Стол накрывали белой накрахмаленной скатертью (для сохранности белизны сверху стелили тонкую прозрачную клеенку), ставили на него извлеченный из недр шкафов и буфетов родительский хрусталь и загружали совершенно неподходящей для хрусталя стряпней - сильно перченой вареной свеклой например, смешанной с мелко порезанным маринованным огурчиком. Кайф был не в меню, а в самом факте уютного сидения за буржуйским, сияющим искрами дорогой посуды, столом. Вот так, в тесной дружеской компании под пение подвыпившей канадской подруги с замечательным русским именем "Михалыч". Михалыч исполняла весь репертуар Элтона Джона, под аккомпанемент нашего местного студента консерватории, который был чуть-чуть в канадку влюблен, но страшился наказания за связь с иностранкой больше, чем матушкиного гнева за рождественский выпивон. Магнитофон выплевывал из своих надорванных внутренностей "Jesus Christ Superstar" - арию за арией, рыжий кот получал положенную по штату рюмашку "Алиготэ" и шел нетвердой четырехлапой походкой на кухню - облизывать горлышки стоявших на полу пустых бутылок. Человек по имени Боб, некогда служивший на далеком острове Диксон заместителем начальника тамошнего аэропорта, под шумок порывайся подстелить под свою тарелку газету и ворчат, что так сподручнее, привычнее и милее, чем на "недешевых скатертях". Боб был славен тем, что на Диксоне у него жила ручная северная сова Федя, умевшая докуривать предложенные летчиками бычки и никогда не отказывавшаяся от портвейна. Еще Боб, очумев от долгой полярной ночи, над входом в свою комнату повесил лозунг: "Господу Бобу нашему помолимся!", писал мне письма' на бланках для радиограмм, слушал запоем группу THE GUESS WHO, а длиннющие волосы прятал от начальника за воротник форменной авиационной шинели. По тем временам мы были очень продвинуты - читали Воннегута, рассуждали о психоделиках, перманентной революции, фарцовщиках джинсами и судьбах мира. И о том (причем в любом состоянии), как классно дергает за струну сумасшедший парень по имени Джими Хендрикс. "Foxy Lady"…
Тогда думалось, что сидеть нам и сидеть ВЕЧНО, вот так, в тепле, за длинным полированным другом-соучастником, попивать и попыхивать.
Но люди - все та же пригоршня воды, все тот же снежок… Многие из рождественской компании исчезли, не простившись, Боб, говорят, тихо сошел с ума - опустил все шторы на окнах, запретил включать в комнатах свет… Правда, от GUESS WHO не отрекся даже обезумев. Михалыч спешно уехала к родным корням в страну Канадию, в славный город Галифакс, прихватив с собой опупевшего от привалившего(сяк нему) счастья русского мужа. Рыжий кот-пьянчужка жирует в своем, кошачьем, раю…
Потихоньку идет отсчет 100 лет одиночества.
Знаю, что жестоко
Так с тобою говорить,
Мы все одиноки
Даже в час своей любви.В жизни или смерти
Человек всегда один,
Где-то больше света,
Где-то чуть плотнее дым.Ангел там, на небе,
Ставит в окна по свече,
Чтоб забросить невод
И ловить сердца людей,Чем улов богаче,
Тем больней смотреть в глаза,
Ничего не значит
Здесь даже детская слеза…
Образы накатывали волнами, слова сами выстраивались в нужные цепочки, одобрительно позвякивали два амулета - серебряная черепашка и медальон с великими символами инь и ян. Казалось, что весь московский и подмосковный мир должен взорваться благодарными аплодисментами, а на месте взрыва должны расцвести тысячи алых и белых пионов.
Знать, что завтра будет,
Я сегодня не хочу,
Пусть зажечь забудут
Наверху мою свечу.Да, мы одиноки!
Но обмани себя в мечтах -
Может быть, жестоко
Говорить с тобою так…Стой, оглянись,
Даль так темна!
Стой, мы одни -
Лишь ты и я…
Кода так и не была написана.
Или дурость, или неистребимая наивность, через которую и приму когда-нибудь погибель свою, затуманили мне тогда глаза. Дуб, автор музыки, - которая по настроению так напоминала эпохальную по ощущению одиночества и отчаяния "November Rain" группы GUNS'N'ROSES эпохи своего расцвета, - молча выслушал мою восторженную декламацию. И это молчание сразу меня отрезвило.
- Э-э, неплохо, неплохо, но… - промямлил Дубинин.
- Но? - эхом повторила я, ставя на могилках китайских пионов, которые должны были расцвести, крестики из гнилых щепок. Так в детстве, на даче в подмосковном Алабино, мы с сестрой хоронили в зарослях бузины аквариумных рыб, дохнувших одна за одной от какого-то страшного рыбьего недуга.
