- Возможно, вы и правы, Митоя-сан, - снова заговорил Удзуки. - И я сетую на грустную судьбу японского народа только потому, что сам принадлежу к нему. Возможно, другим народам не легче… И сейчас такое время, что все человечество обречено на безмерные страдания, если оно не одумается, не перестанет играть с атомным огнем. Но свое дитя плачет громче всех. Да и со стороны, конечно, видно, что в Японии неблагополучно. Ничего определенного! - Удзуки презрительно фыркнул. - Американцы тянут в свою сторону, социалисты - в свою, промышленники - в свою. Народ изголодался, оборвался, устал… Поневоле начинаешь думать, нет ли истины в том, что говорят коммунисты.
Митоя покачал головой:
- Нет, коммунисты не для нас. Хотя даже у вас многие видные люди сочувствуют коммунистам. Возьмите Ояма. А Ямава Гихэй - знаете, известный биолог, - он ведь вступил в японскую Компартию. Возможно, он считает, что только коммунисты предлагают пусть тяжелый, но зато определенный выход из того безобразного положения, в котором очутилась наша страна. Не знаю.
- Между прочим, - сказал Удзуки, - как-то я разговорился с рыбаками "Счастливого Дракона", и они рассказали мне о своей жизни. Я выяснил прелюбопытную вещь. Оказывается, многие из наших рыбаков, особенно молодежь, нанимаются на рыболовные шхуны вовсе не ради заработка.
- Вот как?
- Заработок за сезон слишком мал - восемь, от силы десять тысяч иен. Одни только резиновые сапоги стоят тысячу. Рыбаки идут в море для того, чтобы досыта поесть рыбы. Каково? Этого не было даже в годы войны.
- Да-а… - Мятоя задумчиво постучал пальцами по столу. - Кстати, Удзуки-сан, как идет лечение этих рыбаков? За последнее время я так увлекся административными делами, что совсем забросил врачебную практику.
- Лечение идет скверно, - не сразу ответил Удзуки. - Очень скверно. У всех тяжелые поражения костного мозга. И самое неприятное - крупные концентрации радиоактивной дряни в живых тканях организма. Сейчас пробуем переливание крови - возможно, это и поможет. Самочувствие у всех у них ужасное, не исключая тех семерых, которые находятся в вашем госпитале. Но хуже других состояние радиста Кубосава. Боюсь, что у него поражена еще и печень.
Он задумался на минуту, потом вдруг оживился:
- Помнится, вы рассказывали, как неласково встретили Нортона ваши пациенты со "Счастливого Дракона". Представьте себе, такая же история повторилась и в Первом национальном. Больные заявили, что они не морские свинки и не позволят производить над собою опытов. Словно сговорились. Насилу я их успокоил. Но американцы страшно обиделись. Нортон заявил протест. Кричал, что такого варварства не было со времен холерных и чумных бунтов, что это не что иное, как заговор и саботаж со стороны японских врачей, что он будет жаловаться, что умоет руки и так далее…
- Настоящий скандал, - прищурившись сказал Митоя. - Рыбаки поставили меня в неловкое положение. Я тоже в разговоре с Нортоном упомянул о морских свинках, и теперь он, разумеется, убежден, что больных подстрекал я, хотя мне в голову это не приходило.
- К сожалению, у нас нет выбора, - вздохнув, отозвался Удзуки. - Пусть они экспериментируют, только бы лечили. Будь у меня дюжина врачей и необходимые препараты, я бы с радостью отказался от великодушной помощи Нортона. Нам в руки попадают далеко не все материалы, которые они получают, исследуя ход болезни.
- Коммерсанты… Хотят сохранить за собой монополию на лечение, чтобы наживаться потом на каждой облученной душе, - пренебрежительно буркнул Митоя.
- Вы просто ненавидите Нортона, Митоя-сан. Мне кажется, дело не только в этом… - Удзуки закурил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу. - Глубже, Митоя-сан, гораздо глубже. Война - вот в чем дело! Отсюда и секретность. За Нортоном стоят генералы. Ну… не будем говорить об этом. Возможно, я и ошибаюсь… Скажите, что говорят в университете насчет радиоактивных дождей? Не выдумка ли это? Я все никак не соберусь разузнать поподробнее.
- Кажется, правда, - сказал Митоя. - Как мне объяснили, дело здесь очень простое. Масса этого "пепла смерти", как его называют газеты, выброшенная в верхние слои атмосферы, начинает со временем оседать. Попав в насыщенный влагой воздух, каждая пылинка становится центром конденсации, вокруг которого собираются водяные капельки. Так их набираются целые тучи и…
- Понятно, понятно, - закивал головой Удзуки. - Любопытно, насколько это опасно? Вода может растворить в себе часть радиоактивной извести и станет негодной не только для питья, но заразит рис, овощи, фрукты…
- Говорят, министерство здравоохранения собирается исследовать этот вопрос, - сказал Митоя, вертя в руках спичечный коробок. - Между прочим, вчера, выступая по радио по случаю дня рождения императора, дворцовый мажордом объявил, что управление двора запретило готовить блюда из тунца для его величества.
