Не могу здесь не упомянуть о гибели моего двоюродного брата по матери Приймака Феодосия, который пригласил меня в это пекло и проживал в соседнем селе Качанивка. Феодосий работал в этом селе ветеринаром, был коммунистом. Как член партии, он исполнял определенные обязанности по контролю за сдачей крестьянами продовольственных налогов в своем селе. Подпольная организация ОУН-УПА, которая действовала в Подволочискому районе, не желая, наверное, оставлять село без ветеринара, поначалу присылала ему письменные предупреждения с требованием отказаться от этих своих непрофессиональных обязанностей. Тем не менее, Феодосий на эти предупреждения не реагировал и продолжал рьяно выполнять партийные поручения.
После письменных предупреждений, ему на первый раз сожгли сарай. Второй раз, возвращаясь вечером из сельского совета, он был обстрелян и ранен в ногу. Имея при себе автомат (членам партии и советскому активу выдавалось оружие для самозащиты), он на тот раз отбился. Я тоже ему не раз советовал отказаться от обязанностей собирателя налогов и заняться только своим профессиональным делом. Однако он говорил – "Пусть только кто попробует. Я его, гада, из автомата!"
Со времени первых предупреждений прошел почти год. И вот летом сорок восьмого года кто-то из местных крестьян принес весть с Качанивки – "Вашего родака убили". Не знаю, откуда они узнали, что он мой родственник, я об этом никому в селе не рассказывал. Оказалось, что Феодосий шел днем по улице с двумя односельчанами и этот, как он говорил, "гад" запросто подошел к нему сзади и выстрелил из револьвера в затылок.
В дальнейшем, я узнал, что это был исполнен приговор специального районного суда УПА. Документы с этим приговором были с течением времени выявлены в одном с схронов возле села Мыслова Подволочиского района.
Это коротко о той обстановке, которая властвовала вокруг в период нашего пребывания в селе Ивановка. Можно догадаться, как влияла та обстановка не только на меня, но и на мою семью.
4.4. К родному дому
Восемнадцатого марта сорок девятого года у нас с Марией родился сын. Назвали мы его в честь знаменитого летчика Чкалова – Валерием. К тому времени моя мать по старости совсем ослабела и стала часто болеть. Присматривать ее дома было никому. Хотя Анна с дочерью еще проживали в родительском доме, ей уже совсем не было дела к моей матери. И перед нами стал вопрос, как присмотреть мать. Простейшим решением было забрать ее к себе. Однако, она не соглашалась на переезд, желая умереть в родных краях, а не на чужбине.
Я обращался в областное управление образования, а потом и в Киев с просьбой о переводе в родные места. Однако с обеих инстанций мне ответили – "Забери мать к себе". Учитывая обстановку в том регионе и на то время такой ответ был абсолютно понятным – война закончилась и никто не хотел больше рисковать жизнью. А потому кадры здесь были на вес золота. Но такой ответ меня не устраивал.
В начале лета нашу школу с инспекцией посетил заведующий районного отдела образования. Ночевал он в нашем доме, мы его хорошо угостили и за этим угощением выложили наши проблемы с матерью. А потом я поехал с ним в Подволочиск. К тому времени мы закололи кабанчика, имели мясо и сало. Вот Мария упаковала мне вместительную сумку и дала установки, как эту сумку передать нашему гостю. Я же все сомневался, как я вручу эту сумку районному начальству. Мария сказала:
– Он же где-то проживает. Вот когда он приедет домой, то ты иди с ним в дом и оставь эту сумку там.
Так я и сделал и после этого появился соответствующий приказ заведующего райвно, в котором мне давалось открепление с места работы. Спустя некоторое время по тому мне удалось договориться с попутной машиной, которая ехала в сторону Винницы. Загрузили мы в эту машину свои нехитрые вещи, и даже корову, простились с учителями, соседями, да и выехали на Колюхов. Перед тем как выехать, по просьбе Марии, одна из учительниц демонстративно начала записывать номера автомашины. Шофер и его сопровождающий были не совсем довольны такими действиями, даже спросили – зачем она это делает? На тот вопрос назойливая учительница ответила, что хочет знать – благополучно ли мы добрались до места назначения.
Часть пятая: На Тывровщине
5.1. В отчем доме
Возвратились мы в село Колюхов к родительскому дому в начале сорок девятого года. Работы к тому времени в начальной сельской школе не было. Штат школы был полностью заполнен. Поэтому пришлось оставить Марию с детьми в Колюхове возле старенькой матери, а самому искать рабочее место где-то в другом месте.
