Позволю себе процитировать труды специалистов, с фотографической достоверностью описавших это грандиозное воздушное сражение. А потом уже постараюсь "обратиться" в Хамида Сарымсакова и рассказать о его впечатлениях.
"20 августа 1944 г. ... Самыми памятными событиями в деятельности авиации в августе 1944 г. были удары по Констанце и Сулине... В них участвовало 317 самолетов..."
"Главный удар по военно-морской базе нанесли два полка пикирующих бомбардировщиков по 29 самолетов в каждом... Истребительное сопровождение включало пять групп непосредственного прикрытия, группу расчистки воздушного пространства и две группы воздушного боя... Впереди ударных групп на самолете Пе-2 летел командир соединения Герой Советского Союза полковник И. Е. Корзунов...
... Первая ударная группа (40-й авиаполк, ведущий подполковник С. С. Кирьянов) нанесла удар с севера, вторая ударная группа (29-й авиаполк, ведущий подполковник А. П. Цецорин) действовала с южного направления.
Во время захода пикировщиков на удар два прорвавшихся Me-109 пытались их атаковать, но были отбиты истребителями Авдеева. Один "мессершмитт" получил повреждения, другой с резким снижением ушел в западном направлении...
В результате действий авиации были потоплены две подводные лодки, эсминец, танкер, 5 торпедных катеров, несколько барж и более 20 других плавединиц, а также взорван склад горючего, разрушены портовые сооружения. Повреждения получили 3 подводные лодки, канонерская лодка, минный заградитель, два эсминца и другие корабли.
Наши потери составили два самолета: бомбардировщик Пе-2 и истребитель Як-9..."
"В 9 час. 41 мин. 20 августа со своих аэродромов произвели вылет главные силы 13-й пикировочной авиадивизии во главе с командиром дивизии Героем Советского Союза И. Е. Корзуновым...
Второй колонной шел 29-й авиаполк (ведущий подполковник А. П. Цецорин). Каждую колонну полка замыкали ударные группы истребителей прикрытия...
Удар пикирующих бомбардировщиков производился шестерками с высоты 3000 метров при скорости 320 км/час".
Об этом налете сообщило и Совинформбюро.
Маширов вел себя в высшей степени достойно. Страшная, многослойная зенитная оборона никак не смутила его. Он был воплощение невозмутимости, воинского долга. Хамид украдкой поглядывал на его лицо - суровое, сосредоточенное. "Выдержка у товарища! - удовлетворенно подумал штурман. - Вокруг такое творится, а он вроде и не замечает ничего. Опять мне толковый командир попался. Опять повезло".
Нет, не так уж хладнокровно воспринял Петр Маширов свое боевое крещение. Внутренне он волновался и очень сильно. Он только внешне не выдавал своего волнения. Да и мудрено было не испытывать страха. Все небо в разрывах зенитных снарядов... Вот по курсу вспухает огненно-черный ком... второй... третий!.. Руки так и просятся повернуть штурвал в сторону, изменить курс... А нельзя! Полк возглавляет подполковник Цецорин, надо следовать за ним. Приказ - бомбоудар с пикирования. Высота 3000 метров.
Держаться... Во что бы то ни стало держаться заданной высоты!..
Пот заливает лицо, по спине - шустрые ледяные струйки...
- Подходим к Констанце, командир! - раздается в шлемофоне голос штурмана. - Будем пикировать сразу после шестерки Цецорина...
- Два "мессера" справа, со стороны моря! - передает по СПУ стрелок Миша Шаталин.
- Если справа, то почему же со стороны моря?.. - удивляется Маширов и тут же осекается. Как же это он так опростоволосился? Ведь нашему полку приказано атаковать порт Констанца с юга. Все-таки сильно волнуюсь. Забыл даже, что полк пролетел мористее Констанцы и развернулся на сто восемьдесят!.. - Как там "мессера", что молчишь, Шаталин?!
