Во-первых, В. Ю. Гессен сразу же признал в Иване Госсене своего родственника, поскольку он был похож не только на него самого, но и на начинающего писателя-пушкиниста А. И. Гессена, с которым он был хорошо знаком и поддерживал родственные отношения. Во-вторых, он высказал свое предположение, что один из сыновей Ицика Гессена положил начало еще одной ветви "клана Гессенов", к которой мог принадлежать как А. И. Гессен, так и предки Ивана Госсена. Но сам А. И. Гессен разговор на эту тему не поддерживал.
Эта информация для меня была интересна в том плане, что, сделав свое сообщение на семинаре по книге А. И. Гессена, я не смог, конечно, ответить на вопросы слушателей о том, в каком родстве с "кланом Гессенов" находится автор книги "Набережная Мойки, 12. Последняя квартира А. С. Пушкина". Кроме того, слушателей интересовал вопрос: где раньше "пропадал" этот пушкинист, если первую книгу о Пушкине он написал в 82 года?
На эти и на ряд других вопросов я не мог ответить по той простой причине, что, кроме содержательной части самой книги, я ничего не знал о ее авторе. "Отбивался" от вопросов, повторяя как заклинание, что мне было поручено высказать свое мнение о книге, а не об ее авторе. Хотя именно с той поры занозой сидел в моем сознании вопрос: кто же он такой, этот "загадочный" пушкинист – А. И. Гессен?
Из информации, полученной от И. Госсена о том, что В. Ю. Гессен был уверен в принадлежности А. И. Гессена к "клану Гессенов", и начались мои многолетние поиски ответов на вышеприведенные вопросы.
С Иваном Госсеном мы были "шапочно" знакомы уже два года, а познакомились по весьма прозаическому поводу. Студенты-физики университета традиционно "дружили" со студентами физико-технического факультета Политехнического института, а еще точнее – его специального отделения, готовившего специалистов-атомщиков. Видимо, им трудно давался курс высшей математики, поэтому они обращались к физикам-"универсалам" за оказанием практической помощи. "Помощь" заключалась в том, чтобы сдать экзамен за тот или иной раздел математики, то есть попросту пойти за кого-то на экзамен с его зачеткой, но с переклеенной фотографией. Процедура "переоформления" зачетки на другое лицо была хорошо отработана. Справедливости ради, следует отметить, что студенты-атомщики политеха не были безнадежными "тупарями". Напротив, за "помощью" обращались как раз наиболее успевающие по всем остальным предметам индивиды, но неуверенные, сто сдадут математику на "отлично", что может повлиять на конечный результат учебы – получение "красного" диплома. Я сдавал за Ивана, насколько сейчас помню, курс дифференциальных уравнений и уравнений математической физики. "Расчет" за услуги был банальным – счастливый "политех", получивший свое "отлично", накрывал скромную "поляну" в комнате общежития физфака из расчета на всех ее обитателей по бутылке водки.
При всем при этом Иван был человеком одаренным и живо интересовался весьма далекими от физики вопросами. Например, новую и новейшую историю он знал не хуже студентов старшекурсников ИФФ, любил литературу и пописывал в стол стихи. Имел прекрасный голос-баритон и пел в нашей университетской хоровой капелле. Вскоре наши пути-дороги разошлись и встретились мы совершенно случайно через четверть века.
Городом-спутником Томска был засекреченный город ядерщиков "Томск-7", в студенческом обиходе именуемый "А-Томск", где студенты-старшекурсники спецотделения проходили производственную практику и писали дипломные проекты под руководством высококвалифицированных специалистов ядерного объекта, которые сами когда-то заканчивали спецотделения ФТФ Политехнического института. Когда Иван ушел за "колючую проволоку" для написания дипломного проекта, связь с ним надолго прервалась.
В конце 80-х годов я оказался в служебной командировке в закрытом городе "Томск-7". На одном из совещаний с руководством службы безопасности я вдруг обратил внимание на весьма колоритную фигуру с бейджиком на груди: "Доктор технических наук, профессор И. А. Гусев". Какой такой Гусев, когда я отчетливо видел, что это, хотя и весьма заматеревший, немного поседевший, но все тот же Иван Госсен? Сидя в президиуме, он тоже время от времени посматривал в мою сторону, видимо также вспоминая годы нашей студенческой юности. В перерыве мы, словно сговорившись, направились друг к другу и, не произнеся еще ни слова, крепко пожали руки и по-братски обнялись.