В конце июля сорок девятого года Мария через своих родственников Татьяну и Ивана, которые проживали в городке Гнівань нашего района, помогла мне устроиться воспитателем в Гниванской санаторно-лесной школе. Школа находилась прямо в лесу и предназначалась для детей, которые проходили санаторную реабилитацию после болезни. Проживать приходилось прямо при школе, так как обязанности воспитателя требовали почти постоянного присутствия возле детей. Такой режим работы меня мало устраивал, так как нужно было периодически бывать в Колюхове.
Потом освободилось место завуча первых-четвертых классов в соседнем селе Сутиски и с начала апреля пятидесятого года я переезжаю к новому месту работы. Кроме выполнения функций завуча я преподавал в четвертом классе, а также в пятых – седьмых классах естественные дисциплины.
В начале переезда нашей семьи к родительскому жилью пришлось решать проблему с Анной. Она продолжала жить в одной из половин этого дома и не очень собиралась ее освобождать. В переговорах прошел почти год и вот, в конце концов, Анна решила возвратиться к своим родным в Вороновицу. Там кто-то из ее родственников продавал половину старенького дома, и нам пришлось взять взаймы денег лишь бы внести задаток, а потом и полностью уплатить стоимость этого дома. Этот дом был оформлен на дочь Светлану. Анна перебралась в Вороновицу, а Светлана еще некоторое время жила с нами. Со временем добросердечные женщины начали ей нашептывать:
– Что же ты ребенок мать родную покинула! Разве так можно?
Вследствие этих разговоров Светлана (смотри фото ниже) с течением времени тоже перебралась в Вороновицу к Анне. Там закончила школу, вышла замуж, построила с мужем новый дом на месте старого, родила двух сыновей. Жизнь ее не баловала – трудная работа, преждевременно из жизни ушел муж Михаил, которому к тому времени не было еще и пятидесяти лет.
И только в августе пятьдесят первого года мне удалось перевестись на работу в родное село к семье и матери. В то время в Колюхове школа с начальной стала семилетней и там появились новые вакансии учителей. Я был принят на должность учителя пятых – седьмых классов. Сначала меня послали в Винницу на курсы украинского языка. Потом я стал преподавать украинский язык, ботанику и зоологию, вел физкультуру, уроки труда. Работать приходилось в две смены методом самоподготовки, так как полученных прежде знаний уже не хватало.
Колюховская школа обслуживала еще два соседних села Канаву и Соколинцы, где была только начальная школа. Бытовые условия в школе были сложные. Отопление осуществлялось печками и только в классах, а коридор был холодный. Катастрофически не хватало классных комнат, учебников, научных пособий. К тому времени такое положение было почти во всех школах района.
Коллектив в школе был небольшой и довольно слаженно работал. Наиболее дружные взаимоотношения у меня сложились с Олексюком Степаном Петровичем и с Коржаном Андреем Степановичем. Степан Петрович тоже был уроженцем нашего села Колюхов и имел здесь свой дом. Дом и находился на церковной площади прямо при выезде из нашего села в направления соседнего села Соколинец.
Заработная плата в школе к тому времени была не очень большая. Поэтому приходилось постоянно поддерживать домашнее хозяйство. Обрабатывали огород, высаживали картофель, кукурузу, свеклу, сеяли пшеницу. Огород у нас был чистый от сорняков, только местами на нем рос хрен. Этот хрен мы выкапывали на зиму и делали из него приправу к праздничным кушаньям.
А вот у соседей, буквально через межевую тропу, огород прямо таки был усеянный хреном. Те, у кого растет хрен знает, что вывести это растение практически невозможно. Корень его достигает глубины нескольких метров. В селе рассказывали о соседском огороде интересную историю. В свое время на этом огороде хрена не была совсем и наша соседка Наталья часто обращалась к моим родителям за корнем хрена. С течением времени ей это надоело, и она посадила несколько корешков у себя на огороде. Однако хрен почему-то не прижился. Женщина часто жаловалась на эту проблему односельчанам. В ответ кто-то посоветовал ей этот хрен освятить в церкви, а уже потом посадить. Наталья так и сделала. Хрен принялся на чудо и через несколько лет заполнил весь огород.
На хозяйстве мы держали корову, свиньи, куры, утки. В начале у нас была еще та корова, которую привезли с Ивановки. Однако перевозка в кузове машины более чем на триста километров не пошла ей на пользу. Корова значительно уменьшила надои, а поэтому со временем пришлось ее продать и купить другую.