- Я, конечно, попробую попеть, - сдался Дуб, - хм, завтра позвоню…
"Попробую" означало одно: "Ваш номер, сударыня, не пройдет. Ни-ког-да-с",
- Я попробовал, - омерзительно бодро прозвучало в телефонной трубке на следующее утро, - и жена послушала. Знаешь, что она сказала? "Такие чудесные стихи, и такое говно твоя музыка".
(Необходимое примечание: В настоящее время Дуб может отказаться от своих слов, ссылаясь на то, что ничего не помнит. Мол, амнезия, как у каждого второго героя американского сериала "Санта Барбара").
- … музыка. Может, напишешь что-нибудь поговнистее?
Хорошенькая просьба прозвучала из уст старого приятеля. Такого я еще не слышала. Бывали другие комбинации, вроде "Ну что за дерьмо Пушкина сочинила!", или "Бред какой-то!", или "Что, совсем сбрендила наша старушка?".
Однако не долго пришлось мне заламывать руки, стоя на пике отчаяния: явился-таки скромный Спаситель в облике все того же Маврика… и забрал текст для своего альбома (напомню - "Химического сна"). Без припева. Песня теперь так и называется "Одиночество".
… Одним из той "рождественской" компании был толстый, похожий из-за усов на моржа, Сашка, который то и дело высказывал серьезное намерение написать потрясающий роман и с этой целью постоянно покупал пачку финской бумаги и хорошую ручку. Затраты получались приличными, которые компенсировались лишь эмоциональным размахиванием руками и воплями, как же это будет гениально. Роман так и не случился. Сашка умер 1 мая 2001 года, на улице, направляясь к кому-то в гости, 10 дней пролежал в судебном морге - документов при нем не было никаких… Незадолго до такого легкого для него ухода из суматошной реальности мы с Моржом в очередной раз помирились и собирались уехать в Амстердам, к тюльпанам, каналам и безбашенным коффи-шопам.
Сюжет № 2
fantasia
ЕРЕСЬ НЕБЕСНОГО ПЛЕВКА
Жрецы гладко брили свои черепа. Удлиняющиеся к макушкам головы служителей культа смахивали на яйца, снесенные в понедельник удивленной курицей. В макушку жрецам в порядке строгой очередности вживляли бриллианты чистой воды. Считалось, что это четвертый глаз, стягивающий в клетки мистического центра беспорядочно разбросанные в Космосе нити знаний.
В памяти жителей Безоблачного Царства долго болтался и просился наружу случай, когда у одного из Верховных Жрецов на бриллианте появилась крошечная желтая точка, которая медленно, но верно разрасталась, туманя чистый свет и завязывая на полезных ниточках вредные узелки. "Бельмо на четвертом глазу, - шепотом передавали друг другу безоблачники, вышивая золотом крестики и нолики на попонках для штатных собачек породы ши-цу, - у Верховного на четвертом глазу - бельмо…".
То, что появление желтого пятна могло сказаться на безоблачности их существования, жителей Царства нисколько не волновало: для них не существовало таких понятий, как прошлое или будущее. Существовало лишь настоящее, очень удобное, бесконечно растягивающееся - словно резина - во всех направлениях.
Неожиданно у безбородого Верховного Жреца стала пробиваться щетина. Она неумолимо трансформировалась - от одиноких диковатых на вид волосков до состояния густейшей черной бороды, которую Жрец, вопреки всем безоблачным канонам, научился заплетать в десятки косичек. Он украшал косички невесть откуда взявшимися лентами, а на одну из лент даже привесил желто-розовый колокольчик.
Вместо ритуально-ночного приказа "Всем спать!", передаваемого по всем станциям, Верховный противным, почти женским голосом теперь выдавал: "Не буди нас, Будда, до побудки лучом будильника-рассвета…". Сначала все решили, что Верховный перегрелся в солярии, потом… усмотрели в желтом пятне признак тайной диверсии оппозиции (которой давным-давно не существовало из-за лени безоблачников)…
На самом деле все обстояло следующим образом: Господин Бог, зевая и подпихивая под уставшие от вечного лежания худые бока набитые поролоном подушки, неожиданно плюнул вниз. Так, из старческого озорства, наугад. Бриллиант, сиявший на макушке Верховного, примагнитил божий плевок, а застарелая слюна принялась за свое нехитрое дело - разъедать захваченную площадь, которой на этот раз оказался четвертый глаз.
