FLASHBACK
(возможно, с художественным преувеличением)
Вспоминается вот какой эпизод из прошлой жизни, когда каждый день с 9.00 до 18.00 я работала прилежным младшим научным сотрудником в одном из научно-исследовательских институтов. Что я там делала? Переводила с английского и испанского всякие международные документы о взлетно-посадочных полосах, службах управления воздушным движением, регулярно ездила на овощные базы перебирать гнилую капусту и картошку или в подшефный совхоз "Снегири" - выдергивать из хорошо утрамбованного сапогами колхозников грунта стойкие к насилию турнепс и свеклу. Выдергивать и складывать в безнадежно устремленные вершинками к небесам холмики. (Так, кстати, родилась песня "Турнепс" для группы РОНДО, когда ею руководил Михаил Литвин. Существовавшая в те времена цензура усмотрела в милом рассказе о жизни бывшего студента и его трудовых буднях в подшефном совхозе антисоветскую пропаганду и запретила не только эту песню, но и литвиновскую группу. В списках запрещенных коллективов, с легкой руки соответствующих органов, эта компания фигурировала именно как "Турнепс", по названию моего совершенно невинного опуса.)
С едой в родной стране в 80-е годы было напряженно. Это сейчас, в эпоху дикого капитализма, можно набить пузо до отвала всякой дребеденью, а если не на что набивать - просмотреть до дыр экран с рекламой бульонных кубиков "Магги". Если, конечно, голубоэкранный друг не успел еще накрыться и не потребовал выделить энную сумму на замену своих собственных потрохов.
Продовольственная проблема решалась по команде сверху: работники государственных учреждений (а других тогда не было) мобилизовывались на создание подсобных хозяйств.
- А почему бы нам, товарищи, не приступить к разведению кроликов? - спрашивала председатель(ница) партийного комитета нашего отдела, даря мужчинам сияние незабываемых голубых очей, а женщинам - превосходство любимицы венца творения над сделанными всего лишь из ребра конторскими балаболками. Идея вскармливания длинноухих кормильцев мгновенно всколыхнула народные массы. Сотрудницы засюсюкали, живо представляя себе, как они тискают пушистые комочки, совершенно забывая при этом о привычке всех существ прозаически какать и писать. Джентльмены (разного научного достоинства) не на шутку загрустили, предвидя свое далеко не завидное будущее: рассвет, понимаешь, роса россыпью, вдалеке рев жаждущих дойки буренок и стройные ряды городских дипломированных умников, косящих клевер для проклятых одомашненных зайцев.
- Ухаживать за животными будем в три смены, - продолжала бредить парткомитетчица, и на щеках у нее алыми революционными гвоздиками расцветал лихорадочный румянец, - клетки в несколько этажей планируется построить за зданием института.
- Замечательно! - воскликнула с восторгом такая же, как и я, беспартийная подруга, обязанная посещать все открытые партийные собрания, дабы быть в курсе направления генеральной линии (читай: "поезда").
- Сразу после работы мы все переодеваемся и…
Знакомые мне уже лет 5 русские, еврейские и татарские лица коллег-сотрудников странным образом начали желтеть, черты - меняться и приближаться к ярко выраженному азиатскому типу, распространенному на берегах реки Хуанхэ.
- Прошу слова! - полковник авиации в отставке, пахнущий польским одеколоном, с лихим коком на голове, вытянулся перед братьями по партии, словно услышал команду "Смирно!". - Вдоль взлетно-посадочной полосы на аэродроме, товарищи, в Шереметьево, много неиспользованной земли (пауза). Я предлагаю вынести на обсуждение соответствующих партийных и руководяших органов института вопрос о посадке на этой пустующей площади кар-то-фе-ля (пауза)/ Мы бы окучивали этот картофель и сдавали бы Родине полученный урожай…
Количество китаеобразных карапузиков неустанно множилось. Они улыбались с книжных шкафов, набитых юридической литературой, и крутили тонюсенькими пальцами у виска, по-детски намекая на сумасшествие присутствующих, выковыривали звездочки из погон второго авиационного полковника в отставке, из бровей которого при желании можно было бы наплести ямайские косички-дрэды.
- Дайте высказаться беспартийной единице! - неожиданно холодным, но громким голосом сказала я, зная, что выступления не имеющих партийного билета лиц на открытых собраниях поощряются и считаются свидетельством заинтересованности населения в жизни партии.
