Конный портрет Сулеймана I Великолепного. Художник Г. Эворт
А теперь обратимся к событиям, случившимся в Османской империи в первых десятилетиях XVI в., когда отец тогда еще шехзаде Сулеймана – шехзаде Селим поднял восстание против своего отца султана Баязида II Вели. Бунтовщика поддержали янычары и хан Крыма Менгли I Гирей. Поначалу Баязид разгромил Селима, и шехзаде вынужден был бежать в Бахчисарай. Но затем султан решил, что надо кончать со смутой в государстве, и в 1512 г. добровольно отдал престол беглецу. Неблагодарный Селим I мало того, что приказал зарезать всех мужчин из рода Османов, чтобы избавиться от претендентов на престол, он еще повелел без каких-либо почестей отправить отца в ссылку в родовое поместье Дидимотихон (близ Эдирне), где тот через пару недель по прибытии был отравлен.
В случае Сулеймана янычары были преданы любимому сыну султана и Хюррем – Мехмеду. Но в 1543 г. Мехмед умер, заразившись оспой. И почти сразу после его смерти среди янычар начались разговоры о том, что Сулейман стареет, что ему пора отправляться на покой – в Дидимотихон, а престол следует передать шехзаде Мустафе. Со временем среди армейского командования был составлен военный заговор, решающую роль в котором взяли на себя командиры янычар. Независимо от его собственных намерений, Мустафа оказался смертельной угрозой и для Сулеймана, и для его сыновей от Хюррем. Перед султаном был пример султана Баязида II – ведь тогда все случилось буквально на глазах Сулеймана.
В октябре 1553 г. по приказу султана шехзаде Мустафа явился к отцу в полевой штаб в Эрегли. "…прибытие Мустафы вызвало сильное возбуждение. Он смело поставил свои шатры позади шатров отца. После того визири выразили Мустафе свое почтение, и он поехал на украшенном боевом коне, эскортируемый визирями и под возгласы толпившихся вокруг него янычар, к шатру султана, где, как он ожидал, должен был получить аудиенцию. Внутри "все казалось мирным, не было солдат, телохранителей или сопровождающих лиц. Присутствовали, однако, несколько немых (категория слуг, особенно высоко ценившаяся турками), сильных, здоровых мужчин – предназначенных ему убийц. Как только Мустафа вошел во внутренний шатер, они решительно набросились на него, изо всех сил стараясь набросить на него петлю. Будучи человеком крепкого телосложения, Мустафа отважно защищался и боролся не только за свою жизнь, но и за трон; ибо не было места сомнению, что, сумей он вырваться и соединиться с янычарами, они были бы настолько возмущены и тронуты чувством жалости по отношению к своему фавориту, что могли бы не только защитить его, но и провозгласить султаном. Опасаясь этого, Сулейман, который был отгорожен от происходившего всего лишь льняными занавесями шатра… высунул голову в месте, где в этот момент находился сын, и бросил на немых свирепый и грозный взгляд и угрожающими жестами пресек их колебания. После этого, в страхе удвоив усилия, слуги опрокинули несчастного Мустафу на землю и, набросив шнурок на шею, удушили его".
Тело Мустафы, положенное перед шатром на ковре, было выставлено на обозрение всей армии. Скорбь и причитания были общими; ужас и гнев охватили янычар. Но перед смертью выбранного ими лидера, лежащего бездыханным, они были бессильны".
Через несколько дней были задушены два малолетних сына Мустафы.
По стране и по столице сразу же поползли слухи о причастности к казни шехзаде султанши Хюррем и Рустема-паши. Будто последний придумал историю с заговором янычар и спровоцировал Сулеймана на решительные действия. Впрочем, версий было несколько, но ни одна из них по сей день не нашла документального подтверждения. Справедливости ради приходится признать, что Хюррем и Рустем-паша скорее всего оклеветаны молвой, а заговор янычар был настоящим.
