Жилищный вопрос требовал к себе самого неотложного внимания. В годы войны около полумиллиона домов было разрушено, еще три с половиной миллиона - повреждено. Положение усугублялось тем, что до войны жилищные условия были из рук вон плохи. Жизнь в трущобах порождала в стране настроение горькой безысходности. Ходили мрачные шутки на тему о том, что немецкие бомбежки сослужили полезную службу, сровняв с землей целые городские районы - жаль только, что вместе с жителями. За время пребывания Эттли у власти было построено более миллиона жилищ - немалое достижение при нехватке материалов и рабочих рук {17}. Жилье, построенное из материала, который имелся в наличии и продавался по доступной цене, имело непрезентабельный вид дешевых времянок.
Большие надежды возлагались на то, что радикальные реформы будут также проведены и в области образования. Эттли с его уравнительским подходом, наверное, лучше, чем любой другой руководитель, сумел бы реформировать систему; столь же несправедливую, как "раздельные, но равноценные" школы для негров на расистском Юге в Америке. Время было как нельзя более подходящим для того, чтобы обрушиться на элитарность системы и сломать классовые барьеры, объединив государственные школы с частными. Но Эттли, будучи сам продуктом частных школ, оставил систему образования в неприкосновенности.
Во внешнем мире происходил распад союзнической коалиции военного времени. Рузвельт умер, Черчилль лишился власти, Сталин ставил перед собой новые цели. По мере того как американские войска массами возвращались на родину - с 1945 по 1947 год Европу покинуло три миллиона американских солдат, - советский руководитель беспрепятственно укреплял свою власть в Восточной Европе. В феврале 1945 года Рузвельт, Черчилль и Сталин встретились в Ялте, чтобы разработать планы послевоенного устройства. Однако их соглашение на деле лишь санкционировало установление советского господства над Восточной Европой, так как оно не могло заставить Сталина вывести оттуда оккупационную Красную Армию. Ялтинское соглашение, попираемое Советским Союзом, который, воспользовавшись замешательством Запада, насадил марионеточные правительства в Болгарии, Польше и Румынии, превратилось в клочок бумаги.
Соединенные Штаты не имели намерения возвращаться в Европу, чтобы противостоять Советам; Англия же была слишком слаба. Подобно тому как десятилетие назад он поднял свой одинокий голос протеста против политики умиротворения, Черчилль, отстраненный от власти, счел своим долгом привлечь внимание к советскому экспансионизму. Во время совместной частной поездки с президентом Гарри Трумэном в Фултон, штат Миссури, в марте 1946 года Черчилль забил тревогу. "От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике поперек Европы опустился железный занавес", - заявил он, выступая в Вестминстер-колледже. Трумэн был согласен с ним, но большинство американцев потеряли интерес к европейским делам. Несмотря на советскую угрозу, перспектива возвращения на баррикады не вызывала энтузиазма.
В Италии и во Франции набирали силу коммунистические партии. Правительство Эттли, озабоченное серьезными экономическими проблемами, затрагивавшими элементарные жизненные потребности, являлось доступным объектом для коммунистического проникновения. Коммунисты распространяли свое влияние через государственную службу и профсоюзное движение, что в конце концов приводило к чисткам. Ко времени, когда в 1950 году началась война в Корее, антикоммунистические страхи завладели сознанием многих. "Холодная война" еще более посуровела.
С 1939 по 1945 год промышленное развитие в Англии фактически замерло, и теперь страна производила продукцию на старых заводах, на старом оборудовании. Недостаток рабочей силы в промышленности принял угрожающие размеры. Многие из самых молодых и самых сильных рабочих были мобилизованы в 1940 году, и демобилизация шла постепенно. Особенно остро страдала от недостатка рабочей силы угольная промышленность. В январе 1947 года разрыв между потреблением и производством угля составлял 300 000 тонн в неделю {18}. Угольный кризис, как нарочно, совпал с самой суровой зимой за столетие. Метели и минусовые температуры замучили страну. Потребление электроэнергии лимитировалось. Быстрой помощи ждать было неоткуда, и нормирование становилось все более жестким. В ноябре 1948 года норма выдачи ветчины была сокращена вдвое - до одной унции в неделю. В 1949 году, через четыре года после окончания войны, потребление продуктов питания на душу населения было все еще ниже, чем десятилетие назад {19}. В том же году сильно пошатнулся фунт стерлингов. В сентябре фунт был девальвирован на 30 процентов - с 4,03 до 2,80 доллара. Англии, самые основы жизни которой заколебались, а перспективы на будущее выглядели мрачно, приходилось экономить и все больше сокращать свои расходы за границей.
