Тем временем группы наших бомбардировщиков, ведомые майорами Сыромятниковым и Цецориным, подошли к цели. Они наметили себе для атаки головной транспорт в 12 тысяч тонн водоизмещением. Корабли конвоя яростно отстреливались, но бомбардировщики точно рассчитали удар. От прямого попадания бомб транспорт вспыхнул и пошел ко дну.
Ко второму транспорту прорвался летчик капитан Тугонов. Он решил нанести удар по транспорту с пикирования.
- Штурман, прицел! - приказал летчик.
Штурман младший лейтенант Сарымсаков быстро сделал необходимые расчеты, в то же время следя за "мессершмиттами". Сейчас их нет, они связаны боем с нашими истребителями.
- Пошел! - дает команду штурман.
Самолет ринулся вниз. Транспорт надвигался на прицел, стремительно вырастая в оптике огромной своей массой.
Рывок. Бомбы со свистом обрушились на корабль. На транспорте вспыхнул пожар, судно потеряло ход.
Теперь оставалось уйти. Тугонов увидел группу наших бомбардировщиков и направился к ней, Но тут за ним увязались два "мессершмитта". Сарымсаков дал несколько пулеметных очередей, и один "Ме-109" упал в воду.
Пикировщики выполнили свою задачу, но теперь нужно было обеспечить их отход от цели. Между истребителями продолжался ожесточенный бой. Молодые летчики младшие лейтенанты Жуков, Гончаренко, Нужин, Тарасов, Цыпин и стрелки младшие сержанты Карманов и Киричев сбили еще семь самолетов противника.
Жестокий бой над караваном закончился победой летчиков-североморцев. Они потопили крупный вражеский транспорт, второй подожгли и сбили четырнадцать самолетов противника. Этот удар по врагу на его коммуникациях летчики нанесли в День Военно-Морского Флота.
Такой же мощный удар был нанесен по каравану противника накануне Дня Военно-Морского Флота. В этом бою исключительное мужество проявил гвардии капитан Островский. При подходе к цели самолет Островского получил повреждения от зенитного огня, вышел из строя правый мотор, но гвардеец не отвернул от цели. Второй транспорт, атакованный гвардейцами Емельяненко и Величкиным, также получил повреждения. Впоследствии было установлено, что один из этих транспортов затонул. В воздушном бою над караваном в этот день было сбито семь самолетов противника, три из которых уничтожил младший лейтенант Попов.
Наши истребители, надежно прикрывая действия торпедоносцев и пикировщиков, мужественно отражают все попытки врага атаковать советские самолеты. Отлично действуют штурмовики и прикрывающие их прославленные истребители подразделения капитана Адонкина. Совместными налетами на корабли и береговые объекты они наносят противнику большой урон.
Капитан Л. Михайлин.
Северный флот.
Героические действия летчиков-североморцев в День Военно-Морского Флота, 25 июля 1943 года, получили отражение и в Сообщении Советского Информбюро:
Оперативная сводка за 26 июля (выдержка из сводки):
"... В течение 25 июля на всех фронтах наши войска подбили и уничтожили 52 немецких танка. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 57 самолетов противника...
Наша авиация в Баренцевом море нанесла удар по конвою противника в составе пяти транспортов, нескольких тральщиков и сторожевых кораблей. Прямым попаданием бомбы взорван и затонул немецкий транспорт водоизмещением в 12000 тонн. Другой такой же транспорт был подожжен. В воздушном бою с прикрывавшими конвой истребителями противника наши летчики сбили 14 немецких самолетов .
Ни в статье капитана Михайлина, ни в оперсводке Совинформбюро не говорится о наших потерях. Понять это можно. Был самый разгар кровопролитных боев на Курской дуге. Наши войска, выдержав и отразив страшный таранный удар полчищ "тигров", "пантер" и "фердинандов", измотав противника, перемолов его живую силу и технику, сами перешли в наступление. Но далось это нам немалой кровью. Как-то не поднималась рука писать о своих потерях. Они просто подразумевались.
