В конце концов он мне объяснил, что соорудил эту кучу хлама для эпизода документального фильма Жана-Кристофа Аверти о нем. Во время съемок он веселился как сумасшедший, давал полную свободу своей фантазии: рисовал зеленую свиноматку, а потом бросал холст в море, оснащал долговязую чернокожую модель Дониаль Луна крыльями и позолоченными контактными линзами, когда съемки проходили в скалах мыса Креуз, и так далее, и тому подобное… Гигантские яйца на стенах и картонные персонажи "Анжелюса" Милле тоже были следами этого безумия. Во время съемок должны были снимать с вертолета "Христа", состоявшего из ветхого каркаса рыбацкой лодки и самых разных отслуживших свое материалов.
Издалека, например, с террасы отеля, это нагромождение отбросов походило на трагического Христа, но вблизи это был не более чем хлам, гнивший на солнце. Я взобралась на вершину нелепого сооружения и, перепрыгнув с барки на барку, уселась внутри. Дали посмотрел на мои проделки и восхищенно сказал:
- Удивительно, но инстинктивно вы сели в самом сердце моего Христа, вы - душа этого произведения. Дайте-ка я вас поцелую, ангелоподобное существо!
И он так страстно поцеловал меня в лоб, что на нем отпечатались его усы, подкрашенные черным карандашом.
Глава 5
"Благодаря моему другу, доктору Паже, я увлекся стрекозами. Эти насекомые демонстрируют реальность антигравитации. Они в этом похожи на мух. Стрекозы - это машины будущего".
Сальвадор Дали
В следующие несколько дней я исчерпала все, что мог предложить мне Кадакес, все его развлечения, неудобства и сюрпризы. Деревня, расположенная у странного нагромождения скал под названием мыс Креус, жила в замедленном ритме все лето, ожидая зимней спячки. Здесь не было кинотеатра, совсем немного магазинов, одна-единственная парикмахерская, но зато была прекрасная церковь в стиле барокко. Создание клуб "Средиземное море" вызвало бурю критики. Для этого нужно было выстроить дорогу, которая проходила бы как раз за владениями Дали. Наплыв туристов вызывал раздражение местных жителей, которые считали, что кемпингов и транспорта вполне достаточно, не говоря уже о чудовищном отеле "Порт-Льигат". Был создан Комитет по охране окружающей среды, который возглавил Дали. В итоге ничего нельзя было построить, не утвердив сначала макет. Ни один дом не мог иметь несколько этажей, кроме того, все новые дома должны были быть построены из сумрачного серого камня, чтобы гармонировать с пейзажем. Издатель Фаскель был единственным соседом Дали, тогда как Козий остров оставался вообще необитаемым.
Поэтому, если ты не был писателем или художником, тебе оставалось только отчаянно скучать в окружении этих черных причудливых скал, особенно зимой. Я познакомилась с людьми, у которых были здесь собственные дома, с архитекторами из Барселоны, с журналистами, с румынским скульптором Бабиано, с Гинессами. Время от времени они устраивали вечеринки, где пили много и мало курили. Несмотря на многочисленные приглашения, Дали там никогда не появлялся. Он крайне редко выходил из дома, предпочитая принимать посетителей у себя и приберегая свою светскость до сентября, когда он собирался обосноваться на некоторое время в Барселоне.
Однажды утром он спросил меня, смогу ли я ему позировать в 5 часов вечера, после сиесты. Крайне взволнованная, я пришла вовремя, и верная Роза, которая почему-то стала со мной любезной, провела меня в дом. Дали сонно спустился по ступенькам, еще непричесанный, и нашел меня в гостиной-улитке, где я ждала его у окна.
- Вы никогда не спите после обеда? - удивленно спросил он. - Какая жалость! Вы сами не знаете, что теряете. Это просто чудесно заснуть ненадолго, на время потерять сознание. Просыпаешься отдохнувший, ясно представляя себе, как будет выглядеть твой законченный шедевр. Но у вас печальный вид, моя маленькая Аманда, вы все еще влюблены?
- Вовсе нет, - ответила я. - Но мои каникулы скоро кончатся, и я не смогу больше видеться с вами.