- Ложная тревога, командир. Их наши ястребки погнали. Один дымит.
- Порядок.
С высоты три тысячи метров констанцский порт выглядит игрушечным. И кораблики в нем тоже игрушечные, совсем с виду не страшные. Но эти "игрушечки" исполосовали небо разноцветными трассами, белыми, черными шапками разрывов зенитных снарядов. Порт и город изрыгают море огня.
- Командир, - успокаивающе говорит Хамид, хотя и сам весь в испарине. - Ихние зенитчики зря гитлеровские пайки лопают. Шуму много, а...
- Не отвлекаться, штурман! - приказывает командир.
- Есть - не отвлекаться! - отзывается Хамид и мысленно добавляет: "А ты все-таки не железный, командир. Волнуешься".
Над портом завеса дыма, гари, языки пламени. Тут уже поработал 40-й полк. Надо только добавить. 40-й пришел с севера, у него короче путь. В кабине явственно ощущается запах гари, взрывчатки зенитных снарядов, рвущихся вокруг пикировщиков. Кораблики расползаются в разные стороны в тесном порту, иные сталкиваются...
Головная шестерка командира полка Цецорина начинает пикировать...
- Приготовиться! - говорит Хамид, приникая к прицелу "ОПБ-1МА" - этакой метровой трубе, вмонтированной в днище пилотско-штурманской кабины.
- Решетки, командир!..
Пе-2 устремился в почти отвесное пике. Стрелка альтиметра стремительно убегает влево... 2500... 2000... 1500 метров...
- Сброс, командир!.. Жми... Жми на кнопку сброса!
Маширов, спохватившись, нажимает на кнопку... Самолет с воем выходит из пике.
- Разворот сто восемьдесят! - подсказывает штурман. Он понимает, что опытный летчик выполняет свой первый боевой вылет. Нервы напряжены до предела. Иной раз происходит какое-то внутреннее замыкание, человек не сразу уразумевает команду. Поэтому Сарымсаков и подал команду "сброс" на секунду раньше. Первый боевой!.. Вот пройдет время, накопится опыт, тогда все станет на место. Главное, что командир с характером.
Новые клубы дыма заволокли порт... Какой-то корабль горит... Кто его?.. Черт его знает... Еще один... Ага! Начали рваться бензохранилища! Порядок!
- На обратный курс, командир... Все нормально... Правее. Станем замыкающими в правом пеленге, а там переключимся на внешнюю связь.
...Маширов вел на базу "Петлякова" и улыбался. Хоть и устал донельзя, а настроение восторженное.
... Вечером, после ужина, перед тем как лечь спать, Хамид сказал Маширову:
- Спасибо тебе, командир.
- За что? - не понял Петр и от неожиданности даже приподнялся с топчана.
- Все делал, как полагается. А ведь первый боевой! Нервы у тебя как канаты.
Маширов тихо рассмеялся.
- Ничего смешного я не сказал.
- Да у меня, Хамид, все тряслось внутри, как заячий хвост. Просто вида не подавал. Все как в тумане. И тебя слышал, словно уши у меня ватой заложены.
- А ты думаешь, что я не боялся? Только психически ненормальные люди ничего не боятся. Чувство страха каждому человеку от природы дано.
- Это верно, Хамид.
- А ты держался просто здорово. Работал как часы.
- Со сбросом бомб замешкался.
- Какую-то секундочку. Так я ее и учел.
- Ну и хитрюга ты, Хамид! - воскликнул Петр и рассмеялся. - Значит, все же заметил, что меня мандраж одолевает?
- Мандраж - это когда человек за свою шкуру трясется. А ты ведь за экипаж тревожился, как бы нас не угробить. А это не мандраж, а волнение, вызванное чувством ответственности. К тому же первый боевой.
