То ли Тухачевский действительно не желал зла Самойло, а стремился лишь утвердить собственную правоту в споре шестнадцатилетней давности, то ли Сталин и нарком обороны Ворошилов тогда, в 35-м, участь Тухачевского уже предрешили и не собирались обращать внимание на исходящий от него литературный донос, написанный, как всегда, хорошим стилем. Правда, данная Тухачевским нелестная характеристика Самойло перекочевала потом в предисловие к сборнику речей и статей Фрунзе, изданному в 1936 году, а в 1940 году, уже, наверное, по недосмотру цензора, была повторена в одной из посвященных Фрунзе брошюр. Сам же Самойло в тот год, после падения Тухачевского, неожиданно пережил последний всплеск военной карьеры. Ему присвоили звание генерал-лейтенанта авиации и назначили в Главное управление ВВС заместителем начальника оперативного отдела. Возможно, Сталин вспомнил о престарелом генерале (Александру Александровичу было уже за семьдесят) - противнике расстрелянного маршала и по какому-то капризу решил его возвысить. Благо, после чистки 37-го и последующих годов вакантных должностей высшего комсостава было предостаточно. Так причудливо сплетаются людские судьбы. Воистину не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
Но вернемся в незабываемый 1919 год. С точки зрения воинской субординации поведение Тухачевского было недопустимо, несмотря на то, что по существу он был прав. Однако в годы гражданской войны подобные пререкания нижестоящих начальников с вышестоящими и неисполнение приказов было довольно-таки распространено и у красных, и у белых. Например, почти одновременно со ссорой Тухачевского и Самойло, в конце мая, по другую сторону фронта командующий Сибирской армией генерал Гайда потребовал от Колчака отставки наштаверха Лебедева, а на прямой вопрос, намерен ли он, Гайда, впредь исполнять приказы Верховного Главнокомандующего, ответил: "Да, но поскольку они не будут мешать моим, как командующего Сибирской армией, оперативным распоряжениям". В итоге сначала взбунтовавшегося командарма грозились арестовать, но в конце концов оставили в прежней должности, заручившись только обещанием исполнять все приказы, а не только те, которые понравятся. Очень многие приказы и в Красной Армии, и в белых армиях так и исполнялись: "постольку-поскольку". Грешил этим и Тухачевский, но не менее часто сам страдал от подобной практики со стороны подчиненных или соседей. К тому же связь работала плохо, и приказы и донесения об обстановке часто не доходили до соответствующих штабов.
Молодая кровь играла в жилах полководца. 27-летнему командарму казалось, что он лучше матерых генералов и полковников-генштабистов знает, как вести столь непохожую на первую мировую гражданскую войну.
Можно было бы применить к Тухачевскому нелестную характеристику, данную Будбергом свежеиспеченным молодым колчаковским генералам из поручиков, фельдшеров и штабс-капитанов под влиянием знакомства с генералом Лебедевым: "Впечатление от первой встречи с наштаверхом неважное: чересчур он надут и категоричен, и по этой части напоминает всех революционных вундеркиндов, знающих, как пишется, но не знающих, как выговаривается… Я это уже не раз видел во время Великой войны, в штабах армий, где стратегические мальчики, сидя за сотни верст от фронта, во все мешались и всех цукали. Здесь то же самое: такая же надменная властность, скоропалительность чисто эмоциональных решений, отмены отдаваемых армиями решений, дерзкие окрики и обидные замечания по адресу фронтовых начальников, и всё это на пустом соусе военной безграмотности, отсутствия настоящего военного опыта, непонимания психологии армии, незнания условий жизни войск и их состояния. Всё это неминуемые последствия отсутствия должного служебного стажа, непрохождения строевой службы и войсковой боевой страды, полного незнания, как на самом деле осуществляются отдаваемые распоряжения и как всё это отзывается на войсках…
Большинство ставочных стратегов командовали только ротами; умеют "командовать", но управлять не умеют и являются настоящими стратегическими младенцами. На общее горе они очень решительны, считают себя гениями, очень обидчивы и быстро научились злоупотреблять находящейся в их руках властью для того, чтобы гнуть и ломать всё, что не по-ихнему и им не нравится".
