С проблемами озеленения связана и еще одна московская напасть, способствующая интенсивному запылению города, – так называемые экологические стоянки или, проще говоря, площадки, покрытые решеткой из бетонных плиток. Цель столь экзотического решения вроде бы благая. Дескать, сквозь отверстия решетки прорастет травка, которая и воздух освежит, и взоры горожан усладит. Однако умственного уровня внедрявших это новшество лиц не хватило для понимания простой истины – трава растет только летом, а помимо него в Москве бывают осень и весна. В эти сезоны не покрытая травой земля из дырок свободно вымывается частыми ливнями и в виде грязи растекается по окрестным мостовым, чтобы превратиться в ту самую неизбывную московскую пыль. Да и летом-то постоянно занимающие стоянку машины затемняют пространство под ними и не дают траве прорастать. Тысячи квадратных метров "экологических" стоянок в самом деле здорово портят московскую экологию. Зато на их устройстве хорошо зарабатывают соответствующие фирмы и отдельно взятые лица.
Немаловажным фактором, способствующим постоянному загрязнению города, давным-давно стала скверная вертикальная планировка мостовых. Продольные и поперечные профили большинства московских улиц, особенно на окраинах, далеки от оптимальных. На проезжей части образуются локальные понижения, в которые сносится вся окрестная пыль как после дождей, так и после проезда поливочных машин. И сколько ни удаляй ее лопатами или метлами, грязь в этих ямах будет накапливаться постоянно. Положение усугубляется и странным, недоступным пониманию размещением решеток ливневой канализации. Очень часто они оказываются далеко не в самых низких местах мостовых, в результате чего в них попадает лишь малая часть дождевых стоков и переносимой ими грязи.
Стыдно, но факт: даже в пределах старой Москвы, то есть внутри кольца Окружной железной дороги, сохранились улицы без ливневой канализации. Они легко опознаются по внешнему виду – вдоль их проезжей части тянутся не покрытые асфальтом обочины или, того хуже, сточные канавы. Обочины, естественно, служат местом стоянки автомобилей и в сырость превращаются в настоящие грязевые ванны для пешеходов и автомобилей.
Некому березу заломати…
Наряду с ужасными газонами Москву обезображивает и ее древесная растительность. В последние годы защита московских деревьев возведена в ранг гражданской доблести. Попытка спилить любое, даже самое безобразное дерево наталкивается на ожесточенное сопротивление местных бабушек. Проявленный ими "героизм" усердно пропагандируется средствами массовой информации. Помимо местных жителей охраной флоры занимаются специальные организации, на заборах строек вывешиваются плакаты с информацией о том, сколько деревьев будет ликвидировано и сколько вновь посажено.
Но вот стоит ли эта странная игра свеч? Большую часть растущих во дворах деревьев составляют растения мусорных пород, отнюдь не украшающих город. Среди этих сорняков первое место занимает клен ясенелистый. Это удивительное дерево почти никогда не растет вертикально, а тянется вверх под острыми углами к земной поверхности. Иногда направление роста меняется, и клены приобретают безобразные извилистые формы. Их стволы нависают над тротуарами, проходят сквозь металлические изгороди, наваливаются на стены домов и сооружений. Массивы кривых ясенелистых кленов в московских дворах в сочетании с пыльными газонами создают ощущение запущенности и неопрятности.
Зато, как и положено сорным породам, клен ясенелистый отличается исключительной плодовитостью и жизнестойкостью. Семена одного-единственного клена разносятся ветром по округе, и скоро все ближайшие дворы оказываются покрытыми безобразным кривым древостоем.
Не слишком улучшают впечатление и более приличные породы. Они растут во дворах без всякого порядка, а там, куда бог послал, часто в самых неподходящих местах, например, в паре метров от стен жилых домов. Летом кроны перекрывают доступ солнечным лучам в окна нижних этажей, ухудшая санитарно-гигиеническое состояние квартир и отрицательно влияя на здоровье их обитателей. Осенью осыпающаяся листва размокает на тротуарах и мостовых, превращаясь в липкую, скользкую кашу. Зимой голые ветки под порывами ветра стучат по стеклам, балконным ограждениям. А стоит подуть ветру покрепче, как средства массовой информации радостно преподносят москвичам новости о числе упавших деревьев. В памятный ураган 1998 года они насчитывались тысячами. Сотни вломились в окна московских квартир, десятки порвали провода контактной сети трамвая и троллейбуса, погнули, повредили опоры. В несколько меньшем размере история повторилась в июле 2016-го. Вновь разбитые окна, сорванные провода и десятки расплющенных и поврежденных упавшими деревьями автомобилей.
