Я пишу вам с тяжелым сердцем. Вы уже поняли из моих писем, что я была вне Багдада, в Уре, когда пришла ваша телеграмма. Я нашла ее вчера днем, когда вернулась домой. В офисе я уже прочитала твое письмо, папа, от 27 января, которое ужасно меня обеспокоило, но оно заканчивалось на оптимистической ноте, и когда я увидела телеграмму, лежащую на моем столе, я подумала сразу, что там сообщается об определенном улучшении. Мои самые дорогие, настолько ужасно думать о том, через что вам пришлось пройти, и какое горе у вас теперь. Это то, что уничтожает все вокруг, и, независимо от того, что я могу сделать, оно прибывает, разя как острый меч. Я не могу найти слов, чтобы написать. Я чувствую, как будто прошла через все это дважды, однажды, когда я думала, что он ушел и теперь, когда я знаю, что он ушел. Но даже при том, что это была такая долгая и ужасная борьба, я рада, что он увидел Вас и имел счастье быть с вами.
Бедная, бедная Фрэнсис (вдова Хьюго. – Б. С.). Я не пишу ей на этой неделе, но скажите ей, как я люблю и восхищаюсь ею, благодаря вашим письмам и тому одному письму, которое она написала мне. Я все же не понимаю этого с полной ясностью. После чувства уверенности, что он идет на поправку, это был такой внезапный удар, который оставляет после себя тупое чувство страдания и острой боли для вас обоих и для Фрэнсис. Интересно, находится ли она и два маленьких мальчика с вами, и я надеюсь, что это так.
Я только что снова прочла то письмо, которое Фрэнсис написала мне 6 января, и я должна написать ей, бедной, любимой. Я положу это письмо в письмо, адресованное вам, и вы пошлете его ей.
Неделя, когда я отсутствовала, кажется теперь вся стертой в памяти. Лайонел и я провели три очень приятных дня в Уре и остановились на обратном пути, чтобы выйти у большой насыпи Уарка (Урук). Мы взяли с собой мистера Легрэйна, очень очаровательного человека из экспедиции Ура, специалиста по клинописи. Мы остановились на день в Хиллахе (Але), собираясь пройти к Кишу, но на нас обрушился ливень, и пришлось удовлетвориться проведенным с пользой утром в Вавилоне, рассматривая вещи в Германском доме, которые должны быть увезены. Мы много читаем Данте в свободное время. Лайонел является самым непредсказуемым из путешественников и что он делает, когда он остается один, я не могу понять. Он никогда, как кажется, не делает никаких приготовлений к завтраку или других необходимых вещей такого рода. Он признал, что ему было гораздо более удобно, когда он путешествовал со мной и получал завтрак по первому требованию. Я потеряла Дж. М. Уилсона, с которым я обычно совершала эти туры, и чувствовала, что я теперь должна гораздо больше зависеть от самой себя, чем когда он был со мной. Когда придет время сортировать находки, я не думаю, что Лайонел будет мне очень полезен, а вот Дж. М. был в высшей степени полезен.
Дорогая мама, я собираюсь адресовать это письмо тебе. Я знаю теперь, как страшно беспокоилась ты, должно быть, когда писала мне такое ободряющее письмо 26 января. Именно так я теперь беспокоюсь о тебе и об отце.
Всегда любящая вас дочь Гертруда".
С чувством невосполнимой утраты от кончины брата Хьюго Гертруда прожила до самого конца.
Гертруда, среди прочих должностей, являвшаяся еще и почетным директором иракского департамента древностей, стала основательницей Национального музея Ирака. Она решила создать в Ираке настоящий археологический музей, и это стало последним свершением в ее жизни. Здесь пришлось преодолевать сопротивление большинства британских ученых, считавших, что правильнее вывозить все найденные древности в Европу. Гертруда доказывала, что археологические находки правильнее экспонировать в той стране, где они были найдены. И пожертвовала музею свою богатую коллекцию древностей. Это разумнее и с точки зрения сохранения культурного наследия, и с точки зрения интересов науки, поскольку те или иные артефакты оказывается гораздо проще сравнить с более древними или более молодыми, найденными в том же регионе. Благодаря ее стараниям удалось спасти многие древности Месопотамии, которые в противном случае украсили бы витрины европейских и американских музеев. Много времени и сил ушло на поиски подходящего здания, планирование помещений, подбор экспонатов. Гертруде удалось также основать фонд финансирования будущих раскопок в Ираке. Король помогал дорогой подруге и торжественно открыл музей. Он также поддержал созданную Гертрудой Британскую школу археологии в Ираке. После ее смерти по предложению Фейсала правое крыло музея было названо именем Гертруды Белл.