Но сейчас, видя те беспримерные бои через "магический кристалл" десятилетий, следует признать: были потери, ибо противник вовсе не желал делать из себя учебную мишень. В "мессершмиттах" сидели опытные и отчаянные пилоты.
Вот и за пикировщиком Туганова увязались два немецких аса. То, что это были стреляные волки, чувствовалось по их летному "почерку" - уверенному, смелому. Пара "мессеров" (ведущий и ведомый) подловили Пе-2 при выходе из пике. Стрелок-радист ударил по ним из пулемета из нижней полусферы, но истребители ловко уклонились от сверкающей трассы. Правда, им пришлось и оторваться от объекта своей атаки. Но напористые асы, сделав крутой разворот, рванулись вверх, намереваясь ударить по бомбардировщику с высоты.
Фрицы ушли влево вверх, а Туганов, схитрив, лихо, по-истребительски, развернулся вправо. И вновь воздушным пиратам пришлось догонять "пешку". А в воздухе в это время творилось невообразимое: с обеих сторон подходили все новые и новые истребители. То и дело рушились в угрюмое Баренцево море самолеты, окутанные дымом и пламенем... Все небо заляпали разрывы зенитных снарядов, распороли трассы эрликонов и крупнокалиберных пулеметов. Белые и разноцветные купола парашютов с висящими под ними на стропах сбитыми летчиками опускались в ледяные, убийственные волны...
Упрямая пара "мессеров" вновь пристроилась к хвосту "Петлякова". Хамид вспомнил, что в его распоряжении теперь имеется "кафетерий" - новое приспособление для отпугивания, а возможно, и для поражения нахальных "мессеров". Перед войной Хамид был на стрелковых соревнованиях в Москве и как-то заглянул в автомат-кафетерий на Лубянке. Бросишь жетон в щель - в стакан наливается кофе, опустишь в другую щелку жетон - и видишь через выпуклое стекло, как пирамидка разложенных на полочках пирожных вдруг опускается, и вот уж "трубочка" у тебя в руках.
Вот примерно такого устройства был и "кафетерий" на Пе-2. Только на полочках лежали не пирожные, а гранаты, снабженные парашютиками.
Хамид нажал на спуск, и из "кафетерия" вылетела граната... другая, третья... Три взрыва перед самым своим носом ошеломили ведущего фрица, и он инстинктивно отвалил. Но тут же вновь кинулся вдогонку, стреляя экономно. Должно быть, берег боеприпасы.
Теперь в распоряжении Сарымсакова был крупнокалиберный пулемет. Но штурман также экономил боеприпасы.
"Петляковы" возвращались проверенным маршрутом - в сторону полюса. Однако пара "мессеров", надо полагать, прилетела к месту воздушного боя, имея подвесные баки с горючим, и теперь не опасалась истратить весь бензин и бесславно рухнуть в воду.
- Командир! - крикнул штурман. - Давай бреющим, может, утопим?
Бомбардировщик понесся над свинцовыми, с белыми гребнями, волнами неспокойного моря. Не самолет, а прямо-таки торпедный катер!
Однако и немецкие истребители оказались не из слабаков. Они виртуозно управляли своими узкотелыми, похожими на щук, машинами, не пытались "поднырнуть" под отпугивающие очереди Хамида. Прикрывшись правым килем руля поворота "Петлякова", стали вести пушечный огонь. Бомбардировщик Туганова-Сарымсакова летел замыкающим. Ждать помощи неоткуда!.. Дело принимало неприятный оборот.
Вдруг штурмана осенило... А, была не была!..
- Командир! - крикнул он, ликуя и страшась собственной мысли. - Командир!.. По моей команде давай свечей вверх, как истребитель!
- Ты что?.. - хрипло отвечал летчик. - В своем уме?.. Мигом снимут!
- Всего на три-четыре секунды. А потом опять на бреющий. Иного выхода нет. Они нас уже дырявить начали.
- Жду команды, Хамид!