Как бы там ни было, но "…чтобы успокоить тех многих, кто был недоволен столь безапелляционными действиями Сулеймана, он временно отстранил от дел Рустем-пашу". Однако уже в 1555 г. Сулейман вернул дамата на высокий пост. Рустем-паша оставался великим визирем до самой смерти.
Казалось, что опасность для сыновей Хюррем устранена. Но через несколько недель после казни Мустафы умер Джихангир – не смог пережить потрясение. А затем началось жесткое противостояние между оставшимися шехзаде – Селимом и Баязидом.
Или в 1555 г., или в 1556 г. на Балканах в районе Солоник вспыхнул мятеж Лже-Мустафы. Самозванец собрал под своими знаменами несколько тысяч человек. Некий торговец птицей стал его визирем, двух студентов Лже-Мустафа назначил казаскерами – членами Дивана.
На ловлю смутьянов был направлен санджак-бей Никополиса. Торговец птицей – "визирь" только этого и ожидал: он сам явился к законным властям и всех сдал, за что получил богатое вознаграждение. По ходу розыска выяснилось, что мятеж санкционировал и оплатил шехзаде Баязид – он опасался, что в случае смерти отца, брат Селим казнит всю его семью. Потому и пошел на измену.
Хюррем ко времени мятежа была уже тяжело больна. Ей, конечно, удалось уговорить Сулеймана простить заговорщика. Удовлетворились казнью Лже-Мустафы и глупых студентов. Но в дальнейшем мать уже была бессильна защищать своих отпрысков от их же вожделений.
Оплакиваемая безутешным Сулейманом и детьми, султанша Хюррем скончалась в апреле 1558 г. то ли от неизвестной продолжительной болезни, то ли от отравления долго действовавшим ядом. Через год ее останки захоронили в великолепном тюрбе в комплексе Сулеймание.
Для умиротворения сыновей Сулейман назначил их санджак-беями в отдаленные друг от друга санджаки. Бесполезно. Уже в начале 1559 г. Баязид фактически развязал в империи гражданскую войну. Быстро старевший, больной подагрой султан решительно встал на сторону законного наследника – старшего по возрасту Селима. Он направил против мятежника отборные войска, и в битве при Конье в мае 1559 г. воинство Баязида было разгромлено.
Шехзаде с четырьмя сыновьями в сопровождении остатков поддержавших его войск бежал к многолетнему врагу Османов – иранскому шахиншаху Тахмаспу I. Дипломаты Сулеймана немедля вступили в переговоры с иранцами. Продолжительные торги закончились тем, что за 400 тыс. золотых всю свиту Баязид перебили иранцы, а шехзаде с сыновьями был выдан людям Селима. Всех их задушили на землях Персии, в Турцию отвезли уже трупы. Пятый, трехлетний сын Баязида жил с матерью в санджаке отца. Их задушили там.
Единственный выживший шехзаде Селим взошел на престол в после смерти отца в сентябре 1566 г. и правил всего восемь лет. Будучи пьяницей, Селим II умер от перепоя. Несмотря на злодейское истребление семьи Баязида, молодой султан в целом оказался добрым человеком. Он воздал почести останкам Мустафы, проявил благородство в отношении Махидевран – оплатил все ее долги, купил ей дом в Бурсе и назначил вдовью пенсию. В непродолжительное царствование Селима II и в султанат его сына Мурада III Михримах-султан являлась фактической валиде-султан, но занималась преимущественно делами гарема. Умерла она в 1578 г., через четыре года после кончины брата.
Тюрбе (мавзолей) Хюррем сегодня
Глава 7. Жены герцога Браччиано
Мадонна с младенцем в окружении семьи Медичи. 1575 г. Художник Дж.М. Буттери. Крайний слева – великий герцог Франческо I Медичи; крайний справа – Паоло Джордано I Орсини, герцог Браччиано; рядом с Браччиано стоит Пьетро Медичи; Мадонной с младенцем изображена Изабелла Медичи, у ее ног присела Леонора де Толедо и Колонна.
