В промежутке от станицы до станицы тянулся "кордон" – цепь сторожевых постов, между которыми в подходящих местах на ночь закладывались еще "секреты". Посты были конные и пешие. На каждом посту непременной его принадлежностью являлась вышка для часового, ставившаяся, если было возможно, на кургане, кош (шалаш) или хатка "для прочей братии наборной" и служившая для подачи постом огневых сигналов "фигура" – высокий шест, обмотанный паклей, соломой, сеном и т. п., пропитанный смолой, нефтью, дегтем или другим горючим веществом. На конных постах была, кроме того, и плетневая конюшня. Весь пост обычно окружался рвом, валом и плетнем, так что постовые в случае крайности могли выдерживать натиск и превосходящего силами противника.
Заметив прорыв неприятельской партии, постовые стреляли из пушки, если она была, зажигали "фигуру" и скакали с донесением в ближайшую станицу. Донесения о заранее ожидаемых прорывах посылались по постам открытыми "цидулами", ставившими всю линию в известность о грозящей опасности. Таким образом, помимо сторожевого дела посты исполняли и обязанности летучей почты, перевозя казенные (и частные) пакеты вдоль линии. Если донесение или приказание нужно было везти, по его спешности, без малейшего замедления, то к нему пришивалось орлиное (или иное какое) перо, и такой пакет получил имя "летучки".
С первых годов поселения на Тереке казаки, как мы уже видели выше, ревностно занялись хлебопашеством, садоводством и другими видами сельского хозяйства. Это было удобно, пока еще сидели далеко в горах чеченцы и ингуши, а с кабардинцами отношения не обострились до крайних пределов. Ко времени же заложения Кавказской линии горские народы постепенно выдвинулись на плоскость и разместились в близком соседстве с казаками. Постоянная угроза набегов, нападений с убийствами, угоном скота и захватом людей в плен вконец препятствовали правильным хозяйственным работам. Каждое утро, на рассвете, "выбегали" из станицы во все стороны конные казачьи разъезды, чтобы "осветить местность". И только когда доносили эти разъезды, что кругом все спокойно и следов неприятеля не обнаружено, – растворялись станичные ворота и станичники отправлялись на свои работы.
Да и самая работа шла в тяжелых условиях. Хлебопашцам приходилось сбиваться в кучи, чтоб при случае оказать друг другу поддержку. Самыми работами занималось поневоле не все население: на каждой ниве, в каждом саду становился мальчишка или дед с ружьем на часах (взрослые казаки были постоянно или "на кордоне" или "в набегах"). Малейшая оплошность со стороны часового, – и без времени гибли казаки, а казачки попадали в плен к горцам, где и погибали на веки. Иногда, правда, пленных выкупали, но часто бывало и так, что пленная казачка становилась женой своего хозяина – горца, приживала с ним кучу детей, и сама уже не хотела менять новую свою семью на старую, от которой была все равно отрезанный ломоть.
Эти постоянные опасности лучше всего закаляли дух линейного казака, и под давлением бесконечных тревог и стычек крепли казацкие силы. В этой беспрерывной, неустанной борьбе казаки "привыкли видеть жертвы за любимого Царя", привыкли "не раз терять близких кровных в схватках жарких и неровных", как поют казачьи песни.
Да впрочем в то лихое время не только в чистом поле, но и дома в станице казак не чувствовал себя в полной безопасности. Иногда горцы нападали на станицы целыми тысячами. И эти случаи были до того обычны, что казаки привыкли уже понимать предупредительный голос родимого Терека: запруженный в месте брода стеной конных хищников, он издавал своеобразный рев, и по этому ропоту догадывались часовые в станице, что враг близко и в больших массах переходит реку в брод.
Быстро поднималась на ноги станица. Способные владеть оружием выбегали на станичный вал. Удальцы вылетали на конях на разведку и с вестью в соседние станицы, просить "сикурсу" (помощи). Женщины выкатывали в прямые станичные улицы возы и делали там баррикады, которые сдерживали бы движение конницы в случай прорыва ее внутрь станицы. Ценные вещи, детей и дряхлых стариков прятали в погреба, входы в которые заваливали дровами, хворостом и всяким хламом. Станица живо приспосабливалась к обороне и готова была дорого продать свою жизнь. И чаще всего горцы, видя, что отпор им будет хороший, уходили ни с чем, потеряв без всякой пользы несколько десятков лучших своих джигитов, слишком приблизившихся к грозным станичным валам.