Штурман мысленно прикинул прицел и, сконцентрировав всю волю свою, все внимание, крикнул:
- Пошел!..
Взревев моторами, "Петляков" круто, с опасностью свалиться в штопор, рванулся вверх и вбок. Преследователи замешкались буквально на секунду, другую. Но этого было достаточно. Сарымсаков длиннющей очередью, не опасаясь уже вывести из строя пулемет Березина, резанул точно по кабине ведущего "мессера". Видимо, удар пришелся по летчику: вражеский истребитель как-то нелепо, с боковым креном взмыл вверх и тут же, свалившись на крыло, рухнул в море.
- Спекся, гад!!! - в восторге завопил Хамид.
- Молодца, штурманок!! - завопил в ответ Туганов и вновь перевел "Петлякова" на бреющий.
В азарте победного боя Сарымсаков попытался расправиться также и с ведомым фрицем, но промазал. Оставшись в одиночестве, ведомый "мессер" круто развернулся и улетел восвояси.
... Из двенадцати самолетов майора Сыромятникова, участвовавших в разгроме морского конвоя противника, на базу вернулось семь.
Задание командования было выполнено. В летной книжке штурмана X. Г. Сарымсакова появилась очередная лаконичная запись: "25.07.43. Тип самолета - Пе-2. Взлет-посадка - 03-03 - 04-40. Бомбоудар с пикирования 60° по транспортам противника в р-не Варде".
Это был ночной удар. Но какая же ночь в июле за Полярным кругом!
Летнее полярное незаходящее солнце запутало все понятия о времени. Летчики ориентировались по талонам в столовую. Вот и сейчас Хамид, глянув на очередной талон, увидел штампик: "Завтрак". Но до завтрака было еще далековато. Показался Семен Лапшенков, разгоряченный после боя, по лицу струйки пота... Туганов затеял было уставной подход с докладом. Семен Васильевич отмахнулся. Обнял всех членов экипажа "очка" (номер 21), сказал:
- От души поздравляю с двойной победой! Всех, но особенно Хамида. Во-первых, это он точно вывел самолет на цель и летчик, по его команде, засадил две ФАБ-250 в транспорт, во-вторых, он же ликвидировал "мессера", третьего на его счету. Наконец, поступило разведрадиосообщение: транспорт погорел, погорел, да и ушел на дно!.. И последнее... Поздравляю Хамида Сарымсакова... с днем рождения!.. Двадцать два годика исполнилось. Дай-ка обниму тебя, сын знойного Узбекистана!
Комэск, как был в кожаном реглане, неповоротливый, медвежеватый, с силой сжал в объятиях младшего лейтенанта, ставшего к тому времени штурманом звена, расцеловал.
- Долгих тебе лет, Хамид! И с победами, и с днем рождения тебя!
А немного погодя в кают-компании состоялся завтрак-ужин. Виновнику торжества выдали за две победы две порции "наркомовской" и еще одну - по случаю дня рождения. Но Хамид отказался от добавок. Он и так был счастливо пьян от результатов боя. И еще - печально было на душе. Пять экипажей не вернулись!.. Вечная слава героям, совсем еще молодым, но бесстрашным героям. Они пришли в полк недавно. И уже их нет. Ушли в бессмертие.
Вспомнился Хамиду и прошлогодний день рождения. Ведь первый свой боевой вылет в Заполярье он совершил тоже 25 июля. Но тогда вылет окончился неудачей. Помешала непогода. А командир полка Сыромятников (Хамид, теперь уже наученный боевым опытом, понимал, что "батя" не стал рисковать "салажатами" - пусть немного облетаются, притрутся к Заполярью. А мог бы и заставить в кромешной мгле выйти на цель. И еще неизвестно, чем бы все это кончилось!) приказал: "Возвращаться на базу!"