Примерно через месяц после появления первых признаков желтизны, устав взывать к будильнику и Будде, Верховный заперся в Заоблачной Башне, достал из картонной коробки странного допотопного фасона медиатор, натянул на электротрость несколько струн-проволочек и начал играть и наяривать ту самую Разрушающую Покой Музыку, которую сам же запретил на Планете несколько поколений безоблачников назад, ради благополучия и здоровья новой нации… (Весьма вероятно, что Верховный, которого обуяла странная одержимость, отыграл все известные ему песни и, преступно занизив гитару в "до", лихорадочно воссоздал весь текст сожженных им самим гомеровской "Илиады", джойсовского "Улисса" и расписал акварельной "Гибелью Помпеи" все стены и потолки. О вероятности этого еще необходимо как следует подумать!)
Верховного брали целым войском, под барабанную дробь. Вертолеты болтались над Башней перегоревшими лампочками. Запрограммированная на безоговорочный штурм пехота разнесла незапертую дверь в щепки, снесла опоры лестницы, ведущей в альков Верховного, и, забрасывая в образовавшуюся вверху дыру крюки с канатами, добралась-таки до спятившего Жреца.
То, что увидел командир штурмового батальона, повергло его в такой ужас, что он так и остался стоять на веки вечные на пороге алькова, окаменев.
На полу лежал Верховный, вырвавший острыми ногтями с кожей и мозговым веществом свой четвертый глаз. Верховный был мертв. Командир первый раз видел в своей жизни мертвого человека - всех умирающих, случайных больных и стариков в определенный час безоблачных суток куда-то увозил списанный в утиль звездолет. Он никогда не возвращался на Безоблачную Планету, и никто не знал, где падала старая летающая машина со своим печальным грузом на борту.
Выковыренный из макушки бриллиант отбрасывал на стены странные желтоватые блики, словно внутри него включался и выключался крохотный осветительный прибор. На полу обкусанными березовыми палочками была выложена фраза: "Лучше не знать другой жизни. Начинаешь ненавидеть эту!",
Случай с Верховным Жрецом подвигнул ученые умы Планеты на проведение невиданного доселе по степени секретности эксперимента. Подняты были все жизненные архивы планеты, ученым разрешили пройтись по прошлому, ознакомиться с тем, другим, бытием, запредельным. И в результате раскопок и долгих бдений появился универсальный гуманный способ ликвидации неугодных и подмочивших свою репутацию законопослушных граждан. Придуманный учеными метод оставлял чистыми руки Жрецов и Офицеров корпуса Дематериализации…
К особо провинившимся перед Планетой в специальном зале подключали особые датчики, которые реконструировали в сознании приговоренного самые страшные картины из мирового прошлого. Начинали с наиболее безобидных вещей: как Оззи Осборн откусывает голову летучей мыши, как блэкари приносят в жертву помоечного черного котенка, как мечется по сиене худющий Мэрилин Мэнсон (не то баба, не то мужик) в черных перьях, с измазанным белилами лицом и обведенными черной краской глазами. Транслировали и Burzum. После него - впавший в безумие Ван-Гог в замедленном темпе отпиливал себе ухо, а на стоявшем перед ним холсте вяли некогда яркие параноидальные подсолнухи… Благодаря усовершенствованным до невозможности приемам мультипликации сотни человеческих черепов быстро складывались самим художником Верещагиным в высоченные горы, а смахивающий на среднестатистическую престарелую тетку Энди Уорхол заставлял живую Мэрилин Монро укладываться под здоровенный асфальтовый каток, который превращал американскую красотку в десятки тонко раскатанных слоев для торта "Наполеон", И только потом шли мировые войны, включая напалмовый дождь во Вьетнаме, Чечню, бомбардировки Югославии, операцию "Буря в пустыне"… туда, назад, к Третьему Рейху, к газовой атаке на Ипре, к кайзеру Вильгельму, к Крестовым Походам и т. д., и т. п. Мозг подсудимого не выдерживал, начинал сбоить, происходило замыкание, появлялся пахучий дымок, и обезумевшего заключенного выпускали на свободу.
Он шел по прямым красивым улицам, не видя перед собой дороги, натыкаясь на прохожих, сшибая мусорные баки, и страшная горячая боль сжирала его мозг.
- Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! ~ стучал дрессированный молот в правый висок.
- Джи-хад! Джи-хад! Джи-хад! - стучал другой дрессированный молоточек в левый висок.
- Смерть-ок-ку-пан-там! Смерть-ок-ку-пан-там! - возникало ощущение просверленного неопытным учеником слесаря темени.
- Гроб-Гос-по-день! Гро6-Гос-по-день!
