...Её захватила разведка, ходившая на восточный берег. Но медсестра даром оказалась не нужна и командиру дивизии (озабоченному тем, что нужно растянуть жалкие остатки 615-й по длинному фронту), и командиру батальона (озабоченному язвой желудка и сохранением своей задницы) - так что, девушка на три-четыре года старше Ялмара оказалась опять среди солдат...
...Её хотели изнасиловать, не ЭсЭсовцы, а те самые хнычущие бюргеры, почтенные отцы семейств, что скоро будут, приседая от страха, тянуть руки вверх при виде наступающих русских, крича с подвизгом: "Нихт шиссен, геноссен! Ихь бин арбайтер!".
Ялмар с ещё несколькими ребятами из гитлерюшенда бросились в драку, и насильники разбежались от мальчишек, орудовавших ремнями с ножами в ножнах, скуля, как побитые щенки.
Ялмар посмотрел в лицо сидящей на мокрой земле девчонки. И увидел не разбитые губы, не синяки, а глаза. Ненавидящие и такие же светлые, как у него самого.
Тогда Ялмар выстрелил ей в лоб из своего FG45. Киссель подарил ему МР после этого случая.
А 16-го апреля русские начали наступление...
...Ялмар плохо запомнил, как и что было. 114-й перестал существовать почти сразу. Командир батальона просто сбежал. Большинство фольксштурмовцев тоже разбежалось или погибло сразу, даже не успев увидеть врага - в небе были только русские самолёты, их танки шли волнами без конца.
Да и потом - русские солдаты, имевшие за плечами двух-трёхлетний опыт войны, легко расправлялись с ополченцами.
Исключений было немного. И Ялмар оказался одним из них. Он поджёг русский танк из найденного "Фауста". Потом убил нескольких русских; скольких - не запомнил.
Остатки батальона загнали в лес Мускауэр Форст, и Киссель повёл группу - человек десять ЭсЭсовцев и вдвое больше фольксштурмовцев - на юг, на соединение с дивизией "Великая Германия", оборонявшей восточный берег Шпрее.
Ялмар больше не думал о том, сочтут ли его смелым или трусом. Он просто шёл впереди отряда - посменно с другими - или волок на пару с кем-нибудь носилки, на которых лежал раненый ЭсЭсовец.
Первую ночь они провели просто под елями, сбившись в кучу и вслушиваясь в грохот канонады со всех сторон, особенно - с севера...
Ночью раненый ЭсЭсовец застрелился. Он, наверное, мог бы выздороветь даже в условиях войны. Но его нужно было тащить, и он это понимал. Ялмар взял себе его "вальтер" - и никто не возразил. А утром они прямо лоб в лоб столкнулись с русскими гвардейцами.
И дальше Ялмар шёл один. Он опять кого-то убил в этом суматошном лесном бою среди чёрных деревьев. Это был настоящий бой. Те, с кем столкнулись гвардейцы, не собирались бросать оружие...
Днём Ялмар нашёл Кисселя. Оберштурмфюрер лежал в снарядной воронке со "шмайсером" наизготовку, а неподалёку - трупы троих убитых русских. Ноги Кисселя были раздроблены в коленях очередью ППШ, у него оставались последний магазин и трофейная граната.
Ялмар хотел выволочь его из воронки и тащить дальше. ЭсЭсовец приказал не валять дурака, потом отдал гранату, несколько патрон к "вальтеру" и приказал убираться.
Но Ялмар всё-таки вытащил его, едва не надорвавшись - и поволок на плащ-палатке - на юг, к позициям дивизии, не слушая, как Киссель ругается на трёх языках. Оберштурмфюрер умер той же ночью. Оказывается, он был ранен ещё и в грудь...
Ялмар зарыл его и долго, трудно плакал над невысоким холмиком злыми слезами, обжигавшими, как кипяток. Плакал, мечтая лишь об одном: чтобы появились русские. Он бы дрался, он бы стрелял, он бы кусался и рвал их, пока его не изрешетили бы...