Сегодня, когда в Ираке и Сирии идет ожесточенная гражданская война, и исламисты уничтожают памятники античной и христианской культуры, концепция Гертруды выглядит не бесспорной. Вероятно, в музеях Европы и Америки артефакты Месопотамии и Сирии были бы куда сохраннее. Впрочем, никому не дано предвидеть будущего, тем более, почти на сто лет вперед.
На волне положительных эмоций, связанных с музейными делами, весной 1926 года ее болезни, казалось, на время отступили. Но внезапно вышел из берегов Тигр, и жарким багдадским летом Белл пришлось активно работать в Комитете помощи пострадавшим от наводнения. А эта нагрузка оказалась для нее роковой, наряду с периодическими приступами малярии. Гертруда настолько похудела, что выглядела почти что изможденной.
В 1924 году была принята иракская конституция, по которой король получил право абсолютного вето на все законопроекты, право роспуска палаты депутатов и сената, смещения неугодных министров. Теперь он почти не обращался за советами к Гертруде, и это, по всей видимости, ее огорчало. Она все больше чувствовала себя никому не нужной. У нее не было ни детей, ни любимых, ни настоящего дела. Чтобы чем-то себя занять, она окунулась в хлопоты по созданию национального археологического музея.
25 июня 1926 года "некоронованную королеву Ирака" пригласили на торжество по случаю подписания тройственного договора между Турцией, Великобританией и Ираком. Договор был подписан в турецкой столице Анкаре 5 июня и завершил так называемый Мосульский конфликт, длившийся с момента окончания Первой мировой войны между Турцией, с одной стороны, и Англией и Ираком (с момента его образования) – с другой. Спор шел из-за богатого нефтью района Мосула, открытой там в конце XIX века. Однако только в 1912 году для разработки нефтяного месторождения в Мосуле была создана нефтяная компания "Теркиш петролиум Ко". Но из-за начала Первой мировой войны эта компания, контролировавшаяся английским капиталом, не успела начать работу. Интересно, что в 1916 году по соглашению Сайкс-Пико зона Мосула отходила к Франции, но в 1919 году англичане вынудили французов отказаться от Мосула взамен признания их прав на Сирию, где арабские повстанцы провозгласили своим правителем шарифа Мекки Хуссейна. По соглашению о перемирии, заключенному 30 октября 1918 года, контроль над этим районом передавался британским войскам, которые и заняли его в начале ноября. В момент заключения Мудросского перемирия в Ираке находилось 408 тысяч солдат и офицеров англо-индийской армии и около 400 орудий. В ходе боев на территории Ирака англо-индийская армия потеряла более 31,5 тысяч человек убитыми и около 66,5 тысяч ранеными. Точные потери турок неизвестны.
10 августа 1920 года в пригороде Парижа Севре был подписан мирный договор держав Антанты с Оттоманской империей. Он оставлял Мосул в сфере влияния Англии, но не определял точные границы между Турцией и Ираком, ставшим британской подмандатной территорией.
В Севрском договоре предусматривалось отделение Курдистана от Турции и возможность создания независимого государства (статьи 62 и 63). Была назначена англо-франко-итальянская комиссия для определения границ Курдистана и оговорена процедура предоставления "автономии", но не указано в рамках какого государства. Победа Турции в войне с Грецией в 1922 году фактически похоронила Севрский договор, который был пересмотрен на Лозаннской конференции в 1923 году. Вопрос о независимости Курдистана был снят с повестки дня. 20 миллионов курдов остались в составе Турции (10 миллионов), Ирана (шесть миллионов), Ирака (три миллиона) и Сирии (один миллион).