- Знаешь, Хамид, я сейчас себя совсем другим человеком чувствую. Ну служил я на Дальнем Востоке. Понимал: нужное дело. Всякое может произойти на Тихоокеанском побережье. А совесть все-таки грызла. Там, на Западе, твои товарищи-бомберы кровью умываются, а ты в тылу прохлаждаешься!..
- Кому-то надо и дальние рубежи охранять, Петр.
- Но почему именно я должен, а?
- Ты же ревнитель Уставов. А что в них сказано, а?.. Приказ начальника - закон для подчиненного! - Хамид лукаво улыбнулся.
- Да ну тебя! - отмахнулся Петр. - Я же от души... Делюсь с тобой.
- Уж и пошутить нельзя.
- Тебе бы все шутить! - Так вот, скажу по-дружески: если бы не удалось на фронт вырваться, я... Я даже не знаю, что бы со мною сталось! Ну как людям после войны в глаза смотреть?!.. Добро бы больной, увечный какой, а то сил ведь некуда девать!.. Одно смущает. Я ведь в полку стажер, практикант, так сказать. Кончится стажировка, станут назад отзывать... А не поеду - и все тут!
- А как же Устав? - вновь не удержался Хамид и рассмеялся.
Рассмеялся и Маширов.
- А есть еще документ, превыше Устава - Конституция. А в ней сказано: "Защита Отечества..." и так далее. Останусь в полку - и баста!
- Оставайся, командир, оставайся. Я лично - "за".
Петр Маширов положил на тумбочку папиросу, которую так и не закурил, увлеченный взволнованной его беседой. Сказал:
- Однако пора и на боковую. Рано утром опять вылет на Констанцу. Разведка погоды, промер ветра. Спать, спать, штурман, ветеран полка!
ГЛАВА XI. 21 АВГУСТА 1944 ГОДА
Возвратившись из разведки, Маширов зарулил самолет к капониру, расстегнул замок лямок парашюта и, очутившись на жухлой травке, спросил Хамида:
- Сколько же времени мы летали над курортными местами, штурман?
- Два часа семнадцать минут.
- Прямо-таки курорт!.. Морс тихое, ласковое, солнышко светит. А в небе ни единого "мессера". Постреляли зенитки корабельные чуток, проформу соблюдая.
- Фрицы хоть и дураки, да не очень, - подал голос Миша Шаталин. - Они не хотели из пушек по воробью налить. Огневую систему немецкую наше командование теперь знает, как свои пять пальцев. А ходили мы на высоте.
- Не нравится мне нынешнее миролюбие фрицев, - вздохнул Хамид. - Бдительность нашу усыпляют. Посмотрим, что будет, когда сегодня бомбить полетим...
- Думаешь, еще полетим?
- А зачем же нас на погоду гоняли? Ясное дело.
После обеда командир экипажа и штурман уселись в тенечке за шахматной доской.
- Ты почему от обеда отказался? - спросил Маширов, делая очередной ход. - Аппетит у тебя всегда отменный, а тут вдруг забастовал.
- Да так просто...
- Предчувствие что ли?
Хамид рассмеялся.
- Да нет. За завтраком, видимо, переел. Вместо обеда взял полплитки шоколада. Засосет под ложечкой - подкреплюсь.
После долгого молчания Петр произнес тихо, смущаясь:
- А у меня что-то неладно на душе.
- Это ты рассказов механиков и мотористов наслушался о немецких асах, с которыми мы воевали в Заполярье.
- А что, неправда?.. Там же такие зверюги летали!.. У каждого на боевом счету по семьдесят, восемьдесят, девяносто сбитых!
