Прятаться от кредиторов и офицеров удавалось не всегда, так что однажды довелось Бальзаку отсидеть несколько дней в тюрьме Национальной гвардии на рю де Фосс-Сен-Жермен. Он, впрочем, весело провел эту неделю в обществе другого знаменитого романиста того времени – Эжена Сю. Конечно же, тюрьма эта не была похожа на Таганку или Лефортово, и ближние рестораторы, хозяева кулинарных лавок и виноторговцы изо всех сил старались угодить знаменитым узникам, так что вино в узилище лилось рекой, и друзья писателей даже приходили к ним пировать за тюремным столом… Желая спасти писателя от парижских невзгод, Сара Гвидобони-Висконти и ее добродушный муж придумали для Бальзака непыльное дело в Италии, где у него имелось много читателей-поклонников, и он надолго укрылся в Милане и Турине. Надо сказать, что прекрасной аристократке Саре (как, впрочем, и многим другим женщинам) Бальзак при первом знакомстве казался не только физически малопривлекательным, но и безвкусно одетым, и плохо воспитанным. Но когда он начинал говорить, все менялось. Его красноречивые глаза были прекрасны и настойчивы, речь завораживала, к тому же он прекрасно понимал судьбу и душу женщин, в нежном возрасте отданных замуж за богатых сановных стариков, женщин-страдалиц и женщин-злодеек, сочувствовал их невзгодам и мукам. Об этом его гениальном проникновении в душу жен- шины писали ему читательницы, и он, каждый раз зажигаясь предчувствием приключения, вдохновенно отвечал на их письма. Так он ответил однажды на письмо некой иностранки, это было в 1832 году, переписка с которой продолжалась до самой его смерти, а в промежутке были их встречи в Швейцарии, в Вене, в Париже и в Петербурге и, наконец, их долгожданное бракосочетание после кончины ее супруга, польского аристократа Ганского, владевшего землями на Украине. Бракосочетание, которое состоялось незадолго до смерти самого Оноре де Бальзака. Вы, наверно, помните, что прекрасную иностранку звали Эвелиной Ганской. И даже те из вас, кто не слишком хорошо знаком с перипетиями жизни Бальзака, но зато хорошо знает пьесы Чехова, без труда вспомнят реплику чеховского героя о том, что "Бальзак венчался в Бердичеве". Впрочем, последние эти события связаны не только с Бердичевом, но и двумя бальзаковскими уголками Парижа, впрочем, уже на правом берегу Сены.
УЛИЦА ПРИНЦА КОНДЕ
Э та улица, лежащая в квартале Одеон и названная в честь принца Конде улицей Господина Принца (rue Monsieur-le-Prince), не всегда щеголяла столь аристократическим званием. Некогда она называлась попросту улицей Рва (rue des Fossis), ибо здесь проходила укрепленная стена времен Филиппа-Августа, а также ров (за стеной были уже слобода и аббатство Сен-Жермен). Кстати, на фундаменте этой старинной стены до сих пор стоят дом № 41 и дом № 47 по улице Господина Принца. В былые времена не только сама улица носила аристократическое название, но и жили на ней, в непосредственной близости от Люксембургского дворца, по большей части люди знатные, о чем и поныне красноречиво свидетельствуют великолепные дома, витые решетки балконов, скульптуры на фасадах, остатки старинных росписей. Она и нынче не слишком демократическая улица, хотя селились на ней в более доступные времена и художественная богема, и духовные лица, и ремесленники, и эмигранты…
Помню, лет десять тому назад мне позвонил милый московский приятель Толя (в ту пору еще видный издатель) и сказал, что их писательскую группу поселили в маленьком отеле на Месье-ле-Пренс, что на улице дождь и хочется поглядеть Париж, но так, чтоб куда-нибудь выйти недалеко, – что я ему посоветую? Я посоветовал прогуляться по Месье-ле-Пренс. Он замолчал, и я понял, что он, отодвинув штору, смотрит на улицу. "А что на ней интересного?" – спросил он. "Да почти каждый дом", – ответил я. Но потом, конечно, пришлось ехать к ним в отель и доказывать, что я не слишком преувеличил… Утверждали, что доказал, – люди вежливые.