Казачья служба на линии делилась на полевую (в походах и на охране границы) и внутреннюю (в станице). Пока в силах был казак нести все тягости походной и боевой жизни, до тех пор состоял в строевой сотне и постоянно бывал в самых различных командировках. Любопытный тому пример представляет служба Екатериноградской станицы урядника Кузьмы Иванова Пастухова, поступившего в Волгский полк 25 марта 1781 года: "1783 года был в походах против горских народов, под командою полковника Ребиндера; 1784 года против тех же народов, под командою генерал-поручика Потемкина; 1785 года с генерал-майором Савельевым против кабардинцев; 1786 года был отправлен с разными бумагами от генерал-поручика Потемкина курьером в Москву к генералам Нарышкину и Воронцову; 1787 года с генералом-поручиком Потемкиным в экспедиции против Закубанских народов; 1788 года с генерал-майором Текелием в действии и осаде турецкого города Анапы; 1789 года с генерал-майором Булгаковым за Кубанью; 1790 года с генерал-поручиком Бибиковым до города Анапы и при действительной осаде оного, за что получил за отличие против неприятеля и усердие к службе серебряную медаль с надписью "за верность Екатерине", на Андреевской ленте; 1790 года с генерал-аншефом Ртищевым против кабардинцев; 1791 года с генерал-поручиком Гудовичем при действительной осаде города Анапы и во время дела с неприятелем был ранен пулею в правую ногу навылет и за взятие города Анапы, за отличие и усердие к службе, от генерал-поручика Гудовича получил похвальный аттестат; 1794 года с генерал-майором Мухтелем против кабардинцев и в делах против неприятеля за отличие был произведен в урядники; 1796 года с генерал-аншефом графом Зубовым в Персии, Дербенте и Баку"… В 1801 году Пастухов был уволен за болезнью от службы, что не мешало начальству в 1837 году требовать службы от 82-летнего Пастухова, как сказано в прошении, поданном им во время проезда по Кавказской области Императора Николая 1-го: "Начальство, не уважая моих старых лет и прежней моей службы, употребляет во все места не только по внутренней, но и на кордоны употреблялся на службу; исполняю все станичные повинности, как денежные, равно и подводы должен отбывать наравне с прочими; а при том начальство угрожает телесным наказанием".
Что ближайшее начальство вполне сознавало тяжелые условия службы линейных казаков, видно из следующих выписок. Наказный Атаман генерал-лейтенант Николаев, в рапорте своем командующему войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанту Граббе, от 23 августа 1838 года, говорит: "Раз записанный в служащие линейный казак на весь двадцатипятилетний срок службы отделяется от домашнего хозяйства и только переходит с поста на пост, чередуясь с товарищами. От него требуется в хорошем виде и исправности строевая лошадь, мундир, вооружение; он и скудное хозяйство его подвержены всегдашним хищениям горцев. Пограничное жительство казаков делает положение их еще тягостнее: будучи подвержены набегам хищников, они не могут упрочить хозяйства своего, которое по свойству края и по условиям быта казачьего, наиболее должно состоять из скотоводства"… Еще раньше, а именно в представлении своем главноуправляющему в Грузии, графу Паскевичу-Эриванскому, 24 апреля 1828 года начальник Кавказской области генерал-от-кавалерии Эммануель писал: "Полки линейные, неся беспрерывную и тягостную против других казачьих войск службу, будучи почти всегда на первой кордонной страже, растянуты на значительное пространство мелкими частями, ограничены или вовсе лишены способов к безбедному себя и своих семейств содержанию. Офицеры получают жалованье наравне почти с нижними чинами"…
До чего же ничтожно было выдаваемое казакам за такую тяжелую службу жалованье, видно из того, что, например, Волгского полка Войсковой Старшина, Есаул, Сотник и Хорунжий в 1838 году получали жалованья каждый по 17 руб. 82 коп. (ассигнациями) в год да провианту и фуражу по 3 четверика муки, по 2 четверти круп, по 8 четвертей овса и по 180-ти пудов сена. Зауряд-Хорунжий, урядник и казак получали деньгами по 11 руб. 88 коп. да натурой – муки по 3 четверика, круп по 2 четв. 2 гарнца, овса по 2 четверика и сена по 180 пудов в год. Когда казакам приходилось быть в походе далее 100 верст от своей станицы, то денежное жалованье выдавалось им по старому гусарскому окладу, т. е. Полковнику 1122 руб. 90 коп., Войсковому Старшине 577 руб. 5 коп., Есаулу 430 руб. 10 коп., Сотнику 310 руб. 37 / 2 коп., Хорунжему 250 руб. 30 коп., Зауряд-Хорунжему и старшему уряднику 37 руб. 24 коп. и младшему уряднику 16 руб. 66 коп. в год. Если командир полка был не войскового сословия, то ему выдавались еще столовые 1100 руб. и фураж на 8 лошадей.
