- Сейчас изображу более понятно! Наглядное обучение, как в детском садике.
Она снова подбежала к столу, набросала что-то на клочке бумаги, окликнула зятя:
- Видишь, я три кубика нарисовала? На каждом по одному слову: "елку" "принесли" "домой". Ты пока умеешь воспринимать только плоскость, на которой слово, а надо видеть объемно. Весь кубик. Да еще можно подержать его на ладони, покрутить так и сяк. Тогда почувствуешь, как ее, елку, "принесли". Метель почувствуешь, сугробы, освещенные дома там, где раньше были пустыри. Яркие дома. Как новогодние елки. Золотистое облако вдали, над центром Москвы. Словом, почувствуешь и осознаешь процесс, а не только схватишь результат. Понятно?
Сергей кивнул, хотя ему было и не понятно, и не интересно. Ему действительно важен был результат. А как же иначе? Получая недавно заказ на оформление книги, он радостно предвкушал не рабочий процесс - размышления, черновые наброски, поиски, находки, - а тот момент, когда он сдаст готовые иллюстрации. И гораздо более отдаленный момент - это если уже совсем размечтаться, - когда он преподнесет Гале Лапочкиной экземпляр книги со своими иллюстрациями. В нарядном переплете, чтобы не стыдно было поставить в шкаф, рядом с другими роскошными изданиями.
Но сейчас, на пороге темной Наташиной комнатушки, он мысленно по-новому взглянул на те давние новогодние рисунки Люции Александровны. Увидел их так, словно каждый был с пояснительной подтекстовкой.
Прежде всего он отметил, как, впрочем, уже бывало раньше, умение Люции Крылатовой как бы отстраняться от себя, от своей личности, будто одно "я" приказывает, другое "я" выполняет: вот, мол, она, та женщина, которой холодно, боязно, но, ничего, она вытерпит! "Кстати, умение, характерное для поколения первых пятилеток", - подумал Сергей. Старуха Люция Крылатова отказала себе в сентиментальной встрече с бывшими однополчанами, друзьями ее и ее убитого мужа. Она откровенно хотела получить от Сергея справедливую оценку своего поступка - не для себя, а для своего поколения. Пусть он и его друзья вспомнят когда-нибудь, что умели комсомольцы первых пятилеток отказываться от приятных, щекочущих глаза сентиментов ради более дальновидных дел! Например, ради создания праздника детишкам.
И второй новогодний рисунок Люции Александровны был, оказывается, яснее ясного, отражал ее натуру, да и Наташину тоже. Так вот почему обе они не ахали, не охали по поводу волокиты, недоброкачественной работы, хищений, хулиганства и всего прочего! Они видели не выплеснутую пену, а глубинное течение... Не поднимали крика, подобно Гале Лапочкиной, когда ее буфет лишался обещанного дефицитного ассортимента. Видели процесс. И, очевидно, настолько верили в правильность и справедливость этого социального процесса, что недостатки были в их представлении лишь временными отклонениями от него.
Сергей усмехнулся, вспомнив "блажен, кто верует", выражение, известное ему с детства, от матери, богомольной ткачихи, которая умудрялась вперемешку напевать церковные гимны и фабричные песни.
4
На другой день после ухода Наташи он послал теще, которая была в отъезде, большую телеграмму. Ответ напугал его:
"Где Наташа не знаю тчк думаю моя дочь не вернется повторяю моя дочь не вернется".
Проклиная косноязычие тещи, Сергей кинулся звонить в различные справочные.
...- Гражданин муж, повторите, как она была одета, как выглядела. Поношенное коричневое пальто с белым воротником искусственного меха? Черные резиновые сапоги? Вязаная белая шапочка? Тридцать три года? Темноволосая? Хорошо. Подождите.
Сергей ждал сто лет, пока, наконец, служащая "Бюро смертей" - он запомнил, наверное, на всю жизнь телефон 294-31-52 - не промурлыкала добродушно:
- Черные резиновые сапоги есть. Но пальто не коричневое, а синее, поношенное. Блондинка.
В списках "Бюро несчастных случаев", как выяснил Сергей, тоже не оказалось - по выражению "дежурной справочной" - подходящей жертвы. Хотя черные резиновые сапоги были на нескольких пострадавших. "Почему столько черных резиновых?" - мысленно удивился Сергей.
Позвонила по международной связи Люция Александровна. Выяснилось, что текст ее телеграммы надо было разгадывать как ребус. Теща, оказывается, имела в виду, что былая Наташа не вернется, что реальная жизнь ее переломит.
