Американцы не знали тогда, что на борту Б-59 была атомная торпеда. Если бы они это знали, их действия были бы, естественно, более осторожными. Своими провокационными действиями, "случайным" уничтожением одной из советских подводных лодок, они могли автоматически вызвать эскалацию кризиса и его перерастание в ядерную войну.
Работа нашей конференции тем не менее продолжалась. Вслед за выступлением В. П. Орлова председатель предоставил слово Джону Робертсону, ветерану ВМС США, непосредственному участнику "охоты" за советскими подводными лодками.
В те октябрьские дни 1962 года Дж. Робертсон был лейтенантом на одном из американских эсминцев, которые плотным кольцом "обложили" советскую подводную лодку Б-59. С сентября американские ВМС проводили военные учения, и группа из восьми эсминцев отрабатывала задачи противолодочной борьбы. Действия надводных кораблей сопровождались применением противолодочной авиации, которая выставляла гидроакустические буи.
Эсминец, на борту которого находился Дж. Робертсон, подошел к советской подводной лодке на расстояние примерно в 3 тысячи метров, что позволяло ему эффективно следить своими гидроакустическими средствами за местонахождением Б-59.
По воспоминаниям американского военного моряка, сам эпизод имел место около 8 часов вечера, а не в 4.00 утра, хотя разночтение времени здесь и не имеет принципиально важного значения. В то время Джон Робертсон был младшим офицером и не принимал участия в принятии принципиальных решений, поэтому его рассказ был скорее свидетельским показанием достоверности сведений, сообщенных В. П. Орловым.
Тогда, в критические октябрьские дни 1962 года, два молодых военных моряка даже не предполагали, что через четыре десятилетия судьба сведет их вместе на Кубе…
Сейчас, конечно, легко судить о минувшем, давать оценки действиям и поступкам офицеров и генералов, политиков и дипломатов.
Но прежде чем делать выводы, стоит, на мой взгляд, попытаться хотя бы мысленно поставить себя на место капитана той самой "букашки", как любовно называли моряки большие дизельные торпедные подводные лодки по принятой на флоте литере "Буки".
Длительный, тяжелый поход, изматывающий уход от кораблей противника. Лодка идет на глубине, каждую минуту ожидая глубинной бомбы. Кислород иссякает, люди задыхаются, лодка перегревается, аппаратура выходит из строя. Связи с "большой землей" нет, что происходит в мире – подводники могут только гадать. Может быть, уже идет атомная война и они – единственные, оставшиеся в живых. Что делать в этой ситуации капитану боевого корабля? Как он может застраховаться от ошибки?
Неизмеримо высока была мера ответственности, лежавшая тогда на плечах командира Б-59 капитана второго ранга Валентина Григорьевича Савицкого. Эпоха холодной войны диктовала свои нормы поведения, свою – конфронтационную – логику мышления. И наше счастье, что ни мы, ни американцы тогда не пошли до конца. До абсурдного конца…
Вадим Павлович Орлов не все рассказал в своем выступлении на конференции, кое-что осталось как бы "за кадром". О разыгрывавшейся в ту ночь на борту подводной лодки драме Вадим Павлович вспоминает: "Аккумуляторы на Б-59 разрядились до "воды", работало только аварийное освещение. Температура в отсеках – 45–50 градусов, а в электромоторном – и вовсе больше 60. Невыносимая духота. Содержание углекислого газа достигло критического, практически смертоносного для людей уровня. Кто-то из вахтенных потерял сознание, упал. За ним второй, третий… Посыпались, как костяшки домино. Но мы еще держались, пытались уйти. Мучились так часа четыре. Американцы долбанули по нам чем-то посильнее гранат – очевидно, практической глубинной бомбой. Думали, все – финиш! После этой атаки вконец измотанный Савицкий, который к тому же не имел возможности выйти на связь с Главным штабом, рассвирепел. Вызвал он к себе офицера, приставленного к атомной торпеде, и приказал привести ее в боевое состояние. "Может, наверху уже война началась, а мы тут кувыркаемся! – возбужденно кричал Валентин Григорьевич, мотивируя свой приказ. – Мы сейчас по ним шарахнем! Сами погибнем, их потопим всех, но флот не опозорим!""
Но стрелять ядерной торпедой мы не стали – Савицкий сумел обуздать свой гнев. Посовещавшись с начальником штаба бригады капитаном второго ранга Василием Александровичем Архиповым и замполитом Иваном Семеновичем Масленниковым, он принял решение всплывать. Дали сигнал эхолотом, что по международным правилам означает "всплывает подводная лодка". Наши преследователи сбросили ход".
