Мириам потом говорила мужу, что не могла молчать, когда "слышала, как Миньини кричит в зале, говорит о тебе ужасные вещи, будто ты преступник". Вернувшись в зал, Миньини продолжил выступление, причем речь его больше подходила к духу инквизиции, чем к современному судебному процессу. О Специ он отозвался так: "Высокий интеллект придает еще большую опасность его криминальным способностям". Закончил он словами: "Причины оставить Специ в тюрьме теперь стали еще более основательными, ведь он доказал, насколько опасен, даже оставаясь взаперти, в тюремной камере, сумев организовать кампанию в прессе в свою защиту!"
Специ запомнил этот момент. "Ручка выпала из пальцев председателя трибунала и негромко щелкнула по столу… С этого момента она больше ничего не записывала". Она явно пришла к какому-то заключению.
В заключение, после всех, слово дали Специ.
Я давно восхищался ораторскими способностями Специ - его остроумно построенным фразам, легкому и непринужденному стилю, логической организации информации, когда факты представали один за другим, как в написанной статье: точные, четкие и ясные. Теперь он проявил свой немалый дар перед судом. Глядя прямо на Миньини, Специ начал речь. Миньини избегал его взгляда. Те, кто присутствовал на процессе, рассказывали, что он разбивал обвинения Миньини одно за другим, с налетом легкого презрения в голосе, уничтожая логику теории заговоров и указывая, что у Миньини нет ни одного существенного доказательства в пользу его теории.
Закончив, как позже рассказывал мне Специ, он увидел, что его выступление произвело на судей заметное впечатление.
Специ поблагодарил государственного обвинителя за лестный отзыв о его интеллекте и памяти и перечислил дословно те фразы из речи Миньини, которые намного раньше появились на веб-сайте Габриэллы Карлицци. Он спросил, может ли Миньини объяснить столь исключительное совпадение между его нынешними и ее прежними высказываниями. Он спросил, не верно ли, что Карлицци уже осуждалась за диффамацию, когда десять лет назад написала, что Флорентийский Монстр - это писатель Альберто Бевильакво? И верно ли, что в данный момент указанная Карлицци находится под судом за мошенничество против недееспособных инвалидов?
Затем Специ повернулся к президенту трибунала.
- Я всего лишь журналист, который старается хорошо выполнить свою работу, и я честный человек.
Он закончил.
Слушание завершилось. Двое охранников препроводили Специ на лифте в старинный подвал средневекового дворца, где заперли в крошечную голую камеру, возможно, веками служившую темницей. Он прислонился спиной к каменной стене и сполз на пол в полном изнеможении, с абсолютной пустотой в мыслях. Через некоторое время он услышал шум и открыл глаза. В дверях стоял один из охранников с чашкой эспрессо, который он купил на свои деньги.
- Возьмите, Специ. Думаю, вам это сейчас не помешает.
Глава 56
В тот вечер они снова загрузили Марио Специ в фургон и доставили в прежнюю камеру тюрьмы Капание. Следующий день был субботним. Трибунал заканчивал работу в 13:00. Судьи должны были прийти к решению до этого времени.
В ту субботу Специ в своей камере ждал наступления часа дня. Его соседи по тюремному блоку - успевшие узнать его, хотя и не могли его видеть - тоже дожидались приговора. Наступил час дня, потом половина второго. Время приближалась к двум, и Специ начал готовить себя к тому, что приговор окажется против него. Но вот со стороны заключенных, камеры которых располагались ближе к входу, донеслись радостные крики. Кто-то услышал что-то по невидимому, но включенному на полную громкость телевизору.
- Мужик! Ты свободен! Мужик! Тебя отпускают! Отпускают без всяких условий!
Мириам, дожидавшейся известий в кафе, позвонил один из коллег Марио по газете.
- Фантастическая новость! Поздравляю! Мы победили! По всем пунктам!
