Вот и наши "атланты". Кого ни возьми – у каждого "лица необщее выраженье". Один – веселый балагур, умеющий придать неловкой ситуации облегчающее положение, другой – тихоня, молчун, но в нужный момент именно его слово становится самым нужным, третий – "запойный" книголюб, четвертый – музыкант, пятый – тонкий лирик, любитель природы, шестой – "в карман за словом не лезет", седьмой – расчетливый педант, восьмой, наоборот, сначала сделает, потом подумает… Не без того, что и "шлифуется" потом коллективом: один заносчив, другой – с хитрецой, себе на уме, третий – падок на лесть, четвертый – ленив, пятый – неуклюж и т. д. Нормальный человеческий "материал", как везде. Но что получается, если этот "материал" не держать в коллективистских рамках, наглядно показывает пример российского "разлома" конца ХХ века.
Сегодня с огромной тревогой заговорили учителя, родители, журналисты, офицеры, ученые о некоторых качествах нового "человеческого материала", появившегося в условиях критики коллективизма и всяческого поощрения индивидуализма. Повторим, мы не ведем исследования нравов, не оцениваем, что лучше, что хуже. Мы просто увидели "застывших на бегу" наших мальчиков образца восьмидесятых годов прошедшего века, которые невольно подталкивают к сравнению с современными двадцатилетними. При всем разнообразии заложенных в "человеческом материале" характеров, которые были и будут генетически, вдруг бросается в глаза именно эта не биологическая, а общественная составляющая.
Нравственной доминантой того "застывшего на бегу" поколения было стремление стать полезным для общества, востребованным обществом, приобрести качества, ценимые обществом, а это, в свою очередь, принесет уровень материального достатка и необходимый для жизни душевный комфорт. Все отклонения от этой нравственной доминанты, связанные с эгоистическими целями прагматического характера, составляли теневую, негативную сторону морального кодекса общества.
Нынешнее молодое поколение живет в условиях перевернутой нравственной доминанты: вектор "от себя к обществу" развернулся ровно на 180 градусов – "от общества к себе". Нацеленность вступающего в жизнь молодого человека только на личную материальную выгоду отодвигает на второй план, "в тень", такие качества, как скромность, подвижничество, бескорыстие, героизм, товарищество, верность, патриотизм.
Читая очерки о погибших спецназовцах времен афганской войны, вы не раз почувствуете красоту естественного бытования этих высоких качеств в так называемых "простых людях". Красоту, которая придает смысл существованию, которая службу делает служением, работу – творением, истину правдой и любовь – любовью. Человека – человеком. Наверное, в прикосновении к этой красоте и заключено высшее мистическое предназначенье человека. И ей-же-ей, почти каждая индивидуальная короткая судьба, прослеженная нами, озарена хотя бы искрой такого прикосновения. То трогательной открыткой ко дню рождения мамы, то напускной строгостью к отцу ("батя, не пей!"), то пронзительной признательностью в любви к родному краю, то шевельнувшейся в душе поэтической волной, оставившей рифмованные строчки, то благодарным букетом учительнице во время короткого отпуска, то восхищением от услышанной мелодии, то стремительным броском своего тела навстречу опасности, грозящей товарищу…
* * *
Озарен красотой этот застывший строй "атлантов". Устраивая ему поверку, переходя от имени к имени, от лица к лицу, от души к душе, со стиснутым сердцем мы словно прикасаемся к реликвиям, которые могли бы жить среди нас. Да они и живут, безмолвно вглядываясь в нас, продолжающих жить, узнавая в нас своих родных и не узнавая.
На заре русской духовности в древнерусской литературе самым популярным жанром были "жития святых". Авторы, многие из которых из скромности не оставляли имен, считали своим долгом поведать потомкам примеры праведной жизни.
Как продолжение древней традиции пусть пройдут перед глазами современных читателей жития святых наших мальчиков.
О друге
За свою многолетнюю службу мне посчастливилось встречаться и общаться с интересными людьми. Пришлось сталкиваться с людской подлостью и с героизмом, жестокостью и великодушием.
В меня стреляли, и я стрелял. Я видел смерть товарищей и трупы врагов, слышал свист пуль над головой.
Но все это было впереди.
Василий Васильевич Колесник принадлежал к числу лучших специалистов военной разведки России – спецназу.
Природа одарила его многими хорошими качествами: неизменно уравновешен, общителен, проницателен, пунктуален, никогда не терял чувства меры, не повышал голоса.
В боевой обстановке проявились его мужество, отвага, храбрость и благородство.
Он обладал живым умом и быстрой сообразительностью, которые неоднократно проявлялись в различных ситуациях.