Сергей решил продолжать разыскивать жену. Да, конечно, сначала к участникам Хора песен первых пятилеток. Хора, который Наташа, очевидно, считала настолько важным практическим делом, что ради него могла отказать себе в домашней встрече Нового года.
Сергей уже давно мысленно представлял себе реденький невзрачный вокальный ансамбль: седины, одутловатые щеки, подслеповатые глаза, нездоровая полнота. Сначала неуверенные голоса, потом все крепче. И наконец, охваченные ветром песен своей юности, люди подтягиваются, выпрямляются - сбрасывают годы с плеч... - А хор-то оказался молодежным: ребята из производственно-технических училищ. Они разучивали и исполняли песни, звучавшие на строительстве Днепрогэса, Магнитки, в первых тоннелях Московского метро. Песни, которые когда-то подхватывали челюскинцы, папанинцы, Валерий Чкалов, герои первых дальних советских перелетов.
У хора был пожилой руководитель-дирижер и юный тощий пианист, наверно, действительно часто болеющий.
Сергей в перерыве спросил про Наташу. Руководитель объяснил, что Крылатова была бы очень хороша для них, хотя бы как сменный аккомпаниатор, да вот недавно заявила о своем намерении найти оплачиваемую работу. А "вокальный ансамбль" пока не в состоянии платить никому ничего.
Руководитель-дирижер возобновил занятия, весело махнув посетителю палочкой в направлении двери. Но уходить Сергею не хотелось. То, что он представлял себе мысленно - живительный для стариков эффект песен, неожиданно возобладало над ним самим. Странное дело, он уже не чувствовал себя загнанной лошадью.
Ему известно было еще одно место, которое, как он удивленно догадывался, Наташа считала не менее важным, чем клуб, где занимался ансамбль.
Спотыкаясь на обледенелых ступеньках, наступая на осторожные шаги шедших впереди, Сергей спустился в подвал - неожиданно теплый, хорошо освещенный. Лекция еще не началась. Пришедшие складывали пальто и шубы на скамьи вдоль стены.
Лектор - прямая высокая женщина в темных очках, чуть ли не наполовину закрывающих ее сморщенное личико, назвала себя новичкам:
- Айседора Ивановна Достоевская.
Она вычурно объяснила, что, вступив на стезю духовного совершенствования, она сочла необходимым соответственно обозначать свою личность:
- Имя "Айседора" я выбрала потому, что его носила одна из самых одухотворенных женщин нашего века, отчество "Ивановна" - чтобы подчеркнуть естественное тяготение русского народа к духовности, а фамилию "Достоевская" - в память великого классика, знатока мистической русской души.
Сергей шепотом спросил у соседей, не знакомы ли они с Натальей Крылатовой? Двое были новичками, никого здесь не знали. Третий видел Наташу на прошлой лекции и слышал, что та больше сюда ходить не будет: некогда ей, устраивается на работу.
Между тем Айседора Ивановна уже не говорила, а вещала:
- ...Надо отдавать не задумываясь свои знания, мысли, деньги! Отдайте не задумываясь свою зарплату или хотя бы часть ее, и вы получите отданное в двойном размере. Я посоветовала моим ассистентам поступить так, они отдали и почти тут же получили, в два раза больше! Эти люди здесь и могут подтвердить!
Айседора Ивановна вещала, а две проворные дамы стали с тарелками в руках пробираться между рядами. Сергей слышал их требовательное шипение: "Пожалуйста, положите пятерку!" Он положил требуемую сумму на тарелку сборщицы.
Лекция продолжалась, но Сергей не слушал, мысленно репетируя то, что он задумал сделать. Фраза должна быть четкой. Не мямлить, не заикаться...
- Отдайте десятку! - завопил Сергей Чекедов.
Айседора остолбенела с поднятыми в экстазе "духовного совершенствования" руками. Кто-то из слушателей шикнул, кто-то ахнул, кто-то фыркнул так, что было похоже на смешок.
- Вы положили только пять рублей! - возмутилась сборщица.
- Я должен получить свои деньги в двойном размере! - вопил Чекедов.
Впрочем, он взял назад только пятерку. И, выходя из подвала к порывам острого зимнего ветра - может быть, даже долетевшего в Москву из Братска, - Сергей задорно напевал: "Смело, товарищи, в ногу! Духом окрепнем в борьбе!" Песня была не из репертуара понравившегося ему ансамбля, - от матери знал ее Сергей. Но задор, который он чувствовал в душе, был все-таки от комсомольцев, участников хора.