Поскольку в Турции успешно развивалось национально-освободительное движение, возглавлявшееся героем Дарданелл Кемаль-пашей, султанское правительство, подписавшее Севрский договор, утратило власть, и договор фактически так и не вступил в силу. Правительство Кемаля-паши в Анкаре требовало сохранения за Турцией всех территорий в пределах границ, существовавших в момент заключения Мудросского перемирия 1918 года, включая вилайет Мосула. Политика правительства Турции в отношении Мосульского вилайета, как и других районов, населенных преимущественно курдами, нашла выражение в "Национальном обете", декларации независимости, принятой турецкой палатой депутатов в Стамбуле 28 января 1920 года и ставшей программным документом кемалистов. В его первой статье содержался отказ от каких-либо претензий в отношении бывших османских провинций с преобладающим арабским населением. С другой стороны, во второй статье данного документа провозглашался суверенитет Анкары в отношении бывших османских территорий, населенных не только турками, но и другими неарабскими этническими группами, к числу которых были отнесены, в первую очередь, курды. Для Турции Мосул был важен не только как нефтяной район, но и как стратегический ключ к Курдистану, который турки также хотели сохранить за собой. Англия же опасалась усиления Турции во главе с враждебным британским интересам правительством и не хотела, чтобы ему досталась нефть Мосула. На Лозаннской конференции 1922–1923 годов, посвященной пересмотру Севрского договора, соглашения по Мосулу достичь не удалось. Турки утверждали, что из 503 тысяч населения, не считая кочевников-бедуинов, 281 тысячу составляли курды, 146 тысяч – турки, 43 тысячи – арабы, 31 тысячу – немусульмане. Считая курдов нацией туранского происхождения, турецкие представители утверждали, что турецкая часть населения Мосула составляет 85 %. Англичане определяли население Мосула значительно большей величиной (785 тысяч человек) и совсем иначе оценивали его национальный состав. По мнению английской стороны, в Мосуле насчитывалось 454 тысяч курдов, 185 тысяч арабов, 65 тысяч турок, 62 тысячи христиан и 16 тысяч евреев. Курдов англичане считали народом иранского происхождения. Таким образом, по их оценкам, турки составляли лишь 8,3 % всего населения Мосула. В результате, в статью 3 Лозаннского договора было включено положение о том, что "границы между Турцией и Ираком будут полюбовно определены между Турцией и Великобританией в девятимесячный срок. При отсутствии согласия спор будет внесен в Совет Лиги наций". Фактически это было победой англичан, так как в совете Лиге Наций доминировали державы Антанты, и можно было не сомневаться, что его решение будет не в пользу Турции.
После того как переговоры 1924 года в Стамбуле по мосульскому вопросу не принесли результатов, 10 августа 1924 года вопрос был передан на рассмотрение Лиги Наций. 29 октября 1924 года Совет Лиги Наций в Брюсселе вынес решение об установлении в качестве демаркационной линии между Ираком и Турцией так называемой "Брюссельской линии" – фактической границы, существовавшей на 24 июля 1923 года – день подписания Лозаннского мирного договора. Таким образом, Мосул оставался в пределах Ирака. Одновременно Совет Лиги наций образовал комиссию в составе представителей Швеции, Бельгии и Венгрии для изучения вопроса на месте. Доклад комиссии, заслушанный в октябре 1925 года, носил двойственный характер. В нем признавалось, что население Мосула, состоящее преимущественно из курдов, предпочитает не присоединяться ни к одной из сторон. Там также отмечалось, что у Ирака нет никаких юридических прав на Мосул. Однако комиссия вместе с тем, исходя из "потребностей нормального развития" Ирака, рекомендовала в случае оставления на последующие 25 лет мандата Лиги наций над Ираком, присоединить Мосул к Ираку. Гертруда Белл рекомендовала именно такое решение.
Турция отказалась признать обязательным арбитраж Лиги наций, последняя запросила Гаагский трибунал выяснить, устанавливает ли Лозаннский договор обязательную силу за решением Совета Лиги наций по мосульскому вопросу для обеих сторон. Постановление Гаагского трибунала признало обязательным это решение. Турция, заявив об отклонении обязательного арбитража, все же послала вновь свою делегацию в Женеву. Между тем, в феврале 1925 года в Турции началось восстание курдов под руководством шейха накшбенди Саида, которое, правда, турецким властям удалось достаточно быстро подавить. Кемаль был уверен, что Лондон спровоцировал восстание курдов, чтобы показать Лиге Наций, что курды не хотят турецкого суверенитета в Мосуле, и что только Англия должна контролировать этот регион. Он не оставлял надежд возвратить Турции часть из османского наследства. После победы над греками в 1922 году он заявил в интервью газете "Фигаро": "Мы требуем себе все территории, которые пока остались вне нашего контроля и которые являются чисто турецкими". На просьбу уточнить, о каких именно турецких землях идет речь, турецкий лидер ответил: "Фракия до Стамбула и Марицы, Анатолия, район Мосула и половина Ирака".