- Вы напоминаете сейчас китайцев… времен китайской культурной революции, - с эмоциями справиться было трудновато, появившаяся откуда-то из глубин организма злость на разыгранный спектакль била через край. - Если вам прикажут плавить металл в самодельных печах в деревне, вы, что же, согласитесь?!
Такой выпад был равносилен срыву стоп-крана или уничтожению одним ударом оконного стекла в вагоне… Нет, я тогда еще не была готова прыгать под откос, но руку уже о стекло порезала.
- Что она себе позволяет! - кричал полковник, отец "картофельной" инициативы. - Какие мы ей китайцы?!
- Что тут вообще эти беспартийные делают? - вопрошал некто, недолго просидевший у нас в комнате, но успевший переписать детским округлым почерком на большие листы в клеточку все международные инструкции для диспетчеров воздушного движения. - Что тут вообще эти беспартийные делают?! - повторил он на пару тонов выше, и я вдруг осознала, что я убийца. Жестокая, мерзкая джинсовая тетка, отправившая на тот свет запросто, без малейшего раскаянья, мечту бедного шизофреника о его единении с частью природы, пусть засаженной в ряды тесных клеток, пусть зачастую дохнущей от чумки.
- Им нельзя давать траву с росой, они от росы умирают, - тихо и печально произнес некто, возвращаясь к теме кроликов. Его трогательный шепот перекрыл отчаянные визги и писки партийной тусовки…
Этот поезд вручную не остановить, меняется только бригадир, иногда одичавшие ковбои убивают машиниста, но ему на смену холеные руки командиров безумной ж/д тут же из картонной коробки достают новенького сменщика в мундире с иголочки.
Идея о ждущем нас впереди взорванном мосте, где все, собственно, и кончится, балансирует на грани воплощения в жизнь. Похоже, что диверсанты уже родились и неплохо натренировались, запущенная АРИЕЙ формулировка "наш ум - генератор зла" работает в полную силу.
На этом месте поток моего сознания и река воспоминаний на заданную тему были бесцеремонно перекрыты приездом в Зеленый театр московского парка Горького калифорнийской группы DEFTONES, чрезвычайно модной среди молодежи. По крайней мере, летом 2001 года.
Концертное отступление
Гнусные сплетники распространяли слухи о том, что эти парни из калифорнийского городка Сакраменто нагло тырят музыку у KORN и LIMP BIZKIT, кто-то безоговорочно заносил их в категорию рэп-кора, кто-то - в нео-металл. В Паутине эти характеристики перечеркнули, заявив, что DEFTONES купаются во флюидах новой волны. Глядя на упитанных калифорнийцев, бесившихся на сцене Зеленого театра 26 июня, я сделала несколько приятных для себя выводов. Во-первых, скейтбординг - чумовая штука, раз он выявляет таких персонажей из жующей биг-маки толпы и способствует их оголтелости (вспомним еще группу GUANO APES с их гимном этому экстремальному виду спорта). "Дефтоновцы" давно прикалываются к чудо-доскам на колесиках. Во-вторых, не сходя с облупленной скамейки театра, я почти угадала тайну вокалиста Чино Морено. "Слушай-ка, - сказала я сидевшему со мной по соседству поэту Аркадию Семенову, известному в рок-н-ролльных кругах как Солдат Семенов, - а ведь поет так же нервно, как Бьерк… Стонет, причитает, маниакалит, а потом - как сорвется в эту разруху, как заорет, словно кипятком ошпаренный…" Оказалось, что Морено тащится от певиц Пи Джи Харви и Шале, считает их как бы проявлением своей скрытой женской сущности. Между прочим, там, где хрипит Харви, там и Бьерк танцует в потемках. Совсем неподалеку.