- Но ведь вы вернетесь?! Не возражайте! Я вам уже сказал, что мы никогда не расстанемся. Мы друзья на всю жизнь, и даже больше чем друзья, вы это знаете.
Впрочем, Гала в сентябре уезжает на несколько дней. Вы можете поехать со мной в Барселону. Людовик XIV вернется из Малаги, и я покажу вам город. Вы ведь еще не были в Барселоне? Ах, это будет замечательно, я вас поведу на бой быков, мы посетим "Рамблас", и "Риц". Вы ведь никогда не были в "Рице"? Я вас приглашаю. Нет, никаких возражений!
Его увлекла идея открыть для меня город, которого я не знала. Вообще ему необычайно нравилось меня учить. Теперь он без конца соблазнял меня красотами каталонской столицы и водил меня в свою мастерскую, совершенно пустую, где мирно высыхала "Ловля тунца". Справа от библиотеки была маленькая дверь, которая вела в сумрачную комнатку, где царил неописуемый беспорядок. Бумага соседствовала с флаконами льняного масла, странными муляжами, статуэткой Богородицы, экзотическими вещами, волшебным фонарем, серебристыми подушечками, наполненными гелием, привезенными Дали из Нью-Йорка. Подобие пьедестала, покрытого куском прозрачного плексигласа, было предназначено для натурщиков. Дали рисовал их с этого пьедестала, откуда их было видно как бы в уменьшенной перспективе. Кроме того, создавалась видимость, что натурщик висит в воздухе. Натурщики и натурщицы позировали обнаженными, и Дали мог доставить себе развлечение, детально рассмотрев их самую интимную анатомию. Я спрашивала себя, стану ли я таким же объектом осмотра или он действительно будет меня рисовать. Я знала, что сеансы позирования были не более чем предлогом для того, чтобы заставить раздеться парня или девушку, которые имели несчастье понравиться Людовику XIV или кому-то еще из придворных дам и кавалеров.
Дали попросил меня раздеться и лечь на восточные подушечки прямо на полу. Он взял большой кусок бумаги Кансон и уголь, устроился на ступеньках, ведущих в мезонин, и стал объяснять, какую позу я должна принять.
- Закройте глаза, как будто вы спите, правильно, вот так. Тело должно быть раскованным, руки за головой. Вытяните одну ногу. Нет, не двигайтесь! Это чудесно! Не бойтесь, это долго не продлится, только не меняйте позу.
Я услышала скрип угля по бумаге и комментарии Дали.
- Эта линия бедра очень красива. Это хорошо, что кость так выступает. Это божественно! Впрочем, Гала считает, что я слишком часто говорю "божественно". Она говорит, что у меня просто мания превосходной степени. Вы уже заметили, что я часто говорю "колоссально".
Я не выдержала и улыбнулась.
- Не смейтесь, малышка. Мне нужно еще дорисовать уголки ваших губ. Ваш рот нежный, нежный…
Он процитировал Гарсиа Лорку.
- Ну вот, почти готово. Беа мне сказал о вас утром: "Это стрекоза!". Это необыкновенно, правда? Забавно, но он иногда проявляет удивительную чувствительность. Он угадал, что вы благостное существо, легкое, как дуновение ветра… От ваших глаз ничего не может укрыться. Посмотрите, какой красивый рисунок!
Это был почти эскиз, и я сказала себе, что мой преподаватель в Академии искусств его бы обязательно раскритиковал: вялые линии, непропорциональные ноги, скороспелое художественное решение… Но все это, конечно, не помешало бы продать эскиз какому-нибудь американскому любителю.
- Вам нравится? Я его назову "Сон Гипноса". Гипнос - бог сна, как вы знаете.
- Но, по-моему, Гипнос - мужчина, - робко возразила я.
- Он бог. И поэтому не имеет значения, мужчина он или женщина. Вы знаете, что я за смешение полов. Мой идеал красоты - греческий Гермафродит, божественное существо. Из вас вообще мог бы выйти хорошенький мальчик. Мы видели одну девушку в Нью-Йорке, такую красивую, что Гала не заметила, что это был переодетый юноша. Гала не хотела в это верить, и мне пришлось попросить его раздеться. Когда Гала увидела его "лимузин", она широко раскрыла свои беличьи глазки, это было забавно!