Итак, поход советских дизельных подводных лодок на Кубу не удалось выполнить скрытно, как то предписывалось директивами руководства флота. В принципе сделать это в то время, при том уровне развития техники и технологии было практически невозможно. Несмотря на все трудности, сверхчеловеческие испытания, выпавшие на долю моряков-подводников, они были готовы выполнить свой долг до конца. Пункт назначения 69-й бригады подводных лодок – кубинский порт Мариель – должен был стать их базой. Однако обстановка в ходе Карибского кризиса изменилась, и советское руководство отказалось от планов создания базы подводных лодок на Кубе.
Лодки благополучно вернулись на родную базу. Этот поход "по теме "Кама"", как его называют моряки, стал вызовом военно-морскому могуществу США, прорывом в развитии подводного флота СССР. Уже в 1963 году к берегам США направилась группа подводных лодок Северного флота в составе трех дизельных торпедных "букашек" и одной дизельной ракетной лодки К-153. Три ракеты Р-13 с дальностью стрельбы 600 километров и мощностью ядерных головных частей по 1 мегатонне каждая были серьезной угрозой для Вашингтона. Советские подводные лодки действовали в зоне активной противолодочной обороны ВМС США, но так и не были обнаружены.
История холодной войны еще таит в себе большое количество тайн и сенсаций.
Глава 5
Уроки и последствия
Четвертая сессия конференции
12 октября
Последняя, четвертая сессия конференции, посвященная обсуждению вопросов, связанных с уроками Карибского кризиса, началась после обеденного перерыва. Ее открыл председатель организационного комитета конференции Хосе Фернандес. Он не стал злоупотреблять вниманием делегатов и сразу предоставил слово первому выступающему. Им стала Дорис Гудвин, известный американский историк, сосредоточившая свое внимание на важности изучения истории и извлечения уроков для современности.
Д. Гудвин начала свое выступление издалека, затронув важную проблему глубины и объективности любого исторического исследования. Согласившись с мнением Фиделя Кастро о невозможности осознания событий кризиса октября 1962 года без рассмотрения тех событий, которые привели к этому кризису, она призвала смотреть еще глубже. По ее мнению, для осознания корней драматических событий ракетного кризиса необходимо объективно проанализировать события, приведшие к самой революции на Кубе.
Людям свойственно подходить к анализу событий современности с позиций имеющегося у них исторического опыта. Именно поэтому политическое руководство США, например, подходило к оценке войны во Вьетнаме с учетом опыта Второй мировой войны. При этом забывалось или игнорировалось многое. "Никто не удосужился проанализировать, – отметила Дорис Гудвин, – что было общего между Гитлером и Хо Ши Мином и чем они отличались друг от друга, чем отличалась борьба стран порабощенной фашистами Европы от борьбы маленького государства – Северного Вьетнама, готового сражаться до конца за свою независимость. Очень печально, что уроки прошлого не всегда учитываются в настоящем".
В подтверждение своей мысли американский историк сослалась на то, что в США внимательно изучаются причины просчетов и провалов американской разведки, приведшие к трагедии 11 сентября 2001 года. Их цель – дать рекомендации на будущее. Выступающая сравнила создавшуюся ситуацию с провалом американской разведки в Пёрл-Харборе в 1941 году, когда японский флот нанес серьезнейший урон тихоокеанскому флоту США, ввергнув страну в горнило Второй мировой войны. Тогда имел место системный провал разведки – различные ведомства не делились стратегически важной информацией и не согласовывали свои действия друг с другом.
Если бы из событий Пёрл-Харбора были сделаны соответствующие и правильные выводы, подчеркнула Д. Гудвин, то США "были бы более подготовленными к событиям 11 сентября". В то же время, по ее мнению, опыт Карибского кризиса свидетельствует, что президент Дж. Кеннеди учел опыт и уроки неудавшегося вторжения в заливе Свиней и в процессе принятия политических решений в октябре-ноябре 1962 года в меньшей степени полагался на данные военных и ЦРУ.
Другим позитивным примером того, что уроки истории учитываются в современности, по мнению Д. Гудвин, стала ситуация после 11 сентября. Немедленно после терактов в массовом сознании американцев появились настроения ненависти ко всем арабам, во многом сходные с отношением к гражданам японского происхождения в начале Второй мировой войны. Тогда в отношении американцев японского происхождения было сделано немало ошибок и несправедливостей. В наше время тот печальный опыт был учтен, и антиарабские настроения среди населения США в целом контролировались.
"Сегодня мы находимся на грани войны с Ираком, – заключила Дорис Гудвин, – и я надеюсь, что администрация Дж. Буша знает обо всем этом, избежит ошибок и недоразумений, которые могут произойти вследствие недостатка информации, и не пойдет по ложным путям, способным вывести ситуацию из-под контроля".