Улица эта, ответвляясь под острым углом от бульвара Сен-Мишель поблизости от Люксембургского сада, сбегает вниз, причем довольно круто (часто даже по лестнице), к бульвару Сен-Жермен и перекрестку Одеон. Верхняя часть улицы, ближняя к саду и дворцу (раньше она носила название Фран-Буржуа-Сен-Мишель), как раз и сви детельствует с особой убедительностью об аристократическом прошлом квартала: подряд здесь идут очень красивые дома (скажем, дом № 58 и дом № 60 с левой стороны или дом № 63 и дом № 65 – с правой). В доме с таинственным двориком, что числится под номером 54, с 1654 года и почти до самой смерти жил замечательный математик и философ Блез Паскаль. Вскоре после переезда в этот дом он пережил озарения своей "огненной ночи" 23 ноября 1654 года, здесь же написал свои "Мысли" и своих "Провинциалов". Одного этого хватило бы, чтоб прославить эту крутую улочку. Но близкая к Латинскому кварталу и бульвару Сен-Жермен улочка не музей, а живая улица, живущая современной, очень парижской, интеллигентской жизнью, это типично левобережная улочка. Ну вот, скажем, в доме № 67, в верхней части улицы, кинотеатр "Три Люксембурга". Как легко догадаться по его названию, он расположен неподалеку от сада и в нем три зала (только три зала). И он нисколько не похож на те кинотеатры, что на Елисейских полях: это типичная киношка Латинского квартала – ни постановочных "блокбастеров", ни порнухи, ни фильмов с карате, ни Спилберга, никакой дешевки. Зато здесь три года подряд шел на полуденном сеансе один и тот же фильм – "Гарольд и Мод". И имел свою публику. Те, кто тогда были студентами, помнят эту милую странность. Или вот книжная лавка "Золотой жук" (Le Scarabйe d'Or). Вечно роются здесь какие-то студенты или сексуально озабоченные переростки. Как утверждают, тонкая специализация этой лавки – книги о садомазохизме. Впрочем, покупатель попроще может ограничиться нормальным томиком "Кама-сутры". Здесь целые полки разных редкостей и странностей, среди которых может попасться смехотворно-унылый "розовый роман", хотя может и подвернуться крутая порнуха – как повезет… А вот в доме № 51 книжная лавка совсем иного направления, лавка Самуэляна. Здесь я освежаю в памяти полузабытые армянские фразы. Говорят, это самая большая армянская книжная лавка в мире (не поручусь – не проверял). Хозяин лавки старик Самуэлян когда-то давно за драку с писателем-туркофилом угодил в тюрьму (по мне-то, и туркофил неплох, лишь бы не "фоб"). Над длинными рядами книг витает здесь загадочный аромат высокой эрудиции, древности, Востока. Здесь обширный отдел египтологии. И дух армянской культуры ощутим. "Аствац окне!" Это здесь, между прочим, французский кинематографист армянского происхождения Анри Верней снимал свою "Маириг" ("Маму"). В автобиографии знаменитого певца, идола французской песни Шарля Азнавура, я наткнулся на такие строки:
"Я открыл впервые глаза в грустных меблированных комнатах на улице Месье-ле-Пренс, в среде певцов и артистов, говоривших по-русски и по-армянски".
В этой верхней части улицы, в саду монастыря кордильеров, в зданиях, выросших на месте двух знаменитых коллежей старины – Коллежа д'Аркур (основанного еще в 1380 году) и Коллежа юстиции (основанного в середине XIV века), размещается ныне один из самых престижных лицеев французской столицы – лицей Людовика Святого (Saint-Louis).
В доме № 49 жил английский поэт Генри Лонгфелло, автор "Песни о Гайавате", и когда пробегаешь мимо, строки бунинского перевода неотвязно крутятся в голове ("Дай коры мне, о береза…") вперемежку с трогательными обрывками школьного английского и голосами школьных друзей с Первой Мещанской (If I shake my holy tresses…).