Наряду с несением тяжелой "полевой" и "кордонной" службы на линейных казаках лежала и масса денежных и натуральных повинностей: постойная, подводная, дорожная, береговая (по укреплению берегов реки Терека) и другие. При построеньи крепостей Св. Креста, Кизляра и Моздока Гребенцы исполняли работы по доставке леса и строительного материала, по возведении зданий и укреплений, и т. п. Позже казаки бесплатно содержали по Тереку почтовые станции, паромы и каючные переправы, рубили просеки в лесах, строили вместе с солдатами новые укрепления, и т. д. С развитием военных действий в крае, подводная повинность настолько усилилась, что для несения ее за недостатком мужчин, приходилось наряжать женщин. Кроме того, еще с тех же казаков взыскивали на содержание почт в губернии подушный налог по 1 p. 90 к. ежегодно. Вследствие жалобы по поводу последнего налога, поданной Государю Николаю I-му при проезде Его по Кавказу, Наказный Атаман Николаев доносил, что "в особенности отягощены полки Моздокский и, наиболее, Гребенской, где по малолюдству при необыкновенно тягостной кордонной службе, кроме всегдашнего постоя войск, проходят в большом числе рекрутские партии и другие команды; казаки возят в лазареты больных и проезжающих по службе чиновников в Дагестан, в крепость Грозную, Внезапную и оттуда; а также ежегодно снабжают пастбищными местами и сенокосами полки, батареи и команды; вспомогательных участков не имеют и, при всем этом, на содержание почт платят деньги подушным сбором с неслужащих казаков". А тут еще донимал низовых казаков и гневный батюшка Терек Горыныч, что год рвавший сковывавшие мощный ход его плотины и валы, обрушивавшийся на сады, огороды и поля несчастных казаков и заставлявший их по нескольку раз переселяться с места на место.
Вот каково было житье-бытье на "Погибельном Кавказе" наших дедов и отцов, славных Линейных казаков, о которых беспристрастный и строгий судья, знаменитый кавказский герой генерал А.П. Ермолов писал: "Полное уважение мое приобрели Линейные казаки. Прежде видал я их небольшими частями и не так близко, но теперь могу судить и о храбрости их и о предприимчивости. Конечно, изо всех многоразличных казаков в России едва ли есть подобные им".
VI. Передовая (Терско-Сунженская) линия
Горский полк. Военно-Грузинская дорога. Образование Владикавказского полка. Сунженская линия. Генерал-майор Н.П. Слепцов. Окончательное заселение Сунжи
Так как каждый казачий полк помимо участия в походно-боевой работе обязан был и вести бдительную охрану как места своего жительства, так и пространств, занятых русскими поселениями в ближайшем к полковому участку линии районе, то в начале XIX века оказалось, что с увеличением числа таких поселений Волгский полк стал в совершенную невозможность справляться с лежавшими на нем многочисленными обязанностями. Поэтому начальник Кавказского края генерал А.П. Ермолов нашел необходимым подкрепить участок Волгского полка образованием по линии особой казачьей части. Эта часть, получившая имя Горского казачьего полка, была устроена в 1824 году, причем в состав ее вошли: Моздокская Горская казачья команда, две старых станицы – Луковская и Екатериноградская, две станицы из осетинских селений – Черноярская и Новоосетинская, и четыре станицы из русских гражданских слобод, находившихся в этом участке линии, – Павлодольская, Приближная, Прохладная и Солдатская, население которых при этом обращено было в войсковое сословие. Через 4 года (1829) полк был усилен еще двумя станицами из гражданских селений – Государственной и Курской, после чего мог выставлять в строй 800 казаков.
Мы выше уже упоминали, что от Моздока начиналась издревле известная дорога в Грузию. В 1784 году по пути от Моздока к Дарьяльскому ущелью были построены для охраны безопасности движения русские военные укрепления, давшие дороге имя Военно-Грузинской. При самом входе в горные теснины была устроена крепость, которую Императрице Екатерине угодно было наименовать громким именем "Владикавказа", в предвидении ее будущей важной роли в деле завоевания Кавказского края. По пути от Моздока к Владикавказу было поставлено два редута – Григориполисский, в горах близ нынешнего селения Владимирского (оно же св. Георгия, или Батако-Юрт) и Камбилеевский на реке Камбилеевке, около нынешнего селения Зильги. Для наблюдения за Кабардой, у Татартупского ущелья был построен редут Потемкинский, на реке Тереке. Впоследствии было еще поставлено между Моздоком и Григориполисом укрепление Константиновское, близ нынешнего селения Согопш.