5
Сергей стоял в темном прямоугольнике двери, словно на пороге еще одного Наташиного поражения. За месяц ее отсутствия много накопилось этих поражений: детишки были устроены в школе на "продленный день" (вопреки убежденности Наташи в том, что домашнее воспитание гораздо лучше) и чувствовали себя неплохо. Фигурное катание, художественная гимнастика, японские букеты, английский язык - ничего этого у Миши и Ариши, естественно, больше не было, раз "продленный день". И конечно, никакого вегетарианского меню. А сейчас Сергей собрался переоборудовать комнатушку под свой рабочий кабинет: письменный стол сюда поставить, на него пишущую машинку, бассейн так называемый на балкон вытащить, горшки с кактусами - на кухню.
Галя Лапочкина, только что удачно вышедшая замуж за перспективного киноактера, заходила к Сергею по доброму знакомству и поразилась существованию никчемной пустой комнатушки, - ведь абсолютно никаких ценностей! Она поежилась, стоя на пороге:
- Сквозняк, что ли? Как будто дышит кто-то и бумаги шелестят...
А Наташин уход она объяснила попросту и с искренним одобрением:
- Решила она проучить тебя, Сергей Чекедов. Правильно решила! Наваливают на женщин всё! Потому что мужики зарабатывают! Мы тоже можем зарабатывать не хуже вас! Я, например, вообще не хочу рожать детей и тем более воспитывать. Зачем?
Галя посоображала и закончила с апломбом:
- Сначала нужно установить на земле длительный и прочный мир!
...Сергей медлил на пороге. Глаза привыкли к темноте. Он, казалось, уже различал даже края десяток, всунутых Наташей между книгами. Небрежно сунула. Демонстративно подчеркнула жестом малозначимость денег по сравнению с духовным богатством, которое она отстаивала. Пыталась отстаивать.
Сергей снова вспомнил, как отчаянно она выкрикнула:
- Я отдала детям все, что могла! Понимаешь или нет? Я уже отдала детям все, что могла!
Наверно, она уже тогда предчувствовала свое поражение: невозможность устанавливать свою личную систему воспитания детей, если существует общепризнанная; невозможность придумывания своего обособленного стиля жизни в житейской сутолоке вокруг...
На пороге Наташиной комнатушки - будто на пороге еще одного ее поражения - Сергей подумал, что права теща: если Наташа вернется, она, наверно, будет уже другой. Такой, как все. Не будет больше ее фанатичного старания перевоспитывать его, озарить неким особенным светом его душевную "тьму", приобщить к чему-то важному, как сотворение мира, чего она, скорее всего, сама толком не понимала, лишь металась в поисках ответа на "вечные вопросы" всех эпох. Не будет больше ее наивных попыток вырваться мыслью за пределы планеты, в бесконечность мироздания...
Миша и Ариша подошли, встали возле отца.
- Папа, как зовут лошадку? Ну как зовут эту лошадку? - Миша показывал рисунок, которого до ухода Наташи в коридоре, кажется, не было. Изображение Пегаса. В дешевой пластмассовой рамке.
- Мама, когда уходила, перевесила сюда, - объяснил Миша.
- Сюда, - тихонько подтвердила Ариша.
- И еще сказала, что все остальное из комнаты папа пусть выбросит, если хочет, а картинка пускай висит здесь.
- Здесь, - подтвердила Ариша.
- А я спросил, как зовут лошадку, а мама сказала, что папа сам назовет как хочет.
- Мама так сказала? - машинально спросил Сергей. Крылатый Пегас показался ему похожим на снежный ветер. Может быть, над Братском и над БАМом летят такие ветра? И было в Пегасе еще что-то от песни про конницу Буденного... - Мама действительно так сказала? - Усмехнулся Сергей, сам еще не понимая, чему он обрадовался? И тут же понял: жена доверила ему обозначить для детей связь ветров, которая виделась ей. Наташа признала свое поражение во всем, кроме этого видения творческой связи между эпохами... А может быть, Наташа опять станет прежней? И может быть, в будущем ее фантастическая мечта об идеальной системе воспитания совершенного человека осуществится? Говорят же, что, если бы не было полета мечты, не было бы окружающей реальности. А у Люции Александровны, рассуждающей, что жизнь Наташу переломит, это рассуждение возрастное. От старости уже! Вопреки всему остальному в ее натуре комсомолки первых пятилеток!
- Папа, как зовут лошадку? Как зовут эту лошадку?
- Вихрь! - обрадовался Сергей.
