Таким образом, не следует идеализировать отношение Троцкого к военным специалистам из царских офицеров – оно было сугубо прагматичным. Если при возникновении конфликта Троцкий становился на чью-то сторону, скорее всего, это вызывалось логикой борьбы за сохранения власти и влияния на Красную армию. Если рассматривать события, происходившие вокруг Царицына и руководства Северо-Кавказским военным округом летом и осенью 1918 года, многое становится гораздо более понятным…
Теперь познакомимся поближе с другим фигурантом нашей истории – военным руководителем округа А. Е. Снесаревым.
Андрей Евгеньевич Снесарев был образованнейшим человеком – в 1884 году он поступил на физико-математический факультет Московского университета и 1888 году окончил его с золотой медалью за диссертацию "Исследование бесконечно малых величин". Кроме того, он был великолепным оперным певцом – в 1895 году ему довелось выступать на сцене Большого театра в одном концерте с самим Собиновым. Там же, в Большом, заменяя заболевшего певца, он исполнял партию Невера в опере Джакомо Мейербера "Гугеноты".
Однако более всего Снесарева тянуло не к математике и не к пению, а к военной службе. Сразу после блестящего окончания университета он поступает… на годичное отделение Московского пехотного юнкерского училища и оканчивает его с отличием и занесением на мраморную доску. После этого молодой подпоручик (с 1893 года – поручик) семь лет служит в 1-м лейб-гвардейском Екатеринославском полку, в основном, на штабных должностях. Следует попытка поступить в Николаевскую инженерную академию (ту, что в Инженерном замке) – неудачная, Андрей Евреньевич "срезался" на рисовании. Однако молодой поручик не унывает и в 1896 году повторяет попытку, на этот раз подав заявление в Академию Генерального штаба. Закончив ее в 1899 году по первому разряду, штабс-капитан Снесарев получает направление на службу в Среднюю Азию, обер-офицером для поручений в штабе Туркестанского военного округа.
Почти сразу же новоиспеченый офицер Генерального штаба получает особое поручение – отправляется в командировку в Северную Индию через Памир, Кашгар и Афганистан. В конце 1900 года он отравляется в четырехмесячную поездку в Англию, а вернувшись, в 1902 году назначается командиром Памирского отряда. В 1903 году он выпускает двухтомное военно-географическое описание Северо-Индийского театра, затем следуют несколько работ с описаниями Памира и Восточной Бухары.
В 1904 году Снесарев получает чин подполковника и возвращается в Санкт-Петербург на должность помощника делопроизводителя в управлении генерал-квартирмейстера Генерального штаба – в современной терминологии это значит оперативный отдел Генштаба. Многие биографы Снесарева склонны утверждать, что его занятием в Генштабе была разведка. Но это не так – управление генерал-квартирмейстера занималось только пассивной обработкой и систематизацией информации, поступавшей из различных источников; непосредственное руководство активными разведывательными действиями осуществляло созданное в 1903 году "разведочное отделение" ротмистра Лаврова, в 1905 году преобразованное в 5-е делопроизводство 1-й обер-квартирмейстерской части под руководством полковника Абадаша. В 1910 году эта структура вновь была выделена из общей системы генерал-квартирмейстерства, став Особым делопроизводством, а его новый руководитель, полковник Монкевиц одновременно занял должность помощника 1-го обер-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба.
Но мы уклонились в сторону. Занимаясь Центральной Азией, Снесарев оказывается в числе востоковедов с мировым именем. Он становится ученым секретарем Русского географического общества, членом Императорского общества востоковедения, преподает военную географию в юнкерских училищах, активно участвует в работе Российского общества ревнителей военных знаний, в 1908 году на XV конгрессе ориенталистов в Копенгагене читает на немецком языке два доклада: "Религии и обычаи горцев Западного Памира" и "Пробуждение национализма в Азии", а вскоре публикует книгу "Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе". В том же году Снесарев получает чин полковника, а сентябре 1910 года для прохождения "полевого ценза" назначается начальником штаба 2-й казачьей дивизии, с которой через четыре года и вступает в Великую войну.
Важная деталь: предвоенной аттестации на полковника Снесарева помощник командующего войсками Варшавского военного округа генерал А. А. Брусилов рекомендует использовать его на научной, а не на штабной и командной работе: "…его сфера, скорее, ученая деятельность, кабинетная".