Даже после достижения соглашения о Мосуле Кемаль не оставлял своих претензий. Так, уже после смерти Белл, в сентябре 1932 года в беседе с американским генералом МакАртуром в Анкаре он подтвердил: "Даст Бог, если буду живым, Мосул, Киркук и Острова Эгейского моря возьму обратно". Но этой мечте не суждено было сбыться.
16 декабря 1925 года Совет Лиги наций вынес решение, устанавливающее границу между Турцией и Ираком в основном по Брюссельской линии. Англии был дан шестимесячный срок для заявления о своем согласии продлить мандат на Ирак на 25 лет и предлагалось заключить с Турцией соглашение об экономических отношениях и о статусе Мосула. Привлекательная возможность включения Мосула в состав Ирака склонила даже наиболее крайних противников британского господства на продление английского мандата сроком на 25 лет, о чем и был подписан (13 января 1926 года) соответствующий англо-иракский договор.
Уступая давлению западных держав, турецкое правительство фактически капитулировало. Турки хотя и заявляли устами Кемаля, что, "если Турция будет вызвана на бой, она сумеет поднять перчатку", и не скрывали концентрации своих войск на границе, но вести войну из-за Мосула были не в состоянии. Не рискуя ввязываться в новый вооруженный конфликт, Кемаль санкционировал отказ от Мосула. Под давлением западных держав Турция подписала договор 5 июня 1926 года. Он предусматривал, в частности, что "турецкие и иракские власти откажутся от всяких сношений, имеющих официальный или дипломатический характер, с главарями, шейхами или иными членами племен, гражданами другого государства, находящимися в данное время на территории другого государства. Они не будут терпеть в пределах пограничной зоны каких-либо организаций пропаганды или собраний, направленных против одного из обоих государств". Иракское правительство обязалось в течение 20 лет уплачивать Турции 10 процентов доходов от добычи нефти в Мосульском нефтеносном районе. Граница прошла в основном по Брюссельской линии с небольшими коррективами в пользу Турции. Мосул остался в Ираке. Вместо 10-процентной доли нефтяных доходов Турция могла получить единовременную денежную компенсацию в 500 тысяч фунтов стерлингов.
Вынужденный отказ от Мосула до сих пор оценивается многими турецкими историками и публицистами как крупнейшая территориальная и экономическая потеря Турции. Тем самым Турция лишилась возможности стать крупной нефтедобывающей страной. Сегодня она обеспечивает свои растущие потребности в нефти за счет внутренних ресурсов лишь на 10–15 %, причем из региона, находящегося в непосредственной близости от Мосула и Киркука – главных нефтяных месторождений, оставшихся в Ираке.
Британская дипломатия, и Белл в том числе, достаточно хитроумно связала вопрос о Мосуле с продлением британского мандата на Ирак. Тем самым временно была притушена оппозиция этому мандату в Ираке.
Июньское соглашение справедливо рассматривалось как победа Англии и Ирака. Поэтому столь пышными были торжества в Багдаде. Но, несмотря на веселье, царившее на банкете, присутствующие отметили: сподвижница монарха была явно в дурном расположении духа. Торжество ее не радовало. Гости заметили отсутствующий взгляд Гертруды, и с этого дня она больше никого не принимала.
Гертруда Белл скончалась 12 июля 1926 года, два дня не дожив до своего 58-летия. Утром этого дня она не вышла из своей спальни в обычный час. Слуги нашли ее мертвой в постели. На столике лежали пустой пузырек из-под снотворного и книга стихов Хафиза, открытая на последней странице: "Мир – красавица невеста, // за нее калым велик: жизнью выкуп платит каждый, // кто посватался всерьез…" Это был намек на самоубийство. Рядом с Гертрудой обнаружили пустой пузырек из-под снотворного, смертельную дозу которого она приняла. Никакой предсмертной записки Гертруда Белл не оставила. Скорее всего, это было самоубийство. Впрочем некоторые исследователи допускают, что Гертруда случайно допустила передозировку таблеток, поскольку накануне просила горничную утром разбудить ее.
Вот два ее последних письма мачехе и отцу, оба датированных 7 июля 1926 года:
"Дражайшая мама!
Какая очаровательная фотография тебя и маленьких мальчиков. Они любимчики. Не правда ли, старший очень похож на Хьюго? На этой фотографии я вижу большое сходство. Дорогая, это должна быть больно, но также и радостно тебе быть с ними.