Да, это был он – Иван Госсен! Но почему Гусев? Вечером он ввалился в мой гостиничный номер-люкс, в котором меня разместили заботливые организаторы встречи, с охапкой бархатистых роз, по-моему, прямо из Голландии, и баулом всего того, что требуется при встрече дорогих гостей.
Рассказав друг другу о своем житье-бытье, повспоминав все самые заметные события нашей студенческой юности, и уже на исходе второй бутылки замечательного коньяка, мы приступили к обсуждению интересующих нас жизненных вопросов, которые возникли за 25 прошедших лет.
На последнем курсе физфака перед самой преддипломной практикой к нам стали наведываться "вербовщики" из областного КГБ, предлагали по окончании университета хорошо оплачиваемую, интересную, полную романтики работу по специальности. Последнее особо подчеркивалось, де мол, нам нужны специалисты разного профиля: и физики, и историки, и лирики. По-моему, двое выпускников нашего курса согласились на эти предложения. А "отказникам", в числе которых был и я, было многозначительно сказано, как бы мы потом об этом не пожалели.
С физтеховцами Политехнического подобной вербовки не требовалось, поскольку они уже по определению были предназначены для работы на сверхсекретных объектах. Ивану Госсену эти "ребята" предложили нечто иное – сменить свою фамилию. Им хорошо известно о хлопотах носителя секретных сведений по выяснению природы своей фамилии, а также то, что он – Иван Госсен – является дальним родственником белоэмигранта И. В. Гессена, который и посмертно остается врагом Советского Союза. Чтобы исключить всякую возможность перемены фамилии Ивана с Госсена на Гессена, ему предложено взять девичью фамилию своей жены, и тогда никаких препятствий для работы по специальности у него не возникнет. Вот такой вариант "любви к отеческим гробам" пришлось испытать моему собеседнику, у которого к концу исповеди заблестели на глазах слезы.
Вот что удалось выяснить о своей родословной Ивану Александровичу Госсену (Гусеву). Его отец Александр Савельевич Госсен родился в 1898 году и в 1942 году, когда Ивану было около пяти лет, он погиб на фронте Великой Отечественной войны (пропал без вести). Его дед Савелий Исаевич (в обиходе Иванович), родившийся в 1866 году, умер в 1940 году, когда Ивану было немногим больше трех лет, так что ни от отца, ни от деда он не мог получить каких-либо сведений о своей родословной. Пришлось "действовать" по женской линии через мать, бабушку, а та в свою очередь знала кое-какие подробности о жизни прадедушки Ивана, который именовался Исай (Иван) Юлиевич Гессен, от своей свекрови, т. е. от прабабушки Ивана. Например, бабушка Ивана прекрасно знала, что ее свекор носил фамилию Гессен и был из ссыльных каторжников, происхождением то ли из немцев, то ли из жидов (по терминологии того времени). Он появился в Нарымском крае (север Томской области) где-то в начале шестидесятых годов девятнадцатого века, женился на местной крестьянке, которая родила ему сына Савелия (1866). Умер сравнительно молодым от чахотки, которую подхватил, будучи то ли в Петропавловской, то ли в Шлиссельбургской крепости. Судя по тому, что сыну тогда едва исполнилось семь лет, это случилось в 1873 году. Судя по тому, что на момент женитьбы (1859 г.) ему было около 30 лет, то он родился где-то в 1829 году. Дед Ивана Савелий стал Госсеном по весьма прозаической причине. Полуграмотный церковный писарь записал младенца по фамилии Госсен – отсюда искаженная фамилия передалась отцу, а от него и Ивану.