- Его императорское величество, - Удзуки привычным движением сложил руки и склонил голову, - изволил поступить вполне благоразумно, отказавшись от этой опасной теперь рыбы.
Некоторое время оба молчали. Удзуки рассеянно перелистывал какой-то журнал. Вдруг он негромко рассмеялся и протянул журнал Митоя:
- Посмотрите, уважаемый друг! Как вам это нравится?
Это была карикатура, изображающая сирену, которая, сидя по пояс в морских волнах, звала в свои страстные объятия молодого человека в шляпе и очках. Молодой человек, однако, не спешил погибнуть. Он осторожно протягивал к соблазнительнице что-то вроде рупора с проводами, присоединенными к наушникам.
- Перед тем как пасть, - сказал Удзуки, - он пробует ее на радиоактивность, опасаясь, что она приплыла с Бикини. Остроумно, не правда ли?
- Во всяком случае, характерно, - со вздохом отозвался Митоя. - На мой взгляд, этот молодой человек тоже изволит поступать вполне благоразумно.
Он бросил журнал на стол. За окнами сгущались сумерки.
- Несчастная страна, несчастный народ! - пробормотал Удзуки. - Мало нам землетрясений, тайфунов! Теперь мы еще и единственная в мире нация, стоящая перед угрозой массового радиоактивного заражения.
И он залпом выпил сакэ из своей чашки. Митоя зажег настольную лампу.
…пепел Бикини
Губернатор префектуры, старый, умный и очень опытный человек, ехал в Коидзу. Он не любил выезжать из своей резиденции, разве только в столицу, по вызову премьер-министра. Но сейчас случай был исключительный. События лета 1954 года оказались слишком сложными и непонятными даже для него - старого, много повидавшего на своем веку администратора. Впервые за свою жизнь он почувствовал растерянность. Стыдно было признаться самому себе, что он разбирается в политической обстановке не лучше своего болвана-секретаря, который сидел сейчас на диване напротив и сосредоточенно полировал ногти какой-то замысловатой штучкой. Губернатор презрительно поморщился и отвернулся к окну. Автомотриса, плавно покачиваясь, неслась мимо залитых солнцем лугов, крестьянских домиков с соломенными и черепичными крышами, мимо небольших аккуратных рощиц. Мелькали решетчатые столбы линии высокого напряжения, вдали темнели силуэты горных вершин. Он, глава префектуры, продолжал размышлять губернатор, потерял всякую ориентировку: происходило нечто странное и страшное, чему не было никаких аналогий ни в истории Японии, ни в истории любого другого государства. Мир встал на дыбы, и даже богам вряд ли известно, чем все это может кончиться.
Все началось, с того, что где-то далеко в океане американцы взорвали таинственную сверхбомбу и "пеплом смерти", образовавшимся при взрыве, засыпало двадцать три японских рыбака. Рыбаки эти лежат теперь в госпитале, испытывают страшные мучения, и некоторые из них, очевидно, умрут. Но если бы дело ограничилось только этим инцидентом, можно было бы поругать американцев, содрать с них компенсацию за убытки и забыть о случившемся. Ведь взрывались уже над Японией атомные бомбы, были убиты и обожжены десятки тысяч людей. Губернатору самому приходилось видеть мужчин и женщин, прячущих под противогриппозными масками пятнистые, изуродованные лица. Да, это было и, по правде говоря, забылось. То есть об этом можно больше не помнить. Точно так же можно было бы забыть и про сверхбомбу, и про зловещий "пепел Бикини", и про отравленных рыбаков. Но…
Секретарь кончил полировать ногти, взял со стола воскресный номер "Асахи-Симбун" и, оттопыривая холеный мизинец, развернул газету на предпоследней полосе, где печатаются комиксы - сенсационные детективные рассказы - и юмор.