В кают-компании появились истребители Каюм Мельдизин из 20-го истребительного авиаполка, командир эскадрильи 2-го гвардейского истребительного авиаполка Василий Адонкин и штурман того же полка
Александр Шипов. Все трое также отличились в бою. Раскрасневшиеся, шумливые. Подошли к Хамиду, тяжко стали похлопывать по плечам.
- Молоток, парень!
- Давай-давай!..
- Ну и хитрюга!..
И тут же разгорелся спор: прав ли был Хамид, дав "дикую" команду летчику поднять на "дыбки" пикировщика. По правилам - вроде плохо. Показать бомбардировщика в плане - лакомое блюдо для "мессера". С другой стороны - фактор неожиданности. Фашисты опешили. Потеряли секунду, две - и порядок! Спор свелся к тому, что, мол, к чему копья ломать, победителей не судят.
Хамид с любовью смотрел на своих "ангелов-хранителей". Что-то их ожидает впереди! Славные ребята .
Дни и ночи, свернутые в один бесконечный день... Ночи и дни, закрученные в черное покрывало бесконечной ночи...
Бомбоудары, разведка, лидирование новых авиачастей, подготовка новичков, проверка после ремонта материальной части, облет самолетов...
Наша североморская авиация уже ощутимо чувствовала себя хозяйкой полярного неба. Но все же несли и мы потери.
И наконец настал день, когда поступил приказ: 29-й авиаполк отправить на переформирование. Не осталось в полку исправных самолетов. Да и среди летного состава можно "стариков" пересчитать по пальцам.
Хамид в числе героев воздушно-морского сражения 25 июля был удостоен нового еще совсем ордена - Отечественной Войны Первой степени. Из первых тысяч орден ему достался. Парень и рад был, и горестно ему... Стольких товарищей потерять!
Перед мысленным взором его проходила плеяда простых и замечательных, в сущности, парней... Сгибнев, Орлов... Дорогой командир и друг Лапшенков,
Кобзарь, Вильчинский... Из тайников памяти возникла скромная любительская фотография... Еще на Ленинградском фронте это... Высоченный Женя Кожевников. Он первый "оскоромился": надел сухопутную гимнастерку и командирскую портупею с массивной бронзовой бляхой-звездой. В пилотке. Из-под отложного воротника гимнастерки все-таки выглядывает широкий воротник вязаного морского свитера!..
На фотографии надпись: "В дни боевой работы.
В местечке С. 5 июня 1942 г.".
А 7 июня Женя погиб вместе с экипажем при нанесении бомбового удара.
Рядом, пониже ростом, Ваня Корнюшкин. Он еще повоевал. А погиб 20 июля 1942 г. в Заполярье во время пикировочного удара по вражескому конвою...
Потери, потери... Потери дорогих людей.
ГЛАВА Х. "БАРХАТНЫЙ СЕЗОН"
Поскольку лететь в городок Б. на переформирование было не на чем, всех, кто уцелел, отправили из Заполярья поездом. В Москве Хамиду удалось на несколько часов заглянуть к отцу Тани. Постучал в дверь (звонок не работал), дверь отворилась, и он увидел... Таню. Она, оказывается, уже жила в Москве. Наконец-то их небольшая семья воссоединилась. Таня воевала под Новороссийском. Тяжелое ранение и контузия сказались. Девушку демобилизовали. Она собиралась учиться, но пока что приходилось лечиться.
Не думали, не гадали молодые люди, что это будет их последняя встреча.
...А оказывается, в приволжском городке зима ничуть не мягче, чем в Заполярье! Трескучие морозы, то поземка, то завьюжит. Только вот нету северного сияния. Да и питание похуже, поскольку Б. глубоко в тылу.
Полк принял майор Цецорин, которому затем присвоили звание подполковника. Прибыло много молодых летчиков, штурманов и стрелков, а также авиаторов со стажем, но необстрелянных. В их числе оказался старший лейтенант Петр Маширов. К нему в экипаж и назначили Хамида.
Несколько суховатый по складу характера, службист, командир был лишь внешне "недоступной персоной". Хорошим, душевным человеком он оказался. И начал он командовать экипажем так.