Стук справа сплетался со стуком слева, переходил в центр. Голову сдавливал раскаленный шлем рыцаря Ордена Тамплиеров.
- Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян!
А в тело магистра уже погрузилась стрела сарацина… Гийом умирал во дворце Марии Антиохииской, жестокая резня обагрила землю… Кони сарацинов затаптывали малых детей, обезумевшая толпа сдавливала женщин, бывших в тягости, и в чревах их погибали нерожденные чада… Сарацины всюду зажигали огни, и пламя это освещало всю Святую Землю.
…Осужденный все ускорял и ускорял шаг, и вот он уже бежал так быстро, словно за ним гналась свора голодных гончих. А в голове набатом звучали непонятные слова… Декодер не работал. А если бы его включили, то осужденный услышал бы признания Нортумберлендских ведьм, в тела которых прокалыватели втыкали иглы - искали "клеймо дьявола"…
Никто не осмеливался остановить бегущего: слишком диким был его взор, а изо рта вылетали голубоватые искры перенапряжения.
Нелепость прошлого и ненависть людей друг к другу, связывающая три звена "the past-the present-the future", гнала несчастного к Скале Падения. Там, на вершине, в его искаженном болью мозгу вырисовывалась во всех подробностях картина смертной казни в 'одном из американских штатов: сначала крик "Мертвец идет! Мертвец идет!", потом - крупным планом - руки и ноги смертника, пристегнутые ремнями к специальному столу, и через мгновение - лица людей за толстым стеклом, пришедших наблюдать за приведением приговора в исполнение. Иглы, через которые вводится яд, автоматически безошибочно находят вены… Вспышка. Flash. "Вколи ему еще! Вколи ему еще, по полной!" - кричит старушенция, выплевывая красную пастилку. Красная слюна стекает по подбородку, остатки сиреневых кудряшек дрожат на покрытой коричневыми отметинами старости черепушке. Полицейский с уверенным пивным животом пытается утихомирить взбесившуюся даму, и она фиолетовыми коготками царапает свежевыбритую щеку копа.
"Мертвец идет!" - в последний раз слышит приговоренный Жрецами и прыгает с вершины Скалы, чтобы избавиться от поселившихся в мозгу кошмаров прошлого. Красный террор. Белый террор. Желтый. Черный… Террор пустоты.
Наказание прошлым пришлось по вкусу Правителям Заоблачной Планеты. Им больше не нужен был звездолет для перевозки стариков и умирающих в неизвестный Космический отстойник. Мозг отживших свое граждан обрабатывали усовершенствованным излучением, и они сами шли, брели, ползли, катили на инвалидных колясках по направлению к Скале Падения. Они не замечали ничего вокруг, им хотелось одного: как можно скорее заглушить шум бомбежек, одиночные выстрелы караульных в колымских лагерях и кровожадные возгласы хакеров: "Delete! Delete! Delete!". Властям пришлось потратиться лишь на возведение Великой Непробиваемой Стены, чтобы отделить мир Идущих к Скале от мира Еще Не Готовых Пройти Этот Путь.
За счет экономии средств на создании и эксплуатации звездолетов для Жрецов была закуплена новая партия бриллиантов чистой воды, а в макушках Великих Просветленных просверлены дырки сверлами усовершенствованного типа.
Вот к чему может привести бесконтрольный плевок с небес. Плевок так называемого "фантома абстрактного мышления".
К "арийской" действительности сюжет адаптировался в довольно куцем виде, пропадала фигура Верховного Жреца. Но для тренировки мозга годилось и такое.
ЦАРСТВО СВЕТА
На чужой планете,
Там, в космической пыли,
Строят Царство Света,
Царство Грезы и Любви.Прошлое там стерто,
Чтобы счастлив был народ,
Стариков и мертвых
Прочь уносит звездолет.Там нет смертной казни,
Нет работы палачам,
Но людей опасных
Сразу видно по глазам:В них - безумья искры,
Жажда все на свете знать,
Вечный поиск смысла
И желанье бунтовать…Бунтарям включают
Прошлых лет забытый ток,
Войны и страданья
Превращают их в ничто.Со скалы их сбросит
Страх все снова испытать…
Царство Сладкой Грезы
Будет вечно процветать!
Чем не роман Хаксли "Brave New World"? Правда, там Дикарь, вернувшись в идеальное общество, сам повесился в башне маяка.
Что бы почитать:
Е. Замятин. "Мы"
О. Хаксли. "Новый Дивный Мир"
П. Лангерквист. "Улыбка вечности"
Что бы посмотреть
"Зардоз" (реж. Джон Бурмен)
"5-и элемент" (реж. Люк Бессон)
"Мертвец идет" (режиссера не помню)