Но предположим, что самолет все-таки пробился. При подходе к молу под сокрушающим огнем противника пилоту придется выровнять машину, прицелиться и сбросить торпеду до пересечения мола, чтобы она упала в воду сразу же за молом и прошла максимально длинный путь до цели. Расстояние от мола до "Гнейзенау" составляло не более 500 ярдов. Если торпеда будет сброшена внутри этого радиуса, это будет слишком близко. Она не успеет прийти в боевую готовность, вернувшись на нужную глубину, и, таким образом, безрезультатно пройдет под целью, не взорвавшись.
Все будет зависеть от умения пилота подойти к молу под правильным для сброса углом. У него будет лишь несколько секунд с момента засечения цели до сброса торпеды и слишком мало возможности для хотя бы незначительной корректировки курса. В это время все орудия в гавани будут стрелять по нему со всех сторон. Шансы выжить в эти несколько секунд минимальны.
А что делать после сброса торпеды? Единственная надежда для самолета в таких условиях оставаться на самой низкой высоте, где, по крайней мере, его не настигнут более тяжелые орудия. Но этого не позволяли сделать физические контуры гавани. Территория к северу от причала резко повышалась. После сброса пилоту придется резко взять вверх, чтобы не столкнуться с землей. Машина окажется над массой направленных на нее стволов, а ее силуэт будет напоминать одинокого голубя в чистом небе.
Но если произойдет невозможное и пилот подойдет к молу под правильным углом, минует обстрел и нацелит торпеду, то перед ним окажется неподвижная цель длиной 250 ярдов. Решительный человек с холодной головой и необходимой смелостью просто не может не поразить данную цель.
Силы, выступавшие за эту операцию, были слишком мощными, чтобы простой командир эскадрильи мог противостоять им, и Брайтвайт принялся за составление плана ее проведения. Нет сомнения, что "Гнейзенау" будет защищен противоторпедными сетями и будет слишком обидно, если пилоту все же удастся выполнить свою задачу, а торпеда застрянет в этих сетях. Поэтому прежде всего необходимо повредить эти сети.
Брайтвайт взаимодействовал с девятью самолетами и экипажами в Сент-Эвале. Единственными самолетами, радиус действия которых захватывал Брест. Когда пришел приказ, три из них уже были задействованы в операции против "Гнейзенау". Брайтвайт принял решение послать оставшиеся шесть самолетов для атаки на рассвете следующего дня. Три машины прибудут первыми и нанесут бомбовый удар по противоторпедным сетям. Вторая тройка, оснащенная торпедами, последует за ними. Бомбардировщики пойдут на высоте 500 футов, тогда их шансы на спасение будут немного выше. Фактор неожиданности тоже увеличит их шансы. Но они расшевелят это осиное гнездо в гавани перед прибытием остальных.
Торпедоносцы должны взлететь первыми, чтобы выбрать позицию за пределами гавани, когда на нее обрушатся бомбардировщики. Сигналом к торпедной атаке послужат взрывы бомб.
Для проведения торпедной атаки были выбраны Хайд, Кемпбелл и сержант-пилот по имени Кемп. Хайд был самым опытным пилотом эскадрильи, всего девять дней назад награжденный крестом "За боевые подвиги в воздухе". Кемпбеллу предстояло выполнить его двадцатое задание. Кемп, рыжеволосый ирландец, служил в эскадрилье уже несколько месяцев и выказал при этом большое прилежание.
Операция имела плохое начало. Сильный дождь залил аэродром в Сент-Эвале, и два бомбардировщика завязли в грязи. Напрягая моторы, чтобы выбраться из болота, они лишь увязали еще глубже. Таким образом, изначальный план атаки был нарушен с самого начала. Хайд, Кемпбелл и Кемп благополучно поднялись в воздух вместе со своими торпедами, но из всех остальных удалось взлететь только Менари. Других готовых к вылету самолетов не оказалось.
При нормальных обстоятельствах эти четыре самолета можно было отозвать назад, но существовала директива Черчилля. Битва за Атлантику была в самом разгаре, и эта операция могла оказаться одной из самых решающих в данной войне. Завтра "Гнейзенау" вернется в сухой док либо оба корабля снова отправятся в Атлантику для встречи с "Бисмарком". Осознавая, какие мизерные шансы отпущены этим четырем самолетам, ответственные за их действия командиры, начиная с главнокомандующего и ниже, понимали, что на ВВС возлагаются большие надежды и независимо от будущих результатов данная попытка должна быть предпринята.