Но русских не было - лишь гром боёв доносился отовсюду, и Ялмар вдруг понял, что фронт сместился - на севере и юге теперь тихо, а стрельба идёт... оттуда, оттуда, где проходил третий, последний рубеж обороны.
Он не знал, что это были бои 18 апреля за Шпремберг. Но понял другое - русские уже обогнали его. Они впереди, он - у них в тылу.
Более слабого человека эта мысль сломала бы. Но Ялмар успел потерять всё, что только можно потерять. Где-то ещё были немцы, которые сражаются - и он пошёл следом за грохотом фронта...
...19 апреля он переплыл Гросс Шпрее. Река ещё несла лёд, серая, хмурая вода пугала даже самим видом, по ней иногда проплывали мусор и трупы.
Он чуть не умер, когда, толкая перед собой уложенные на связку камыша форму, снаряжение и оружие, голышом сделал первый шаг в эту черноту, похожую на ожившую ночь. Взрослый не выдержал бы, у взрослого остановилось бы сердце.
Ялмар, хоть едва не задохнулся, выплыл, выдержал, добрался до берега.. Страшно хотелось спать, рот раздирало зевотой, тело онемело, мозг работал с трудом... Кое-как одевшись, он пошёл куда-то на запад, и уже через пару часов его начало лихорадить.
Последнее, что он помнил - каменную арку без ворот, падавшую на него.
На самом деле - это упал он. Без сознания, у ворот фольварка.
* * *
Ялмар пришёл в себя 27 апреля. Берлин ещё держался, и фюрер ещё был жив. Но мальчик не знал ни того, что сейчас 27-е апреля, ни, что держится Берлин, ни, что фюрер жив.
Он знал только, что лежит на мягкой кровати под медвежьей шкурой, ему тепло, и на полу - разноцветные пятна света, пробившегося через витраж, на котором Святой Георгий поражает дракона.
Ялмар сел. Голова кружилась, руки были слабыми, как две варёные макаронины. Комната вокруг оказалась большой, перевёрнутой до предела - кровать выглядела единственным порядочным местом. Форма, оружие, снаряжение - всё лежало рядом, на столике.
Значит - не русские. Он не в плену... За окном была весна. Настоящая - не чёрная и мокрая весна середины апреля, в которой он пробирался через лес, а почти майская, с птицами и первой зеленью на ветках.
Ялмар попытался дотянуться до формы, но не смог - резко вспотел, зашумело в ушах, голова пошла кругом окончательно, и он обессилено брякнулся на шкуру, зажмурив глаза; мир противно вертелся и качался.
Он даже не услышал, как кто-то вошёл. А когда открыл глаза - на краю кровати сидел мальчишка лет десяти-двенадцати. Хорошо одетый, не исхудалый, но с печальными глазами затравленного и напуганного зверька.
- Привет, - сказал Ялмар и не узнал своего голоса - он был слабый и чужой.
Мальчик кивнул и спросил застенчиво:
- Как вы себя чувствуете?
"Почему он называет меня на "вы""? - изумился Ялмар. - Бог мой, неужели я поседел или что-то в этом роде?! А что, вполне возможно..." - но тут же сообразил, что мальчик просто не знает, кто он такой и как к нему обращаться. Поэтому Ялмар сказал:
- Неплохо. Только слабый... Это ты меня подобрал?
- А-га - протянул мальчик. - Тут есть кальцекс и норсульфазол. Я вам давал. Вы глотали... И бульон из консервов.
- Я долго был без сознания? - Ялмару очень хотелось сесть, но он не знал, как это на нём скажется.
- Больше недели. Я очень боялся, что вы умрёте...
- Выносил из-под меня тоже ты? - грубо спросил Ялмар. Мальчик кивнул. Потом спросил:
- Вы из "Великой Германии"?
- Нет, - честно признался Ялмар. - Я из 114-го батальона фольксштурма.
Глаза мальчика стали круглыми:
- Но... он же был за лесом Мускауэр Форст! За Шпрее!
- Я её переплыл.
Губы мальчика тоже округлились буквой "о", он покачал головой:
- Вы герой...
- Какой я герой... - Ялмар вздохнул. - Лежу здесь и ничего не делаю... И бога ради, не называй ты меня на "вы". Я - Ялмар. Ялмар Руст. Из Дрездена. А ты кто?