Но вместо того, чтобы защищать людей и дома от опасных деревьев, московские власти, напротив, охраняют их от людей! Самым распространенным средством для этого служат низенькие металлические загородочки, окружающие закутки с растущими посередине ясенелистыми кленами и полугнилыми тополями. Толку от подобных ограждений, естественно, мало. Тому, кто спешит, ничего не стоит просто перешагнуть через изгородь и продолжить движение по привычному пути. Вдобавок оградки сносятся автомобилями, уборочной техникой, мусоровозами, которым они мешают поворачивать в узких дворовых проездах. А подчеркнутое безобразие заборчиков вносит свою немалую лепту в ухудшение облика нашего города. Кстати, всевозможные заборы, загородки, надолбы, шлагбаумы и прочие помехи движению также давно стали настоящим бедствием для Москвы. Ими перегораживают улицы – чтобы не ездили машины, дворы – чтобы машины не въезжали, тротуары – чтобы машины не вставали. Но на самом деле все эти столбики, бетонные чушки и заборчики отравляют жизнь всем москвичам. На некоторых улицах огражденный столбиками проход по тротуару настолько узок, что там с трудом расходятся двое прохожих, не говоря уже о мамах с детскими колясками.
Вывод ясен: чтобы сделаться опрятным и безопасным городом, наряду с упорядочиванием газонного хозяйства Москва нуждается и в коренном обновлении своей древесной растительности. В городе могут произрастать лишь красивые, долговечные, ухоженные деревья. Место для каждого должно определяться заранее, с учетом всех факторов, в первую очередь удобства обитателей расположенных рядом домов. Самосеяные, сорные породы следует удалять на стадии молодого подроста. Зелень должна образовывать во дворах, в скверах и парках крупные массивы.
Отношение к растительности должно быть таким же, как и к животным. На улицах, рядом с домами имеют право на существование деревья, не портящие облика, не угрожающие безопасности, не отравляющие людям жизнь. Весь остальной древостой должен концентрироваться в садах и парках, подобно тому, как дикие звери собираются в зоопарках.
Недолговечный "Нефтегаз"
Неподалеку от ТЭЦ всего полвека располагалось еще одно предприятие, имевшее колоссальное значение для городского хозяйства Москвы – нефтегазовый завод. Во все века москвичам тепло требовалось не только для обогрева. Нужно было готовить пищу – варить, жарить, кипятить. Долгое время для этого служили все те же печи, бывшие поистине важнейшей деталью любого московского жилья, главным фактором жизнеобеспечения.
В середине XIX столетия на смену печам пришли новые, более удобные приспособления, работавшие на керосине или, что было гораздо удобнее, на газе. В 1866 году близ нынешнего Курского вокзала открылся первый в Москве газовый завод. Сырьем для получения газа служил уголь, который сначала доставлялся из Англии! Перевозки по морю, а затем по железной дороге резко повышали его стоимость, поэтому кубическая сажень газа в Москве обходилась вдвое дороже, чем, скажем, в Амстердаме. Для хранения готового продукта использовались так называемые мокрые газгольдеры. В них газ собирался под огромные плававшие в воде колпаки. Цилиндрические объемы газгольдеров сохранились до наших дней. После недавней реконструкции в них разместились конторы и прочие более или менее ненужные заведения.
Но мощности завода были ограничены, вырабатываемый газ не отличался высокой теплотворной способностью, и потому к 1917 году в городе насчитывалось всего около трех тысяч абонентов газовой сети. Большинство москвичей продолжало готовить еду на керосинках или даже дедовских печах.