Маргарет Тэтчер, которая в ту пору, чтобы не замерзнуть, не снимала пальто в помещении, не понаслышке знала об экономических трудностях. На полках бакалейной лавки ее отца было хоть шаром покати. Гордая патриотка, она страдала, видя, до какого положения дошла ее родина.
Палестина была отдана. От финансовой помощи Греции и Турции, необходимой для противодействия посягательствам коммунизма, пришлось отказаться. Индии, жемчужине английской короны, плюс Пакистану, Цейлону и Бирме - всем им была предоставлена независимость в 1947 году или в начале 1948 года.
Конец 40-х годов был чрезвычайно трудным временем, и эти годы наложили на Эттли неизгладимый отпечаток. Трумэн однажды назвал лидера лейбористской партии и премьер-министра "скромным человеком", что побудило Черчилля ядовито заметить: "Ему есть от чего быть скромным". На сей раз Черчилль был несправедлив. Достижения этого щуплого человечка со щеточкой усов носили скорее радикальный, чем скромный характер. Эттли в значительной мере деколонизировал империю, осуществил структурную перестройку промышленности и создал систему социального обеспечения, которая на некоторое время станет образцом для Европы, если не для всего мира. Он положил начало новой политике в области обороны, предоставив Соединенным Штатам право размещать ядерное оружие на британской земле, что рассеяло любые остающиеся сомнения насчет способности Британии обороняться без помощи Соединенных Штатов. Благодаря ему лейбористская партия впервые стала полноценной политической альтернативой консерваторам, занимавшим, иногда в коалиции с либералами, господствующее положение у кормила власти на протяжении первой половины столетия.
Эттли удовлетворил сильно ощущавшуюся после войны потребность в том, чтобы государство взяло на себя беспрецедентно большой круг обязанностей в областях, всегда находившихся в компетенции индивидов. Однако при этом он едва не искоренил в Англии дух корпоративной и личной инициативы. Чувство ответственности оказалось размытым. Стимулы к труду исчезли. Содержание огромной государственной надстройки и субсидирование непроизводительной работы означало, что меньше средств поступало на промышленное развитие. Эта нехватка средств увеличивала трудности восстановления экономического потенциала Англии начиная с 50-х и вплоть до конца 70-х годов. Поддержание фикции, будто Англия остается европейской военной державой, также отвлекало средства, которые могли бы быть с большей пользой потрачены на обучение специалистов, переоснащение производства и реконструкцию заводов.
В тот же период начали также выдвигать все новые требования профсоюзы, вынуждая плохо обученный управленческий персонал заключать с ними соглашения, гарантировавшие низкую производительность труда. Во всем мире наступал послевоенный экономический подъем, но только не в Англии. Повсюду - во Франции, Германии, Италии, Японии и Австрии - экономика развивалась высокими темпами. К 1948–1950 годам мировое промышленное производство ежегодно возрастало на 13 процентов, втрое быстрее, чем в Англии {20}, где темпы работы давно уже отличались неторопливостью. Семена послевоенного упадка Англии были посеяны еще до войны. Однако социализм Эттли, в основном сохранявшийся его преемниками вплоть до прихода к власти Тэтчер, усугублял серьезность проблемы, за решение которой в конце концов возьмется Мэгги.
Консерваторы не опустили руки после провала на выборах 1945 года, первого крупного поражения партии за сорок лет. Требовались решительные меры к исправлению положения, и Черчилль это знал. Видя, что избирателей устраивает сочетание капитализма с социализмом, тори направились на поиски общих подходов. Черчилль попросил Р. Э. Батлера возглавить работу по пересмотру политики в качестве основы для реконструкции партии. Батлер, впоследствии министр финансов, представил широковещательные и расплывчатые - чтобы оставить Черчиллю пространство для маневра - программы по промышленности, сельскому хозяйству, делам империи, роли женщин. Его целью, говорил Батлер, являлся "безболезненный, но необратимый "косметический ремонт" партии" {21}. Тори обещали правление на основе "более гуманного капитализма" и "предпринимательства без своекорыстия".
К 1950 году социально-демографические процессы в стране меняли картину в пользу консерваторов. Прежний рабочий класс сокращался, а средний класс увеличивался. Промышленность переживала резкий спад, но мелкие предприятия, управляемые более консервативно настроенными бизнесменами, возникали в Англии повсеместно. Война, помимо прочего, разрушила институт домашней прислуги. Лишившись помощи в городах, представители среднего класса потянулись из городов в новые, политически более центристские пригороды {22}.