- Айнс Дитмар, - представился мальчик.
- А где я? - спросил наконец Ялмар.
- Фольварк Вильде...
- Слушай, ты здесь что - один? - дошло до Ялмара очевидное.
Губы Айнса дрогнули, лицо стало испуганным.
- Да... - дрогнувшим голосом сказал он. - Я теперь, наверное, вообще один...
Он скривился, стараясь удержать слёзы. Ялмар с трудом сел, неловко положил руку на плечо Айнса. Негромко сказал:
- Я тоже один. Уже давно, все мои погибли в феврале... Так это фольварк твоих родителей?
- Я... - Айнс прерывисто вздохнул. - Я сейчас расскажу. Сейчас...
... - Я не отсюда, я из Нойштадта. Тут жили фон Ирэны, я дружил с их сыном, младшим, с Гюнтером. Когда русские начали наступать, мама привезла меня сюда, фрау фон Ирэн с радостью согласилась, чтобы я пожил у них...
Айнс зажал виски ладонями изамотал головой.
- Потом - потом появились русские. Приехали на такой небольшой машине, вчетвером... Они забрали брата фрау фон Ирэн - он был ранен и лежал дома... офицер, лётчик. Забрали и увезли куда-то... Сами вернулись, но уже без него.
Они несколько раз приходили сюда... ничего не брали и не трогали, но смеялись, издевались над нами... Тогда... на вторую ночь... - Айнс облизнул губы, - Хубер - это работник фрау фон Ирэн - привёл троих или четверых вервольфов.
Они кинули в машину русских гранату и застрелили двоих, которые остались живы... Они кричали, что это Рейх, а не Советы, и немцы будут жить, как сами хотят... А потом мы с фрау фон Ирэн и Гюнтером стояли на парадном крыльце. На шоссе, там, - он слабо махнул рукой, - появились огни. Мы услышали рокот, это были русские... танк и грузовик с солдатами...
Хубер и вервольфы стали в них стрелять, а фрау фон Ирэн втолкнула нас с Гюнтером в дом. Но русские вышибли дверь гранатой... - Айнс хлюпнул, вздрогнул. - Ворвались в дом... И всех увели.
Гюнтер дрался с ними, кричал, чтобы не трогали его маму, а я... я струсил. Я спрятался в туалете... я трус, ничтожный трус! Гюнтер был смелым, а я - я не немец, - горько выдохнул мальчик и съёжился, ожидая, наверное, упрёков и брани.
- Я тоже бежал, - сказал Ялмар тихо. - Что ты мог сделать - тоже попасть к ним в руки? А потом?
- Они тут не остались, - Айнс справился с собой. - Никого не осталось... только я. В подвале много консервов, есть уголь, только сильно топить я боюсь, русские ездят по дороге, хоть и редко...
А уже на следующий день я увидел, что по лугу идёт человек в нашей форме. Он дошёл до ворот и упал прямо в них. Мне было так страшно... но тебя могли увидеть с дороги. Я так боялся... - Айнс поднял на Ялмара глаза, и в них ещё была тень того испуга. - Но вышел и потащил тебя в дом.
- Ты меня спас, Айнс, - сказал Ялмар. - Я всегда буду это помнить... И не мучь себя. Каждый сражается, как может. И ты - настоящий немец.
- Ты хочешь уйти?! - испуганно спросил Айнс.
- Понимаешь, я ведь солдат. Я не хочу прятаться. Если придут русские - я буду в них стрелять. Меня, конечно, убьют... а потом могут убить тебя, - пояснил Ялмар буднично.
- Но, куда ты пойдёшь?! - с отчаяньем сказал мальчишка. - Тут есть приёмник же, послушай - бои идут в самом Берлине, американцы и русские встретились на Эльбе...
Ялмар прикрыл глаза. Переведя дух, хрипло сказал:
- Враньё. Пропаганда.
- Говорил доктор Геббельс, - виновато ответил Айнс. - Правда-правда, Ялмар...