Срочные меры по исправлению ситуации предприняла советская власть. В конце 20-х годов началось строительство завода "Нефтегаз". Выбор места для него (ныне шоссе Энтузиастов, № 40) с точки зрения нашего современника признать особо удачным нельзя. Но тогда это была окраина города, и по сравнению со старым заводом, который в свое время посадили в паре сотен метров от Садового кольца, размещение нового предприятия служило почти образцом соблюдения экологических норм. На площадке размером в 36 гектаров требовалось возвести 44 корпуса разных размеров и конфигураций, в которых и осуществлялось получение газа из доставляемого по железной дороге мазута.
Завод был признан одним из важнейших объектов, и его строительство велось ударными темпами. Этому способствовала четкая организация управления. На стройке был единственный хозяин – трест "Нефтегазстрой", координировавший работы одиннадцати подрядчиков, в числе которых были столь мощные организации, как "Теплострой", Всесоюзное электротехническое объединение и другие. Основные сооружения комплекса возвел трест "Теплобетон", использовавший различные, самые передовые по тем временам строительные материалы и технологии – сборные железобетонные конструкции, монолитные бетонные стены, теплобетонные блоки. В декабре 1929 года приступили к освоению площадки, а в середине 1930-го началась сдача в эксплуатацию первых построек. Спешно достраивались печи, котельная, смолоперегонная станция, мастерские и другие объекты.
В начале 1931 года завод вошел в строй. Получаемый на нем высококалорийный газ частично напрямую отправлялся потребителям, частью смешивался с водяным газом, вырабатываемым старым заводом, повышая его качество. Пуск "Нефтегаза" позволил сразу увеличить число потребителей газа в три, а затем и в десять раз!
Значение завода для городского хозяйства Москвы было огромным, но это продолжалось недолго. Основой полной газификации города стал природный газ. Уже в ходе Великой Отечественной войны началось строительство газопровода Саратов – Москва, и с 1946 года газовые плиты начали в массовом порядке устанавливать на всех московских кухнях, даже в самых жалких бараках, где не было ни водопровода, ни канализации!
В русле нефтегазовых традиций
Через несколько лет потребность в искусственном газе полностью отпала, и завод был перепрофилирован. В 1968 году на его базе был создан Московский опытно-промышленный завод Всесоюзного научно-исследовательского института по переработке нефти (МОПЗ ВНИИ НП). Нефтяные и газовые традиции окрестностей бывшего "Нефтегаза" сохранились.
На соседнем участке (№ 42) было решено построить здание для научно-исследовательского института Министерства нефтяной промышленности. Его проектированием с 1949 года занялась проектная мастерская Миннефтепрома, которую возглавлял А. А. Веснин. Разрабатывал проект архитектор Н. П. Шабаров, к тому времени получивший известность своими постройками в новом городе Черниковске близ Уфы. Но в Москве дела у него не заладились. Несколько вариантов проектируемого здания отклонил Архитектурно-строительный совет Москвы. Лишь в 1952 году проект, выполненный Н. П. Шабаровым и А. А. Калкиным, удостоился утверждения.
Выстроенное к середине 50-х годов здание имеет типичную для архитектуры того времени представительность, но шедевром не является. Пятиэтажные крылья выглядят непропорционально слабыми рядом с могучей восьмиэтажной центральной частью. В другом, более скромном здании по соседству (№ 36) разместился Всесоюзный научно-исследовательский геологический нефтяной институт.
Если сохранение нефтяных корней обогатило шоссе двумя вполне достойными сооружениями, то связь этого участка магистрали с газом имела самое печальное продолжение. Надо же было случиться, что именно рядом с предприятием, долгое время снабжавшим москвичей бытовым газом, он показал, на что способен при неосторожном обращении.
20 января 1987 года взорвался газовый коллектор напротив дома № 40 по шоссе Энтузиастов. Очевидно, эта часть подземного сооружения в результате какой-то не замеченной вовремя утечки в трубопроводе успела заполниться газом до момента взрыва. Сильный взрыв поднял вверх бетонные перекрытия коллектора. Одну из тяжелых плит отшвырнуло прямо на крышу стоявшего рядом автобуса, смяв его кузов в лепешку.
На тротуаре в этом месте стояло несколько легковых машин. Мощный удар поднял их в воздух, перевернул и швырнул к стене дома № 40. Еще с десяток машин, более или менее покореженных, расположились вокруг. Одну из них взрыв аккуратно уложил на огромные, метровой толщины, трубы теплотрассы, проходившей здесь по поверхности земли. Другая наполовину съехала в образовавшуюся воронку, третья в неустойчивом равновесии повисла на крыше своей соседки.
Сам коллектор превратился в длинную и широкую траншею, сплошь заваленную осколками бетонных плит, асфальтовым крошевом, разбитыми автомобилями. К счастью, подземный переход пострадал относительно мало. Толстая бетонная стена, ограждавшая пандус, погасила взрывную волну. Однако ударом стену выдавило внутрь, и она застыла в наклонном состоянии. С расположенных рядом столбов вмиг сорвало все провода, в том числе контактную сеть троллейбуса. К удивлению, уцелели стекла в окнах дома № 40, находившегося всего в десятке метров от взрыва. Видимо, взрыв был не очень сильным, кроме того, значительную часть его энергии поглотили массивные плиты перекрытия коллектора и стоявшие на них автомобили. Этим же можно объяснить и то, что при значительной площади, охваченной взрывом, погибли всего три человека. Около десятка раненых были направлены в больницы.
Московские газеты откликнулись на катастрофу, как и было принято в то время, предельно короткой информацией. Сообщалось, что в результате утечки газа из трубопровода под проезжей частью шоссе Энтузиастов произошел взрыв, в результате которого погибли три человека и еще несколько госпитализированы. К моменту публикации сообщения (21 января) на месте аварии продолжались восстановительные работы, подземный переход не работал, троллейбусное движение так и не было налажено.
Последствия взрыва газового коллектора в 1987 г.
Взрыв на шоссе Энтузиастов оставался крупнейшей аварией на московских газопроводах вплоть до 10 мая 2009 года, когда взорвался и загорелся магистральный газопровод на Большой Очаковской улице.
Проспект Буденного
На проспекте Буденного, недалеко от его пересечения с шоссе Энтузиастов, расположены два примечательных здания, которые с полным основанием могут быть отнесены к числу памятников архитектуры советской эпохи.
Дом под № 32 на вид представляет собой нечто среднее между заводским цехом и складским помещением – вытянутый вдоль улицы ангар с большими окнами в два яруса. Унылость общего впечатления не скрашивает и какой-то полукруглый выступ, в котором устроен вход.
А между тем сооружение является одним из первых рабочих клубов. Заказчиком выступал Дорожный комитет профессионального союза железнодорожников Московско-Казанской железной дороги, а предназначался клуб для работников станции Москва-Сортировочная. Проектирование началось в 1927 году. Именно этим и объясняется предельно аскетический облик здания: ведь 20-е годы – время бурного расцвета конструктивизма, функционализма и прочих "измов". Сторонники этих крикливых архитектурных течений (расходившихся в исходных посылках, но вовсе неразличимых по результатам проектирования) считали, что правильно сконструированное и функционально удобное сооружение не нуждается ни в каких украшениях – оно красиво своей конструктивной и функциональной красотой. Какое-то рациональное зерно в этом, конечно, было, и конструктивисты создали в Москве немало отличных зданий. Но вот клуб на Соколиной горе в их число явно не попал. Бедняге не повезло – из-за сложностей с финансированием, а также сменой архитектурной моды строительство затянулось на целых одиннадцать лет, и открылся он лишь в 1938 году!
Изюминку в истории клуба составляет то, что его проект разработал зодчий Г. П. Гольц, вошедший в историю советской архитектуры как тонкий знаток классики и непримиримый противник всяких конструктивизмов! Состряпав проектные чертежи "ангара", он пошел на сделку со своими творческими принципами. Недаром в биографических очерках о Гольце сей факт биографии мастера застенчиво обходится. Самым обидным для зодчего наверняка оказалось то, что клуб достраивался, когда конструктивизм был уже осужден, и милые сердцу Гольца принципы классики восторжествовали по всему фронту! И в это прекрасное для него время он вынужден был завершать работу над своим немилым детищем! Справедливости ради нужно отметить, что интерьеры отделывались уже в духе "освоения классического наследия".
Пожалуй, наибольшую историческую ценность на всем проспекте имеет дом под № 43, хотя с первого взгляда этого никак не скажешь. Обычная четырехэтажная коробочка. Но это – первый во всей Москве жилой дом каркасно-панельной конструкции!