Судьба В.В. Колесника поистине уникальна. Он прошел путь от суворовца до генерал-майора, начальника направления Главного управления Генерального штаба ВС РФ, стал частью истории армейского спецназа России, ее гордостью, ему было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
Память – удивительная штука.
29 апреля 1979 года начальник ГРУ ГШ генерал армии П.И. Ивашутин поставил нам задачу: в течение месяца, начиная с 3 мая, сформировать специальный батальон по совершенно новой организационно-штатной структуре, который должен состоять из личного состава трех национальностей: таджиков, туркменов и узбеков. "Так это же "мусульманский батальон", – произнес В.В. Колесник. Так с его легкой руки за этим батальоном закрепилось название "мусульманский". Лучшие человеческие и офицерские качества характера В.В. Колесника проявились в период формирования, боевого слаживания "мусульманского" батальона и выполнения специального задания правительства.
Благодаря хорошему знанию особенностей ТуркВО по предыдущей службе командиром бригады спецназа, своей настойчивости, выдержке, спокойствию, умению сдерживать себя, неограниченным полномочиям в подборе личного состава и боевой техники, знанию личных и деловых качеств бывших сослуживцев – эта задача была выполнена своевременно.
Заслугой В.В. Колесника является и то, что он сумел отстоять на должность командира батальона своего бывшего подчиненного по бригаде спецназа Хабиба Таджибаевича Халбаева.
После нескольких месяцев, которые ушли на боевое слаживание, "мусульманскому" батальону была поставлена задача убыть в Афганистан для охраны президента страны.
9 и 12 декабря рейсами военно-транспортной авиации батальон был переброшен на аэродром "Баграм".
17 декабря я и В.В. Колесник лично от начальника ГРУ ГШ получили приказ вылететь в гражданской форме одежды в Афганистан для выполнения некой особой задачи, о которой нам сообщат позднее.
Что мы знали тогда об этой стране? Да почти ничего.
Ну промелькнуло как-то в газетах сообщение о том, что в Афганистане произошла какая-то революция. Еще вспоминалось, что там летом жарко, а зимой холодно, что там живут кочевники.
Долгое время страной правил король Захир-Шах. Потом был дворцовый переворот.
В 1978 году народ совершил Великую Апрельскую революцию. Силы реакции не успокоились. Дружески настроенное по отношению к нам новое правительство страны попросило у СССР помощи.
Ну что ж, помочь – так помочь!
Мы были готовы выполнить любой приказ и жаждали на деле испытать приобретенные навыки того, чему нас так долго учили и готовили.
Мы ничего и никого не боялись, так как были молоды, физически здоровы, уверены в своих силах, нас распирала энергия.
Рано утром 18 декабря (на сборы нам было отпущено несколько часов) мы вылетели с аэродрома "Чкаловский" через Термез в Баграм. Нашими попутчиками были сотрудники КГБ Ю.И. Дроздов и Э.Г. Козлов, с которыми впоследствии мы вместе выполнили задание правительства.
Прилетели в Баграм поздно ночью. Переночевали в холодном капонире, а утром 19 декабря направились в Кабул.
Да, мы тогда не знали и не могли представлять возможных последствий нашего появления здесь. А посему мы просто с любопытством глазели из окна автомобиля на мелькавшие мимо многочисленные витрины дуканов, базарчики, на чудно одетых в просторные светлые портки и рубахи местных мужчин и закутанных в чадру женщин.
В Кабуле мы представились Главному военному советнику генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ в Кабуле В.Г. Печененко. Переночевали в посольстве, а утром 20 декабря выехали в расположение батальона, который расположился в непосредственной близости от дворца Тадж-Бек в недостроенной глинобитной казарме без дверей и окон. Вместо них были натянуты плащ-палатки, поставлены печки-"буржуйки", которые топили саксаулом и карагачом, твердым, как железо, деревом, доставляемым самолетами из Союза. Зима была очень суровой, температура ночью опускалась ниже 30 градусов.
Дворец охраняла бригада охраны (три мпб и один тб), два танка "Т-54" были закопаны на господствующей высоте. Всего 2500 человек личного состава.
Внутри дворца несла службу личная охрана Х. Амина. Неподалеку располагался зенитный полк 12 100-мм орудий и 16 ЗПУ-2-и строительный полк (около 1000 человек, вооруженных стрелковым оружием).
21 декабря была поставлена задача подумать над вариантом действий на случай, если придется не охранять, а захватывать дворец.
Решение принимали всю ночь, и уже утром 24 декабря В.В. Колесник доложил решение. Он обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами. На военном совете решение утвердили, но подписывать план не стали. Просто сказали: "Действуйте".
Вечером того же дня свое решение и его обоснование В.В. Колесник доложил лично начальнику ГШ по ВЧ-связи.