Вслед за выступлением американского историка слово было предоставлено деятелю, который сам творил историю, – советнику президента Дж. Кеннеди Артуру Шлесинджеру.
Ветеран американской политики привел слова своего бывшего шефа о том, что мир должен знать правду о Карибском кризисе. По словам А. Шлесинджера, эта правда состояла в том, что "с Советами нужно быть жесткими". Оценивая позицию Москвы в период ракетного кризиса, он подчеркнул два важных момента: во-первых, "безопасность СССР не была под угрозой", и, во-вторых, "у Советского Союза не было никаких доводов в пользу размещения своих ракет на Кубе". В Москве, как заявил Шлесинджер, поняли, что "совершили ошибку и что необходимо уйти с Кубы".
Проблема состояла в том, что и Москва, и Вашингтон сочли, что их интересы находятся под угрозой. США были уверены, что СССР не осмелится разместить ядерные ракеты на Кубе, как это они сами сделали в Европе, а Советский Союз считал, что Вашингтон готовится к тому, чтобы осуществить вторжение на Кубу. Другими словами, сделал вывод А. Шлесинджер, "обе стороны не владели реальной ситуацией". Ветеран американской политики напомнил один из афоризмов, которые так любил приводить президент Джон Кеннеди: "Никогда не закрывай дверь врагу с тем, чтобы он мог уйти и чтобы ты это мог видеть". Тогда, осенью 1962 года, обе великие державы "оставили двери открытыми", что помогло избежать ядерного катаклизма.
На этой ноте Артур Шлесинджер перешел к современности: "Эпоха терроризма отличается от эпохи великого противостояния двух систем тем, что в ней мы боремся с безумцами, фанатиками, совершающими поступки, лишенные рационального смысла. Хотя я думаю, с одним или несколькими безумцами правительству бороться все-таки легче, чем с другой державой…"
Сразу же после короткого выступления А. Шлесинджера ведущий дал слово специальному помощнику президента Кеннеди Тэду Соренсену, который отвечал за подготовку текстов речей своего босса. Безусловно, это был профессионал высокого класса, знающий многие детали, что называется, из первых рук. Готовя проекты выступлений и заявлений Джона Кеннеди, Т. Соренсен имел возможность постоянного общения с американским президентом, наблюдая за его поведением, реакцией на ту или иную информацию, изучая стиль его устных выступлений и печатных статей.
Выступающий коснулся нескольких вопросов, которые, по его мнению, имели важное значение для понимания сущности Карибского кризиса. Введение блокады Кубы с американской точки зрения было направлено не против Кубы. Она была предпринята с целью не допустить поступления советского наступательного оружия на остров. Эта блокада, называемая в США карантином, не затрагивала, в частности, поставки на Кубу горюче-смазочных материалов, независимо от военного или мирного предназначения поставляемых ГСМ. Блокада не предполагала воспрещение поставок на Кубу грузов и товаров, критически важных и необходимых для поддержания жизнеспособности кубинского населения и экономики страны в целом. Об этом президент Джон Кеннеди четко и ясно заявил в своем выступлении вечером 22 октября 1962 года.
Далее Т. Соренсен пояснил собравшимся разницу между терминами "блокада" и "эмбарго", применяемыми в отношении Кубы. Эмбарго на торговлю с Кубой было наложено еще президентом Эйзенхауэром и продолжает действовать вплоть до настоящего времени. Генерал А. И. Грибков в своем выступлении задавал вопрос, почему это эмбарго действует до сих пор. Соренсен честно признался, что ответить однозначно на этот вопрос он не в силах. Главная причина, по его мнению, заключается в том влиянии, которое вот уже 40 лет оказывают на американские правительство "испуганные кубинские контрреволюционеры", живущие в Майами. Это состояние отношений с Кубой "уже давно не отвечает национальным, а тем более экономическим интересам США, равно как и интересам их безопасности". Блокада Кубы была отменена в результате достижения компромисса между великими державами через 13 дней – 28 октября 1962 года.
Следующий аспект Карибского кризиса, на котором сосредоточил свое внимание Т. Соренсен, он назвал "вопросом о победе". И правительство США, и правительство СССР праздновало победу, сняв остроту кризиса. "Я ничего не могу сказать о реакции Советского Союза, – подчеркнул он, – но могу заверить всех собравшихся, что для описания реакции американского правительства было бы неверно применять слова "празднование" или "победа". На заключительном заседании так называемого Исполнительного комитета, проведенном вечером в воскресенье 28 октября, президент Кеннеди предупредил нас не ликовать и не говорить о великом достижении или победе".