- Что это такое, "лимузин"? - спросила я удивленно.
- Да, я и забыл, что не объяснил вам этого. Вы должны знать, что мои придворные имеют свой собственный словарь для обозначения некоторых вещей. Например, вместо слова "член", кстати очень вульгарного, мы говорим "лимузин". Это уже гораздо приятнее. Вместо "заниматься любовью" мы говорим "строчить на швейной машинке". Это не только образное выражение, но и достаточно точное. Когда люди занимаются любовью, можно сказать, что они "строчат на швейной машинке".
Дали больше не просил меня позировать ему, и я морально приготовилась к отъезду. По этому случаю он пригласил меня на обед вместе с только что приехавшей Людовиком XIV. Маленькая летняя столовая примыкала к внутреннему дворику. Она была полностью занята железным столом в форме подковы, покрытым блестящим шифером. Громадная морда носорога, набитая соломой, висела над окном, выходившим на море. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке, и Дали забавляло мое беспокойство. Он посадил меня слева от себя, напротив - Людовика XIV. Гала сидела справа, около друга Людовика XIV, юноши с призрачной красотой, невероятно тощего, которого Дали тут же окрестил морским коньком. Два великолепных посеребренных канделябра со свечами, цветами из воска, и к тому же перевитые лентами, украшали стол. Воск таял, и горячие капли стекали на листы бумаги, которые Артуро заботливо постелил под ними. Стекая, каждая капля издавала легкий звук, который был лейтмотивом этого обеда.
Гала, как обычно, ничего не ела. Она обращалась по-каталонски к Артуро, который часто смеялся. Она нарочно демонстрировала свое презрение к гостям. Дали попытался сгладить неловкость:
- Вы слышите, как она хорошо говорит по-каталонски? Никто бы не сказал, что она русская, моя olivona. Она разговаривает с Артуро, как настоящая крестьянка.
- Но я и есть крестьянка! - отвечала Гала. - Я не принадлежу к этим дворянчикам, которых ты пригласил сегодня!
- Что вы сказали?! - Людовик XIV приняла обиженный вид. - Вы это обо мне?
- Конечно о вас! - не унималась Гала. - Дали всегда приглашает фальшивых принцесс и рыцарей, которые на самом деле только мелкие служащие. Я же предпочитаю фальшивым дворянам подлинных простолюдинов!
Дали объяснил мне, что эта манера нападать на людей была вызвана застенчивостью Галы и, сверх того, ее комплексом по отношению к знаменитым или очень красивым женщинам, которые ее окружали. Она всегда сеяла ужас на светских обедах. Однако, если она и критиковала фривольность Людовика XIV, то все же любила Короля-Солнце. Эта дама развлекала Дали, а самым главным для Галы было счастье ее мужа.
После домашней колбасы на закуску последовал шедевр Пакиты, поварихи: омар в шоколаде. Дали прекрасно осознавал эффект, производимый этим блюдом, и приказывал его приготовить каждый раз, когда хотел эпатировать только что завербованного придворного. Контраст соленого и сладкого был так притягателен, что я несколько раз брала себе добавку. Гала краешком глаза следила за мной:
- С ума сойти, сколько она ест! - заметила Гала. - Нужно будет в следующий раз спрятать от нее съестное, иначе нам ничего не останется. А я-то думала, что вы, хиппи, живете на песнях и марихуане, - добавила она с язвительным видом.
На этот раз я стала мишенью для ее шуток. Я ответила, что оценила ее кухню и взяла добавку из вежливости.
- Из вежливости! Какая наглость! Кто бы мог подумать! Она приходит к нам в таких коротких юбках, что когда наклоняется, можно разглядеть ее нижнее белье, и она еще говорит о вежливости! Ты слышал, мой маленький Дали?! Она просто обнаглела!