Ялмар стиснул зубы. Что оставалось - выйти на дорогу, дождаться первых же русских и принять бой? Хороший выход; и страха он не испытывал. Он умрёт непобеждённым, и это будет легче, чем жить теперь. Ялмар даже не сразу понял, что Айнс зовёт его:
- Ялмар! Ялмар! Не молчи! Пожалуйста, я боюсь, у тебя страшное лицо...
Да, но как же Айнс?
Эта мысль словно бы толкнула Ялмара. Умом он понимал, что сотни и тысячи немецких детей сейчас в ещё худшем положении, но... но Айнс его спас. И он был не где-то, а здесь, рядом. И он верил в Ялмара.
Поверил в фольксштурмовца с оружием, который был старше его самого на пару лет. Поверил, как в панацею, как в спасение от ужаса... Бросить его?
- Не кричи, - с трудом сказал Ялмар. - Я сейчас оденусь, поедим и будем решать, как быть дальше.
* * *
Консервов в самом деле было запасено много - Ялмар не помнил, когда ел так в последний раз. Но он не только ел - он ещё и на самом деле напряжённо думал.
Ялмар недаром прославился ещё в гитлерюгенде умением решать. Но сейчас он не знал, что делать. Куда идти, если враг - кругом, если он захватил всю страну? Боже, его Германия - в руках врагов, как во времена Аттилы! Нет, хуже...
- Айнс, ты говорил о вервольфах - где они?
- А? Я не знаю, Ялмар... Хубер знал. Я даже не уверен, что они тут ещё есть. Я думаю, будь они - они пришли бы проверить, что с их друзьями...
"А он неплохо мыслит", - отметил Ялмар, снова замолчав. Мыслить - это хорошо. А вот решить, что делать дальше - проблемка...
...Чтобы занять руки, Ялмар взялся чистить МР. Он в самом деле нуждался в чистке.
Куда идти? Что делать? Как быть? Вопросов было много. Ответов - ни одного. А думать теперь нужно было за двоих.
- Ты умеешь разбирать-собирать? - спросил Ялмар внимательно следящего за его руками Айнса. Тот покачал головой. - Тогда садись ближе и учись. Пригодится.
Младший послушно подсел. Ялмар делал привычные движения, но, подсчитав патроны, огорчился. Да-да, больше их не стало. Полный магазин, восемь штук в другом. Плюс граната, нож и "вальтер" Кисселя. Можно считать, что без патрон - к нему нужны те же, что и к МР.
- Послушай, - вдруг осенило Ялмара, - а у этого вашего работника, у него же было оружие?! - Айнс кивнул. - Ты не знаешь, где он хранил патроны? Вдруг там что-нибудь осталось?
* * *
Как и все крестьяне, Хубер был запаслив. Другое дело, что все его запасы не могли пригодиться Ялмару.
Покусывая губу, мальчишка с досадой разглядывал внутренность подвального шкафа, который не взломали русские, но взломал он. Тут было не меньше двухсот патрон.
16-го охотничьего калибра. А два ружья русские как раз забрали.
- Д-да-а... - досадливо протянул он.
На патронах лежала Библия. Потрёпанная, толстая. Ялмар не помнил, когда последний раз держал её в руках - кажется, ещё до войны... Он протянул руку, взял книгу, листнул. Прочёл вслух:
- "Разве вы не знаете, братия, - ибо говорю знающим закон, - что закон имеет власть над человеком, пока он жив?" (К римлянам, 7:1).
- Что это значит? - спросил Айнс, стоявший рядом и озиравшийся в подвале, освещённом лишь карбидным фонарём, повешенным на крюк над шкафом.
- Ничего, - ответил Ялмар. - Это писали очень давно и очень далеко от наших мест. Просто слова...
- Пойдём, - попросил Айнс. - Мне тут страшно. Я за консервами сюда спускался, умирал от страха. И даже сейчас страшно.
- Страшно? - Ялмар осторожно положил книгу на патроны, закрыл шкаф. - Почему?