Кого-то у самой сцены малость придавили. Морено пытался вразумить танцующих на чужих костях, что, дескать, не надо своих топтать - они, эти свои, тоже люди. Топтуны-садисты думали, что заморский гость рассказывает им о чем-то своем, сокровенном, и пытались приложиться к ручке вокалиста. Вообще-то вся интрига концерта закручивалась вокруг именно этого кручинистого парня, и сводилась к следующему: упадут штаны с его далеко не тощей задницы при очередном припадке антибуржуазной ярости или же не упадут? Фантазия знатоков разыгралась не на шутку: портки все-таки падают, а там - вместо лучезарной сакраментовской попы лицо Тони Йомми из BLACK SABBATH. У которого крутой-трижды-крутой Морено отказался петь на сольнике. Еще секунда, и… ан нет, не упали… И не потому, что по-хитрому держались на ремне, а потому, что непосредственно в текстах "Белого пони", их третьего альбома, никакой ярости или гнева нет. Обычная, не брутальная, американская нервозность. Форматные такие тексты, вполне подходящие для нашего радиоэфира. Все сильные эмоции сожрали музыка и вокал. Живьем в тот вечер гитарист Степан Плотник (Stephen Carpenter) адреналинил и рубился так, что все соловьи-разбойники России обвисали на ветвях дубов-колдунов гнилыми бананами, Чи Ченг вышибал тусовке запломбированные зубы своими басовыми бомбардировками, а барабанщик мог даже и не лупить по банкам, а просто замогильным шепотом произнести свои имя на манер заклинания: "Я Эйб Каннигэм!" - и все девушки были бы его. Если, конечно, они ему нужны, девушки эти. Но… хорош пошлить, все дружно слушаем балладку "Подросток" ("Teenager") с коммерчески успешного альбома "Пончик", которую так хвалит продажная музыкальная пресса, и понимаем, что группа RAGE AGAINST THE MACHINE идеологически мыслили круче и альтернативнее (за что их, наверное, и запретили в радиоротации после террористического беспредела в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, когда захваченные террористами самолеты протаранили два небоскреба и уничтожили часть здания Пентагона).
На альбоме "Белый пони" у Морено с дружками тоже есть песня на железнодорожную тему: Америка - страна большая, можно стучать и стучать колесами с Севера на Юг, с Запада на Восток. Называется песня гениально просто - "Пассажир", но до нашего Пелевина им скакать на своих недоконяшках и скакать.
ПАССАЖИР
Слушай сюда: лежу я,
Спокойный и бездыханный,
Вообще-то, как всегда,
И все еще хочу, чтобы по бокам
Было больше зеркал
Заднего обзора…
Вообще-то, как всегда,
Я все еще твой пассажир.Хромированные кнопки, скобы и кожаная обивка,
Эти и другие счастливые свидетели…
А теперь, чтобы успокоить меня,
Переверни меня (на другой бок),
Прибавь скорость,
Опусти стекла окон,
Этот прохладный ночной воздух
такой странный…
Пусть целый мир заглянет вовнутрь,
Те, кто тревожится, кто все видит,
Я твой пассажир,
Я твой пассажир…
Опусти их, и положи их на меня -
Чудесные прохладные сиденья,
Чтобы удобнее было вашим коленям…
Теперь, чтобы успокоить меня,
Еще раз переверни меня,
Не перетаскивай меня (с места на место),
Не будете ли вы так любезны,
Не прибавите ли вы скорость на этот раз?
Опусти стекла окон вниз,
Этот холодный ночной воздух
такой странный…
Пусть внутрь заглянет весь мир,
Те, кто тревожится,
Те, кто понимает,
Что опустит эти запотевшие стекла вниз,
И вновь поймает мое дыхание…
А потом ехать, и ехать, и ехать,
Всего лишь отвезите меня обратно домой…
Еще раз…
Здесь, как всегда, я лежу,
Не позволяйте мне идти,
Доведите меня до грани…
Американский пассажир "арийскому" персонажу не пара. Ника - кого сопротивления действительности, лежит себе валенком под слоем легкой мистической пыли (присутствует тема воровства дыхания демонами или невидимками, затронутая, кстати, чуть раньше АРИЕЙ в "Потерянном Рае").
Меня в жизни никогда не интересовали пассивные люди, назову их "неосознанно американскими пассажирами", я всегда уважала и любила людей действия. Action. Об одном из таких, собственно, и сочинялась "Огненная стрела".
Из истории "нехороших" пушкинских совпадений
Невыносимая легкость бытия мне не грозит. Последнее время жизнь так круто завернула свои гайки, что дышать почти нечем. Остается только смеяться и, рассекая плывущую навстречу толпу, фальшиво петь одной мелодию хора рабов из оперы Джузеппе Верди "Набукко". Слух у меня так называемый "внутренний": когда слышишь все неверные чужие ноты, но сама в ноту попасть не можешь. Для искоренения этого дефекта надо заниматься ненавистным с детства сольфеджио.
Прихожу в конторку под названием "Оптика", заказывать очередные очки, рассказываю даме-приемщице пару нескучных коротких историй.