Руководителем операции, которая получила кодовое название "Шторм-333", был назначен Колесник. Боевая задача могла быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости.
Здесь проявились у В.В. Колесника лучшие качества разведчика-спецназовца в разработке соответствующего сценария и проведения демонстративных действий, которые продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря.
Поздно вечером 26 декабря В.В. Колесник еще раз уточнил план операции. Новую задачу в батальоне знали только Колесник, я и Халбаев.
В середине дня 27 декабря В.В. Колесник и я еще раз обошли исходные позиции батальона. В.В. Колесник отдавал указания подходившим командирам рот. Все делал спокойно, уверенно. Провел совещание, на котором дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую поставленную задачу, дал оценку сил и средств противника и основного объекта, нашего положения, соотношения сил и средств, общее распределение сил и средств батальона.
После этого отдал боевой приказ подразделениям, перечислив для каждого конкретные задачи, не упустив ни одной мелочи.
Когда В.В. Колесник говорил, я внимательно смотрел на лица офицеров. Все разные, собранные, немного напряжены. В каждом чувствовалась дисциплина и воля. Впервые отряд спецназа Советской армии и КГБ действовали в тесном взаимодействии при выполнении сложной боевой задачи за пределами своей страны, вся ответственность за выполнение которой была возложена на плечи полковника В.В. Колесника.
Время начала штурма несколько раз переносилось. Но вот в 19.30 27 декабря 1979 года В.В. Колесник дал команду: "Огонь!" и "Вперед!".
Бой за дворец продолжался 43 минуты. "Все, – сказал Василий Васильевич и добавил: – Это мой первый и настоящий в жизни бой".
В батальоне погибло 5 человек, было ранено 35 человек, 23 из которых отказались ложиться в госпиталь.
Мы выполнили приказ!
И сколько бы лет ни прошло, но у каждого спецназовца штурм дворца Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент и в жизни В.В. Колесника. Он с честью выполнил задание правительства.
28 декабря В.В. Колесник из кабинета посла по ВЧ-связи доложил начальнику ГРУ ГШ генералу армии П.И. Ивашутину о результатах операции, которая была отработана достаточно слаженно и организованно.
8 января 1980 года В.В. Колесник вместе с "мусульманским" батальоном возвратились к месту постоянной дислокации. В Ташкенте Василий Васильевич написал наградные листы. Правительственные награды получили около 300 офицеров и солдат "мусульманского" батальона, 8 человек наградили орденами Ленина, 13 человек – орденами Красного Знамени, 43 человека – орденами Красной Звезды.
Накануне отлета в Москву в клубе части собрался весь личный состав батальона, сбежали из госпиталя раненые, чтобы попрощаться с Василием Васильевичем. На глазах у многих были слезы. Ведь благодаря умелым, решительным действиям, хладнокровию, выдержке, уверенности в личном составе Василия Васильевича Колесника штурм дворца прошел с малыми потерями.
Из Ташкента В.В. Колесник прямым рейсом был направлен в Москву. С аэродрома – к начальнику ГРУ ГШ, затем два часа на приведение себя в порядок – и к министру обороны.
Доклад продолжался полтора часа. Во время доклада Д.Ф. Устинов обратил внимание, что на плане штурма дворца нет подписей С.К. Магометова и Б.И. Семенова.
"А почему не утвержден план? – спросил министр обороны. – Вы что, действовали без согласования с ними?"
В.В.Колесник повернул план: "План утвержден, от подписи отказались".
"Молодец, сынок, – Д.Ф. Устинов встал, обнял В.В.Колесника, поцеловал. – Наше счастье, что оказался хоть кто-то решительным, а то наломали бы дров".
За мужество и героизм, проявленные при оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу, 28 апреля 1980 года Президиумом Верховного Совета СССР Василий Васильевич Колесник, мой друг и побратим, был удостоен звания Героя Советского Союза.
Впоследствии он закончит Академию Генерального штаба, станет генерал-майором и будет начальником направления специальной разведки ГРУ ГШ.
Ежегодно 27 декабря я каждый раз поднимаю тост за своего старого друга, с которым прошел через войну. Я бы не вернулся, наверное, из Афганистана, если бы не он, мой друг, Василий Васильевич Колесник.
О.У. Швец,
полковник
Дорога в Афган
Солнце выплыло из-за горизонта только наполовину, а уже резало глаза еще не совсем проснувшемуся второму учебному взводу. С первыми лучами сразу исчезла спасительная ночная прохлада, навалилась жара и духота – самые злейшие враги "северного человека" Вовки Губина.
Как ни старался вчера он "забуриться" дневальным по роте: и на построения опаздывал, и старшине намекал, что не все, мол, наряды отстоял за прошлые "залеты", – не помогло. Беги вот теперь проклятую трехкилометровую дистанцию с полной выкладкой в этакую духоту.