Великая эпоха итальянского Возрождения закончилась в один день. 6 мая 1527 г. армия императора Священной Римской империи Карла V разорила город Рим, истребила и ограбила множество римлян, а бессильный вмешаться папа римский Климент VII Медичи тайком наблюдал за происходившей трагедией из-за зубцов своей маленькой неприступной крепости – Замка Святого Ангела. К тому времени художники, архитекторы и мыслители, творившие под покровительством римской курии, разбежались по своим городам и селениям, и впоследствии мало кто вернулся назад. Да и сам папа, решивший, что свершилась Божья кара за фривольный образ жизни католической верхушки и римской аристократии, предпочел более не усердствовать с меценатством. Уже после его смерти новый папа Павел III Фарнезе учредил орден иезуитов (1540 г.), центральный трибунал инквизиции (1543 г.) и провел Тридентский собор (1545 г.), призванный восстановить авторитет церкви и папства в глазах верующих.
Намерения святых отцов были, безусловно, благими, только человеческий характер изменить не так-то просто. Если сами папы получили в истории хотя бы относительное оправдание своих деяний, то окружение их осталось в глазах потомков таким, каким было на самом деле. О порядках, царивших в высшем римском обществе времен итальянской Контрреформации (так называется эпоха после разгрома Рима в 1527 г.), свидетельствует судьба жен герцога Браччиано.
* * *
Род Орсини относится к наиболее уважаемым нобилям римского общества. Так издревле называются семейства, представители которых из поколения в поколение входят в правящие круги национальной элиты. Авторитет нобилей держится на их крупном землевладении и неиссякаемых богатствах. Орсини ведут свою родословную от первого римского императора Октавиана Августа, но выделились как отдельная ветвь рода только в Средних веках. Они дали католическому миру 5 римских пап, 34 кардинала, несколько кондотьеров. Когда в XII в. итальянское общество раскололось на гвельфов – сторонников римских пап и их союзников французских королей и гибеллинов – сторонников императоров Священной Римской империи, именно Орсини возглавили партию гвельфов, благодаря чему завладели несметными богатствами и огромными земельными угодьями, в том числе на территории Ватикана. Если противостоявшие Орсини семейства гибеллинов многократно менялись во главе их партии и всякий раз терпели поражения, то верховенство Орсини среди гвельфов все времена оставалось неизменным, даже после завершения противоборства этих партий в начале XVI в. И это не удивительно: гибеллинов поддерживала амбициозная феодальная знать, а гвельфов – расчетливые купцы и банкиры.
Во второй половине XVI в. во главе рода оказался Паоло Джордано Орсини (1541-1585). По линии матери он был внуком римского папы Юлия II и правнуком римского папы Павла III. Помимо этого, Паоло имел ближайшее кровное родство с самыми прославленными владетельными родами Италии – Сфорца, Фарнезе и Делла Ровере. Каждый, кто интересуется итальянским Возрождением, все эти имена и фамилии знает в обязательном порядке – главные меценаты величайших творцов в европейской истории.
Родители Паоло умерли рано, опекун же его кардинал Гвидо Сфорца уступил настояниям герцога Флорентийского Казимо I Медичи и подписал брачный контракт 12-летнего Паоло и Изабеллы – 11-летней дочери герцога. Дело в том, что Казимо I стал герцогом Флоренции благодаря поддержке императора Священной Римской империи Карла V и находился в зависимости от своего покровителя. Браком дочери с отпрыском дома Орсини он рассчитывал упрочить свою связь с папским престолом и французским королем и стать менее зависимым от Карла, а с другой стороны, грозился услужить императору и перетянуть мальчика на сторону противников папства и французов.
Контракт был подписан в 1553 г., после чего Паоло перебрался на постоянное жительство во Флоренцию, в дом будущего тестя. В конце 1555 г. папа Павел IV провозгласил четырнадцатилетнего Паоло Орсини военачальником армии Папского государства и призвал юношу в Рим для подготовки к войне против Карла V. Накануне отъезда Орсини к армии состоялась его свадьба с Изабеллой.