По рассказам бабушки, которые больше всего походили на легенду, ее свекор был грамотным человеком, знал "чужие языки", "ходил в народ", знал лидера народничества Искандера. Из ближайших родственников, о которых рассказывал прадедушка Ивана, ему удалось выведать у своих "биографов", что предком многочисленного рода Гессенов был дед Исаак (Ицик) Гессен, который якобы доводился Исаю Юльевичу прадедушкой. Однако самым интересным для меня из всего этого экскурса Ивана в свою родословную оказался следующий момент.
Оказывается, у Исая Юльевича был двоюродный брат Илья, младше его лет на пятнадцать. Стоп! А не является ли этот Илья отцом Арнольда Ильича – нашего пушкиниста? Если Илья младше Исаи "лет на пятнадцать", то он родился где-то в 1845 г. или близкой тому дате. Арнольд Ильич родился в 1878 году, тогда его отцу (если это тот самый Илья) было 33 года, что вполне допустимо. И тогда Арнольд Ильич оказывается праправнуком родоначальника всего "клана Гессенов" Ицика (Исаака) Гессена, равно как и Иосиф Владимирович Гессен?!
Вот таким косвенным путем нам удалось "нащупать" еще одну ветвь генеалогического древа "клана Гессенов", ствол которой упирается в того самого легендарного Ицика Гессена. Спустя примерно пятнадцать лет, когда, к великому моему сожалению, уже не стало Ивана Гусева (Госсена, Гессена), я нашел "подтверждение" нашей догадки в книге Валерия Юльевича Гессена: "Жизнь и деятельность И. В. Гессена – юриста, публициста и политика". В разделе книги "Примечания" имеется вот такая запись: "Есть основания предполагать, что один из сыновей Ицика Гессена положил начало другой ветви этого рода ("клана Гессенов" – А.К.), к которой мог принадлежать известный журналист и писатель-пушкинист Арнольд Ильич Гессен (1878–1976 гг.), один из потомков которого, например, живет в Бостоне".
С родословной А. И. Гессена худо-бедно разобрались, хотя о достоверности конечного результата наших с Иваном Гусевым розысков можно судить с известной долей вероятности, не равной единице. Как ни вспомнить известное высказывание Н. Набокова, приведенное В. Ю. Гессеном в той же книге: "Когда дело касается предков, не обойтись без многочисленных "возможно" – предложений, которые порой вполне, а порой не слишком устраивают потомков".
Я, в свою очередь, поделился с Иваном своими "успехами" в поисках разгадки некоторых аспектов жизнедеятельности "загадочного" пушкиниста Арнольда Ильича Гессена. Из-за отсутствия официальной биографии, я тщательно коллекционировал статьи и заметки писателя, появляющиеся в различных газетах и журналах. Из немногочисленных откровений автора мало-помалу складывалась его биография, характерной особенностью которой было наличие весьма значительных временных интервалов, в течение которых было неясно, чем же занимался в это время пушкинист. Если 40 лет его дореволюционной жизни вопросов не вызывали, то советский период вплоть до хрущевской оттепели, а это тоже 40 лет, являл собой сплошную загадку. С выходом третьей книги – ""Все волновало нежный ум…" Пушкин среди книг и друзей" (1965 г.) – меня заинтересовал вопрос об отношении А. И. Гессена к древнему памятнику нашей отечественной словесности "Слово о полку Игореве". С одной стороны, получается, что он весьма поверхностно знал историю вопроса с обнаружением этого шедевра, а с другой – он приоткрыл некую тайну, которая владела умами не одного поколения "словистов" – тайну авторства шедевра.
– Погоди, – перебил меня Иван, – я, кажется, могу сообщить некую информацию, которая возможно тебя заинтересует.
Далее он рассказал, что за два года до смерти Виктора Юльевича Гессена, он второй раз навестил его уже в качестве отпрыска разрастающегося "клана Гессенов", с чем его поздравил новый родственник. Не отвлекаясь на иные детали этой встречи, он поведал мне, что А. И. Гессен прекрасно знал не только древний текст "Слова о полку Игореве", но с удовольствием читал наизусть некоторые "переводы" древнего памятника. Особенно он любил читать поэтический перевод советского поэта Н. Заболоцкого. Еще В. Ю. Гессен обратил внимание на такую деталь, что читал пушкинист "Слово" и его переводы в самом узком семейном кругу и никогда – на публике.