Наташа тоже будет довольна. Как же иначе назвать? Конечно, Вихрь!
- Мама скоро вернется! - сказал Сергей Чекедов, закрывая дверь в комнату жены: пусть остается нетронутой до ее прихода эта комната...
КОНСТРУКТОР № 4
Материнское чутье сразу же вселило в нее смутную тревогу. Она бросилась в кухню, - может быть, играли в пожарных, включили газовую горелку и забыли выключить? Заглянула в малогабаритные ячейки для обычных человеческих нужд, - может быть, налили воды в ванную, стали играть в морской бой... захлебнулись? Сунулась в комнату, называемую "детской" (хотя Сергей работал здесь, когда бывал дома). Нет, спокойно все, как будто. Спокойно ли?
Восьмилетний Миша, кажется, спит, а его вещички демонстративно - неаккуратно - разбросаны по полу. Шестилетняя Ариша вдруг повернулась к полосе света, упавшей из коридора на ее кроватку. Глаза Ариши блистательно выдали тот восхитительный факт, что ей было известно нечто очень важное.
Наталья повернулась к рогатой коридорной вешалке, кинула пальто на сломанный рог и наконец осознала то, что, наверно, увидела сразу же, когда вошла в дом. Увидела, но не отметила сознанием: болтающуюся на проводе, возле ножки тумбочки, телефонную трубку.
Ариша прибежала вслед за матерью - в пижамке и туфлях, надетых впопыхах так, что задники замялись. Девочка, очевидно, больше не могла таить свое важное "нечто":
- Миша снял трубку и не позволил мне положить обратно!
- С кем Миша разговаривал по телефону?
- Сначала несколько раз с бабушкой Людей, а потом ни с кем. Потом все время разговаривал ни с кем - только крутил цифры и слушал. А потом положил трубку и не позволил... Миша, наверно, все время хотел поговорить с папой, а его там не было...
- Папа не приходил? - машинально удивилась Наталья. Ясно, что не приходил: нигде не видно было той коробки, о которой разговор велся целую неделю, - "Конструктора № 4".
Люция Александровна - "бабушка Люца" - купила выстояв долгую очередь в "Детском мире", строительную игру, рекомендованную школой. Наталья приехала к матери взять коробку, но Сергей зашел раньше и забрал, пообещав после работы отвезти домой.
Наталья застала мать за разговором с Мишей по телефону. Поняла, что тот звонил сюда сегодня насчет "Конструктора" уже много раз. Поняла из разговора что Миша нетерпеливо допытывается, давно ли уехал отец? И расспрашивает, явно наслаждаясь повторными описаниями, а заодно проверяя уже слышанное от других ребятишек и даже виденное собственными глазами у некоторых счастливцев - какой "Конструктор № 4", что из него можно построить?
- Да, крышка коробки наполовину желтая, наполовину синяя, - подтверждала Люция Александровна по телефону. - Да, ярко-желтая, как будто освещена летним солнцем... Да, Мишенька, та половина, которая синяя, похожа на море. И нарисована лодка. И еще есть немного белого фона, на котором нарисован грузовик. А название "Конструктор № 4" написано ярко-красными буквами.
Потом Люция Александровна рассказывала внуку, что он сможет построить очень многое: самосвал, спортивный автомобиль, штамповочный станок, пожарную лестницу. Все раскрашенное разными красками - синей, желтой, красной, зеленой...
Наталья часто замечала, что мать включает краски в свои разговоры со внуками. Миша с недавних пор стал обращать особенное внимание на цвета, оттенки, линии. Может быть, уже сказывалась усиленная наследственность? Отец - художник, бабушка - художница.
Пока Наталья была у матери, Миша позвонил еще четыре раза. И, видно, Люция Александровна, хорошо знавшая необязательность Сергея Чекедова, стала исподволь настраивать внука на то, что отец может не прийти сегодня:
- Ты знаешь, папа очень занят... Бывают же очень серьезные дела... Да, ты прав, я думаю, что он позвонит...
После последнего разговора с Мишей Люция Александровна вышла в кухню, где Наталья, решив помочь матери, мыла посуду, и сказала обрадованно:
- Мишка крикнул, что он услыхал шаги Сергея на лестнице. Прямо-таки заверещал: "Папа идет!"
Больше Миша не звонил, поэтому Наталья была уверена, что он дождался отца. Оказалось, нет, не дождался. И наверно, - так подсказывало материнское чутье - снял трубку телефона, чтобы не ждать напрасно отцовского звонка.