Улица Господина Принца издавна славится особенными кабаками и элитарно-студенческой экзотикой даже в кабацком океане Парижа. Бар "Ла Пайот", что невдалеке от лицея, держится за свой особый аромат старины. Здесь крутят старые пластинки и блюдут атмосферу "ретро"… Меняются студенты в квартале, уходят былые лицеисты, а в баре все так же толкуют о книжках, шпаргалках, экзаменах и признаются в любви (зачастую даже ВПЕРВЫЕ). В этой уникальной парижской дискотеке (диски-то все же крутятся) никогда не танцуют: слушают, беседуют, грустят…
Еще чуть ниже по улице тоже знаменитое (а может, и единственное в своем роде) кафе – "Полидор". У него весьма солидный для питейного заведения возраст – сто пятьдесят лет. Его старинные газовые рожки освещали еще склоненные над стаканом головы Жореса, Верлена, Барреса, Джеймса Джойса. Как и полтора века назад, "Полидор" – заповедник интеллектуалов, по-здешнему "интелло".
Гуляя по улице Месье-ле-Пренс, поневоле остановишься у странных витрин, где выставлены непонятные, зага дочные красивые предметы. Вроде как в этой таитянской лавочке, в витрине которой рядом с ожерельями из искусственных цветов – китайские похоронные извещения. Эта лавочка – парижский уголок острова Таити. У таитянских студентов в Париже издавна вошло в привычку собираться в этой лавочке, вдыхать родные ароматы, трогать знакомые с детства предметы, повторяя умиленно: "феноа", "о, феноа" (стало быть, она, родина)…
Неподалеку от таитянской лавочки – кабаре "Эскаль". Утверждают, что оно самое латиноамериканское во всем Латинском квартале. Принадлежит оно латиноамериканской музыкальной группе "Мачукамбос", которая застряла в Париже еще в конце 50-х, когда ей вдруг повезло с заработком, и решила: куда ехать, от добра добра не ищут. Завсегдатаями кабаре были некогда и Ботеро, и Габриель Гарсиа Маркес, и Хулио Кортасар. Действие одного из романов Кортасара тут неподалеку и завязывается – в "Полидоре".
Поблизости тут же и "Анагура", японское кафе, одно из первых в Париже кафе-"караоке", певческое кафе, где знаменитая певица на телеэкране открывает рот, а клиенты дружно поют навязшую в зубах песню: чем бы клиенты ни тешились, лишь бы запивали жажду.
Рядом с кафе замечательный книжный магазин "Лестница" (Escalier), где продают детские книжки и педагогическую литературу. Лестница там есть, и она ведет в подвал, где море детских книг издательства "Натан". Неподалеку здесь китайская книжная лавка. Вообще, эта улица была (еще задолго до возникновения в Париже "чайна-тауна") одной из первых зачинательниц китайской торговли в Париже (японцы пришли позднее). Одна из здешних китайских лавок торгует предметами восточной медицины и всякой прочей магии.
По левую сторону на нашем пути останется маленькая площадь Одеон и большой старинный театр неоклассической архитектуры – театр Одеон. Когда-то (в 1784 году) здесь гремела "Женитьба Фигаро", потом играла Группа Жана-Луи Барро, теперь здесь выступают с гастрольными спектаклями виднейшие театры Европы.
В том помещении (дом № 1 на площади), где теперь Располагается Франко-американский центр, на протяжении ста пятидесяти лет находилось литературное кафе "Вольтер". Между войнами его обживала парижская колония американских писателей – Скотт Фииджеральд, Хемингуэй, Эзра Паунд, Синклер Льюис, Гертруда Стайн и другие. В ноябре 1928 года Маяковский читал в этом кафе стихи, соблазняя несчастную литературную эмиграцию своим материальным процветанием и славой. Маяковского шумно приветствовали просоветски настроенные евразийцы (среди них муж Марины Цветаевой С. Эфрон). В отчете об этом вечере, напечатанном в журнале "Евразия", М. И. Цветаева написала, что, по ее мнению, "сила… там". Это выступление испортило ее отношения с эмиграцией и с лучшей парижской газетой, где ее до того еще печатали. С самой "силой", толкнувшей ее в петлю, ей довелось встретиться позднее. Процветающему Маяковскому до трагической развязки тогда оставалось уже совсем немного…
Далее наша улица Принца пересекает улицу Расина, на углу которой в 1926 году таинственный террорист, скорей всего агент Коминтерна, убил средь бела дня украинского национального лидера Симона Петлюру.