В первые месяцы войны награды на отличившихся офицеров сыпались дождем. Уже за бой под Бучачем 10 августа 1914 года Снесарев получает орден Святого Владимира 3-й степени с мечами, затем – Георгиевское оружие. В декабре, уже командуя 133-м пехотным Симферопольским полком, за штыковую атаку под деревней Цисово, не позволившую австрийцам прорвать блокаду Перемышля, получает Военный орден святого Георгия 4-й степени и производство в генерал-майоры. Затем следуют ордена святого Станислава 1 степени с мечами и святой Анны 1 степени с мечами. "Я участник 76 боев, не считая малых дел, и притом участник в наиболее опасных и страшных местах", – пишет он в дневнике осенью 1917 года.
При этом очень характерно, что дневник Снесарева содержит очень мало записей, посвященных непосредственно военным действиям. Он много и подробно пишет о прочитанных книгах, дает развернутые характеристики тем или иным военным деятелям, иногда – бытовые и психологические зарисовки. Много пишет о смерти, но о самой войне предпочитает молчать. Создается впечатление, что у него, человека выдающегося, безусловно, храброго и, несомненно, гордящегося военной службой, само по себе военное дело интереса не вызывало. Так же, как и у Троцкого…
С конца 1914 года успехи русских войск на австрийском фронте прекращаются и дальнейший служебный рост Снесарева также замедляется, лишь в декабре 1915 года он становится командиром бригады 34-й пехотной дивизии, 18 февраля 1916 года назначается на должность начальника штаба 12-й пехотной дивизии, которая по рангу примерно соответствовала должности командира полка, он некоторое время командует бригадой, в 1916 году становится командиром 64-й пехотной дивизии и лишь после Февральской революции 1917 года получает Георгия 3-й степени и чин генерал-лейтенанта.
Случившееся со страной Снесарев оценивает вполне разумно и адекватно:
"Для современной обстановки русскому человеку не достает двух данных: образования и чувства гражданственности, увы, не привитых старым режимом; раньше первое заменялось опеканием бюрократии, второе выбивалось палкой. Не стало этой "помощи" – и столбы рухнули…"
Заметим, сказанное в первую очередь относится не к "образованным" слоям, а именно к широким народным массам, психологию и стремления которых русская интеллигенция была склонна либо идеализировать, либо игнорировать.
В письме к жене от 6 мая 1917 года Снесарев пишет еще более резко, демонстрируя великолепные способности к политическому анализу:
"…расчетов на авторитетность социальных групп мало, это почувствуется живо, и страна пойдет еще левее к тем, которые сулят еще более: не только землю сейчас, а не после Учредит[ельного] собрания, но сейчас и дворцы, банки и всякие благополучия… А там анархия, вновь трепетное искание лучших русских людей, мобилизация крестьянских трезвых масс и искание прежде всего власти, а с нею порядка и покоя. Я почти убежден, что все так будет, что эту многострадальную Голгофу еще раз придется пройти моей бедной стране, что еще раз – в век пара, аэропланов, Х-лучей и т. д. – она проделает тот же тяжкий путь, который она выполнила в конце IX, в начале XVII и в другие, менее яркие годы испытаний. И я буду только приятно удивлен, если моя родина вернется к порядку каким-то новым, более коротким путем. Но, увы, я не вижу созидающих сил, я не вижу и людей. Те, которые поняли и, может быть, помогли бы, бегут, как крысы с корабля, а остаются те, которые не понимают, а главное, которым безразлично".
Интересна также оценка Снесаревым генерала Лавра Корнилова, его хорошего знакомого, крестного отца родившихся в 1917 году детей Александра Евгеньевича, близнецов Александра и Георгия. Весной 1917 года, в период наивысшей "революционности" Корнилова, только что назначенного главнокомандующим Петроградским военным округом, Снесарев в письме жене от 16 апреля 1917 года он высказывает опасение:
"Кого мне жаль, это Лавра Георгиевича; в конечный его успех я не верую; все, что он может достигнуть, это внешняя благопристойность и наружный покой, но внутренней спайки и прочной дисциплины ему не создать: против его одинокого центростремительного напряжения будут работать десятки центробежных сил, и они его сомнут. Сколько раз, я думаю, он вспомнит свою славную дивизию или корпус, как часто, мне думается, его тянет на боевое поле, где много страшного, где машет смерть своими черными крыльями, но где нет условностей, нет политики и сердце храброго человека находит себе здесь и утеху, и удовлетворение. Передай ему мой поклон и благодари за добрую память".