5.2. Смерть матери
Так прошло еще два года, и вот двенадцатого марта пятьдесят третьего года умерла моя мать. Она уже к тому имела слабое здоровье, а здесь ей вдруг захотелось проведать дочь Ларису, которая проживала в соседнем селе Никифоровцы. Зная, что мы ее саму не отпустим, она как-то тихо собралась, и ничего никому не говоря, подалась туда. Когда мы бросились на поиски, то какие-то дети розказали, что видели бабушку, которая шла в сторону парома через Буг, перекинув черную курточку через руку.
У сестры она пробыла около недели, там заболела. И, чтобы доставить ее назад, уже пришлось нанимать конную упряжь. Это была ранняя весна и, видно, перегревшись в ходу, она разделась больше чем нужно, да от этого и простыла. Мать и раньше не отличалась в особенности крепким здоровьем, а здесь сказался немолодой возраст и простуда. Было матери к тому времени семьдесят два года (родилась она в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом году). Для меня и для сестер Ларисы и Веры это была большая потеря родного человека, которая нас родила, вырастила и воспитала, отказывая себе во всем. Умирая, она уговаривала меня не плакать, так как это событие неминуемо приходит в свое время к каждому из нас, живущему на этой грешной земле. Последними ее словами, которые я запомнил на всю жизнь, было:
– Не забывай сын меня, свою мать!
Мать с отцом прожили в браке сорок три года и еще двенадцать лет она прожила после его смерти. Мать была глубоко верующим человеком с искренним и добрым сердцем. Когда после революции церковь в селе закрыли, верующие люди начали искать утешения в разнообразных сектах. Образовалась такая секта евангелистов и в селе Колюхов. Эта секта проводила свои богослужения в одном из домов на нашей улице. На одну из таких молитв мать пригласила хозяйка этого дома на имя Маринка. И с того времени она туда зачастила.
На почве посещаемости этих молитв между отцом и матерью в последние годы их общей жизни возникло жесткое противостояние. Отец запрещал матери посещать секту, но она не обращала на то внимания и продолжала это делать. Причина, которую называл отец, была совсем не в том, что мать молилась Богу, а в том, что люди, в доме которых проводились моление, были, за его утверждением, ворами. Так муж этой материнской подруги, которую звали Маринка, как-то похитил у нас из амбара муку и сало.
Отец, которому не удавалось убедить мать словами, даже стал применять более жесткие методы. Ради большей убедительности он иногда брал в руки ремень. Однажды после такой очередной науки отец загнал мать ремнем на печь, а сам лег на полушубке перед порогом. Спустя некоторое время сон победил пожилого уже мужчину (было ему около семидесяти) и от порога начало раздаваться храп. Мать это услышала, потихоньку слезла из печи, переступила через сонного мужа, пошла в молитвенный дом и там помолилась. Когда она возвратилась, то снова тихонько переступила через отца и залезла на печь. Тот, видимо от этого шума проснулся, но увидел ее на печи и только сказал:
– А, ты еще здесь?!
Понимая мать в ее искренней тяге к Богу, я вместе с тем понимал и отца. Тем более, что уже после его смерти наши проблемы с этой "искренне" верующей Маринкою не закончились. Раньше я упоминал о выращивании в нашем селе табака, от продажи которого у отца были спрятаны в тайнике на черный день золотые монеты. Я знал, где тот тайник, так как один раз видел, как отец что-то там брал, или туда ложил. Однако после его смерти тайник оказался пустым, и в разговорах родни звучала ссылка на Маринку, которая, так говорили, его почистила. Кроме того, после войны мать получала неплохую, как на то время для довольно глухого села, пенсию за сына Федора. Тем не менее, та пенсия к семье не доходила и почти вся шла на благотворительные пожертвования в секту, снова же таки в дом Маринки.
Такие мои личные наблюдения над глубокими и искренними верованиями одних и использованием этих верований в своих корыстных интересах другими. Может поэтому и я, из внутренних убеждений (довольно для этого было посмотреть на пример наших сельских партийных активистов) и не был в партии, однако и к церкви и в другие молитвенные дома (или иначе – дома пожертвований) никогда не ходил. На мое глубокое убеждение Бог един и его основные заповеди (не убей, не укради, не позавидуй ближнему своему) должны быть в души и в действиях каждого человека, а не в словах, какими красивыми они бы не были. И намного лучше вспомнить Бога и помолится ему за внутренним порывом, например, над прозрачной водой красивой речки, а не в роскошной церкви, или в другом, так называемом, молитвенном доме.