Не скрою, это сообщение буквально шокировало меня и дальнейшие поиски разрешения проблемы "А. И. Гессен и "Слово о полку Игореве"" пошли в совершенно ином направлении, о чем несколько ниже.
Наша случайная встреча с Иваном, первая после студенческих лет, но, к сожалению, она же и последняя… Обязательства друг перед другом о переписке и "перезвонке", как всегда бывает в таких случаях, быстро потонули в пучине жизненной рутины. Писать и говорить по телефону, по большому счету, было не о чем: пути у нас, конечно, были разными. Но вот в самом начале XXI века в моем кабинете раздался телефонный звонок из Томска. Звонил сын Ивана Савелий, в ту пору уже доцент Политехнического института, сообщил мне печальную весть о кончине своего отца. Из краткого телефонного разговора выяснилось, что его отец был одним из активных ликвидаторов последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Работал в группе академика В. А. Легасова (1936–1988) – главного идеолога и разработчика парадигмы безопасной эксплуатации ядерных реакторов, получив при этом изрядную дозу облучения.
Странно, конечно, но при нашей встрече ни он, ни я ни словом не обмолвились об этой аварии, хотя оба и, получается, одновременно были ликвидаторами ее последствий. Наша встреча могла произойти еще тогда, летом 1986 года, но, видно, не судьба.
С благодарностью вспоминаю совет Ивана по поводу моей "коллекции" вырезок из газет и журналов периода 1958–1974 годов, к тому времени уже изрядно пожелтевших. Он советовал опубликовать эти этюды о Пушкине в виде отдельной книги, седьмой книги пушкиниста А. И. Гессена, о чем говорил в свое время главный редактор издательства "Наука". В память о моем большом друге, одном из "отпрысков" "клана Гессенов", спустя четверть с небольшим века, я следую его совету.
Книга состоит из двух частей. В первой из них автор на фоне своих трудов по созданию эпопеи о жизни и творчестве А. С. Пушкина, ненавязчиво, с большим тактом знакомит читателя с некоторыми эпизодами своей биографии. Если эти заметки дополнить сведениями из нынешней Википедии, то есть интернетовской энциклопедии, то биография "загадочного" пушкиниста будет выглядеть более понятной.
Арнольд Ильич Гессен родился 4(16) апреля 1878 года в уездном городке Короча Курской губернии (ныне Белгородская область). Он был первенцем в многодетной еврейской семье, переехавшей в Корочу из города Бирюч Воронежской губернии. Его отец Илья Александрович Гессен после окончания военной службы вышел в отставку и около 30 лет занимался типографским делом: в разное время имел свои типографии в Короче, Белгороде и Харькове. Так, 14 февраля 1887 г. Курский губернатор П. П. Косаговский подписал ему свидетельство на право открытия типографии в уездном городе Короче "с одним типографским ручным станком". В семье Ильи Александровича и Евдокии (Иды) Авраамовны было 9 детей. По признанию Арнольда, самые яркие воспоминания детства были связаны у него с книгами. Мальчиком он помогал отцу переплетать книги "в его крошечной мастерской" и "доморощенным способом сшивал растрепанные листы до отказа зачитанных книг и часто с иглой в руке застывал над страницами пушкинских сказок и стихотворений".
В 1898 году Арнольд (Аарон) окончил 15-й выпуск Корочанской Александровской мужской гимназии и в этом же году поступил в Петербургский университет на естественное отделение физико-математического факультета (впоследствии он закончил и юридический факультет) – так сказано в Википедии. Однако в своих мемуарах он говорит о себе как о студенте биологического отделения естественного факультета, с теплотой вспоминает профессора зоологии В. М. Шимкевича и профессора-гистолога А. С. Догеля, который читал студентам-первокурсникам вступительную лекцию, обронив при этом, что их "жизненный путь будет усеян не только розами, но на нем встретятся и шипы". Надолго запомнилась эта сентенция профессора, если спустя 80 лет он повторил ее в переиначенном виде: "Жизненный путь усеян не одними шипами, на нем встречаются и розы".