Четыре самолета поднялись в разное время между 4.30 и 5.15. Дождь, заливший аэродром, теперь мешал полетам. Менари, пилотировавший единственный бомбардировщик, совершенно сбился с курса и в итоге сбросил свои бомбы на один из кораблей конвоя возле острова Ба. Был уже день, и он находился за много миль от Бреста. Кемп тоже сбился с курса и достиг Бреста только в 7.00. В соответствии с инструкцией он подошел к гавани с юго-запада и пересек остров Лонг на высоте 800 футов. Уже полчаса как рассвело. Он понял, что опаздывает, но все же намеревался выполнить поставленную задачу. Погода стояла ужасная, все покрывали дымка и туман раннего утра. Кемп надеялся, что, если каким-то образом ему все же удастся обнаружить доки, погода поможет ему подойти незамеченным. Он опустился до уровня моря и неожиданно оказался между двумя полукруглыми насыпями земли, охватывавшими внешнюю гавань. Все очертания были расплывчатыми, он не мог сориентироваться и оказался в зоне огня кораблей сопровождения и батарей. Имея лишь смутное представление о точном направлении, было бессмысленно продолжать полет на цель. Он взмыл вверх с поворотом на восток и почти сразу же оказался в облаках.
Кемп не знал, что все орудия в гавани были приведены в боевую готовность еще час назад после прибытия Кемпбелла и Хайда.
Оба эти пилота достигли Бреста независимо друг от друга вскоре после рассвета и оба кружили за пределами гавани, ожидая разрывов бомб. Они не знали, что два бомбардировщика просто не смогли взлететь, а третий заблудился. Кемпбелл, на несколько минут опередив Хайда, начал широкий разворот, стараясь обнаружить другой самолет. Подобно огромному занавесу, рассвет постепенно поднимался из-за горизонта. Фактически атака становилась дневной, что в еще большей степени понижало их шансы. Кемпбелл не видел никаких взрывов, но, может быть, он прибыл последним. Лучше направиться сразу туда. Кемпбелл направил машину во внутреннюю гавань, все еще скрытую утренним туманом.
Хайд продолжал искать ориентиры и вдруг увидел самолет, блеснувший крыльями под ним. Он успел разглядеть букву "X" на фюзеляже и крикнул своему штурману:
– Чья эта буква "X"?
– Кемпбелла.
– Похоже, он выходит на цель. Кто-нибудь что-нибудь видит? Я имею в виду взрывы.
– Совершенно ничего.
– Но он пошел прямо туда. Не понимаю, почему?
Хайд продолжал кружить за пределами гавани в ожидании Кемпбелла. Он уже давно служил в 22-й эскадрилье, дольше, чем многие другие. Он обладал редкими для пилота качествами – порывы отваги объединялись в нем с хладнокровием и спокойствием, умением строго выполнять приказы. Раз не было разрывов, значит, никто никого не бомбил. Приказ был ждать разрывов. Нет смысла рисковать жизнью, самолетом, судьбой экипажа, чтобы сбросить торпеду прямиком в противоторпедную сеть. Всегда можно вернуться еще раз.
В это время Кемпбелл опустился до 300 футов и направил машину к правой оконечности мола. Внутри внешней гавани облачность была низкой, и он продолжал лететь под прикрытием облаков. Впереди в тумане он разглядел корабли сопровождения, мол и тонкую полоску воды. Если "Гнейзенау" все еще стоит на якоре у буя, его удобнее атаковать с кормы.
Срыв плана разорвать противоторпедные сети плюс то, что это будет дневная атака в одиночку, означали, что его шанс победить был один из тысячи.
Кемпбелл начал снижаться в направлении восточного конца мола. Теперь он четко видел корабли сопровождения. За молом возникла массивная тень, напоминавшая корму "Гнейзенау". Он повернул влево, затем направо, выходя на "Гнейзенау" под углом 45 градусов. Пилот выровнял самолет на высоте 55 футов над уровнем моря. Корабли сопровождения возвышались над ним. Он благополучно пролетел между ними на уровне мачт, косясь на стволы их орудий. Мол виднелся всего в 200 ярдах впереди. Кемпбелл пристально вглядывался вперед, нервы были напряжены до предела. Машина выровнялась и пошла носом на цель. Когда мол исчез в окнах кабины, торпеда была выпущена.
Самолет и торпеда перелетели через мол независимо друг от друга. Нос торпеды был направлен в воду. Оборона Бреста была захвачена врасплох. "Бьюфорт" не пострадал от зенитного огня.
"Гнейзенау" возвышался над водой, словно огромный мамонт. Кемпбелл начал поворот влево в направлении холмов за гаванью, стараясь укрыться в облаках. Еще пятнадцать секунд, и они, вероятно, окажутся в безопасности.
Но тут спокойная до этого гавань Бреста очнулась от летаргии. Теперь "бьюфорту" предстояло лететь в самом плотном и концентрированном заградительном огне, в который когда-либо попадал самолет. Вряд ли кому-либо еще предстоит испытать такое. Никто не может выжить под таким плотным градом металла.