Дали молча посмеивался в усы, упиваясь моим замешательством, вызванным уколами Галы. В конце обеда, после вкуснейшей braz de gitana - руки гитаны, венского сдобного рулета с ванильным кремом, Гала вдруг спросила меня, когда я собираюсь приехать еще раз. Я об этом не думала.
- Неужели? Вы не знаете? Но я должна это знать, чтобы наметить свой план действий. Скоро Mare de Deu (15 августа, праздник Богородицы). Я должна уехать на несколько дней в начале сентября. Я вам оставляю Дали. Вы приедете сюда, в вашей короткой юбке, с вашей корзинкой, и составите ему компанию. И ешьте поменьше, а то станете такой же толстой, как вот это (она показала на голову носорога, весьма довольная этим сравнением). Да, не смейте трогать Артуро. Он мой. Вам должно хватить Дали, можете развлекаться с ним сколько угодно. Но знайте, что Артуро это простой человек, которого я очень люблю. Может быть он вами и увлечется, но вы на него не посягайте.
Артуро, стоявший в своем углу, ожидая того, когда можно будет убирать со стола, засмеялся. Шутки Галы меня обидели. Когда мы выходили во внутренний дворик, Дали взял меня за руку и прошептал:
- Не обижайтесь так сильно. Укольчики Галы не более чем тесты, чтобы вас испытать. Я уверен, что она вас любит. Если бы она вас не любила, она бы мне уже сказала.
Мы уселись во дворике, Дали и его жена в куртках из синтетического меха пантеры, я в длинном марокканском плаще, драматический вид которого мне нравился. Вдруг из громкоговорителей, спрятанных за лавровыми деревьями, полилась музыка, одновременно нежная и величественная. Магнитофон был старый, и пластинка то и дело ерзала. Дали, который, казалось, был на вершине счастья, закричал:
- Вагнер! Звездная ночь и Галюшка рядом со мной, чего еще можно желать!
Прислушайтесь, Аманда, к этому шипению жарящихся в масле сардин, которое делает pick-up. Тристан и Изольда в этом отношении еще красивее.
Мы в полном молчании дослушали музыку до конца, сардины полностью изжарились. Гала замерзла и вернулась в дом. Дали взял меня за руку и процитировал несколько строк Гарсиа Лорки о la yerma de tus dedos, то есть о "капле, заточенной в темнице твоих пальцев".
Я возвратилась вместе с Людовиком XIV, которая остановилась в отеле. Ее друг, морской конек, отвез меня на машине в Кадакес. На следующий день я была уже в аэропорту в Жероне и ждала самолет на Лондон.
Глава 6
"У нас в Каталонии есть такое выражение: Пусть парни побольше смотрят на девушек, но поменьше их трогают".
Сальвадор Дали
Лето 1966 года было очень жарким. Это было лето поп-музыки, "Пинк Флойд" и их психоделических световых шоу, хиппи и пацифизма. Я читала "Властелина колец" Толкиена и иллюстрировала сказки фейри. Я увешала свою квартирку плакатами и безделушками, выбросила кровать и оставила на полу только матрас, покрытый ковриками и подушечками, над всем этим я разместила вышитые шали, образовывавшие альков, внутри закрытый от любопытных глаз их длинной бахромой. Я кадила в помещении ароматическими травами и слушала музыку вместе с друзьями, которые никогда не упускали возможности принести на наши сборища гашиш, чтобы выкурить обязательное "наргиле". Обманчивый дым гашиша превращал нашу конуру во дворец "Тысячи и одной ночи". Испания, Дали и его минеральная вода, способная заменить любой наркотик, злая Гала - все это было так далеко от меня. Мы были "неформалами"
- авангардом нового общества. Дали со своим греческим искусством и мифологией казался мне теперь безнадежно устаревшим. Он звонил мне время от времени, и все для того, чтобы похвастаться: "Я нарисовал необыкновенного ангела" или "моя новая теория произведет революцию в законах физики". Казалось, он удивлялся, как я вообще могу жить на свете и не помышлять о его персоне.