В сентябре 1917 года Снесарев назначается начальником штаба 9-го армейского корпуса 2-й армии Западного фронта, почти одновременно солдатский комитет избирает его командиром корпуса. Однако в декабре корпус был расформирован, Снесарев выходит в отставку и отправляется в свой родной Острогожск.
Весьма характерно, что при этом большевики берут А. Е. Снесарева как крупного ученого-востоковеда на персональный учет по высшей категории "А", он назначается в Комиссию по улучшению быта ученых – ЦЕКУБУ. То есть в Красную армию в марте 1918 года Снесарев вряд ли пошел ради пайка, а принудительных мобилизаций военных специалистов в это время еще не проводилось. После непродолжительной службы в Воронеже и Орле 2 мая 1918 года бывший генерал Снесарев назначается в Царицын военным руководителем Северо-Кавказского военного округа.
Впрочем, "бывшим" сам себя он не считал, явившись в штаб округа при полной форме, с погонами генерал-лейтенанта. На удивление кого-то из комиссаров Снесарев гордо ответил, что его никто пока еще не разжаловал. В штабе пожали плечами и посмотрели на это чудачество сквозь пальцы….
Однако был ли этот жест просто чудачеством? Из него видно, что Снесарев очень гордился своей военной профессией – несмотря на то что вполне состоялся как ученый и был куда более известен в качестве востоковеда нежели генерал-лейтенанта. Поэтому не стоит удивляться той ревности, с какой он относился к вмешательству в военное дело "штатских" – в частности, Ворошилова. Вот что докладывал Снесарев Военному совету Республики 21 июля, объясняя суть конфликта, какой она виделась с его стороны:
"Лично т. Ворошилов, как войсковой начальник, не обладает достаточными нужными качествами, так, например: он, получив приказ о смене подчиненными ему войсками нуждающихся в отдыхе частей Царицынского гарнизона на позиции у Кривой Музги, этого приказа не выполнил, ссылаясь сначала на то, что его войска устали и могут выполнить приказ только через неделю, а затем на то, что Царицынский гарнизон сам пожелал остаться на позициях; 13 июля я встретил т. Ворошилова на ст. Царицын, при чем штаб свой он оставил, не сообщив мне, не уведомив штаба округа о своем заместителе. Из этого заключаю, что он недостаточно проникнут долгом службы и не придерживается элементарных правил командования войсками, почему, скорее, он подлежал бы удалению с занимаемой должности, чем доверием ему руководства сложной операцией на громадном фронте".
Однако мы несколько забежали вперед. Перед этим в нашей истории должен появиться еще один персонаж – И. В. Сталин. 29 мая 1918 года 38-летний нарком по делам национальностей был назначен Советом народных комиссаров руководителем продовольственного дела на Юге России с чрезвычайными полномочиями.
Следует отметить важный факт, которого современные исследователи игнорируют либо просто не знают: в 1917 году в Поволжье был неурожай, валовой сбор хлеба составил около 55 % от среднего сбора за 1909–1913 годы. В 95 % уездов Саратовской губернии весной 1918 года не хватало семян для посевной, в Симбирской и Пензенской губерниях начинался голод. Поэтому главными источниками хлеба для Советской России должны были стать Нижнее Поволжье, Кубань и Северный Кавказ – регион, обнимаемый Северо-Кавказским военным округом. Устойчивая связь со всем этим регионом шла только через Царицын.
В тот же день Сталин телеграфирует в Царицын, сообщая о своем назначении и задавая три вопроса, очевидно, волнующих его больше всего:
"Я хотел бы знать, где Серго, насколько обеспечена линия Царицын – Тихорецкая, какова сила внутренних контрреволюционных банд. Как дело с Автономовым, каковы ваши отношения к упомянутому назначению".
Итак, Сталина интересуют военное положение региона, наличие железнодорожной связи с Кубанью и Северным Кавказом – и отношение местных руководителей к его назначению. Уже по пути из Москвы, со станции Грязи он шлет в Москву телеграмму с просьбой немедленно выслать "путейских инженеров, а также дельных рабочих для исправления линии Хасав-Юрт – Петровск и постройки ветки Кизляр – Брянская". Таким образом, Сталин сразу же озаботился коммуникациями Северного Кавказа, "ибо Царицынская линия, безусловно, не выдержит".
