Самодержец пустыни - Леонид Юзефович 59 стр.


Идейные баталии вокруг Унгерна продолжаются и сейчас, хотя в последние годы он все явственнее перемещается из политической сферы в те области массового сознания, где его место рядом уже не с Семеновым и Колчаком, а с Алистером Кроули и пророчицей Вангой. Недавно в Интернете появилась фотография изваянной изо льда бутафорской "зимней могилы" Унгерна, размещенная там под меткой "колдовство"; ему приписывается пророческий дар, знание будущего, владение секретами восточной магии. Его характер и перипетии биографии трактуются в духе бульварного оккультизма. Свирепость связывается с фамильным проклятием рода Унгерн-Штернбергов, чьи представители часто "страдали вампиризмом", а появление барона в Монголии объясняется тем, что еще мальчиком он "расшифровал тайные знаки в дневнике своего деда, указавшие ему путь на Восток". Одновременно имя Унгерна превратилось в успешный коммерческий бренд, способствующий сбыту любой продукции - от телевизионных сериалов до "радикального омолаживающего средства", состав которого тибетские мудрецы якобы открыли бывшему офицеру Азиатской дивизии.

С Унгерна давно сняты все табу. Как историческая фигура он не нуждается ни в панегириках, выдаваемых за объективные исследования, ни в обвинительных вердиктах, столь же бессмысленных, как требования его официальной реабилитации. Осуждать и оправдывать, превозносить и проклинать - прерогатива современников. Одно несомненно: мрачное обаяние этой фигуры, которое действовало и продолжает действовать на людей самых разных убеждений, не сводится только к "обаянию зла". Помимо прочего, Унгерн волнует нас еще и потому, что его жизнь легко укладывается в схему очень важного для XX столетия эскапистского мифа о Белом Вожде - если воспользоваться названием романа Майн Рида о белом американце, ставшем вождем краснокожих и с их помощью отомстившем своим обидчикам. В более сложном варианте такой герой-одиночка, оказавшись среди якобы дикого, а на самом деле - непорочного, благородного и одухотворенного народа, страдающего от вторжения современной цивилизации, но бессильного ей противостоять, приходит к пониманию ценности туземных идеалов и увлекает приютивших его детей природы на праведную борьбу со своим собственным, прогнившим и развращенным миром. Подобный сюжет, для западного сознания почти архетипический, лег в основу многих знаменитых голливудских фильмов - от "Человека по имени Конь" до "Последнего самурая" и "Аватара". Эта красивая история безотказно трогает наши сердца, и Унгерн - если не единственный, то уж точно один из редчайших ее фигурантов, чья подлинность неоспоримо доказывает, что такое в принципе возможно.

Эпилог

Я никогда не встречал людей, лично знавших Унгерна. Теперь таких уже не осталось, а те возможности, что у меня бывали раньше, я упустил. Не побывал, например, в русских селениях, которые до начала 80-х годов XX века еще существовали в Монголии. Мне рассказывали, что старики там сразу откликались на имя Унгерна. Чуть ли не каждый имел родственника, соседа, просто знакомого, кто видел барона в Халхе, в Забайкалье или в Иркутске, уже плененного красными. У некоторых имелись и собственные детские воспоминания - о том, как рассказчик вместе с другими детьми бегал за околицу, где остановились на привал казаки, и те бросали на землю лепешки или серебряные монеты, но когда дети тянулись за ними то ли не в очередь, то ли без разрешения, их били нагайками по рукам; потом в стороне кто-то проехал на лошади, и все стали говорить: "Барон! Барон!"

Позднее Инесса Ивановна Ломакина собиралась познакомить меня с одной старой женщиной из Петербурга, которая девочкой однажды видела Унгерна вблизи (в 1921 году она жила с родителями в Урге, барон приезжал к ним помыться в бане), но знакомство так и не состоялось.

Зато я держал в руках чашку, из которой он, может быть, пил. В Екатеринбурге, тогда еще Свердловске, мне показала ее поэтесса Майя Никулина. Эта чашка старинного фарфора досталась ей от прибалтийской немки, после войны выселенной из Китая. Она умерла на Урале, но до этого четверть века прожила в Харбине; Унгерн бывал там у нее в гостях и пил чай. Они знали друг друга еще по Ревелю. По ее словам, это был очень воспитанный и приятный молодой человек, а все, что о нем рассказывают нехорошего, выдумано большевиками.