Американский президент, как сказал в своем выступлении его бывший специальный помощник, отметил сдержанность послания советского лидера, а сам обмен посланиями руководителей двух держав позволил разрешить кризис мирным путем. Вместе с тем, по словам Кеннеди, "нельзя говорить о победе, так как разрешение конфликта не является победой в военном смысле этого слова".
Вместе с тем, отметил Соренсен, Куба в той ситуации вовсе не проиграла. Если бы обмен письмами и посланиями между Москвой и Вашингтоном не привел к разрешению кризиса, Куба могла бы стать главной жертвой. Она бы подверглась авиационным ударам, которые привели бы к большим жертвам, разрушению экономики и инфраструктуры страны. Вместо этого Куба получила определенные гарантии со стороны США об отказе от военного вторжения, которые Соренсен назвал "искренними".
И наконец, Советский Союз, по утверждению американского выступающего, не был среди проигравших. "Я не считаю, что Хрущев капитулировал, – сказал Соренсен. – Я считаю, что он достиг своих главных целей: блокада Кубы закончилась, опасность своим кораблям была устранена, гарантии со стороны США не вторгаться на Кубу были достигнуты. Хрущев получил личные гарантии со стороны американского президента о том, что стратегические ракеты будут убраны с территории Турции и больше там не появятся. Я не считаю, что достижение таких целей можно назвать капитуляцией".
Одним из камней преткновения в ходе кризиса оказался вопрос о советских самолетах Ил-28. Москва согласилась убрать с Кубы свои баллистические ракеты, но Кеннеди настаивал на том, чтобы были убраны и самолеты Ил-28. По мнению Соренсена, Кеннеди не знал характеристик этих советских машин и считал, что они способны нести наступательное вооружение. Именно поэтому в обмене письмами с Хрущевым американский президент настаивал на выводе не только ракет, но и всего наступательного оружия. В свою очередь, он давал обещание советскому лидеру не вторгаться на Кубу.
Джон Кеннеди знал, что на Кубе были размещены советские войска, он знал, что они имели на вооружении зенитные ракеты, которые являлись средством сдерживания и отражения возможного удара со стороны США. Поэтому, как подчеркнул Тэд Соренсен, "у него не было ни малейшего намерения начинать вторжение на Кубу". Более того, американский президент даже не ставил вопроса о выводе с Кубы советских войск и не требовал убрать советские зенитные ракеты.
Затем, отойдя непосредственно от темы Карибского кризиса, Т. Соренсен обратился с призывом быть крайне осторожными с анализом документов: "Я хотел бы предостеречь некоторых историков и всех присутствующих здесь от возможных фальсификаций. Кеннеди с нами больше нет. Он был яркой и противоречивой фигурой. Вот уже тридцать лет я опровергаю документы, которые якобы подписал Кеннеди. Эти документы – фикция, подделка. Два года назад я дал свое заключение на сенсационное письмо Кеннеди Мерилин Монро. Это письмо, принесенное мне знаменитым писателем, должно было появиться в книге о Джоне Кеннеди. Подпись была очень умело подделана, что было доказано соответствующей экспертизой. Человек, подделавший подпись, найден и сейчас отбывает срок заключения в тюрьме". Тэд Соренсен поставил под сомнение и широко обсуждавшееся в ходе конференции в Гаване письмо Кеннеди Фиделю Кастро, которое предназначалось для передачи последнему через бразильское посольство. "Я часто составлял письма, которые Кеннеди посылал Хрущеву и другим лидерам, – отметил выступающий. – Однако никогда такие послания не передавались через Бразилию".
В заключительной части своего насыщенного фактами и мыслями выступления Т. Соренсен сделал несколько принципиальных и, можно сказать, даже смелых выводов:
"Во-первых, из-за неправильного толкования событий того времени мир находился на самом краю самой страшной катастрофы, которой не хотел ни Фидель Кастро, ни Никита Хрущев, ни, я вас уверяю, Джон Кеннеди. Война могла начаться по ошибке. И мы все, собравшиеся за этим столом, должны поздравить друг друга с тем, что этот напряженный кризис тогда был разрешен. Было бы очень хорошо, если бы мы в дальнейшем учитывали опыт прошлого лучшим образом.
Во-вторых, первая реакция Кеннеди на первом заседании так называемого Исполнительного комитета была такой же, как и в Комитете начальников штабов, а именно – превентивный удар необходим. Целями такого превентивного удара должны были стать позиционные районы советских баллистических ракет. Однако позднее, при более детальном изучении ситуации, Кеннеди пришел к выводу, что нанести точечный, "хирургический" удар в тех условиях было невозможно. Каждый президент, каждый лидер, который верит в эффективность превентивных ударов и не хочет обращаться к дипломатическим каналам решения проблем, должен обратить внимание на опыт Кеннеди.