В доме № 10 был арестован вождь шуанов Кадудаль. В том же доме (в квартире напротив вождя, только позже, до 1857 года) жил знаменитый Огюст Конт (ныне в квартире работает музей), а поблизости обитала общительная романистка Жорж Санд. Композитор Сен-Санс жительствовал в доме № 14, да еще полдюжины французских знаменитостей жили здесь и умирали… улица Господина Принца вошла в их бессмертные произведения, в песню Азнавура, в прозу, стихи, в память поколений…
ПО ПАРИЖСКИМ СЛЕДАМ МИТТЕРАНА
Париж не был для Франсуа Миттерана родиной. Президент и сам всегда утверждал, что остался провинциалом, родившимся в крошечном городке Шаранты, где-то между не столь уж внушительными городами Коньяк и Ангулем. Однако почти шестьдесят лет своей жизни Миттеран прожил в Париже, прекрасно знал его, и прогулки по паркам, набережным, старинным улочкам великого города, в котором, по его собственным словам, он чувствовал себя и архитектором и императором, всегда доставляли ему удовольствие. Маршруты этих прогулок неизменно пролегали по левому берегу Сены, по набережным, Латинскому кварталу и кварталу Сен-Жермен. На левом берегу располагались любимые рестораны и кафе Миттерана, любимые книжные лавки, сквозь окна которых прохожие иногда различали старомодную шляпу президента, склонившегося над книгой. На левом берегу, на старинной улице Бьевр, супруги Миттеран купили себе четверть века тому назад (условия начальственных продаж и покупок раскрываются обычно лишь посмертно, да и то не всегда и не сразу) укромный и уютный особняк XVII века с двориком, укрытым за воротами. С 1981 года эта улочка, лежащая близ набережной Сены, собора Нотр-Дам, бульвара Сен-Жермен и Латинского квартала, закрыта для транспорта. И только после смерти президента выяснилось, что он, собственно, давно уже жил не здесь с супругой, а совсем в другом месте и с другими людьми, а усиленная охрана стояла так, для отвода глаз…
На левом берегу Сены, в Латинском квартале, Миттеран учился в юности. На левом берегу он жил в студенческие годы. На левом берегу президент и скончался. Из своего последнего дома на авеню Фредерика Лепле, что неподалеку от Военной школы и Дома инвалидов в VII округе Парижа, президент отправился в последнее свое путешествие, на родину, к семейному склепу на кладбище в варнаке… К этому дому на авеню Фредерика Лепле 8 января 1996 года, когда стало известно о смерти Миттерана, стали съезжаться всякие знаменитые люди, бывшие сотрудники президента. Но и простые, никому не известные французы тоже приходили сюда, приносили цветы. Приходила молодежь. На вопрос корреспондентов о том, что они думают о бывшем президенте, эти люди, с трудом подбирая слова, припоминали, что Миттеран был президентом дольше, чем все прочие президенты Франции. Вероятно, в этом и заключалась его заслуга… Молодые вспоминали еще какой-то предвыборный лозунг, называвший их поколением Миттерана. А вот было ли это комплиментом?.. За последние годы термин "миттерандизм" приобрел во Франции довольно-таки одиозный оттенок еще и потому, что на самом деле простые люди, как выяснилось, совсем мало что знали о президенте. Ну, к примеру, этот вот дом на авеню Фредерика Лепле… Известно было, что президент живет в Елисейском дворце, а также в своем особняке на рю де Бьевр. Теперь выяснилось, что туда он ходил только по субботам и воскресеньям, а здесь у него была другая, неофициальная семья и что тут у него росла юная дочь. Французы относятся к этим подробностям частной жизни с большой терпимостью, однако то, что они ничего не знали, несколько их смущает… Выяснилось также, что президент-соииалист, в нарушение правила гласности, введенного социалистами, скрыл от избирателей и свою болезнь. Сколько ж еще таких тайн покойного президента таят укромные