Где-то в конце сентября он пригласил меня присоединиться к нему в Барселоне, Гала уехала позже, чем было предусмотрено. Было время праздника Merced, весь город был в возбуждении. Шофер из "Рица" ждал меня уже в аэропорту, и, едва я оказалась у дверей отеля, Дали выбежал мне навстречу. Он снова стал светским Дали: костюм, рубашка с жабо и галстук. Дали сопровождал его кузен Гонсало Серраклара, приятный мужчина, лоб которого пересекал большой шрам. Он обратился ко мне на чистейшем французском языке. Но Дали удалил кузена одним жестом и повел меня через холл прямо во двор.
- Нужно, чтобы вы увидели глицинию, - сказал он.
Эта глициния, как и все глицинии мира, образовывала нечто вроде сетки из сиреневых кистей. В соответствующее время года. Но сейчас был не сезон.
Кроме глицинии, я получила право на fashion show его "большого друга кутюрье Пертегаса". Я должна была еще познакомиться с Матильдой, одной из его первых "жинест". Толпа разодетых дам у входа в салон, где должен был состояться показ мод, ясно дала мне понять, что нужно переодеться. Дали объявил мне, что моя спальня на первом этаже, рядом с его спальней. Две комнаты на деле разделялись только просторной гостиной, обставленной строгой мебелью и освещенной люстрами из старинного хрусталя. Я с восхищением обнаружила великолепную ванную с настоящей римской баней: украшенный мозаикой бассейн, наполнявшийся с помощью двух позолоченных кранов. К бассейну вели две ступеньки. Напротив кровати, над мраморным камином, висело зеркало, украшенное позолоченными гирляндами; софа была обтянута серым бархатом. Отель "Риц" был строже "Мериса", но такой же роскошный.
Я оделась в сиреневый бархат, положила на веки серые и сиреневые тени и спустилась к Дали, который с нетерпением ждал меня в холле отеля. Одним взглядом он оценил мой туалет и буквально потащил меня в салон. Там у него была абонирована ложа, в ложе сидели незнакомые мне люди. Манекенщицы были сильно накрашены, с тщательно продуманными прическами, очень нравившимися Дали. Платья, впрочем, были достаточно традиционными. Одно из них, длинное, серебристо-серое, украшенное розовыми бантами, ему напомнило инфанту Веласкеса.
- Оно бы вам пошло, - добавил он.
Я не представляла себя в таком виде, но промолчала. Появилось вечернее платье, пестрое, расшитое золотом и разноцветным жемчугом. Тогда он прошептал:
- Вот это я собираюсь купить для Галы. Она его, конечно, возненавидит, но будет носить, чтобы доставить мне удовольствие. Я люблю видеть Галу щеголихой, разубранной как королева!
В конце показа мод он подошел к седеющей толстенькой даме, которая работала у кутюрье: она повела Дали фотографироваться с понравившимися ему манекенщицами. Манекенщицы радостно встретили его появление. Он попивал сыворотку, позировал с удовольствием: поднятая трость и подведенные глаза, довольный тем, что он опять в центре внимания. Строить из себя звезду, даже на достаточно фривольных сборищах, было для него жизненно необходимо. Любезная дамочка вновь подвела его ко мне и пылко поблагодарила за приход. Дали болтал с ней, все время посматривая на меня и пощипывая за локоть, чтобы обратить мое внимание на то, что я никак не могла заметить. Когда она покинула салон, мэтр дал мне ключ к этой загадке:
- Это она! Это Матильда! Во время обеда я расскажу вам о моем романе с Матильдой-изменницей, как говорил Лорка.
Мы отправились обедать в "Виа Венето", один из тех розовых вульгарных ресторанов, которые любил Дали. Нас обслуживали официанты в розовых ливреях и с кружевными жабо, один другого услужливее. Такое низкопоклонство показалось мне просто невыносимым, и я в ярости стукнула каблуком по подушечке, положенной мне под ноги. Дали был в восторге:
- Вы меня просто смешите! Сам не знаю почему, но вы очень комично выглядите. Здесь, в "Виа Венето", рядом со всеми этими camereros, которые вам прислуживают, вы печальны как никогда с вашей неизменной корзинкой. Вы даже не можете себе представить, как это забавно!