Губернатора передернуло. Микроскопический мозг - и никакого чувства ответственности! Такому, несомненно, наплевать и на бомбы, и на рыбаков, и на "пепел смерти"… Он уже забыл, точнее, он просто не дал себе труда узнать…
Итак, отравленные рыбаки и "пепел смерти". Дело в том, что последствия водородного взрыва далеко не исчерпываются несколькими человеческими жертвами. То немногое, что стало известно за последнее время, вызывает самые серьезные опасения. Воображение рисовало губернатору мрачное, темное пятно где-то в южных морях, которое расползается все шире и шире, словно клякса на промокательной бумаге, захватывает остров за островом и надвигается на Японию. Радиоактивные дожди! Он вспомнил - из Токио тревожно сообщали: "Служащие маяка на мысе Сота, Хюсю, потреблявшие для питья дождевую воду, оказались отравленными радиоактивными веществами". "Массы радиоактивной океанской воды, перемещающейся из района экватора с течением Куросиво, ожидаются у берегов Японии в ближайшем будущем". "В районе взрыва отмечается сильное радиоактивное излучение от всего, что есть в океане, - от самой воды, от рыб, от медуз, от водорослей…". "Тунец и рыбы других пород, выловленные в Тихом океане, заражены радиацией. Употребление в пищу опасно для жизни". "Радиоактивное излучение", "радиоактивное излучение", "радиоактивное излучение"… Выражение, всего лет десять назад известное лишь узкому кругу специалистов, стало теперь в представлении многих символом национальной катастрофы. Но самое тревожное в истории со взрывом бомбы - непонятная позиция правительства. Пока дело ограничивается десятками жертв и огромными убытками для рыбопромышленников, еще можно мириться… Хотя все эти коммунисты, анархисты и прочие нарушители общественного спокойствия как нельзя лучше используют случившееся в своих целях. Губернатор хорошо знал этих людей с рабочих окраин - с заводов и фабрик, - вечно шумных, вечно недовольных, тощих, измазанных углем и машинным маслом, с чугунными кулаками и ледяными глазами. О, они не захотят умирать! Они выйдут на улицы, будут бороться против кошмара, нависшего над страной. И - он знает это совершенно точно - их поддержит вся Япония. Поистине редкое положение: с одной стороны, таинственный смертоносный пепел, с другой - угроза красной анархии.
Губернатор вздохнул и придвинул к себе пачку газет и журналов. Просматривая бегло заголовки, он усмехнулся. От такой каши могут свихнуться головы, гораздо более крепкие, чем голова обывателя. "Американское правительство глубоко сожалеет об инциденте и готово в пределах разумного возместить убытки". "Новый фильм из средневековой жизни - "Рыцари Круглого стола". "К предстоящей поездке премьера за границу". "Военное ведомство требует увеличения ассигнований на нужды обороны". "Министр иностранных дел Окадзаки призывает японцев сотрудничать с США в деле дальнейших испытаний водородного оружия". "Долой водородное оружие!" - требует группа ученых. "Американские солдаты ограбили шофера такси". "В конце года Япония получит от США два эсминца". "Тайфун уничтожил поселок". "Новый фильм "Ад и прилив" - необычайные приключения на подводной лодке, показан взрыв атомной бомбы". "Здоровье Кубосава продолжает ухудшаться. Он лишился дара речи, на вопросы отвечает нечленораздельным мычанием". "Десять кобальтовых бомб (Силы небесные! Это еще что такое?) могут уничтожить цивилизацию (приложена карта мира, кружками показано, куда нужно сбросить бомбы, чтобы уничтожить цивилизацию)". "Иосида отказался предстать перед комиссией, расследующей мошенничество в кораблестроении". "Японское варьете - артистки выступают голые". "Выживет ли Кубосава?" "Радиоактивный дождь в Нагоя".
С начала июля во всех газетах страны появились заголовки, в которых выделялись три больших иероглифа: "КУ-БО-САВА". "Состояние радиста "Счастливого Дракона" продолжает ухудшаться. Нарушение нормальной деятельности печени вызвало желтуху необыкновенной силы, - писали газеты. - Заболевание сопровождается полной потерей сознания. Приходится применять искусственное кормление". Изо дня в день печатались бюллетени о здоровье радиста и о методах его лечения: "Температура 38, пульс 116, дыхание 19, кровяное давление 60/120, лейкоциты 10000. Больному вводят виноградный сахар". "Температура 38,5, пульс 136, дыхание 32… Вводят белки и аминокислоты".
Губернатор утомленно закрыл глаза. Чтобы определить свою позицию, нужно прежде всего как следует разобраться во всем. Сегодняшний день он проведет в Коидзу, а завтра поедет в Токио. Довольно блуждать в потемках! Очень, очень беспокойное время…
Автомотриса застучала на стрелках. За окном потянулись длинные низкие здания складов, вдали блеснуло море.
- Коидзу, ваше превосходительство, - почтительно сказал секретарь.
На перроне губернатора встретил красный от волнения мэр во главе группы именитых горожан. Несколько полицейских удерживали на почтительном расстоянии толпу любопытных. Губернатор выслушал приветствие мэра, кивнул и проговорил, протягивая руку:
- Выражаю глубокое сочувствие, господин мэр, по поводу поистине ужасной участи, постигшей ваших земляков.