- Вы такая веселая. - с хорошо читаемой завистью в голосе произносит рыжеволосая приемщица, выписывая мне квитанцию, - у вас в жизни, наверное, все так хорошо…
- Точно, - радостно отвечаю я, - лучше не бывает. Знаете, как моя фамилия?
- "Пушкина", - уверенно отвечает приемщица, читая написанное на бумажке.
- Нет, не Пушкина, - продолжаю я и с удовольствием отмечаю изменение формы лица моей несчастной собеседницы. Нормальное овальное лицо резко вытягивается по вертикали. - Не Пушкина, а КАТАСТРОФА.
Во вторник, 3 июля 2001 года, я написала для "Московского каннибальца" (т. е. "Московского комсомольца") статью, которую окрестила весьма элегантно: "Шесть концертов и одни похороны" (по аналогии с названием фильма "Четыре свадьбы, одни похороны"). В число концертов входили: концерт группы SKATAUTES, фестиваль Зеппелиномании, фестиваль "Улица яблочных лет", концерт КРЕМАТОРИЯ в День защиты детей, концерт "THE DEFTONES". "Похороны" были описанием не настоящих похорон, а пересказанное в непринужденной манере сообщение о смерти 83-летнего блюз-мена Джона Ли Хукера… Последняя фраза статьи гласила: "Описания шестого концерта не будет, его место сожрали похороны…". Поставила я точку в компьютерном тексте, и тут же на землю рухнул авиалайнер, жертвами катастрофы стали 143 человека… Был объявлен национальный траур. Выпускающий редактор в "МК" схватился за голову: "Нельзя такой заголовок! Что за шуточки!". И статье дали какое-то нейтральное, позорное имя.
С тех пор я и стараюсь ставить многоточие где ни попадя, и избегаю использовать лексику погребальной конторы "Ритуал".
Окончательный вариант текста:
ГОРЯЩАЯ СТРЕЛА
(Дубинин/Пушкина)
Стрелой горящей поезд режет пустоту,
Послушный неизвестным силам,
И стук колес здесь заменяет сердца стук,
И кровь от скорости застыла.Движенье стало смыслом жизни,
Что дальше будет - все равно.Дрожит земля, дрожит горячий воздух,
Стрела летит туда, где рухнул мост,
Не жди других: пока еще не поздно,
Разбей окно, и прыгай под откос!В руках билет, чтоб мог ты с поезда сойти
И не играть в игру чужую,
Но нет того, кому ты можешь предъявить
Свой тайный пропуск в жизнь другую.Весь этот мир в тебя вонзился
Летящей огненной стрелой!
Что бы почитать:
У. Шекспир."Гамлет"
В.Пелевин."Желтая Стрела"
Джанни Родари "Голубая стрела"
В. Орлов. "Альтист Данилов"
М. Кундера. "Невыносимая легкость бытия"(к вопросу о невыносимой легкости бытия Пушкиной)
Что бы посмотреть:
"Человек со шрамом" (любимый фильм группы МЕТАЛЛИКА)
"Поезд-беглец"(реж. А. Михалков-Кончаловский)
МАШИНА СМЕРТИ
(музыка С.Терентьева)
Думаю, эту песню в том виде, как она была записана для альбома "Химера", не услышит никто. В крайнем случае она появится на каком-нибудь сборнике. Скорее всего, Терентий творчески переработает ее, замедлит, пропустит через мясорубку своего внутреннего цензора, и - глянь-ка, дяденька! - на свет появится новый медлячок… Потом оказалось, что все случилось с точностью до наоборот: эта музыка "Машины…" уже была когда-то медляком, предназначенным чуть ли не для первого сольного терентьевского альбома. Автор-композитор ее убыстрил, и получил то, что мы теперь имеем в запасниках.
Когда все было записано, включая вокал, и сведено, музыканты прилепили на получившийся продукт ярлычок "Полька-дристушка", а Петрович заявил о своем бескомпромиссном пацифизме и о том, что тема войны в предложенном виде ему глубоко противна.
Если бы кого-нибудь интересовало мнение поэта (т. е. меня), бившегося (бившейся) за торжество ясной мысли в рамках предложенной мне рыбы, то поэт (т. е. я) сказал бы (сказала бы): "Подобная динамичная вещь необходима на этом альбоме!".
Но… Летел бы в этот момент по небу веселый молодой летчик в блестящем своем аэроплане, захотел бы прикурить, да и уронил бы случайно в окошко летающего домика зажигалку. Не одноразовую. Дорогую. Подарок любимой девушки-козочки.