Это был ослепляющий, покрывающий все вокруг огонь, которого они ожидали и которого не могло не быть. Последнее, что видел экипаж, это огонь орудий "Гнейзенау", освещавший холмы за гаванью, холмы, за которыми всходил последний в их жизни рассвет.
Потеряв управление, "бьюфорт" упал в гавани. Никто уже не узнает, что происходило в эти последние мгновения. Пораженный сотнями осколков, "бьюфорт" продолжал лететь, в то время как любой другой самолет уже рухнул бы вниз. Сам Кемпбелл мог быть убит за несколько секунд до крушения самолета. Скотт, штурман, одногодок Ала Морриса, штурмана Ловитта, вероятно, попытался стащить Кемпбелла с его кресла и взять управление на себя. Когда впоследствии самолет был поднят со дна гавани, французское Сопротивление сообщило, что на месте пилота сидел блондин канадец. Кемпбелл и его самоотверженный экипаж забрали с собой секрет о том, что же на самом деле происходило в эти последние смертельные секунды.
За несколько месяцев до этого Скотт, первый канадский летчик, прибывший в Англию, был приглашен на чай в английский дом. Этим домом был Букингемский дворец, а принимали его сама королева и две принцессы.
Хотя Кемпбеллу и его товарищам не пришлось увидеть при жизни, как их торпеда достигла цели, они, несомненно, осознавали, что, независимо от их дальнейшей судьбы, "Гнейзенау" получит серьезнейшие повреждения.
И действительно, повреждения были столь серьезными, что, будь этот линкор во время атаки в море, он бы быстро затонул. Немцам пришлось собрать практически все суда в гавани, чтобы удержать пострадавший корабль на плаву, и, постоянно откачивая воду, с огромными трудностями вернуть "Гнейзенау" в сухой док. На это ушел весь день. Восемь месяцев спустя ось его правого винта все еще находилась в ремонте.
Мечта Гитлера объединить эти два линейных крейсера с "Бисмарком" в Северной Атлантике и, учинив там полный хаос, закончить войну через шестьдесят или даже сто шестьдесят дней рассыпалась в прах. А когда "Бисмарк" все же там появился, ему пришлось в одиночку противостоять Королевскому флоту и ВВС.
Хотя, по сообщениям аэрофоторазведки, "Гнейзенау" (в то время мы считали, что это был "Шарнхорст") был подбит, в течение многих месяцев мы не знали, насколько серьезны были эти повреждения. Ничего не принимая на веру в этой войне на море, мы продолжали наносить удары по этому кораблю в течение последующих десяти месяцев. В голове просто не укладывалось, как мог выпасть именно этот шанс из тысячи.
Кемпбелл и его экипаж были похоронены немцами в почетном склепе на кладбище в Бресте. Когда весть об этой атаке в конце концов дошла до Лондона в марте 1942 года, Кемпбелл был посмертно награжден крестом Виктории.
Люди не летают вместе, если у них разные темпераменты. Только храбрые летают с храбрецами. Экипаж Кемпбелла составляли сержант Скотт, сержант Моллинз и сержант Хиллман. Эти люди не были роботами. Страх нельзя изгнать из себя даже дисциплинарно. Они были живыми людьми со всеми свойственными им достоинствами и недостатками.
Один из них, Хиллман, радист, однажды даже совершил чисто человеческую ошибку и опоздал к взлету. Именно поэтому тремя месяцами раньше он потерял свое место в экипаже Херн-Филлипса.
Глава 4
Подготовка и психология
После выполнения задания в Сент-Эвале 22-я эскадрилья вернулась в Норт-Коатс 8 мая и возобновила патрулирование голландского берега. 42-я эскадрилья в Лошаре контролировала норвежское побережье и Скагеррак. Обе эскадрильи наносили удары по "Лютцову" в июне, но лишь Ловитту из 42-й удалось добиться успеха.
Через два дня после атаки на "Лютцов" Гиббс поразил торговый корабль водоизмещением 600 тонн недалеко от Текселя. Он патрулировал морской путь с двумя другими самолетами. Когда Гиббс оторвал взгляд от Текселя и взглянул на море, он подпрыгнул от радости, увидев большой конвой почти под своим крылом слева. Гиббс тут же сделал разворот для атаки головного корабля, а Кемп и Байт в других двух самолетах наметили свои собственные цели. При приближении со стороны берега они либо остались незамеченными, либо их принимали за своих. И снова Гиббсу удалось приблизиться к цели на расстояние сброса торпеды, не подвергаясь обстрелу. И даже когда начался заградительный огонь, самолет Гиббса не понес урона, так как стреляющие не были уверены, что это настоящая атака. Поэтому Гиббсу удалось нацелить торпеду с более близкого расстояния, чем возможно при плотном огне.