Тухачевский, хотя до революции даже ротой не командовал, тоже грешил дерзостями по адресу вышестоящих начальников и наверняка уже в ту пору считал себя военным гением с великим предназначением. Но от колчаковских "вундеркиндов" и "стратегических младенцев" отличался сильно и в лучшую сторону. Он имел стратегический кругозор, далеко выходящий за пределы ротного. Будберг возмущался, что колчаковские генералы из поручиков и капитанов, стремящиеся лично вести войска в атаку, не понимают ни необходимости должным образом готовить к боям новые формирования, ни истинного состояния транспорта и его возможностей поддерживать определенный темп перевозки войск, ни реальной боеспособности армий гражданской войны, гораздо более слабых, чем армии в войне 1914–1918 годов. Главное же, не могут объективно подойти к возможностям собственных войск и войск противника. Барон особо подчеркивал, что "28-летние генералы из недавних обер-офицеров, очень храбрые в штыковых и конных атаках, неспособны видеть дальше своего юного, очень вострого и решительного носа, и для них собственное усмотрение и распущенная обстоятельствами воля составляют высший закон". Тухачевский, напротив, сам войска в штыковые атаки не водил, но видел значительно дальше собственного носа. Свою деятельность в качестве командарма он как раз и начал с новых формирований, проведя мобилизацию как бывших офицеров, так и всех, способных носить оружие. В конце 1919 года в лекции "Стратегия национальная и классовая" Тухачевский специальные разделы посвятил организации транспорта, управления, темпам развития операции и проблемам укомплектования армии. Будберг отмечал одну общую особенность полководцев гражданской войны, как у красных, так и у белых: "С революцией и сопровождавшим ее нравственным развалом и отпадением многих условностей, к власти полезло всё честолюбивое, жадное, дерзкое и в сфере своих дерзаний сильное; полезло в огромном большинстве случаев не для дела и подвига, а для кормления и для упивания всеми благами власти…" Тухачевский был из тех дерзких, кому власть, в том числе власть военная, нужна была для подвига и славы, а не для получения связанных с властью материальных благ, позволяющих жить в роскоши и удовлетворять самые причудливые прихоти (аскетом Михаил Николаевич не был, но и прожигателем жизни его никак нельзя было назвать). Правда, его стратегические решения не всегда были продуманы и взвешены. Троцкий, например, высоко ценя Тухачевского как "талантливого, но склонного к излишней стремительности полководца", в 1937 году признавал: "Ему не хватало способности оценить военную обстановку со всех сторон. В его стратегии всегда был явственный элемент авантюризма". Будто повторял слова Будберга о юных колчаковских генералах, которые не разбирались "в непреодолимых условиях того, что в военной науке называется общим именем "обстановки"…". Хотя сам Троцкий в спорах с Тухачевским во время войны готов был порой признать правоту молодого командарма. Лидия Норд приводит рассказ Тухачевского об одной из стычек с председателем Реввоенсовета Республики: "На фронт к Тухачевскому приехал Троцкий. Тухачевский наносил в это время на карту план сражения. Троцкий сделал несколько замечаний. Командарм встал, положил перед ним карандаш, которым отмечал на карте, и вышел. "Куда же вы?" - крикнул в окно Троцкий. "В ваш вагон, - спокойно ответил Тухачевский. - Вы, Лев Давидович, видимо, решили поменяться со мной местами". К чести Троцкого, тот сумел понять нелепость своего поведения и после этого инцидента не раз ставил Тухачевского в пример другим командирам. В 1938 году, откликаясь на московские политические судилища, Лев Давидович назвал Тухачевского среди "лучших полководцев и руководителей Красной Армии"".
Златоустовская операция, открывшая Красной Армии путь через Уральский хребет, была проведена с точки зрения канонов военного искусства почти образцово (при том, что просто "образцовых", без "почти", в природе не существует - в планы полководцев всегда вмешивается случай или неучтенные обстоятельства). Местность, где предстояло действовать 5-й армии, была труднодоступна для больших масс войск - лесистые горные кряжи, пересекавшиеся долинами рек Ай и Юрюзань, узким дефиле железной дороги и трактом Бирск - Златоуст (ранее этим трактом шел Ханжин в своем безумном наступлении к Волге). Главный удар Тухачевский наносил на крайнем левом фланге, от которого и отходил упомянутый тракт. Здесь он сосредоточил ударную группу из 15 стрелковых полков 26-й и 27-й дивизий с сильной артиллерией. А правее ее смело оставил незанятый войсками 90-километровый промежуток против практически недоступного хребта Кара-Тау. Белые, в свою очередь, и Бирский тракт, и Златоустовскую железную дорогу прикрыли двумя примерно одинаковыми по численности группировками. На тракте стоял сильно потрепанный Уральский корпус с полутора пехотными и тремя слабыми кавалерийскими дивизиями. Железную дорогу держали две пехотные дивизии того же корпуса и кавбригада. В тылу, в пяти переходах от линии фронта, располагались две пехотные дивизии Уфимского корпуса Каппеля и Ижевская бригада - самая боеспособная во всей колчаковской армии, сформированная из восставших против большевиков рабочих ижевских заводов. Пехотная дивизия белых тогда уже значительно уступала по численности личного состава стрелковой дивизии красных.