6 июля Сталин прибыл в Царицын. Первым делом новый уполномоченный Совнаркома занялся налаживанием железнодорожного транспорта и управляющих им "множества коллегий и ревкомов", а также организацией поиска и ремонта паровозов. Кроме того, он отменил свободную торговлю хлебом по всему Нижнему Поволжью, введя вместо этого твердые закупочные цены и карточную систему распределения. Для пресечения спекуляции был введен запрет на перевоз продуктов питания: в поезда и на пароходы не сажались "мешочники" с хлебом. Позднее были введены жесткие ограничения на провоз продуктов питания: все излишки конфисковывались на пристанях и вокзалах. Жестко? Но иного способа избежать голода при ограниченности продовольственных ресурсов еще не придумано.
Продовольственную разверстку у современных исследователей принято описывать как принудительную конфискацию у крестьян всех излишков продуктов без какой-либо компенсации. На самом деле продразверстка являлась закупкой продовольствия по твердым ценам. А поскольку деньги в это время быстро обесценивались (а хлеб у крестьян и до революции считался более твердой валютой, чем купюры), Сталин 9 июня пишет в Москву:
"На немедленную заготовку и отправку в Москву десяти миллионов пудов хлеба и десяти тысяч голов скота необходимо прислать в распоряжение Чокпрода 75 миллионов деньгами, по возможности мелкими купюрами, и разных товаров миллионов на 35: вилы, топоры, гвозди, болты, гайки, стекла оконные, чайная и столовая посуда, косилки и части к ним, заклепки, железо шинное круглое, лобогрейки, катки, спички, части конной упряжи, обувь, ситец, трико, коленкор, бязь, мадаполам, нансук, гринсбон, ластик, сатин, шевиот, марин сукно, дамское и гвардейское, разные кожи, заготовки, чай, косы, сеялки, подойники, плуги, мешки, брезенты, галоши, краски, лаки, кузнечные, столярные инструменты, напильники, карболовая кислота, скипидар, сода. У Чокпрода всего денег миллионов 15 и товаров разных на 10 миллионов".
Интересная получается "ограбиловка" – треть от твердой цены на продовольствие предполагалось выплачивать крестьянам не деньгами, а промышленными товарами, дефицитными не только в деревне, но и в городе.
Однако еще до прибытия Сталина в Царицын положение в Поволжье резко ухудшилось. 30 мая выступившие против большевиков чехи захватили Сызрань, на следующий день они заняли мост через Волгу, оттеснив красноармейские отряды на левый берег реки, к станции Безенчук. 8 июля чехи захватили Самару, где было провозглашено новое правительство России – "Комитет членов Учредительного собрания", или, сокращенно, КОМУЧ. Образовался не только новый фронт Гражданской войны в дополнение к донскому – было перехвачено движение судов по Волге выше Саратова. Отныне для вывоза хлеба на север от Царицына осталось два путь – железной дорогой на Поворино, Борисоглебск и дальше через Грязи, Козлов (ныне Мичуринск) на Москву или же Волгой до Камышина, а оттуда по железной дороге через Балашов и Тамбов на Козлов.
Первая из этих веток уже находилась под угрозой и периодически прерывалась отрядами казаков из-за Дона. Эта линия прикрывалась четырьмя отрядами: Межевых у станции Иловля, Шамова – у станции Арчеда, Миронова – возле Усть-Медведицкой и станции Себряково, а также и переданной в состав округа дивизией Киквидзе, занявшей оборону вдоль линии дороги южнее станции Проворино. 14 июня приказом № 2 военрука Снесарева эти четыре отряда были объединены в Хоперский фронт под общим командованием Киквидзе. Этим же приказом все советские войска по левому берегу Дона западнее Царицына от станции Иловля до станции Гашунь объединялись в Царицынский фронт под командованием Крачковского. Южнее Гашуни находилась зона ответственности Кубанского фронта, которому тем же приказом было предписано отбросить противника за Дон на всем протяжении, вплоть до Азовского моря.
Из этого приказа, как и из отчета Снесарева о поездке по Тихорецкой линии в первых числах июня, вырисовывается стиль командования бывшего генерал-лейтенанта. Он дает вполне здравую оценку ситуации, перечисляет недостатки, но при этом ничего не сообщает о своих конкретных действиях, направленных на исправление положения. Более того, в отчете сквозит беспомощность: Снесарев просто не знает, что делать с негодными командирами, как укреплять дисциплину, каким образом переформировывать плохо организованные части для повышения их боеспособности. Он привык действовать с помощью письменных приказов и явно теряется, сталкиваясь с необходимостью лично взаимодействовать с людьми, особенно если те явно или скрыто выражают сомнение в существующей субординации.