- Вот что лейтенант. Как там дальше - не ведаю, а все же должен вам сообщить, что я кадровый военный, ценю и уважаю уставы. Поэтому отношения наши должны быть уставными. В служебное, разумеется,] время. Но это вовсе не означает, что я буду командовать, лишь бы показать свою командирскую власть. Я уже пять лет летаю, но боевого опыта у меня, к сожалению, нет. Все трубил на Дальнем Востоке. Рапорты мои с просьбой отправить на фронт вызывали у начальства гнев. Мне читали лекции на темы дисциплины, необходимости защищать Дальний Восток и так далее. Теперь же я добился, меня сюда направили в качестве стажера. Надеюсь и вовсе здесь обжиться. Поэтому буду благодарен, если вы меня, штурман, подучите, поделитесь боевым опытом.
И как-то незаметно, исподволь, строго официальные, уставные отношения между командиром и штурманом перешли в товарищеские, дружеские, и - о ужас! - они стали говорить друг другу "ты" даже при исполнении служебных обязанностей, в полетах. А их было изрядно, этих полетов. Осваивались полеты по горизонтали с бомбометанием по учебным объектам, бомбоудар с пикирования (с различных высот), полеты по радиокомпасу, ночные полеты - последний элемент учебы - наследие погибшего комэска Семена Лапшенкова.
Стрелок-радист Миша Шаталин, веселый, общительный паренек лет девятнадцати, считал себя уже "воздушным ветераном". Он окончил школу воздушных стрелков и в чине старшего сержанта прибыл еще в Заполярье. Там он принял участие в шести боевых вылетах и даже подбил одного "мессера", который, однако, оставляя за собой дымную струю, сумел удрать восвояси. Полковые остряки подначивали, дескать, что ж ты, Мишенька, зеваешь? Иди, требуй себе половинку медали "За отвагу". Миша не обижался, отшучивался.
- А что мне торопиться? Вот пущу из второго фрица дым - целиком медаль получу!
28 марта полк получил приказ вылететь по маршруту: Б. - Саранск - Орел - Белая Церковь - Харьков - Сокологорная - совхоз "Каучук".
- Живем, товарищи офицеры! - шумно радовался Миша. - Нас же на курорт, в Крым посылают!
- Вот уж поистине бросает меня судьба, - подумал Хамид. - От льдов Ледовитого океана до Черного моря. В самом деле курорт. И время наступает курортное.
Было, однако, не до курортных нег. Хамид Сарымсаков, штурман звена, в поте лица передавал молодым экипажам боевой опыт. Полеты, полеты, полеты... К вечеру так изматывался, что даже на фрукты смотреть не хотелось. Попить бы холодной водички - и спать!
В середине июня, наконец, в основном закончилась учеба. Полк перелетел в Крым. Уже больше месяца, как фашистов выбросили из Крыма. Советская Армия на юге продолжала развивать стремительное наступление. А 29-й полк, вошедший теперь в состав 13-й пикировочной авиационной дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник И. Е. Корзунов, все еще (и в Крыму!) продолжал учебу. Стали осваивать полеты с подвесными бензобаками - значит, подумалось Хамиду, полк, дивизия готовятся к дальним полетам. Порт Констанцу наверно придется бомбить. Опять, значит, над морем летать. Благо хоть теплое и "бархатный сезон" наступает.
В Евпатории экипажи по вечерам купались в море. Ходили на пляж по строго обозначенным коридорам. Да и на пляжике крутились на "пятачке". Все остальное заминировано и пока мины не обезврежены. Но все равно купаться было приятно.
Вдруг новый приказ: перелет Крым - Одесса - аэродром А. И не успели экипажи опомниться - приказ самого комдива: четверо суток на окончательную отработку. Запрещены все отлучки с территории аэродрома.
И наконец грозный и рождающий ликование в душах приказ...
В летной книжке X. Сарымсакова записано коротко: "20/VIII... Б. удар с пикирования по эсминцам в порту Констанца".