Председателем партии тори Черчилль сделал лорда Вултона, министра продовольствия в военное время, легендарного организатора и большого мастера убеждать людей. Как и Батлер, он получил указания модернизировать партию, так чтобы она смогла воспользоваться новой демографической ситуацией. Одной из ближайших задач Вултона было расширить представительство консерваторов в парламенте. Укрепление местных организаций в избирательных округах, повышение платы местным партийным представителям и снижение роли личного богатства кандидатов - все пошло на пользу. До этого важным фактором при выборе кандидата являлось его обещание оплатить предвыборные расходы из собственного кармана. Прежний процесс отбора, по замечанию Вултона, ограничивал сферу выбора партией кандидатов "половиной процента населения страны" {23}. К тому же почти все парламентарии-тори являлись выпускниками привилегированных частных школ.
Эти перемены шли дальше технической стороны дела. Для того чтобы партия, как и сама Англия, смогла выжить, тори должны были приспосабливаться и апеллировать не только к средним и высшим классам, но также к рабочим, к "рядовому человеку", переставшему ощущать себя пешкой, к мелким предпринимателям новой формации. Еще одним успехом Вултона стало укрепление движения Молодых консерваторов. Тори давно уже приобрели репутацию партии стариков, сборища престарелых политиков-аристократов, правивших страной с сознанием своего данного Богом права. Вултон повел согласованную кампанию по расширению социальной базы партии и по омоложению ее состава. В числе первых ее новобранцев был Норман Тоббит, пятнадцатилетний зеленый юнец, как небо от земли отличавшийся от консерватора традиционных представлений, - сорок лет спустя он станет председателем партии тори.
Эти меры откроют доступ в партию для новой генерации тори, в том числе и для Маргарет Тэтчер. Руководитель экстраординарных качеств, она была не отклонением от нормы, а продуктом своей среды, детищем мрачного исторического наследия, как и все ее поколение. Рожденная и выросшая в обстановке аскетизма, она познала трудности и лишения кризиса 1929-го-1930-х годов, тревоги военных лет, тяжелые последствия войны. Воспитанная отцом, страстно увлеченным политикой, и сама ставшая политиком новой эпохи, она хорошо понимала, каким образом такой лидер, как Черчилль, мог изменить ход истории благодаря своей готовности занять непопулярную позицию. Тэтчер - националистка, патриотка, которой ненавистна самая мысль о развале Британии. Не обремененная ни комплексом вины, ни смущенно-сентиментальными чувствами по отношению к консенсусу, ни сомнениями, одолевавшими ее политических предшественников, Тэтчер является также олицетворенным возвратом к формации политиков с убеждениями. Воодушевленные сознанием своей особой миссии участников крестового похода, они строили Великобританию. Ей выпала задача перестраивать ее.
Глава вторая
ДОЧКА БАКАЛЕЙЩИКА
Она любит говорить, что живет в квартире "над этой лавочкой" на Даунинг-стрит, 10. В конце концов, с квартиры над лавочкой все и начиналось.
Теперешняя ее квартира на верхнем этаже официальной резиденции премьер-министра очень невелика, во много раз меньше жилых помещений Белого дома. Вся она могла бы поместиться внутри тронного зала королевы Елизаветы в Букингемском дворце. Большую часть дома № 10 - кирпичного особняка в георгианском стиле, построенного 250 лет назад и находящегося в каких-то 400 ярдах от здания парламента, - занимают служебные кабинеты и приемные, заново отделанные в изысканном вкусе в 1988 году. Но квартирка на верхнем этаже, в том числе и крохотная кухня, где, как известно, Тэтчер на скорую руку готовит обеды для заработавшихся допоздна высокопоставленных помощников, скромно отделана за собственный счет Тэтчер.
Однако при всей ее скромности нынешняя квартира - это верх роскоши по сравнению со спартанской обстановкой комнаты над бакалейной лавкой в доме № 1 по Норт-Парейд-роуд в Грантеме. В квартире, где в 9 часов утра 13 октября 1925 года появилась на свет Маргарет Хилда Робертс, не было не только горячей воды, но и вообще водопровода. горячей водой мылись раз в неделю - ею наполняли кадку на задворках лавки. В каждой из двух спален квартиры имелся умывальник с тазом и кувшином. В ту пору, на которую, пришлись детские годы Маргарет, в доме отсутствовали и другие удобства - туалет находился во дворе. В столовую ходили через спальню. Снаружи не было ни садика, ни лужайки. Места в доме не хватало, и потому детям не разрешали завести четвероногого друга.
Дом Робертсов, как и весь Грантем, отличали простота, основательность, строгость. В течение столетий Грантем являл собою тихий городок с еженедельным базаром; редко он был конечным пунктом назначения, почти всегда - короткой остановкой на пути куда-то еще. В 20-е годы по Норт-Парейд пролегала главная дорога в Шотландию - оживленная транспортная магистраль. В трехэтажный угловой дом проникал шум уличного движения: визг шин, гудки автомобилей, цоканье копыт по мостовой. Со стороны железнодорожной сортировочной станции, расположенной в четырех кварталах от дома, доносилось пыхтение маневровых паровозов. На улице возвышалось несколько величественных зданий, но дом Робертсов не принадлежал к их числу.