5.3. Колюховские будни
После смерти матери мы продолжали потихоньку жить и работать в Колюхове. Я в школе, а Мария по домашнему хозяйству. С течением времени в селе открыли приемный пункт от Шершнянского плодоконсервного завода. Вот она некоторое время работала приемщицей на этом пункте, который находился у нас прямо во дворе. Люди несли сюда вишни, яблоки, сливы, груши и прочие дары природы. Все это насыпалось в ящики и раз, или два в неделю вывозилось машиной на завод.
По этому поводу, как-то возник даже конфликт между нами и сельским председателем Ткачуком Петром. Он был лет на десять моложе меня, образования особого не имел, тем не менее, был членом партии (конечно, коммунистической, так как других на то время просто не существовало). Ну и, как почти все сельские партийные функционеры, получил такую себе небольшую должность председателя сельского совета. Ну, а должность, как говорят, и обязывает. И хотя уважаемый, как на то время, Петр Владимирович был неплохим человеком, как-то он решил устроить приемщиком плодоконсервного завода своего родственника, такого себе Андриенко. Этот Андриєнко проживал на окраинной улице села, которая называлась усадьбами, и тоже имел большое желание устроиться на эту работу.
Узнав об этом непреодолимом желании местной власти (а в селе шила в мешке никак не утаишь) Мария срочно собралась и поехала на завод. А там пошла прямо к директору. Директору завода уже звонил по телефону сельский председатель Колюхова с соответствующим предложением, мотивируя его тем, что люди недовольны работой приемщицы и есть другая кандидатура. Тем не менее, директор не совсем был удовлетворен таким поворотом дела. Какой-то там сельский председатель совета сует нос не в свои дела и хочет им руководить. Однако сориться с местным советским, хотя и маленьким, "боссом" он не имел желания. Вот и принял такое себе соломоново решение:
– А мы примем вас на работу обеих, а там увидим – кем люди удовлетворены, а кем нет?!
Мария уже была несколько лет приемщицей от завода, а потому знала, что людей в селе интересуют живые деньги, а не обещания. Поэтому она сразу же написала заявление на работу (работа та была сезонная) и взяла в кассе завода аванс на оплату сырья. А Андриенко такого аванса не получил и был вынужден принимать ягоды и фрукты на запись. Конечно, результат был известен – к новому приемщику люди почему-то не шли. Он даже прибегал к нам с претензиями, но, то пустое.
Еще один конфликт с местной властью возник у нас сразу после смерти матери. Она, как колхозница-пенсионерка, пользовалась земельным наделом площадью где-то около сорока сотых. Этот надел находился сразу же за нашим домом, и часть его была засеяна пшеницей, а часть использовалась под картофель и другие овощи. Пока мать жила, то я не брал отдельного надела. Однако после ее смерти в сельском совете возникло желание эту землю забрать. Не знаю, кто там был инициатором, может и не Ткачук, тем не менее, все делалось с его согласия. Ну, конечно, отказать мне в моих двадцати пяти сотках они не могли. В то время была установлена такая норма земельного надела для ведения подсобного хозяйства сельскими учителями. Но еще пятнадцать сотых оставалось и их кому-то очень хотелось забрать (кому конкретно я уже не помню).
Вот пришли на участок представители земельной комиссии сельсовета, а там засеяна озимая пшеница.
– Как это?! Почему это?!
Пришлось объяснять, что мать еще не планировала в предыдущем году умирать, а потому пшеницу и засеяла (или разрешила нам засеять, что дела не меняет). Хотели ту пшеницу перепахивать, но не успели. Я срочно написал письмо в районную прокуратуру, а оттуда пришел официальный ответ: "Кто мать похоронил, тот и собирает урожай". Тогда этот вопрос на некоторое время снялся, потом тем участком кто-то с год таки пользовался. После переезда к нам на проживание Марииной сестры Леониды, которая устроилась в школу уборщицей, этот участок выделили ей. Ну, о Леониде, семье родителей Марии и ее жизнь до встрече со мной я расскажу позже в отдельном разделе.
Время шло, вот уже в пятьдесят шестом году Валерий пошел в первый класс нашей сельской школы. Первой учительницей у него была моя двоюродная сестра Надежда Григорьевна, дочь отцовского брата Григория (Рыгорка). В этой школе он закончил пять классов (смотри выше фото).