В 1983 году я написал повесть об Унгерне. Одним из ее героев был выдуманный мною монгольский лама Найдан-Доржи, наставник барона в вопросах веры. Повесть называется "Песчаные всадники", в ней есть такой эпизод (дело происходит в Новониколаевске спустя несколько дней после казни Унгерна):

"В полдень Найдан-Доржи вышел из тюрьмы на улицу. Было тепло, бабье лето. Еще в камере ему сказали, что расстрелянных зарывают на пустыре за городом, и объяснили, как идти, но он добрался туда лишь к вечеру. По дороге зашел на рынок, приобрел там зеркальце с ручкой и горсть конопляного семени.

Как везде, на закате здесь тоже подул ветер, остудил голову, чисто выбритую тюремным парикмахером. В домишках на окраине розовым закатным огнем полыхали окна. Пустырь служил и кладбищем и свалкой, кругом громоздились кучи мусора, поросшие лопухами и крапивой. Мусор был старый, почти опрятный. Свежий теперь вывозили редко, а еще реже довозили до этого места. Чаще сваливали где-нибудь по пути. Пахло чужой травой, чужой осенью, и все-таки запах тления витал над пустырем - кажущийся, может быть, проникающий в сознание не через ноздри, а через глаза, которые видят эти подсохшие глиняные комья над телом Цаган-Бурхана. Солдатик-бурят из конвойной команды рассказал, как найти его могилу. Найдан-Доржи думал увидеть хоть какой-нибудь бугорок, но увидел плоское, чуть более светлое, чем земля вокруг, пятно плохо утрамбованной глины с торчащим вместо креста черенком сломанной лопаты. Невдалеке валялся искалеченный венский стул, Найдан-Доржи добил его о землю и развел из обломков небольшой костерок. Затем достал свое зеркальце, высыпал на него из кармана немного конопли. Осторожно водя по стеклу пальцем, как делают женщины, когда перебирают на столе крупу, выложил из конопляных зернышек фигурку скорпиона и долго шептал над ней, пока все грехи тела, слова и мысли покойного не переселились в этого скорпиона, сотворенного на поверхности зеркала. Стекло под ним отражало небо с проступающими кое-где звездами.

Стемнело, тогда Найдан-Доржи начал сбрасывать коноплю в огонь, но не всего скорпиона разом, а по частям - сначала левые лапки, потом правые, потом загнутый хвост и тулово. Он сбрасывал их осторожными ловкими щелчками, и грехи его ученика сгорали вместе с конопляным скорпионом, обращались в дым, рассыпались пеплом в этом костре на окраине Новониколаевска. Найдан-Доржи сел на землю и запел, раскачиваясь: "Ты, создание рода размышляющих, сын рода ушедших из жизни, послушай… Вот и спустился ты к своему началу… Плоть твоя подобна пене на воде, власть - туман, слава и поклонение - гости на ярмарке… Все собранное истощается… высокое падает… живое умирает… соединенное разъединяется… Все обманчиво и лишено сути… Не стремись к лишенному сути, ибо новое твое перерождение будет исполнено ужаса…"

Его ученик хотел покорить полмира, как Чингис, а теперь лежал в могильной глине, и наконец-то Найдан-Доржи, всегда знавший, как печально любое завершение, мог сказать ему об этом прямо.

"Пусть огонь победит деревья… вода победит пламя… ветер победит тучи… Боги да укрепятся истиной, истина да правит, а ложь да будет бессильна", - пел Найдан-Доржи. Он ждал, что вот сейчас одна звезда над ним вспыхнет ярче прочих - из сердца Будды исторгнется белый луч, ослепительно сияющий и полый внутри божественный тростник, растущий вершиной вниз, пронижет землю, и душа Цаган-Бурхана, покинув мертвое тело через правую ноздрю, с тихим свистом, который слышат лишь посвященные, втянется в сердцевину этого луча и умчится по нему к звездам, как пуля по ружейному стволу. Найдан-Доржи смотрел вверх, но пусто было в небесах. Все сильнее дул ветер, догорал костер, клочья сухой травы проносились над его синеющими языками и пропадали во тьме".

Напоследок позволю себе привести стихотворение, написанное мной в то время, когда я думал, что навсегда расстался с безумным бароном:

Там, где желтые облака
Гонит ночь на погибель птахам,
Всадник выткался из песка
Вздыбил прах и распался прахом.

И дыханьем зимнего дня
В пыль развеяло до рассвета
Сердце всадника и коня
От Байкала и до Тибета.

Даже ворону на обед
Не подаришь желтую вьюгу.
Здраствуй, время утрат и бед!
Око - северу, око - югу

Эту степь не совьешь узлом,
Не возьмешь ее на излом,
Не удержишь бунчук Чингиза -
Не по кисти. Не повезло.
Что ж, скачи, воплощая зло,
По изданиям Учпедгиза.