К счастью, в тот раз войны как таковой не случилась – Павел IV испугался мощи императорской армии и очень скоро выпросил у Карла мир, вскоре после чего умер. Однако с этого времени Паоло стал кондотьером – командиром наемного войска, генералом. В течение всей жизни он принял участие во многих военных, особенно междоусобных, конфликтах, сражался в многолюдных побоищах и в мелких стычках. 7 октября 1571 г. в знаменитой морской битве при Липанто, когда решалась судьба Западной Европы – быть ей под Османской империей или остаться независимой, Орсини единственный раз был ранен и то легко.
Вскоре после кончины Павла IV новый папа римский Пий IV Медичи облагодетельствовал своих родственников. В итальянских городах существовала особая форма государственности – синьория. Это было нечто вроде личной тирании правителей-синьоров в небольших городах или на небольших территориях. Синьорией нобилей Орсини являлся город Браччиано с окрестностями. 9 октября 1560 г. Пий IV даровал Браччиано статус герцогства, а его синьор стал герцогом Паоло Джордано I Браччиано. Изабелла Медичи соответственно получила титул герцогини Браччиано.
Впрочем, это мало изменило образ жизни новоявленных герцогов. Паоло Джордано I воевал, а его супруга безотлучно жила во Флоренции. Регулярно получавший от своих шпионов отчеты о распутной жизни зятя вдали от позабытой жены, Козимо I поначалу предпочел не отпускать любимую дочь в ее законную резиденцию в Браччиано – по тем временам мало ли что могло там с нею приключиться. А потом случилось так, что во флорентийском семействе Медичи умерли все женщины, кроме Изабеллы. Красавица стала первой дамой двора своего отца. Тут еще очередной римский папа Пий V Гислиери в 1569 г. провозгласил Козимо I великим герцогом Тосканским и венчал его короной в Риме. Фактически великий герцог оказался самым могущественным владетелем в Италии, а его великогерцогский (читай: королевский) двор стал самым притягательным в стране для мастеров искусств. Так что Изабелла Браччиано буквально купалась в роскоши и славе меценатки. По ходу дела герцогиня третировала и родных братьев, и изредка навещавшего ее супруга.
В дни нечастых перерывов между войнами герцог Паоло предпочитал жить в Риме или в Браччиано, а когда приезжал во Флоренцию, супруги пытались зачать детей. Дело обычно заканчивалось выкидышем, выносить младенца Изабелле удалось лишь дважды. Дети были поздние, и вызывали у отца и других родичей серьезные сомнения.
Согласно средневековой традиции, на время своего отсутствия знатный муж назначал доверенного человека, который должен был блюсти и защищать его остававшуюся в одиночестве жену. Паоло поручил эту роль своему двоюродному брату Троило Орсини – красавцу и интеллектуалку. Опекун во всех отношениях резко отличался от законного супруга герцогини, разве что титула не имел. Вскоре у них с Изабеллой завязались романтические отношения, о которых знал весь двор. Есть даже предание, будто Изабелла родила сына от Троило и откровенно призналась в этом отцу. Козимо I приказал зятю Паоло признать ребенка своим и не сметь преследовать жену как изменницу. Это сплетня, и документального подтверждения она не имеет, однако именно данным обстоятельством порой объясняют то, что герцог завещал такое огромное состояние второй жене, отняв богатства у единственного законного наследника и прочих родичей.
Одновременно тосканская знать судачила о кровосмесительной связи Изабеллы с отцом Козимо I и с родным братом-погодком Джованни Медичи. Правда это или клевета, историки спорят по сей день. Точно известно, что отец пытался сделать Джованни кардиналом с шестилетнего возраста, но в сан юноша был посвящен только на пятнадцатом году жизни. Так что чужих женщин он точно не знал, почему сексуальные отношения Джованни с доброй сестрой вполне вероятны. Однако в 1562 г. кардинал заболел малярией и умер на руках отца, а потому если и был грех, то он снят с Изабеллы ранней смертью брата. Когда через пять лет у Козимо I родился внебрачный сын, ему тоже дали имя Джованни, а воспитание мальчика отец возложил на Изабеллу. Согласитесь, это говорит о многом.