В ночь с 23 на 24 июня 26-я дивизия форсировала реку Уфа у селения Айдос и овладела выходом из дефиле реки Юрюзань. Через сутки Уфу преодолели и главные силы 27-й дивизии, наступая по Бирскому тракту, а одна из ее бригад, двигаясь вдоль железной дороги, 29 июня заняла Аша-Балашовский завод. 26-я дивизия двигалась по долине Юрюзани. Временами идти приходилось по руслу реки. Бойцы порой вынуждены были на себе перетаскивать орудия через горные перевалы. У селения Дуван 27-я дивизия разбила части Уральского корпуса и 1 июля вышла на Уфимское плоскогорье, по которому открывался путь к Златоусту - важному узлу дорог. С его захватом войска Колчака уже не смогли бы долго удерживать Урал. От Златоуста открывался путь в Западную Сибирь. Однако 26-я дивизия, не встречавшая сопротивления, вышла на плоскогорье на двое суток раньше 27-й и внезапно атаковала располагавшуюся на отдыхе 12-ю дивизию противника. Части последней сконцентрировались в районе селения Насибаш, где смогли 3 июля окружить три полка 26-й дивизии, которым, однако, удалось прорваться и соединиться со своим резервным полком. 4-я белая дивизия позднее вступила во встречный бой с только что преодолевшей горные проходы 27-й дивизией, в котором потерпела поражение. 6 июля 26-я дивизия овладела Насибашем. Однако основным силам корпуса Каппеля и Уральского корпуса удалось избежать окружения из-за того, что бои задержали продвижение обходных колонн 5-й армии. 10 июля Тухачевский начал атаку на Златоуст силами 27-й дивизии по кратчайшему пути, тогда как 26-я должна была прижать белых к горам. 13 июля город пал.
Неудачу белых в сражении на Урале военный министр Колчака барон А. П. Будберг, без преувеличения - наиболее талантливый и толковый генерал в лагере восточной контрреволюции, прокомментировал в дневниковой записи от 12 июля: "Фронт совершенно развалился, многие части перестали исполнять приказаниями без всякого боя, не видя по нескольку дней противника, уходят на восток, обирая население, отнимая у него лошадей, подводы и фураж". В общем 5-я армия встретила не слишком сильное сопротивление неприятеля, взяла несколько тысяч пленных и понесла совсем ничтожные потери. Так, за первую половину июля они составили менее 200 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
После потери Златоуста Западная армия Ханжина откатилась к Челябинску. Падение этого города грозило прервать связь основных сил Колчака с войсками, действовавшими на юге, в районах Оренбурга и Уральска, под руководством генерала Г. А. Белова. Поэтому белые пытались Челябинск отстоять. 5-ю армию хотели заманить в ловушку, сперва сдав город, а потом окружив в нем дивизии Тухачевского. Но этот план требовал сложных маневров и хорошей подготовки бойцов и командиров. Колчаковские войска, состоявшие большей частью из мобилизованных крестьян и пленных красноармейцев, для масштабных перегруппировок и глубоких охватов уже не годились. Военный министр Будберг крайне скептически оценивал шансы на успех задуманного. 25 июля он так прокомментировал план Челябинской операции: "…Узнал, что задумана чрезвычайно сложная операция окружения Челябинской группы красных, требующая испытанных и надежных войск лучшего старого кадрового типа; операция сложна и искусственна даже для старых войск, так как требует идеального исполнения и малейшая где-нибудь неустойка всё рвет и может привести к полному краху. Такие операции можно проводить только на карте или на больших показных маневрах.
Состояние войск, их неспособность к маневру, их неспособность выдерживать прорывы и обходы заставляют считать, что для этой операции 95 % за то, что она кончится полной катастрофой. По грубой схеме, показанной мне в Ставке, некоторым дивизиям придется вести бой на два и на три фронта, т. е. дана такая задача, которой современные наши войска выполнить не в состоянии, ибо не выдерживают флангового огня и даже признаков нахождения неприятеля в тылу и на флангах. Несомненно, это безумная ставка Лебедева для спасения своей пошатнувшейся карьеры и для доказательства своей военной гениальности…"
А на следующий день барон-пессимист разузнал "кое-какие подробности сумбурной операции, рожденной мудрыми главами Лебедева и Сахарова; оказалось, что они задумали повторить Мамаево побоище, с заманиванием красных в ловушку при помощи добровольного очищения Челябинского узла; считают, что красные бросятся на эту приманку, после чего их там захлопнут при помощи очень сложного маневра, в котором главная роль отведена совершенно сырым в боевом отношении дивизиям Омского округа и конным частям.