Теперь, как и тогда, город этот непригляден и ничем не радует глаз. Затерявшийся между Ноттингемскими угольными копями и пасторальными красотами охотничьих угодий "Долина Бивор", Грантем окружен холмистыми полями и деревеньками с домами из желтовато-серого камня. В облике города нет своеобразия. Его жители (среди них высок процент пожилых) - люди по большей части замкнутые и непредприимчивые. Лондон находится в сотне миль к югу отсюда, а взгляды и вкусы грантемцев отстают от столичных, по их собственному признанию, лет на сорок. Чуть ли не каждый уроженец города, желающий чего-то достичь в жизни, спешит уехать отсюда и редко возвращается. Не была исключением и Маргарет Тэтчер.
В Грантеме учился в школе Исаак Ньютон. Оливер Кромвель, отбив городу роялистов, начал отсюда свой победный поход по Англии. После этих бурных дней первой половины XVII века жизнь в Грантеме словно остановилась. В 30-е годы, когда Маргарет Робертс росла, Грантем старел. В течение последних ста лет, с тех пор как с середины минувшего века начали уходить в прошлое дилижансы, жизнедеятельность города мало-помалу ослабевала. В детские годы Маргарет Робертс Грантем представлял собой компактную консервативную общину, терявшую свое былое значение. Делами города, насчитывавшего около 25 000 постоянных жителей, заправляла кучка деловых людей с развитым чувством гражданского долга.
Алфред Робертс был в их числе. Старший из семерых детей в семье, Робертс, выросший в Нортгемптоншире, скорее всего стал бы потомственным сапожником в четвертом поколении, если бы этому не помешало плохое зрение. Долго раздумывать над выбором другой профессии не приходилось. Вынужденный в двенадцать лет бросить школу и пойти работать, чтобы помогать содержать семью, он перебрался в Грантем, где ему обещали место ученика в бакалейной лавке. Прошло девять лет. Англия вступила в первую мировую войну, и Алф пошел вместе с приятелем записываться добровольцем в армию. Приятеля взяли, а Алфа снова подвело плохое зрение: его забраковал окулист на медицинской комиссии.
Огорченный тем, что ему не дано отличиться на войне, он вернулся в бакалейную лавку. Но не такой он был человек, чтобы зря предаваться унынию или пасовать перед трудностями. Усердный и целеустремленный, Алф преисполнился решимости выбиться в люди. Он "с головой ушел в дела" - поступать так наперекор разочарованию научил он и свою дочь. Алф с удвоенной энергией взялся за работу, подолгу задерживаясь в бакалейной лавке. Кроме того, он записался в городскую библиотеку и жадно набросился на книги. Будь у него побольше образования, с сожалением говаривал Алф, он предпочел бы стать учителем или директором школы.
Человек донельзя серьезный, этот помощник бакалейщика, любил одиночество и книжную премудрость. У него так и не развилось чувство юмора, не разовьется оно и у его дочери. Некоторые утверждали, будто выкладываться на работе побуждало его ущемленное самолюбие недоучки, но не надо забывать, что составной частью его образования было воспитание в лоне методистской церкви. В свободные от работы и чтения часы Алф Робертс шел в церковь; в молодости он каждое воскресенье по два раза посещал богослужение в храме методистов-уэслианцев в южной части Грантема. Там во время службы он и познакомился с белошвейкой Беатрис Стивенсон. Ее родители, Даньел и Фибе, занимали еще более скромное общественное положение, чем Алф, и их финансовые перспективы представлялись еще более туманными. Впрочем, они отнюдь не были ни лентяями, ни бездельниками. Даньел, гардеробщик, обслуживал бюро находок на железнодорожном вокзале. Фибе работала до замужества швеей на фабрике.
Их дочь Беатрис, простоватая и невзрачная, причесывала волосы гладко назад, собирая в пучок на затылке. Она походила на фермерскую дочку с картины Гранта Вуда "Американская готика". Алф, напротив, был молодым человеком завидной внешности. Рослый, статный, узкий в кости, с копной белокурых волос и ярко-синими глазами за толстыми стеклами очков, он имел импозантный вид и выглядел по сравнению с Беатрис настоящим красавцем. Кое кто из грантемских старожилов утверждает, что с годами Алф стал находить удовольствие в заигрывании с покупательницами. Но у нас нет никаких доказательств того, что его знаки внимания являлись чем-то большим, чем приемом искусного коммерсанта. Много лет спустя его дочь тоже будет находить невинное удовольствие в кокетливом обмене любезностями.