С началом XIX века сношения наши с единоверной нам Грузией, добровольно присоединившейся в 1800 году к России, приняли еще более оживленный характер. Между тем усилившиеся к этому времени постоянные набеги на линии со стороны чеченцев, а отчасти и их соплеменников ингушей, делали движение по старой Моздокской дороге почти совершенно невозможным, почему в 1825 году генерал Ермолов дал Военно-Грузинской дороге несколько иное направление, – по левому берегу Терека через Татартупское ущелье на станицу Екатериноградскую, минуя Моздок, потерявший прежнее значение со времени перенесения центров Кавказского управления в Георгиевск и Ставрополь. Для защиты новой дорожной линии были поставлены укрепления Урухское, Ардонское и Архонское, а затем для окончательного закрепления ее и прикрытия от нападения хищников решено было заселить ее казачьими поселениями. Таким образом в 1837 году возникла 100 верстная Передовая Терская казачья линия, занятая восьмью станицами шестисотенного Владикавказского казачьего полка – Пришибской, Котляревской, Александровской, Урухской (впоследствии была перенесена в район Волгского полка, к городу Георгиевску), Змейской, Николаевской, Ардонской и Архонской. Ядром для образования Владикавказского полка послужили два Малороссийских казачьих полка, сформированных в 1831 году Малороссийским дворянством для действий против польского восстания, а потом обращенных на службу в войсках Кавказской линии. К семейным казакам этих Малороссийских полков было присоединено несколько десятков казачьих семейств "Старолинейцев", солдатских из упраздненных военных поселений и переселенческих из губерний Черниговской, Харьковской и Воронежской.
Почти одновременно с занятием Верхне-Терской линии начали ставиться укрепления и станицы по Сунженской линии, необходимость которой указывалась еще в 1804 году князем Цициановым. Начало Сунженской линии было положено в 1809 году, когда командовавший Владикавказским округом генерал Дельпоццо, после добровольного присоединения живших в верховье Сунжи и по Ассе ингушей, поставил в их селении Назране гарнизон, а на среднем течении Сунжи, в урочище Казак-Кичу ("Казачий брод") заложил передовое укрепление Казак-Кичинское. Затем Ермолов, в 1818 году усилил Назрановское укрепление, а в нижней Сунже поставил крепость Грозную. Настоящее же занятие Сунженской линии началось в 1845 году с учреждением Сунженского казачьего полка и велось под руководством командира этого полка, генерал-майора H.П. Слепцова, стяжавшего своими смелыми и решительными действиями против чеченцев бессмертную славу героя и прославившего своих лихих Сунженцев – "Слепцовцев". Ядром Сунженского полка явились офицеры и урядники Моздокского и других полков Старой Линии. В состав же нижних чинов вошли кроме "Старолинейцев" (Моздокцев, Волгцев, Гребенцов, Кубанцев и Ставропольцев) также и Донские казаки. Таким образом, старые "Линейцы", принимая новое имя "Сунженцев", поделили, как это поется в казачьей песне ("С краев полуночи"), избыток своей славы "с безвестной струей" новых переселенцев, ставших вместе с ними "на вражьем пороге твердою стопой".
Первыми были построены станицы Троицкая, на месте бывшего укрепления Волынского, и Сунженская (ныне Слепцовская), каждая на 250 дворов. 3а ними, как грибы после дождя, вырастали остальные, несмотря на то, что постоянные боевые тревоги и набеги до крайности затрудняли дело заселения. Слепцову приходилось день и ночь быть в работе: то планировать новую станицу, то быть на лесной рубке, то участвовать со своим полком в общих боевых действиях… И неутомимый труженик везде поспевал, везде у него кипела работа, и дело спорилось. Высоко ценили и уважали Николая Павловича даже и враги чеченцы, а что касается до окружавших его казаков, то эти прямо боготворили своего героя-командира. Его открытый характер, не терпевший лукавства, его великодушие к побежденному врагу, его необычайная отвага, не знавшая преград, подкупали всякого. Следующий небольшой случай из жизни Слепцова ярко рисует нам мощную фигуру удальца-генерала и отношение к нему окружавших.