- Т-так... - Айнс помолчал, ёжась. И вдруг сказал тихо: - Мне всё время казалось... ещё когда мы с Гюнтером сюда лазили... что... - Айнс поднял на Ялмара серьёзные и внимательные глаза. - Что там, - он показал в глубину подвала, - есть ещё что-то. Гюнтер только смеялся... Но... Оно там есть.
- Что? - Ялмар буквально обмер, ощутив, как во всему телу зашевелились волоски, а на голове буквально поднялись дыбом. Он не думал, что может чего-то испугаться вот так глупо - просто от слов младшего мальчишки в самом обычном подвале. - Что есть?!
- Послушай, - Айнс взял Ялмара за рукав. - Тихо.
И Ялмар послушно замер, молча застыл.
Первые несколько секунд ничего не было. Только тёмный подвал, в котором пахло углём и - немного - сыростью. Ялмар успокоился, хотел уже кашлянуть и сказать, что надо уходить, чего там... как вдруг...
Нет, это не было страшно, хотя младший мальчишка мог бы и испугаться, конечно. Просто - странно. Как будто не стало подвала. Темноту пронизали запахи - незнакомые, но приятные.
Послышались живые звуки. Да и сама темнота стала иной, не темнотой помещения, а темнотой ночи... И, когда всё это стало совсем реальным - у Ялмара вырвался вскрик - тоже не от страха, от удивления:
- Что это?!
И всё пропало.
Ялмар услышал своё дыхание - сорванное, тяжёлое.
- Это - там, - Айнс поднял руку. Удивлённо сказал: - А сейчас я не испугался. В прошлый раз - тоже, но тогда я сильнее боялся русских и не думал...
- В прошлый раз? - Ялмар посмотрел в направлении вытянутой руки мальчишки - она указывала на большой старый посудный шкаф, едва видневшийся в подвальной темноте за кучей угля. - В какой прошлый раз?
- Я... - Айнс коротко вздохнул. - Я тебя обманул. Я тогда не прятался в туалете. Они везде искали, они бы меня нашли... Я побежал сюда, я хотел спрятаться за углём... И тут вижу - дверца шкафа приоткрылась. Я заскочил туда. И стало так. Как было сейчас.
Я думал, что умру, так боялся... Но русских боялся больше. А потом я увидел русского - он смотрел мне прямо в лицо и не видел. Что-то сказал и исчез. И я выпал из шкафа... А потом я сюда ходил только наощупь. Зажмуривал глаза... - Айнс помедлил и повторил изумлённо: - А сейчас страшно не было.
Ялмар прикусил губу. Глубоко вдохнул.
- Айнс... - тихо сказал он. - Давай ещё помолчим.
- Я возьму тебя за руку, - просто сказал младший мальчик. - Наверное, я опять не испугаюсь тогда.
- Бери, - кивнул Ялмар.
И они замолчали, стоя друг возле друга и вглядываясь-вслушиваясь в темноту.
Стен не стало. Ударили стеклянные колокола. И накатились запахи и звуки, а вместе с ними - пришла песня. Её пели не на немецком, точно - но так же точно Ялмар понимал слова...
Он в мире первом смотрел телевизор,
читал Кастанеду, сушил носки,
И пёс одиночества рвал его горло
тупыми клыками хмельной тоски.
А в мире втором мотыльки и звезды
хрустели, как сахар под сапогом,
И смысла не было, не было -
ни в том, ни в другом...
Айнс всхлипнул - но не от слёз или страха, а словно бы удивлённо...
А в мире третьем он стиснул зубы,
подался в сталкеры мёртвых зон,
Сдирал дымящийся полушубок,
пройдя сквозь огненный горизонт,
Ввалившись в прокуренное зимовье,
рычал из спутанной бороды,
Что смысла не было, б...я,
не было, туды-растуды.
И только Солнце снова
будило его, дыша в висок,
Шептало: "Вставай,
ведь такова твоя функция
Во всех попутных мирах,
где горит моё колесо,
До поры, пока не вытек бензин!"
Потом подчинялся иным законам,
узнавши, как, и узнавши, где,
Становился лёгким и незнакомым,
трёхпалым листиком на воде,
Слетал, планируя, на поверхность,
и было пофиг, куда снесёт,
И смысла не было, не было,
не было - и всё...