"Проведя в тюрьме двадцать три дня, - вещала национальная телекомпания, - журналист Марио Специ, обвинявшийся в создании препятствий правосудию в деле о серийных убийствах во Флоренции, получил свободу. Судьи даже не выставили никаких условий для его освобождения, как практикуется обычно, - ни домашнего ареста, ни конфискации паспорта. Он абсолютно и безусловно свободен".
Это был мощный удар государственному обвинителю Перуджи.
Охранник вошел в камеру Специ с большим черным мусорным мешком.
- Скорее, кидайте все сюда и выходите.
Специ сбросил все в мешок и повернулся к двери, но охранник загородил выход. Оставалось еще одно унижение.
- Вы должны прибрать свою камеру.
Специ решил, что это шутка.
- Я сюда не просился, - сказал он, - и был помещен сюда незаконно. Если ее нужно убрать, убирайте сами.
Охранник прищурился, дернул стальную дверь, оттолкнув Специ, и захлопнул ее. Повернул ключ и сказал:
- Если вам здесь так нравится, оставайтесь!
Специ не верил своим глазам.
Он схватился за решетку.
- Слушай, ты, кретин, мне известно твое имя, и если ты меня сейчас же не выпустишь, я обвиню тебя в незаконном заключении. Понял? Я доложу о твоем поведении.
Охранник помедлил, сделал еще несколько нерешительных шагов к своему посту, потом медленно развернулся, подошел к двери и, словно из милости, повернул ключ. Специ проводили к другому охраннику с каменным лицом, а тот провел его в приемную.
- Почему вы меня не выпускаете? - спросил Специ.
- Надо еще подписать кое-какие бумаги, и… - охранник запнулся. - Сложности с поддержанием общественного порядка снаружи.
Специ наконец вышел из тюрьмы Капанне, держа в руках большой мешок для мусора, и его встретил приветственный клич толпы журналистов и зевак. Никколо позвонил мне первым.
- Невероятное известие! - крикнул он. - Специ на свободе!
Глава 57
Мы со Специ долго проговорили в тот день. Он сказал, что собирается поехать с Мириам к морю, только они вдвоем.
- Но всего на несколько дней, - добавил он. - Миньини вытаскивает меня обратно в Перуджу для нового допроса, назначенного на 4 мая.
- В связи с чем? - ахнул я.
- Готовит против меня новые обвинения.
Миньини не стал даже дожидаться письменного оформления решения трибунала. Он опротестовал освобождение Специ в Верховном суде.
Я задал вопрос, который мучил меня не первую неделю.
- Зачем Руокко это сделал? Зачем выдумал те железные ящички?
- Руокко в самом деле знавал Антонио Винчи. Он сказал, что слышал о ящичках от Игнацио. Игнацио для сардов - нечто вроде "падрино"… Я после нашего освобождения не говорил с Руокко, так что не знаю, сам Руокко все выдумал или его каким-то образом запутал Игнацио. Руокко мог сделать это ради денег - я временами давал ему несколько евро на расходы, на бензин для машины, но много никогда не платил. Но он достаточно наказан - попал в тюрьму как мой "сообщник". Как знать, может, он и не лгал.
- А при чем тут вилла Биббиани?
- Скорее всего, чистая случайность. А может, сарды в самом деле использовали те домики как тайники.
Специ позвонил мне 4 мая сразу после допроса. Он был в восторге.
- Дуг, - сказал он, давясь от смеха, - роскошный допрос. Просто красота. Одна из лучших минут моей жизни.
- Расскажи…
- Этим утром, - сказал Специ, - мои адвокаты посадили меня в машину, и мы остановились у стойки с газетами. Я не поверил своим глазам, когда увидел заголовки. Они сейчас у меня. Я вам прочитаю.
Он выдержал театральную паузу.
- "Глава ГИДЕС, Джуттари, обвиняется в фальсификации улик!" Bello, э?
Я восторженно расхохотался.
- Фантастико. Что он натворил?
- Я тут ни при чем. Говорят, он подделал запись разговора с кем-то еще по делу Флорентийского Монстра - с важной персоной, с судьей. Но это еще не самое лучшее. Я сложил газету так, чтобы виден был заголовок, и с ней вошел в кабинет Миньини на допрос. Сел и положил газету на колени, повернув заголовком к Миньини.
- И что он сделал, когда увидел?
- Он не увидел! Миньини ни разу не взглянул на меня, он все время смотрел в сторону. Допрос не затянулся - я сослался на свое право не отвечать на вопросы, тем и кончилось. За пять минут. Забавно, что стенограф видел заголовок. Он все время вытягивал шею, словно черепаха, стараясь его прочесть, а потом бедняга всеми силами постарался показать на него Миньини. Безуспешно. Я только вышел, еще был в коридоре, когда дверь его кабинета распахнулась и карабинер бросился вниз по лестнице к газетной стойке. - Марио злорадно рассмеялся. - Видно, Миньини с утра не читал газет. И ничего не знал.
У кабинета государственного обвинителя дожидалась конца короткого допроса толпа журналистов. Под жужжание и треск камер Специ развернул газету и показал всем заголовок.
- Других комментариев сегодня не будет.
- Я же говорил, - сказал мне на следующий день граф Никколо. - Джуттари свалился. Вы своей кампанией опозорили, sputtanato, итальянскую юстицию перед всем миром, едва не выставили на всеобщее посмешище. Им дела нет до Специ и его прав. Они просто хотят как можно скорее с этим покончить. Сохранить лицо, сохранить лицо! Единственное, что меня удивляет - как быстро все развернулось. Мой дорогой Дуглас, для Джуттари это начало конца. Как быстро качается маятник!
В тот же день наша книга "Сладкие холмы крови" попала в списки бестселлеров в Италии. Маятник в самом деле качнулся в нашу сторону, и с большим размахом. Верховный суд Италии отверг апелляцию Миньини короткой резолюцией "неприемлемо" и закрыл все процессы против Специ. Суд и следствие над ним закончились.
- Громадную ношу сняли с плеч, - сказал Специ. - Я - свободный человек.
Спустя несколько месяцев в кабинеты Джуттари и Миньини вторглась полиция, забравшая все материалы. Они обнаружили, что Миньини прибег к особому антитеррористическому закону, чтобы прослушивать разговоры журналистов, критически отзывавшихся о его следственных действиях по делу Флорентийского Монстра. Устанавливали прослушивание Джуттари и ГИДЕС. Помимо журналистов, Джуттари подслушивал телефонные переговоры и беседы многих флорентийских судей и следователей, вплоть до своего коллеги, государственного обвинителя Флоренции Паоло Канесса. Кажется, Миньини подозревал, что существует мощный флорентийский заговор, стоявший за убийствами Монстра.
Летом 2006 года и Джуттари, и Миньини были обвинены в злоупотреблении служебным положением. ГИДЕС распустили и тут же заговорили о том, что он никогда официально и не существовал. Джуттари лишился штата, и у него забрали дело о Флорентийском Монстре.
Он стал главным инспектором "a dispozione", то есть без портфеля и без постоянного назначения. Миньини пока что сохранял пост государственного обвинителя Перуджи, но в его штат ввели двух новых прокуроров, якобы чтобы помогать нести нелегкую ношу. На самом деле все понимали, что те должны были присматривать за ним. И Миньини, и Джуттари предстояло предстать перед судом за злоупотребление служебным положением и другие преступления.
3 ноября 2006 года Специ был награжден самой почетной журналистской премией Италии за "Сладкие холмы крови" и назван писателем года в номинации "За свободу прессы".
Глава 58
Статья в "Атлантик монсли" была опубликована в июле. Через несколько недель в журнал пришло письмо в старомодном конверте, отпечатанное на ручной пишущей машинке. Это изумительное письмо было написано отцом Никколо, графом Нери Каппони, главой одной из древнейших и знатнейших семей Италии.
При нашей первой встрече с Никколо он упомянул о причине столь долгого процветания его рода во Флоренции: они никогда не влезали в распри, сохраняли скромность и осмотрительность во всех делах и держались на плаву, поскольку избегали быть "торчащими гвоздями", как выразился Никколо в своем неподражаемом дворце семь лет назад.
Но вот граф Нери нарушил фамильную традицию. Он написал письмо редактору. Не обычное письмо, а жестокий приговор итальянской юридической системе от человека, который, сам будучи судьей и адвокатом, знал, о чем говорит, и говорил без обиняков.
Граф Каппони
Сэр!
Издевка над правосудием, от которой пострадали Дуглас Престон и Марио Специ, - это лишь верхушка айсберга. Итальянская судебная система (в том числе и общественные прокуроры) - это ветвь гражданской службы. Эта ветвь сама избирает своих членов, самоуправляема и ни перед кем не несет отчета: государство в государстве. Этот бюрократический орган можно грубо разделить на три секции: большая часть, множество честных людей, слишком робких, чтобы противостоять политическому меньшинству (контролирующему юридические службы), и меньшинство отважных и честных людей, обладающих малым влиянием. Политизированные и бесчестные судьи пользуются безошибочным методом заставить оппонентов замолчать или дискредитировать их в политическом или ином отношении. Фальшивки, тайные обвинения, записи прослушанных разговоров (часто подправленные) скармливают прессе, которая начинает кампанию по очернительству, что способствует сбыту газет. Аресты у всех на глазах, продолжительное предварительное заключение в самых худших условиях, допросы третьей степени и, наконец, суды, тянущиеся годами и оканчивающиеся оправданием сломленного человека. Специ повезло в том, что влиятельный государственный обвинитель Флоренции - не друг перуджийскому. Он, как мне говорили, "предложил" освободить Специ, а суд Перуджи, как мне говорили, принял "предложение".
Возможно, вам будет интересно узнать, что за пятьдесят лет в Италии набралось четыре с половиной миллиона судебных ошибок (включая оправдание сломленных обвиняемых).
Искренне ваш,
Нери Каппони.
P. S. Если возможно, я прошу не ставить моей подписи, потому что опасаюсь последствий для себя и своей семьи. Если публикация письма без подписи невозможна, печатайте, Бог обо мне позаботится. Правда должна быть известна.
Журнал напечатал письмо вместе с именем.
Английские газеты, в том числе "Гардиан", также напечатали статьи об этом деле и взяли интервью у главного инспектора Джуттари. Он сказал, что я лгал, утверждая, будто мне угрожали арестом в случае возвращения в Италию, и настаивал на том, что мы со Специ виновны в подлоге улик на вилле.
- Престон не говорит правды, - сказал он. - Наши записи это докажут. Специ, - настаивал он, - будет осужден.
Статья в "Атлантик" привлекла внимание продюсера "Дэйтлайн Эн-би-си", и они предложили мне с Марио участвовать в программе о Флорентийском Монстре. Я не без внутренней дрожи возвращался в Италию в сентябре 2006 года вместе со съемочной группой "Дэйтлайн Эн-би-си". Мой итальянский адвокат уведомил, что, учитывая сложности с законом у Джуттари и Миньини, мне, вероятно, будет безопасно вернуться, а "Дэйтлайн Эн-би-си" обещала устроить адский шум, если меня арестуют в аэропорту. На всякий случай команда с "Эн-би-си" встречала меня в аэропорту, готовясь запечатлеть мой арест на пленку. Я был рад лишить их этой сенсации.
Мы со Специ показали Стоуну Филипсу, ведущему телешоу, места преступлений. Мы обсуждали убийства Монстра и наши собственные столкновения с итальянским законом. Стоун Филипс взял интервью у Джуттари, упорно настаивавшем, что мы со Специ подложили на виллу улики. Кроме того, он раскритиковал нашу книгу.
"По-видимому, мистер Престон даже не подумал свериться с фактами… в 1983 году, когда убили двух молодых немцев, тот человек (Антонио Винчи) сидел в тюрьме за другое преступление, не имеющее отношения к убийствам Монстра". Филипсу удалось добиться короткого интервью с Антонио Винчи (без камеры). Винчи подтвердил сказанное Джуттари - что он сидел в тюрьме во время убийства. Возможно, ни он, ни Джуттари не ожидали, что "Эн-би-си" сверится с фактами. В передаче Стоун Филипс сказал: позднее мы проверили его досье и обнаружили, что (Антонио) ни разу не находился в тюрьме во время убийств Монстра. Он и Джуттари ошиблись или солгали.
Винчи больше возмущался обвинением в импотенции, чем подозрениями, будто он - Флорентийский Монстр.
- Будь жена Специ помоложе и посимпатичнее, - сказал он Филипсу, - я бы показал ему, что не импотент. Да, прямо здесь, на этом самом столе!
Под конец программы Филипс задал Антонио Винчи вопрос:
- Вы - Флорентийский Монстр?
- Он закрыл глаза, - рассказывал Филипс, - сжал мне руку и сказал одно слово: "Невиновен".
Глава 59
Пока "Дэйтлайн Эн-би-си" вела съемки мы со Специ пережили в Италии еще одну встречу, не попавшую на камеру.
Стоун Филипс хотел взять интервью у Винни Ронтини, матери Пии Ронтини, одной из жертв Монстра, убитой в Ла Боскетта под Виккьо 29 июня 1984 года. Группа осталась ждать в фургонах на городской площади, в тени статуи Джотто, а мы со Специ пешком прошли по улице к старой вилле Ронтини, чтобы узнать, согласится ли она на интервью.
Мы взглянули на дом в молчаливом отчаянии. Ржавые железные ворота висели на одной петле. Скелеты ветвей кустарника постукивали на ветру, а в углы ветер сносил груды сухих листьев. Ставни были закрыты, с них свисали обломанные планки.
Полдюжины ворон уселись на коньке крыши и походили на черные тряпки. Марио нажал кнопку звонка, но звука не услышал. Звонок не работал. Мы переглянулись.
- Похоже, здесь больше никто не живет, - сказал Марио.
- Постучим в дверь.
Мы толкнули створку ворог, которая подалась со ржавым скрипом, и вступили в мертвый сад, хрустя сухими листьями и сучками. Двери виллы были крепко заперты, зеленая краска облупилась, нижние доски растрескались. На месте дверного звонка зияла дыра, будто его выдрали вместе с проводами.
Ветер шептал и хихикал вокруг покинутого дома. Марио постучал в дверь. Удары отдались эхом в глухой пустоте комнат. Хлопая крыльями, взлетели в небо птицы, их крики резали слух, как царапанье ногтем по школьной доске.
Мы постояли в саду, глядя на заброшенный дом. Вороны кружили над нами, каркали и каркали. Марио покачал головой.
- В городке должны знать, что с ней сталось.
На площади нам сказали, что банк наконец предъявил права на дом, и синьора Ронтини живет теперь на социальную субсидию в доме престарелых у озера. Мы с ужасом искали здание, обнаружившееся за местным Каза де Пополо. Оно ничуть не походило на представление американца об унылом социальном заведении: веселый дом цвета светлых сливок, аккуратный, с цветами на подоконнике и с приятным видом на озеро. Мы обошли его сзади и постучали в дверь ее квартиры. Она встретила нас и провела внутрь. Мы беседовали в крошечной кухне-столовой. Ее квартирка была полной противоположностью темному мертвенному дому: яркая и жизнерадостная, полная комнатных цветов, безделушек и фотографий. Солнце потоком вливалось в окна, а снаружи вокруг платана порхали и щебетали певчие птахи. В комнате пахло свежим бельем и мылом.
- Нет, - с грустной улыбкой ответила она на наш вопрос. - Я больше не даю интервью. Никогда не дам.
На ней было яркое желтое платье, крашеные рыжие волосы заботливо уложены в прическу, голос звучал спокойно.
- Мы все еще надеемся отыскать истину, - сказал Марио. - Никогда не знаешь… Это могло бы помочь.