С момента обнаружения цели до запуска торпед прошло всего несколько секунд. Результат – точное попадание в середину корпуса корабля. Таким образом Гиббс утвердился в своем мнении о том, что секрет успешной торпедной атаки – произвести сброс с близкого расстояния. Но только используя фактор неожиданности, можно занять идеальную позицию для стрельбы, не будучи сбитым и не отклонившись от цели из-за плотного заградительного огня.
Ирландец Кемп, влетевший в гавань Бреста вслед за Кеном Кемпбеллом, был сбит в этом бою. Это единственная потеря самолета во время атаки, когда Гиббс выполнял роль ведущего.
В конце июня эскадрилья перебазировалась на остров Торни. Дневное патрулирование голландского побережья становилось все более важным. Это был один из самых результативных способов беспокоить врага, препятствуя проходу судов, но немцы быстро усвоили этот урок и усилили охрану своих конвоев, что сделало дневные атаки довольно опасным делом. 22-й эскадрилье надлежало проводить операции над Каналом против конкретных целей при поддержке истребителей, а новой 86-й эскадрилье "бьюфортов" оставалось патрулировать голландские острова, проводя операции главным образом ночью. Наступал конец целого периода войны. Торпедные удары все еще проводились с новой базы, но у французского берега корабли встречались редко, и, хотя иногда эскадрилье все-таки удалось проводить атаки, результаты были минимальными.
Изменение оперативных условий, отсутствие атмосферы "ищи и наноси удар", сокращение числа атак неминуемо повлияло на изменение характеров служащих эскадрильи. Пилоты стали менее отчаянными, менее инициативными. Заметным исключением был молодой австралиец, который прибыл в эскадрилью вместе с четырьмя другими пилотами в июне, – Джонни Ландер. Он быстро зарекомендовал себя как способный и целеустремленный пилот, немного склонный к отчаянным действиям. Ландер стал прямым наследником Дика Бьюмана и Кена Кемпбелла. Он также стал единственным из четырех новых пилотов, кому удалось пережить это лето.
В течение лета произошло много печальных промахов даже при хороших погодных условиях, и экипажи эскадрильи не могли не заметить, что ВВС все больше внимания уделяет бомбе как противокорабельному оружию, утрачивая веру в торпеду: ее производство дорогостояще, применение ограниченно и требует долгой и специальной подготовки персонала. Вторая группа "бленхеймов" продолжала наносить удары по кораблям до конца года, когда тяжелые потери заставили командование бомбардировочной авиации прекратить операции. Однако бомбардировки продолжали "хадсоны", успешно действовавшие по ночам. Была сформирована еще одна эскадрилья "бьюфортов" – 217-я, но за исключением действительно больших целей торпеды редки использовались.
По крайней мере один человек все же сохранил веру в торпеду – Пет Гиббс. Успешно закончив службу, он покинул 22-ю эскадрилью в сентябре 1941 года и занялся подготовкой новых торпедистов. Ему повезло выжить, но он продолжал скучать по жизни в эскадрилье и все еще искал шанс продемонстрировать успешное применение торпеды. Ходили слухи, что эскадрильи "бьюфортов" будут использоваться в Средиземноморском бассейне, и Гиббс, даже не заглядывая в карту, знал, что эта узкая, окруженная землей полоска моря, по которой пойдет все морское снабжение корпусов Роммеля в Африке, может стать удобным местом для применения торпед.
Нервно истощенный за двенадцать месяцев службы в 22-й эскадрилье, Гиббс считал строгий распорядок подготовительных курсов еще более угнетающим. Он уже был ведущим летчиком эскадрильи, а теперь стремился стать командиром эскадрильи "бьюфортов".
Но его шанс был еще впереди.
Первые "бьюфорты" были доставлены прямо в действующие эскадрильи, и пилотам пришлось проходить переподготовку непосредственно на аэродромах. Некоторые из них провели неделю на Бристольском авиационном заводе в Филтоне, обучаясь работе на новой машине. Но уже к концу 1940 года производство "бьюфортов" было достаточным для того, чтобы открыть в Чивеноре, возле Барнстепле в Девоне, оперативный центр переподготовки. Здесь формировались и проходили подготовку новые экипажи. Отсюда их переводили в центр подготовки торпедистов в Эбботсинхе возле Глазго. Завершив здесь свое обучение, они направлялись в одну из эскадрилий "бьюфортов".
Когда экипажи прибывали в Чивенор, это были уже полностью подготовленные летчики. Пилоты не только получали здесь свои крылышки, но и умели управлять двухмоторным самолетом. Штурманы и стрелки-радисты получали свои крылышки позже. Фактически большинство стрелков-радистов прибывало непосредственно из артиллерийской школы, где к их форменным курткам стрелков крепилась только половина крылышка.