- Точно. Но это они в основном на Западе пиратствовали - в небесах Польши, Греции, Югославии, Франции... Сбивать устаревшие самолеты - это одно дело, а... Воздушную "Битву за Англию" немцы ведь проиграли? С треском. И на наших фронтах ихнему люфтваффе юшку пустили. Наше теперь господство в воздухе. А всех этих хваленых полярных асов мы давно скинули с небес на землю. Оставался один майор Мебус... Уй, зверюга. Летал на "мессере", украшенном для устрашения изображением извивающегося дракона. Однажды он и за нашей "пешечкой" погнался. Понаделал нам дырок. Но и сам получил по зубам, стрелок ему дым пустил. Отвалил - и сгинул. А позапрошлый месяц открываю "Правду" и читаю, мол, как сообщает какая-то шведская газета, в воздушном бою у Ледовитого океана погиб известный германский летчик майор Мебус!..
- Слух ходит, что и здесь, на Черном, есть несколько асов.
- Как не быть? Но и у нас истребители народ дай боже!.. Один Авдеев чего стоит. Как он вчера лихо "мессерков" от нас отогнал!.. Говорят, одного даже вогнал в воду.
- Все верно, Хамид... Ого!.. Ты, кажется, под шумок мат мне затеял поставить? Ну это мы еще посмотрим...
Послышался топот сапог. Подбежал запыхавшийся механик.
- Товарищ командир, в штаб полка!
По дороге в штаб Маширов спросил Хамида:
- Какой у тебя по счету будет этот боевой вылет?
- Семьдесят четвертый.
- Ого!.. Еще два и к Герою тебя должны представить.
- С чего это ты взял, командир?
- Нам приказ зачитывали. Семьдесят пять и живой - на тебе Золотую Звезду!
- Когда это было! Теперь надобно сотню отлетать. Да и не о нас, "пикировщиках", приказ. Это про штурмовиков.
- А какая разница?
- Начальству виднее. Наше дело, командир, летать. "Бой идет не ради славы..."
- Это верно. Очень правильные слова.
14 час. 50 мин. - это время, когда 29-й полк стартовал с аэродрома А., имея задачей нанести "бомбоудар с пикирования по эсминцу противника южнее 8 км. порта Констанца".
1-я эскадрилья вылетела двумя звеньями (6 самолетов). Всего же 30 Пе-2. Пикировщик Маширова летел замыкающим. Он нес две ФАБ-250. Штурман имел также задание сфотографировать результаты бомбоудара полка.
Лететь замыкающим в боевом порядке вообще не сахар. Вражеские истребители обычно набрасывались на этот самолет. А тут еще пришлось идти не тройкой, а парой - у одного самолета отказали двигатели. Но у Маширова все равно было превосходное настроение. После разговора со штурманом хорошо у него стало на душе. Пока летели над открытым морем, командир пошучивал, мол, "бархатный сезон", самый купальный. Курорт, да и только. И даже напевал наивную и мудрую солдатскую строевую песню: "Если ранят тебя больно - отделённому скажи, а из строя самовольно никогда не выходи..."
Как и прошлый раз, Констанцу обошли мористее и вышли в заданный квадрат. Здесь оказался не только эсминец, но также вспомогательный крейсер, другие суда, которые, видимо, после вчерашней бомбежки удрали из разбомбленного порта.
Командир сразу стал серьезным.
- Приготовиться к атаке!.. Штурман, время полета.
- Ровно один час.
Началась боевая работа. Пикировщики, один за другим, стали обрушивать бомбы на вражеские корабли. Те в ответ открыли многослойный зенитный огонь.
- Штурман, - приказал командир, - выводи на крейсер.
- Есть!
Последовали обычные команды. Пе-2 ринулся вниз. Хамид вцепился окулярами во вражеский корабль, ощетинившийся зенитным огнем...
- Сброс!
Бомбы точно легли в цель.
- Порядок, командир! - доложил штурман, приникнув к прицелу, развернутому на 180 градусов, в то время как Маширов выводил машину из пике и делал разворот, чтобы дать возможность зафиксировать результаты бомбометания на пленке АФА.
И вдруг - нервный возглас Миши Шаталина:
- Четыре "мессера" вывалились из облака, атакуют со стороны моря, сверху!
Спокойный голос Маширова:
- Приготовиться к отражению атаки.