Чтобы мне не сойти с ума,
Я простился с тобой. Зима.
Матереют новые волки,
Не щенята, как были мы.
А на крышу твоей тюрьмы
Опадают сосен иголки.

1988–1990, 2006–2010 гг.

Библиография

ДОКУМЕНТЫ

Послужной список Р. Ф. Унгерн-Штернберга (1912). РГВИА, ф. 5288, on. 1, д. 62.

Послужной список Г. М. Семенова (1913). РГВИА, ф. 409, оп. 2, д. 324, 372.

Документы штаба Приамурского военного округа (1911–1913). РГВИА, ф. 400, оп. 11, д. 409.

Материалы Даурской конференции; донесения о панмонгольском движении (1919). РГВИА, ф. 3954, on. 1, д. 68; ГАРФ, ф. 200, on. 1, дд. 7, 406, 421.

Материалы "Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию действий полковника Семенова и подчиненных ему лиц" (1919). ГАРФ, ф. 178, on. 1, дд. 1, 2, 2-а, 10.

Протоколы допросов Р. Ф. Унгерн-Штернберга и других пленных. Документы, захваченные в штабе Азиатской дивизии в Урге. РГВА, ф. 16, оп. 3, д. 222; ГА РФ, ф. Varia, д. 392.

Барон Унгерн в документах и мемуарах. Составитель и редактор С Л. Кузьмин. М., 2004.

МЕМУАРЫ. ДНЕВНИКИ. ПУТЕВЫЕ ОЧЕРКИ. ПИСЬМА

(Аноним) Барон Унгерн. Рукопись. Личный архив В. И. Юдина.

Балдаев Д. С. Воспоминания. Рукопись.

Боголепов М. И., Соболев М. Н. Очерки русско-монгольской торговли. Томск, 1911.

Брежнев В. И. Воспоминания. Личный архив В. Е. Чурова.

Бурдуков A. B. В старой и новой Монголии. М., 1969.

Волков Б. Об Унгерне (Из записной книжки белогвардейца). Hoover Institution on War, Revolution and Peace (Stanford, California, USA), CSUZ36 008-A.

Врангель П. Н. Воспоминания. М., 1992.

Голубев. Воспоминания. - Барон Унгерн в документах и мемуарах. М., 2004.

Даурец Н. П. Семеновские застенки. Харбин, 1921.

Еловский И. Голодный поход Оренбургской армии. Пекин, 1921.

Емельянов А. Г. Персидский фронт (1915–1918). Берлин, 1923.

Зазубрин В. Я. О том, кого уже нет. - Литературное наследство Сибири, т. 1, Новосибирск, 1972.

Ignota. Роман Николай Унгерн-Штернберг. - Русская мысль, Прага, 1922, № 1–2.

Казанин М. И. Записки секретаря миссии. Страничка истории первых лет советской дипломатии. М., 1963.

Кейзерлинг А. Воспоминания о русской службе. Пер. Н. Федоровой, комментарии Е. И. Кононенко и М. Ю. Катин-Ярцева. М., 2001.

Кислицын В. В огне гражданской войны. Харбин, 1936.

Князев H. H. Легендарный барон. - Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны. Составитель и редактор С. Л. Кузьмин. М. 2004.

Козлов П. К. Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото. Пг., 1923.

Лаврентьев К. И. Взятие г. Урги бароном Унгерном. - Барон Унгерн в документах и мемуарах. М., 2004.

Макеев A. C. Бог Войны - Барон Унгерн. Шанхай, 1934.

Марковчин В. В. Три атамана (из архивов ФСБ). М., 2003.

Никитин В. П. Ритмы Евразии. - Евразийская хроника, в. 9, Париж. 1927.

Носков К. Джян-джин барон Унгерн, или Черный для белых русских в Монголии 1921 год. Харбин, 1929.

Оссендовский Ф. Звери, люди и боги. Рига, 1925.

Першин Д. Барон Унгерн, Урга и Алтан-Булак. Записки очевидца тревожных времен во Внешней (Халха) Монголии. ГАРФ, ф. 5873, on. 1, дд. 4–5. Опубликовано И. И. Ломакиной (Самара, 1999).

Рерих Н. К. Основы буддизма. Улан-Батор, 1926.

Рерих H. К. Сердце Азии. Нью-Йорк, 1929.

Розенфельд М. На автомобиле по Монголии. М., 1931.

Савинцев П. Дневник. 1920 г. ГАРФ, ф. 5873, on. 1, д. 4.

Сахаров К. В. Белая Сибирь. Мюнхен, 1923.

Семашко Г. Ф. Ургинские застенки. Шанхай, 1922.

Семенов Г. М. О себе. Воспоминания, мысли и выводы. М., 2002.