- Спасибо, ваше превосходительство.
- Надеюсь, семьям их была оказана помощь?
- Конечно, ваше превосходительство. Но… - мэр виновато развел руками, - средства муниципалитета настолько…
- Понимаю. Я подумаю, что можно сделать для них.
- Спасибо, ваше превосходительство. Э-э… Осмелюсь обратить внимание вашего превосходительства еще вот на что, - понизив голос, сказал мэр: - господин Нарикава, владелец "Счастливого Дракона"…
Из группы встречавших выступил тучный пожилой человек в синем шелковом кимоно и поклонился, держа руки ладонями вниз на коленях.
- …огорчен тем обстоятельством, что злосчастная шхуна конфискована и он лишен возможности…
- Знаю. Сожалею, но, по-видимому, господину Нарикава придется удовлетвориться денежной компенсацией. Впрочем, мы постараемся, чтобы компенсация эта была достаточна для покупки новой шхуны. Кстати, где сейчас "Счастливый Дракон"?
- В порту, ваше превосходительство.
- Его осматривали?
- С разрешения вашего превосходительства, как раз сейчас на нем работают господа ученые из Киото.
- Угм…
- Осмелюсь просить ваше превосходительство почтить своим посещением мое недостойное жилище и отобедать…
- Нет. Это потом. Сначала в порт.
- Автомобиль к услугам вашего превосходительства.
- Вы не откажете в любезности сопровождать меня, господин мэр?
- Буду счастлив…
- Отлично. Эти господа, - губернатор указал на остальных встречавших, - могут быть свободны.
Старенький автомобиль, дребезжа и стреляя фиолетовым дымом, катился по улицам Коидзу. Секретарь сидел рядом с шофером, брезгливо сторонясь его замасленной куртки, а губернатор и мэр откинулись на потертые кожаные подушки заднего сиденья.
- Что делают господа ученые на шхуне? - осведомился губернатор.
- Скребут палубу… ходят с какими-то ящиками… одним словом, исследуют, ваше превосходительство.
- Так. Дело ученых - исследовать. И они нашли что-нибудь?
- Ничего неизвестно, ваше превосходительство. Господа ученые предпочитают помалкивать, а из Токио прислали полицейских для охраны шхуны. Впрочем, это излишне. Никто в Коидзу не решился бы взойти на палубу "Счастливого Дракона". Сами господа ученые работают там в халатах и масках.
- Вот как? Очень интересно.
"Фиат" подпрыгнул на ухабе, губернатор чуть не прикусил язык и замолчал. Только при въезде на территорию порта он спросил:
- Вы заходили к семьям пострадавших, господин мэр?
- Заходил, ваше превосходительство. Все они крайне удручены и…
- Мгм…
Ученым из Киото было отведено старое конторское помещение в дальнем конце порта, огороженном колючей проволокой. Отсюда был виден "Счастливый Дракон", намертво пришвартованный к пирсу поодаль от других шхун. Вокруг не было ни души, только вдоль проволочной изгороди расхаживал полицейский с карабином на ремне.
Губернатора встретил худощавый маленький человек в белом европейском костюме, остриженный наголо, гладко выбритый, пахнущий дегтярным мылом и дешевым одеколоном.
- Сакаэ Симидзу, - сухо отрекомендовался он, - Киотоский университет, лаборатория по исследованию радиоактивных изотопов. С кем имею честь?
Губернатор назвал себя. Симидзу поклонился и знаком пригласил в дом.
- Простите за беспорядок… - Он торопливо задвинул в угол табуретку, быстро убрал со стола тарелки с остатками еды и чайник. - Мы живем здесь на лагерном положении. Собственно, работа наша уже закончена, и мы собираемся назад в Киото. Чем могу служить господину губернатору? А эти господа… А, господин мэр, здравствуйте! И секретарь господина губернатора… Очень приятно. Прошу садиться. Итак, я к вашим услугам, господин губернатор.
Губернатор сел в единственное кресло, достал платок и вытер вспотевшее лицо.
- Очень жарко, не правда ли, Симидзу-сан? В мои годы нелегко выдерживать такую духоту…
Симидзу покраснел, извинился и достал из шкафчика сифон.
- Спасибо. Итак, дело вот в чем. Мне хотелось бы узнать из… из первоисточника, так сказать, что представляет собой пресловутый "пепел Бикини" и насколько верны слухи касательно его смертоносных свойств и возможного влияния на судьбы нашего государства. Можете ли вы ответить мне на эти вопросы?
Симидзу внимательно поглядел на губернатора, затем взглянул на мэра.