улицы старого Парижа? Давно (и вероятно, "близко", как говорят чуть не обо всех дамах, бывших знакомыми с этим государственным женолюбом) знакомая с Миттераном писательница Франсуаза Жиру обронила о нем такую фразу: "Не было человека, который мог бы сказать: "Я его знаю"". Тайну Миттерана не мог разгадать и сам старый писатель Франсуа Мориак, который жил некогда, лет за тридцать до Миттерана, в том же самом религиозном общежитии на рю Вожирар, в котором поселился восемнадцатилетний Франсуа Миттеран, впервые приехав в Париж из провинции, – в доме № 4 на длинной парижской улице Вожирар, неподалеку от ее пересечения с рю де Ренн. Здесь прошли счастливые студенческие годы Миттерана, он не раз упоминал потом и этот дом, и медную дощечку на почтовом ящике со словом "леттр", которое волновало юношу, ибо в слове этом таится намек не только на письмо как почтовое послание, но и на письмо вообще, на грамоту, на литературу, которая всю жизнь была ему небезразлична. Об этом мы узнаем из его воспоминаний. Но вот только на последнем году полувековой политической карьеры Миттерана его избиратели с изумлением узнали, что в те нежные годы социалист и, можно сказать, создатель нынешней социалистической партии Франсуа Миттеран был ультраправым активистом, состоял в боевой националистической молодежной организации…
Все знали, что он был в немецком плену, по его словам, бежал из плена, даже три раза, чтобы примкнуть к Сопротивлению (так сообщают "надежные" энциклопедические словари). Но никто из рядовых французов не знал до последнего времени, что социалист Миттеран являлся поклонником маршала Петена, что после плена он не в Сопротивление ринулся, а верой и правдой служил коллаборационистскому правительству Виши, за что и удостоился в 1943 году высшего вишистского ордена. Что потом, до самого 1986 года, президент дружил с шефом вишистской полиции палачом Рене Буске… Что он окружал себя людьми сомнительными, скользкими, нечестными. А в момент, когда этим людям (а может, и их высокому покровителю?) грозило разоблачение, они вдруг скоропостижно кончали жизнь самоубийством или случайно попадали под пулю безумца… Отчего? Темный силуэт в широкополой шляпе, не давая ответа, ускользает от нас по улице Вожирар в сторону бульвара Сен-Жермен… Последуем за ним… На углу рю Вожирар и рю Мадам находится книжная лавка госпожи Беалю "Пон траверсе". Президент часто приходил сюда во время прогулки – листать и покупать старые книги. Но он и читал книги, а не только листал. Он был интеллектуал, великий книгочей и книголюб, хорошо знал французских писателей. Он и сам написал (или за него написали, как водится у сильных мира сего, – ему для этого официально нанимали за казенный счет видных писателей) чуть ли не два десятка книг. Бывший хозяин лавки "Пон траверсе" писатель Марсель Беалю не раз беседовал с президентом. Месье Беалю умер от рака за два года до Миттерана. На вопрос молодого корреспондента "Фигаро", какие книги покупал президент, мадам Беалю не отвечает. Это тайна. Известно, что Миттеран восторгался Достоевским, что он любил Толстого, восхищался стилем Шатобриана и Паскаля. Он знал множество книг и писателей. Отчего же тайна? Что-то заставляет вдову Беалю хранить в тайне пристрастия президента…
Недавно одна писательница издала роман, где описывает свою любовную связь с президентом Миттераном. Авторша скрылась под псевдонимом, и критика всерьез занялась романом (что, в общем-то, бывает не часто). Критика стала гадать, какая из президентских любовниц- писательниц (а их оказалось много, и какие все имена!) могла написать роман… И его уже нет, чтоб пособить. Или чтобы стукнуть по столу мягким кулаком. Чтоб подключить линию подслушивания к домашним телефонам всех любопытствующих, как бывало…