно-технического управления", - подумал Казаченко, наблюдая за реакцией своего визави, жадно вчитывавшегося в послание с того света.
- Теперь я верю вам, - заговорщицки зашептал Розенталь, перегнувшись через стол. - Я расскажу вам всё как на духу… Однако… - он стал затравленно озираться по сторонам.
- Поедем ко мне в гостиницу, - решив, что настало время брать инициативу в свои руки, сказал Олег, поднимаясь из-за стола. - Обед закажем в номер… Время дорого, а нам многое надо обсудить…
"Вот будет хохма, если этот рехнувшийся старик, заподозрив, что я пытаюсь отравить его в гостинице, заставит меня или официанта перепробовать все заказанные блюда! Нет, это будет не хохма, это чревато провалом! Официант доложит портье, тот в свою очередь - управляющему, затем прибудет полиция, выяснять, что за странные типы появились в гостинице. А дальше… Нет, не будем развивать сюжет - всё будет нормально!" - решил Казаченко, поворачивая ключ в замке зажигания.
Чтобы приободрить притихшего на заднем сидении Розенталя, Олег решительным жестом вынул из кармана конверт с деньгами.
- Арсений Павлович просил меня передать вам это… Он сказал, что с тех пор, как вы расстались, ваши вкусы могли измениться, поэтому он не стал навязывать какой-то свой подарок… Словом, он передал вам деньги, чтобы вы могли сделать себе подарок по своему усмотрению…
Розенталь приоткрыл конверт, одобрительно оценил количество купюр, покивал головой и засунул деньги во внутренний карман пальто.
* * *
В гостинице, вопреки опасениям Казаченко, Розенталь без лишних предисловий, даже не помыв руки, сразу принялся за доставленную в номер снедь. При этом он без умолку говорил. Зрелище - не для брезгливых. Целые куски хлеба, стейка, сыра, яблочного пирога вываливались изо рта, скатывались ему на грудь, за жилетку. Апельсиновый сок ручейками стекал по подбородку. Крошки и брызги разлетались по всему номеру - так увлеченно переживал Аркадий Соломонович собственное повествование.
Удивительное дело: рассказывая о событиях своей молодости, старик преобразился.
Никакого намека на маниакальную подозрительность, никаких безумных всполохов в глазах. Говорил он эмоционально и очень убедительно. Речь логичная, аргументация обоснованная, наблюдения, оценки людей и событий не лишены тонкого юмора.
Уточняющие вопросы, которые предполагал поставить Олег во время следующей явки, теперь казались ему излишними - так полно и последовательно освещал интересовавшие Казаченко факты и события бывший секретный сотрудник органов госбезопасности СССР "Павлов".
При этом он продолжал есть. После доставки в номер дополнительной порции еды запасы бумажных салфеток были исчерпаны, и теперь Розенталь пользовался полотенцами из ванной комнаты.
Цепкая память Аркадия Соломоновича удерживала неимоверное множество фамилий, дат и таких малоизвестных нюансов исторических событий, которые бы явились украшением, изюминкой любого повествования.
- Вы уж простите меня, старика, за многоречивость, но я полагаю, с чем большими чемоданами подарков вы вернетесь домой, тем больше радости доставите людям, пославшим вас за тридевять земель… Поэтому, дорогой Олег Юрьевич, давайте разложим всё по полочкам… Моё становление как социальной единицы совпало с вхождением во власть, я имею в виду большую власть, Иосифа Сталина.
В 1928 году я поступил учиться на биологический факультет Киевского университета. А ОН - безраздельно стал управлять советской империей. Вот с него и начнём…
Часть четвёртая. Нам столетье - не преграда!
Глава первая. Диагноз Бехтерева
"Однажды в 1927 году, - размеренно, будто диктуя стенографистке, начал Розенталь своё повествование, - Сталин, до утра работавший в своём кремлёвском кабинете, посетовал на головную боль и бессонницу.
Жалобы на своё здоровье одного из первых лиц Советского государства доброжелателями из ближайшего окружения были восприняты как указание и вскоре он попал на консультацию к академику Бехтереву.
Сталин в те годы демонстрировал удивительную внешнюю скромность, никогда не "высовывался", всегда превозносил способности других, отводя себе скромную роль "ученика и продолжателя дела Ленина".
Даже в схватках со своими конкурентами он никогда не выставлял себя в первые ряды: Троцкого уберут Каменев и Зиновьев, близкие соратники Ленина.
Когда надо будет расправиться с ними, Сталин объединится с Бухариным и так далее.
Вот и на этот раз он согласился пройти освидетельствование у ведущего специалиста страны в числе других руководителей Партии и государства.
По утверждению антисталинистов, встреча закончилась тем, что Бехтерев, мировое светило психоневрологии, отказал Сталину, восходящей звезде международного пролетарского движения, в психической полноценности, якобы разглядев в нем "параноика".
С этого и начинаются вопросы.