Случайный. В осажденной Урге (впечатления очевидца). - Барон Унгерн в документах и мемуарах. М., 2004.

Сокольницкий Ю. В. Воспоминания. ГАРФ, ф. 5873, дд. 5–6.

Солодовников Б. Сибирские авантюры и генерал Гайда. Прага, б. г. Торновский М. Г. События в Монголии-Халхе в 1920–1921 годах.

Военно-исторический очерк (Воспоминания). - Легендарный барон: неизвестные страницы Гражданской войны. М., 2004.

Уорд Д. Союзная интервенция в Сибири. М.-Пг., 1923.

Филатьев Д. В. Катастрофа Белого движения в Сибири: 1918–1922 гг. Впечатления очевидца. Париж, 1985.

Хитун С. Е. Дворянские поросята (1975, рукопись). - http://www.ldn-knigi.narod.ru.

Цыбиков Г. Ц. Дневник поездки в Ургу в 1927 г. - Г. Ц. Цыбиков.

Избранные труды, т. 2. Новосибирск, 1991.

Шайдицкий В. И. Отдельная Азиатская конная дивизия. Генерал-лейтенант Барон Р. Ф. Унгерн-Штернберг. - На службе Отечества. Сан-Франциско, 1963.

Шкловский В. Б. Сентиментальное путешествие. СПб., 2008.

Alioshin D.Asian Odissey. London, 1940.

Volkov В. A Descendant of Chinghis-Khan. Asia, N.Y., 1931, N 11.

Geleta J. The New Mongolia. London - Toronto, 1936.

Gizycki K. Przez Urianchaj i Mongolje. Lwow-Warszawa, 1929.

Greiner A. Meine Erinnerungen über Baron Ungern-Sternberg. - Исторический архив Эстонии в Тарту, ф. 1423, on. 1, д. 192.

Riabukhin (Ribo) N.M. The Story of Baron Ungern-Sternberg Told by his Staff Physician. Hoover Instution on War, Revolution and Peace, CSUZHH697-A.

Roerich Ju. N. Trails to Inmost Asia. New-Haven, 1931.

Ungern-Sternberg A., Ungern-Sternberg E. Die Briefe. Исторический архив Эстонии в Тарту, ф. 1423, on. 1, д. 191–192.

ГАЗЕТЫ

Вечерняя газета. Владивосток, 1921, 10 ноября.

Власть труда. Иркутск, 1921, 19, 31 августа.

Военная мысль. Харбин, 1920, 27 сентября.

Возрождение Азии. Тяньцзин, 1933, июль-август.

Вперед. Харбин, 1929, 6 августа, 29 сентября.

Голос России. Берлин, 1919, 16 ноября.

Дальне-Восточный телеграф. Чита, 1921, 25 сентября.

Забайкальская новь. Чита, 1918, 24 декабря; 1919, 7 января.

Заря. Харбин, 1920, 15 и 30 сентября, 15 и 27 октября, 8 ноября.

За свободу. Варшава, 1923, 10 июля.

Казачье эхо. Чита, 1920, 9 апреля, 16 июля.

Красное Прибайкалье. Верхнеудинск, 1921, 3 марта.

Накануне. Берлин, 1922, 12 сентября.

Наш путь. Харбин, 1933, 19 декабря; 1934, 14 января.

Новая жизнь. Харбин, 1924, 14 декабря.

Новое время. Харбин, 1928, 25 февраля.

Новое русское слово. Нью-Йорк, 1935, 25 мая.

Новости жизни. Харбин, 1923, 17 июля.

Последние новости. Париж, 1921, 22 декабря; 1929, 12 августа; 1935, 21 марта.

Правда. Москва, 1946, 26 августа.

Прибайкальская жизнь. Верхнеудинск, 1919, 7 марта.

Русская армия. Чита, 1920, 14 октября.

Русский голос. Харбин, 1920, 21, 26 сентября.

Россия. Шанхай, 1924, 22 сентября, 27 октября.

Свет. Харбин, 1920, 13, 21 октября, 11 ноября.

Свободный край. Иркутск, 1919, 4 апреля.

Слово. Шанхай, 1921, 12 апреля; 1934, 16 октября.

Советская Сибирь. Новониколаевск, 1921, 25 июля, 28 августа, 16–20 сентября.

Утро России. Владивосток, 1994, 15 октября.

Уфимец. Чита, 1920, 13 октября.

Хакассия. Абакан, 2003, 1 апреля.

Millard's Rewie. Peking, 1919, 29 March.

North China Herald, 1921, 3 March.

Jycie Warszawy. 1977, 20 kw.

Назад Дальше