С бумажной, теоретической точки зрения всё это очень красиво и заманчиво, так что немудрено, что ничего не понимающий в сухопутном деле адмирал согласился на эту операцию; но с точки зрения реального выполнения и оценки средств выполнения операция совершенно безумная и возможная только при условии, что красные представляют стадо баранов и скиксуют при первом же обнаружении нашего гениального плана; а так как на сие нет никаких надежд и так как мы замахиваемся совершенно негодными для исполнения средствами, то у меня - по крайней мере - весь шанс на успех заключается в авоське и заступничестве Николая Чудотворца.
Страшно думать, что сложнейшая и труднейшая задача окружения неприятеля путем крайне рискованного маневра, требующего энергичного прорыва и сложного захождения боевого порядка, возложена на еще не бывшие в бою части. Я видел на войне много десятков разных дивизий и думаю, что лишь немногие из них, да и то только в самом начале войны, были способны выполнить такой маневр, который возложен теперь на милиционные части, с очень слабыми кадрами, с отсутствием понятий и практики на самых простых маневрах и с насильно набранным составом солдат, не желающих воевать".
При отходе белых из Челябинска там вспыхнуло восстание рабочих, в результате чего колчаковские арьергарды были сильно потрепаны. После того как 5-я армия 24 июля вошла в город, на ее флангах перешли в наступление группы генералов Войцеховского и Каппеля, насчитывавшие соответственно 16 и 10 тысяч штыков и сабель. Однако бывшие красноармейцы, преобладавшие у Каппеля, вскоре просто отказались идти в наступление, и генерал предпочел оставить их в обороне, опасаясь измены. Тухачевский же существенно пополнил свою армию за счет челябинских рабочих.
29 июля его войска перешли в наступление и отбросили белых дальше на восток.
7 августа 1919 года командующего 5-й армией наградили орденом Красного Знамени, как отмечалось в приказе Реввоенсовета, "за нижеследующие отличия: доблестные войска 5-й армии под искусным водительством командарма т. Тухачевского, после упорнейших боев, разбив живую силу врага, перешли через Урал. Бугуруслан, Бугульма, Бирск и Златоуст пали под нашими ударами благодаря смелым, полным риска, широким маневрам армии, задуманным т. Тухачевским. 24 июля геройскими частями 3-й бригады 27-й стрелковой дивизии взят Челябинск. Огромный успех, достигнутый армией, является результатом, главным образом, талантливо созданного т. Тухачевским плана операции, который твердо проведен им в жизнь". Тогда рискованность маневров безоговорочно ставилась командующему в заслугу. Никто не думал, что через год на польском фронте такого рода маневр приведет советские армии к полной катастрофе.
Остановиться войска верховного правителя России смогли только на рубеже реки Тобол. Здесь 5-й армии была поручена главная задача: форсировав реку, овладеть Петропавловском и, разгромив противостоявшую ей 3-ю армию белых под командованием генерала К. В. Сахарова, идти на колчаковскую столицу Омск. 20 августа она форсировала Тобол и вышла на дальние подступы к Петропавловску, пройдя за короткий срок до 180 километров. Действовать приходилось в казачьих районах, где население в большинстве было настроено к большевикам враждебно. Поэтому Тухачевскому пришлось создать Троицкий и Кокчетавский укрепленные районы для защиты флангов армии от казачьих партизанских отрядов. Командарм вел наступление в двух направлениях - вдоль тракта Звериноголовская - Петропавловск, где наносился главный удар, и по железной дороге Курган - Петропавловск, рассчитывая охватить противника и принудить его к быстрому отходу. Командующий Восточным фронтом В. А. Ольдерроге, бывший генерал, настаивал на ином решении - концентрации всех сил армии в направлении железной дороги, где была сосредоточена основная группировка белых. Кроме того, он учитывал, что тракт проходил по казачьим районам, где можно было ожидать особо сильного сопротивления. Тухачевский, как обычно, поступил по-своему, продолжая действовать основными силами армии в направлении Звериноголовская - Петропавловск. Позднее, в 1935 году, в опубликованной в "Красной Звезде" статье "На Восточном фронте" он не пожалел черных красок для бывшего комфронтом, арестованного еще в начале 30-х в рамках чистки Красной Армии от бывших царских офицеров и потому не удостоенного теперь удостоверяющего благонадежность обращения "товарищ": "Трудно понять, где выискивал Троцкий таких людей! Человек никому не известный, в лучшем случае бездарный, - Ольдерроге сделал все от него зависящее, чтобы наше неотступное преследование Колчака сорвалось". Да, умел Михаил Николаевич тонко намекнуть, что его оппонент - быть может, саботажник и скрытый враг Советской власти!