Голос Миши Шаталина:
- Двух "мессеров" связали боем наши ястребки.
Вторая пара, сделав горку, с превышением прорывается к нам.
Это уже видит и Хамид. Одновременно со стрелком, открывшим огонь из правого блистера, ударил и "Березин" штурмана. "Мессершмитт-109" задымил и потянул к берегу. Хамид проводил глазами подбитого врага, вновь глянул в сторону стабилизатора и похолодел... Он увидел сверкающий диск вражеского истребителя - камуфлированного, с короткими, словно обрубленными крыльями, рассмотрел даже лицо летчика - затянутое шлемофоном, бледное, перекошенное яростью, нечеловеческим напряжением. Это лицо Хамид узнал бы и через полсотни лет, хотя не запомнил его черт. Но узнал бы.
И это был, конечно же, матерый ас. Он так укрылся за правым килем, что его не достать. И подошел совсем близко... Может, хочет рубануть винтом?!.
И вдруг "мессер" на мгновенье выскочил чуть правее...
Громовой удар обрушился на кабину. Хамид на какие-то секунды потерял сознание. Когда же очнулся, увидел: правый мотор пылает, в кабине разгром и дым; разбита приборная доска летчика, ее внутренности висят лохмотьями, а командир, уронив голову на штурвал, недвижим. Самолет по гигантской параболе с воем мчится навстречу морю!..
Отстегнув привязные ремни, Хамид кинулся к командиру.
- Маширов!.. Очнись... Падаем.
Командир не отвечал. Руки его намертво сжали штурвал. Хамид попытался потянуть штурвал на себя... Самолет продолжал стремительное падение. Должно быть, перебиты тяги управления!
- Маширов!.. Командир!.. Петя, очнись! Падаем!..
Командир оставался недвижим.
- Шаталин, Миша! - закричал по СПУ Хамид. - Командир убит. Мы падаем. Приказываю - прыгай!.. Прыгай!..
Миша Шаталин не отвечал.
- Прыгай!!!
Молчание...
Хамид вцепился в рукоять аварийного сброса фонаря кабины. Рванул изо всех сил... Фонарь не откидывался... Еще рывок, еще, еще... Тщетно! Должно быть, заклинило пулей или осколком.
Пикировщик с огромной скоростью продолжал по параболе приближаться к поверхности моря, до нее осталось метров восемьдесят... Хамид попытался открыть нижний аварийный люк... Тоже тщетно!.. Тогда, выхватив из креплений свой, штурманский, прицел, стал остервенело, как тараном, бить метровой махиной по нижнему люку...
А море все ближе... Ближе!.. Наконец люк открылся, его оторвало и унесло. Надо прыгать!.. Но как? Скорость огромная. Ударит о край люка, если прыгать по ходу движения самолета, - мгновенно сломает спину!.. Спиной?.. Прижмет к окантовке люка - и конец!..
Все равно... Надо спиной... Спиной!..
Дикая, неодолимая сила швырнула штурмана животом к окантовке люка и сложила пополам. А море - вот оно!!. Конец...
И наступила тьма... Объятый дымом и пламенем, пикировщик с воем взорвался над самым морем, подняв огромный водяной султан.
И вновь сомкнулось Черное море. Лишь гуляли по нему, как и тысячелетия тому назад, небольшие двухбалльные волны. Словно никогда и не существовало на белом свете ни Петра Маширова, ни Миши Шаталина, ни Хамида Сарымсакова.
...Долго стояли в скорбном молчании экипажи вернувшихся на аэродром пикировщиков. Сдернули с голов шлемофоны. Прогремел троекратный траурный салют, произведенный из пистолетов ТТ. Понурые, молчаливые однополчане медленно шли вдоль взлетной полосы.
Подполковник Цецорин, шагая к штабу полка, вздохнул и промолвил грустно, ни к кому конкретно не обращаясь: