Весь мир знает о подвигах партизан Брянских лесов. Но немногим известно о борьбе подпольщиков Брянска.
Большую помощь ему оказали бывшие партизаны и подпольщики М. И. Дука, В. Г. Новиков, Д. Г. Ларичев, О. М. Соболь, Ф. Ф. Репникова, П. П. Адамович, И. А. Кулик, О. И. Семенов, В. И. Иванов, И. В. Лебедев, В. С. Обухова и многие другие, а также писатель А. С. Козин, Н. С. Дубинин, работники Брянского областного партархива.
Книга И. Афроимова не претендует на полное освещение борьбы Брянского подполья в годы гитлеровской оккупации. Это взволнованный рассказ о героине-разведчице Вале Сафроновой, о секретаре горкома партии, организаторе и командире Брянского городского партизанского отряда Дмитрии Ефимовиче Кравцове, о мужественных подпольщиках Якове Андреевиче Степанове, Петре Лебедеве, Александре Черненко…
На страницах повести оживает беспримерный подвиг советских людей.
Литературная редакция А. С. Козина
Содержание:
-
Глава первая 1
-
Глава вторая 3
-
Глава третья 7
-
Глава четвертая 10
-
Глава пятая 12
-
Глава шестая 14
-
Глава седьмая 17
-
Глава восьмая 19
-
Глава девятая 23
-
Глава десятая 25
-
Глава одиннадцатая 26
-
Глава двенадцатая 28
И. Афроимов
Город, Где Стреляли Дома
Документальная повесть
ПРИОКСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ТУЛА - 1967
Эти дома, эти руины стреляли во врага.
Глава первая
Из дневника
" 29 сентября 1941 года. Перебирая свои вещи, нашла ученическую тетрадь. Решено, завожу дневник. Надо все записывать, потому что в последнее время со мной происходит такое, что порой перестаешь верить самой себе".
Так начинались записи в дневнике Ольги Соболь, партизанки Брянского городского отряда.
"Всего четыре месяца тому назад я собиралась защищать диплом агронома. И вдруг это ужасное 22 июня. Меня завертело, как сноп в молотилке. Под Жлобином вместе с девчонками до кровавых мозолей рыли окопы. Только пользы от нашего копанья не было никакой, немцы обошли стороной. Под бомбежками и обстрелами мы пробирались к своим. Не могу себе даже представить, как меня занесло в незнакомый Брянск.
Брянск еще держится, но я уже партизанка, нахожусь в тылу врага, в Клетнянских лесах. Наверно, у меня очень глупый вид, никак не научусь правильно держать винтовку. Правда, секретарь горкома товарищ Кравцов утверждает, что из меня боец получится.
Какой это изумительный человек, Дмитрий Ефимович Кравцов! Встретились мы впервые в совхозе "Брянский рабочий", куда меня агрономом определили. Заговорил он, и я подумала: "Есть в нем большое, чистое, светлое". Доброе, смелое лицо, улыбчивые глаза, проникновенный голос.
- Мстить за свою Белоруссию, значит, хочешь? - повторил он мои слова. - Что ж, сердце верный совет тебе дает…
Оказывается, он уже все знал обо мне.
Недели три училась в лесу стрелять и бросать гранаты, перевязывать раны. 27 сентября отряд на машинах выехал к линии фронта. Настроение у всех было самое боевое. Кто-то крикнул: "Давай песню - антифашистскую!" Дмитрий Ефимович запел "Ермака". "Дореволюционная", - запротестовал молоденький паренек. Кто он, пока еще не знаю. "Народная, значит антифашистская", - поправил его Кравцов. И мы пели "Ермака".
Секретарь Брянского горкома партии, командир городского партизанского отряда Дмитрий Ефимович Кравцов.
В Жирятино пахло яблоками, за околицей бил пулемет и где-то играла гармошка.
Ночью армейские разведчики подвели нас к линии фронта, в глубь темного леса. Наверное, теперь это и есть наш дом.
1 октября. Пугали немцев и сами пугались.
5 октября. Клетнянский лес пересох, как Кара-Кумы. Нигде ни капли воды. Слизывали с листьев росу. Измученный отряд заснул от изнеможения. Кравцов и его помощник Дука взяли лопаты и пошли в балку рыть колодец. До воды они не добрались, зато "откопали" окруженцев, среди них есть даже майор. Окруженцы колеблются, не знают, что им делать: то ли идти на восток, то ли присоединиться к нам.
8 октября. Карандаш дрожит в руке. Натолкнулись на повешенных фашистами директора школы и учителя. Какой ужас! На трупах дощечки: "Они помогали партизанам". Лица погибших обросли бородами.
Вале Сафроновой пятнадцать лет.
10 октября. Люди особенно познаются в пути. Только что закончился бой, и мы пробирались по болоту. Особенно тяжело было Петру Русанову. У него одна нога. Он инвалид с детства, но ушел с нами. Больно смотреть, как он мучается. Конечно, здоровые люди все в армии. А в партизанах и Петя клад.
В отряде десять девушек. Я уже успела полюбить красавицу Зину Голованову, неутомимую Фаню Репникову, хлопотливую Шуру Абрамкову. Я люблю здесь всех, как родных братьев и сестер. У нас один путь, идем туда, где подстерегают опасность и смерть.
Под тяжестью винтовки немеет плечо. На ноги боюсь взглянуть: исцарапаны, избиты. Туфли держатся на них не иначе, как по привычке. Я никогда не думала, что ходить тяжело. Хотя бы полчасочка полежать под деревом, ни о чем не думая. Но надо идти, хотя совсем не идется. Мои чувства сейчас совпадают со словами партизанской присяги, которую мы приняли перед уходом в фашистский тыл:
"…Не выпущу из рук оружие, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.
…За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом, клянусь мстить врагу жестоко, неустанно и беспощадно.
Кровь за кровь, смерть за смерть!
…Клянусь всеми силами и средствами помогать Красной Армии уничтожать взбесившихся гитлеровских солдат, не щадя своей крови и своей жизни". Партизанскую клятву я знаю наизусть, потому что она - моя клятва.
11 октября. Наконец-то привал. Дремали под дождем.
12 октября. Узнали, что пал Брянск. Настроение такое, будто потеряли самого близкого. С боями идем к городу. Дороги пахнут кровью.
14 октября. Бои, бои, бои… Меня пока держат в резерве. Обидно.
15 октября. Устроили засаду на Мужиновском большаке. Командовал операцией сам Дмитрий Ефимович. Я тоже стреляла из винтовки, но, кажется, не попала. За несколько минут отряд уничтожил больше 20 фашистов.
16 октября. Падают с деревьев листья. Гибнут люди. Нет больше Пети Русанова. Во время разведки его схватили. Петя костылем сбил с ног солдата, сорвал у него с пояса гранату и бросил в самую гущу фашистов. Погиб он, сжимая мертвой хваткой горло офицера. Смогу ли я быть такой, как Петя Русанов? Увы, я неженка. Стыдно, но признаюсь себе в этом.
17 октября. Не хочется браться за дневник. О чем писать? Вести одна тоскливее другой. По радио узнали: немцы под Малоярославцем - совсем близко от Москвы. Но все равно ничего у них не выйдет, победим мы. Вспомнилось довоенное, как ходили с флагами на демонстрацию, пели про трех танкистов. Какими мы были счастливыми! Кажется, только теперь я поняла, что такое Родина.
19 октября. Отряд вышел к Брянску и остановился в пяти километрах от поселка Урицкий. Командир группы Валериан Мерц похвалился: "Разыщем свои базы, там махорка, колбаса, сухари"… Значит, в Клетнянские леса мы уходили, чтобы научиться воевать в тылу врага.
22 октября. Мерца долго не было, а вернулся с пустыми руками. Базы наши разграблены. Дмитрий Ефимович страшно сердится. Оказывается, он может быть не только добрым.
23 октября. Спала стоя.
27 октября. Месяц, как мы в пути. Возле поселка Большое Полпино встретились с группой помощника секретаря подпольного горкома Анатолия Михайловича Щекина. Мир войны тесен. Увидела свою "старую" знакомую - Валю Сафронову. Ведь именно она помогала мне "устроиться" в отряд. Валя сказала, что наша встреча самая обычная - живем в такое время, когда все дороги ведут в лес.
Мы подружились.
Валя… Если бы я была художницей!.. С ней всегда хочется быть рядом, слушать ее, видеть ее. Возле нее люди становятся лучше. Валя Сафронова - самая красивая дочь лесов брянских - вот что это за девушка.
28 октября. Кравцов и Валя второй день о чем-то шепчутся. Меня это страшно задело, но, кажется, "ревную" совсем зря. Сафронова Валя, как мне удалось случайно узнать, - партизанская разведчица. Вот дурочка я… Они что-то замышляют в городе. А что? Этого не узнаешь. Военная тайна".
"Первые цветочки"
Коля Горелов взял ведро, обмазал его изнутри тонким слоем клейстера, сунул за пазуху листовки. Виктор Новиков - "Старшой" - внимательно следил за товарищем.
- Гляди в оба, - начальническим тоном предупредил он.
- Знаю, не маленький…
Холодный октябрьский ветер хлестал по лицу. Поеживаясь, пуще от страха, чем от холода, Коля шел по улице. Возле лесного института стоял немец и надменно поглядывал на прохожих.
…В оккупированном городе Коля Горелов оказался неожиданно. В конце августа он зашел в кабинет секретаря горкома партии. Там было много народу. Кравцов держал речь. Коля хотел уйти, но Дмитрий Ефимович заметил его.
- А, Горелов! Ты кстати, - сказал он и, легко подхватив стул, поставил перед Колей. - Садись.
Коля присел на краешек.
- Опять с жалобой?
- Да, - чуть слышно ответил Коля.
- На военкомат?
- На него.
Все с любопытством уставились на паренька.
- А не потому ли ты такой прыткий, что еще пороху не нюхал? Вот скажи, какой запах у пороховой гари?
- Едкий, - не задумываясь, ответил Коля.
- Сам ты едкий, - засмеялся Кравцов, взъерошив Коле черные волосы.
На столе зазвонил телефон, но Кравцов, казалось, не слышал.
- Завтра группа товарищей пойдет через линию фронта…
- Дмитрий Ефимович! - вскочил со стула Коля.
- Дело рискованное.
- Знаю.
- Страшное. И это всем мы говорим. Не скрываем.
- Не боюсь.
- Подумай хорошенько.
- Дмитрий Ефимович!.. - Коля глядел на секретаря молящими глазами.
- Ладно. От тебя не отвяжешься… Сбор завтра в три часа здесь. - Кравцов написал записку. - Иди в истребительный батальон, там тебя снарядят в дорогу.
…Сыпал мелкий дождь, кругом стояла кромешная мгла. Эглит - командир разведгруппы - похвалил погоду: "Благоприятствует делу".
Немцы были совсем рядом: доносился лязг гусениц, лающий говор, кто-то играл на губной гармошке. Эглит приказал быстрее пробираться вперед, нужно было миновать безлесную местность.
С величайшими предосторожностями разведчики пробрались к большаку. По серой ленте дороги, ведущей к родному городу, громыхали тяжелые танки.
Ошарашенный, Коля сжимал в руке гранату. Рядом Эглит делал пометки в блокноте и, вздрагивая всем телом, тихонько покашливал в кулак. Его мучила астма.
Весь день разведчики следили за большаком. К Брянску немцы подтягивали крупные силы. Мчались грузовики с солдатами, тягачи волокли дальнобойные пушки, цокали копытами эскадроны всадников. Впервые Коля понял, как тяжело быть разведчиком. И не потому, что тебя всегда подстерегает опасность, а больше от сознания того, что враг рядом, а ты только провожаешь его глазами.
Вечером Эглит подозвал Колю и протянул ему несколько листков бумаги.
- Зашей в пояс и возвращайся в город. Отдашь только самому Кравцову. Оружие сдай, без него надежнее.
Коля обиделся. Оказывается, они взяли его с собой всего лишь связным. Почтальоном! Но приказ есть приказ.
Петляя среди стволов, Коля забрался поглубже в лес. Над головой низко висело хмурое небо, тоскливо стонал ветер, наклоняя гибкие вершины деревьев. Было очень страшно, за каждым пнем мерещился фашист с автоматом.
Прошло часа два. Стемнело. Коля, осмелев, быстро шел узкой тропинкой. Внезапно донесся едва уловимый стон. Колю будто сковало: "А может, почудилось?.." Стон повторился. Хотелось пуститься что есть духу от этого места… "А вдруг свой…" Подполз на стон и увидел человека в штатской одежде.
- Кто? - еле выговорил Коля.
Человек застонал сильнее и приподнял голову. Коля узнал Васю Семенова, товарища по истребительному батальону.
- Семенов! Откуда?
Вася рассказал, что чекисты заслали его в немецкий тыл. Он собрал там нужные сведения. Но в дороге заболел. Раскалывается желудок. Кружится голова. Тошнит. Идти не может.
- Это должно скоро пройти, - утешил его Коля. - Ну-ка, обопрись на мое плечо.
Вася кое-как поднялся, неловко обхватил Колю, сделал несколько шагов, а потом виновато посмотрел на товарища и прохрипел:
- Не могу… Иди один… Я… как-нибудь…
- Выдумываешь! - возмутился Коля. - Отдышись и потопаем дальше.
Вася был совсем плох. Руки у него дрожали, он тяжело дышал.
- Хальт! - раздался вдруг, как спросонья, выкрик. В темноте затарахтел автомат.
Коля метнулся в кусты. Вася тяжело рухнул рядом.
- Ранен?..
- Нет…
Неподалеку перекликались немцы, часто произносилось слово "партизанен". Раздавались одиночные выстрелы. Ребятам казалось, что стреляет и рычит весь лес.
Решили пробираться болотом. Компаса и карты не было, Коля полагался только на свое чутье. Им удалось пройти между гитлеровскими постами. Вышли к Жирятино.
На широкой поляне, покрытой пожелтевшей травой, сидели красноармейцы и неторопливо хлебали из котелков. Бойцы показали ребятам штаб. Там Колю узнал майор.
- Куда путь держишь, партизаненок?
- К секретарю горкома.
- А ты? - повернулся майор к Васе.
- В управление НКВД.
Майор улыбнулся:
- Хлопцы, без лишних слов выкладывайте, что добыли.
- Мне велено передать только в горком, - возразил Коля.
- А что, разве фронт держится только на горкоме? - рассердился майор. - Давайте по добру.
Парней накормили, переодели и на полуторке повезли в Брянск. Вася слез возле госпиталя, Коля подкатил прямо к зданию горкома. Его встретили как героя. Горкомовцы, друзья из истребительного батальона засыпали вопросами. Появился Кравцов и увел Колю.
С того дня весь отряд стал готовиться в лес. Коля тоже собирался, но вдруг его вызвали к Кравцову. Разговор длился долго. О чем секретарь горкома столько времени говорил с мальчишкой, никто не знал, только партизаны из города ушли, а Коли Горелова с ними не было…
"А вдруг обыщет?" - мелькнула тревожная мысль, когда Коля увидел немца возле лесного института. "Свернуть в сторону? Скорее привяжется". - Решил идти напрямик, что будет, то и будет.
Поравнявшись с немцем, невольно замедлил шаг. Ему казалось, что немец сквозь пиджак видит листовки. Видит и то, что ведро внутри измазано клейстером.
Прошла томительная минута, пока опасность осталась позади. Теперь можно действовать. Завернул за угол, вытащил листовку, коснулся стенки ведра и прилепил ее на стену.
"Переболев" страхом, Коля почувствовал азарт, его потянуло в людные места. Вышел на улицу III Интернационала, остановился возле базара. Сделал вид, что читает афишу, а сам приклеил три листовки у дверей магазина, с десяток сунул в подъезды жилых домов, а одну пришлепнул на доску объявлений у биржи труда.
Мимо листовок никто не проходил равнодушно. Напирая друг на друга, люди жадно вчитывались в печатные строки:
"Товарищи, не верьте фашистской брехне. Москва - наша, советская! Гитлеру ее никогда не взять! Мощь Красной Армии растет день ото дня. Скоро она покажет свою силищу, и у гитлеровских вояк зачешутся пятки.
Друзья! Уничтожайте фашистов, помогайте партизанам чем только можете. Пусть земля горит под ногами оккупантов.
Брянский горком партии".
Люди узнавали правду! А сказать им правду - это все равно что дать в руки винтовку. Так расценивал свою работу Коля. Ему очень хотелось, чтобы сейчас здесь появился сам Дмитрий Ефимович Кравцов и посмотрел на лица людей, собравшихся у листовок.
Появились два полицая. Толпа моментально рассыпалась. Полицаи, матерясь, принялись соскабливать листовки. Один удивленно присвистнул:
- Батюшки, клейстер-то совсем свежий!
Другой в сердцах пырнул штык в стену:
- Попадись только мне этот большевистский агитатор! Я его шкуру заместо листовки к забору пришпилю.
Коля, размахивая ведерком, с беспечным видом пошел к реке. Отмыл клейстер, набрал воды и, не спеша, отправился домой.
Так нехитро начинало жить Брянское подполье.
В группу "Старшого" - Виктора Новикова, бывшего студента лесного института, входили Коля Горелов, Виктор Аверьянов, Ольга Золотихина, Иван Никитин. Все они знали, какая участь ждет каждого, если попадутся. Но думать об этом не хотели, верили в счастливую звезду.
Ниточка тянулась в лес
Яков Андреевич обмотал шею вязаным шерстяным шарфом, надел меховую душегрейку и объявил:
- Мне пора в карцер.
- Может, сегодня передадут что-нибудь радостное… - с надеждой вздохнула Анастасия Антоновна.
- И что тогда? - Яков Андреевич обнял худенькие плечи жены.
Она не ответила, только вытерла уголком платка глаза.
Степановы пересекли двор и зашли в сарай. Выгнав из стойла корову, Анастасия Антоновна разгребла навоз. Показалась дубовая западня с большим железным кольцом. Яков Андреевич приподнял западню и по заросшим мхом ступеням спустился в погреб. Зажег коптилку. Свет упал на наборные кассы со шрифтом. На табурете стоял старенький батарейный приемник. Яков Андреевич включил его и стал ждать. "Говорит Москва!.. - раздалось по всему погребу. - …Наши войска ведут ожесточенные бои с противником на Можайском и Малоярославецком направлениях". - Стены погреба сдвинулись, стало трудно дышать: "Можайск… Это почти Москва!.."
Дослушав горькую сводку Совинформбюро, Степанов выключил радиоприемник и склонился над наборной кассой. Нужно рассказать народу правду, какой бы она ни была.
Буквы складывались в слова: "Дорогие товарищи! Красная Армия ведет тяжелые оборонительные бои. Враг у Москвы. Родина в опасности. Это все правда. Но не падайте духом. Скоро "непобедимая" гитлеровская разбойничья банда выдохнется.