С другой стороны, это приятно ласкало душу: старшина не дурак, оставил "дохляков", чтоб роту не подвели на марш-броске. Стало быть, его-то старшина "дохляком" не считает.
– Че, мухомор, слабо? – перед построением надвинул он панаму на нос Смыслову, "дохляку" по кличке "Щепка".
– Че слабо? – не врубился тот.
– А таскать вот это? – И Вовка протянул в его сторону на одной руке вещмешок, где, по замыслу командиров, должно быть пятнадцать кило песка, "изображающих" боекомплект и сухпай. Щепка скособочился под тяжестью своего вещмешка, а "силач" Губин одной левой, чуть ли не щепотью демонстрирует, что ему весь этот дурацкий балласт, который навязывают таскать командиры, нипочем.
– Между прочим, полезно для молодого организма, – голосом старшего начал поучать Вовка Щепку, но тут из его рук вещмешок вырвал здоровенный сержант, пару дней назад прибывший из "учебки". Сержант молча вынул из вещмешка два комплекта старого хэбэ и насыпал песок.
– Вот так будет полезнее, – хлопнул он по плечу Вовку.
"Болван! Чучело! Кретин, – ругал ненавистный затылок Вовка, стоя во второй шеренге и поеживаясь под "дурацким" песком. – Сам шлангануться не может – другим не мешай". Он почти не слушал взводного. И так знал, что оценка выставляется всему подразделению, а время засекается по последнему…
– Сержант Вареник!
– Я! – глухо рявкнул Вовкин обидчик. ("Вареник!" – про себя мстительно хохотнул Вовка.)
– Вы бежите последним и подгоняете отставших.
– Есть! – снова вытянулся сержант.
– Скотина! – негромко процедил Губин.
– Кто? – обернулся Вареник.
– Дед Пихто! – одновременно с командой "Марш!" бросил Вовка, и взвод загромыхал снаряжением.
* * *
Автомат бьет по боку, песок ерзает по спине, заносит из стороны в сторону, пыль забивает глаза и глотку, пот разъедает ссадины. Ко всему этому вдобавок витает гнусный голос неутомимого Вареника:
– Подтянись, мужики! Подтянись! Не отставай!
Сначала голос глухо доносился откуда-то из-за пыли. Потом все громче, громче, пока Вареник не прокричал Вовке в самое ухо: "Подтянись!" – и подтолкнул тот самый песок за спиной.
"Какой-то Вареник еще будет командовать! Нет, Губин и не таких может проучить. Ну, погоди, Вареник!" Но возмущаться не было сил. Вовка напрягся, рванулся, и, споткнувшись о камень, позорно плюхнулся под ноги сержанту.
Черт с ним, с позором, хоть несколько секунд отдохнуть! И Губин по-рыбьи глотал горячий пыльный воздух, стараясь унять колючую боль в правом боку.
– Ну вставай, вставай, мужик! – нервно заторопил Вареник, взваливая на себя губинский мешок и автомат. Вовка безропотно, с трудом поднялся на ватные ноги и потрусил дальше, прижимая рукой бунтующую печень.
А Вареник, чуть впереди, уже торопил тоже отставшего гранатометчика:
– Давай, Ержан, нажми!
Губин догнал их и ухватился за свой мешок.
– Отдай!
– Да ладно, беги. Осталось немного! – ответил сержант. – Вон, уже почти все добежали, а вы, дохляки, тащитесь.
Под хриплый рев краснолицего лейтенанта Вовка с Ержаном последними пересекли черту финиша и рухнули на ближайший бархан.
"Отомстить бы за "дохляков" этому болвану!" – медленно шевельнулась мысль, но блаженство покоя вытравило злость, и Вовка даже не пошевелился, почувствовав на ногах мешок и автомат.
– На, промочи горло, – первым оторвался от земли гранатометчик и протянул фляжку, вытирая панамой лицо, остро и насмешливо поглядывая на него. – Откуда ты, бледнолицый? – спросил, принимая фляжку назад. Опять удивился себе Губин: надо бы сдачи дать за "бледнолицего", а вместо этого он равнодушно отвечает:
– Тугулымский я.
– Каких только наций на земле нет! – притворно удивился Ержан и удовлетворенно усмехнулся, увидев пришедшего в чувство соседа.
– Пентюх ты! "Наций!" Поселок такой – Тугулым…
– Вроде по-казахски звучит, а что-то не слышал я Тугулыма.
– Это под Тюменью.
– Ну то-то я и смотрю, не степной ты человек. Ничего, привыкнешь.
– Становись! – раздался могучий рев лейтенанта.