У нас па заводе какая статистика возрастная: 40 процентов до 35 лет и 20 процентов совсем молодежь. Две тысячи комсомольцев. Выходит, на заводе у нас молодой рабочий класс. А вот на Брюссельской международной выставке наш завод за свои изделия получил Гран–при. Выходит, выиграли мы состязание у всех мировых капиталистических фирм на качество. А ведь наш завод после войны был сплошные развалины. Его подняли, заново выстроили. А сколько кадровых рабочих на фронте погибло или вернулось инвалидами. Да и весь наш город Таганрог гитлеровцы так повредили, что вернувшимся из эвакуации куска крыши нс находилось. Все было - и с питанием плохо, и с одеждой, и оборудования не хватало, на старье работали. А теперь завод - 100 гектаров площадь. Есть цехи, которые только по названию цехи, а по объему производства заводы в заводе. Ну и оборудование на современном уровне. Наша марка "ТКЗ" не только в стране, но и в полсотне других государств известна, куда мы свои изделия экспортируем. Солидная фирма. Сейчас наш завод один из самых больших котлостроительных заводов мира. Конечно, мы его патриоты. Но я вам факты говорю. А патриоты мы такие, которые не всем на заводе довольны. Например, надо нам экспериментальную базу иметь для испытания агрегатов в сборе. Они ведь, если собрать по габаритам, высотой и объемом в четырехэтажное здание. Мы ведь новые, сверхмощные запланировали, такие, каких в мире нет. Надо их научно, досконально, по всем узлам изучить. А впереди еще сколько новою наука накидает! Нужно с заделом жить, с перспективой. План - планом. Но надо шире его шагать. И вот я учусь - не для диплома, а от беспокойства. Чем более мощные котлы будут, тем сложнее марки сталей варить доведется. И, может, не аргонная сварка или углеродная, а, скажем, с лазером придется работать.
Ну и звезда Героя тревожит. Она ведь не сама по себе блестит золотом. Сильно с себя спрашиваю, а все кажется мало. Словом, на человека ГОСТа нет. Каждый деиъ надо себе задачу ставить, потому что каждый день для человека новенький и от тебя зависит, будет он большим или куцым.
Жаворонков смолк, задумался, потом осведомился опасливо:
- Только вы, пожалуйста, не посчитайте, что я чем–то такой особенный. Я с вами просто мыслями своими поделился вразброс. А вообще–то я большой любитель–рыбак, лодку с мотором имею, жену к этому приохотил. Субботу и воскресенье мы всегда на море рыбачим - отдыхаем. Живем, словом, спортивно. Вот Кожемякин тоже с женой с нами бывает. Уху варим.
Спросил:
- Вы–то сами не рыбак?.. Жаль, а то я думал единомышленник. Про рыбное наше место я бы мог вам стоящее порассказать.
Посмотрел на часы:
- Ну, нам нора. - Напомнил: - Завтра суббота, мы с рассвета в море пойдем, а надо еще снасть осмотреть, ну и все остальное подготовить…
Жаворонков и Кожемякин ушли, оставив меня одного в гостиничном номере. Но он мне все виделся таким, каким я его впервые встретил в цехе: сосредоточенным, углубленным, отрешенным от всего постороннего, в шлеме с черным стеклом. Парила в воздухе рука с держателем, и голубое трепетное пламя электрода источало из стали тоненький алый ручеек, которым он повелевал с изысканностью упоенного своим делом мастера.
А за его спиной тогда толпились молодые рабочие, будущие сварщики, ц прожженных новеньких спецовках, и, поднимаясь на носки, оцепенело следили за движением его руки, и невольно их руки шевелились вслед его плавным движениям.
Чувствовал ли в эти минуты своего труда Михаил Жаворонков, что своим мастерством он сейчас формировал не только корень сварного шва, но и взгляды молодых на труд, - не знаю. Но думаю, что подлинное искусство труда воспитывает ничуть не меньше, чем всякое иное искусство, призванное делать людей лучше.
1967 г.
ТВОРЧЕСТВО
Когда мы говорим: Ленин жив в деяниях народа - слова эти означают не только грандиозные свершения и открытия, утверждающие мощь социализма, но и повседневный созидательный труд миллионов. Именно с трудовым творчеством масс связывал Владимир Ильич уже достигнутые на первых же шагах успехи и грядущие победы молодого государства рабочих и крестьян. Он говорил о том, что социализм создает возможность "втянуть действительно большинство трудящихся на арену такой работы, где они могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе - непочатой родник и которые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами".
Творчество - это труд. Но труд окрыленный, связаный с полетом мечты и гордым сознанием важности своего дела. Ленина справедливо называли великим мечтателем. Мечтать и работать по–ленински - значит сегодня видеть черты будущего, сознавать себя его творцом, дерзать в труде во имя грядущего. Рядом с каждым из нас живут дерзновенно творческие люди, и мне приходилось встречать их всюду, куда бы ни забросила писательская судьба.
В позапрошлом году на горно–металлургическом комбинате в Алмалыке меня познакомили с двумя людьми, чем–то очень похожими друг на друга по внутреннему и внешнему складу (оба плечистые, красивые, молодые). И во многом с одинаковыми биографиями. Старшие мастера на анодной печи Валерии Михайлов и Геннадии Ситников каждый в свое время прошли службу в армии, участвовали в строительстве комбината, а потом стали на нем работать, поступив тогда же на металлургический факультет политехнического института. Сейчас они работают на одной плавильной печи, и каждый раз, когда я приезжаю на комбинат, узнаю, что этот их плавильный агрегат уже не тот, что был несколько месяцев назад: в нем непременно появилось какое–нибудь новое усовершенствование.
Существовал, к примеру, такой процесс с поистине дразнящим мысль искателя–рационализатора названием - "дразнение". В огромных бетонных корытах вымачивались сосновые стволы, которые потом поднимали крючьями, опускали в горловину печи и "дразнили", ускоряли происходящий в ней процесс. Занятие не только тяжелое, но и требующее чрезвычайной сноровки. Однако в первый мой приезд Валерий Михайлов сетовал не на тяжесть работы, а на то, что сжигаются многие кубометры ценной строительной древесины. И вот новое посещение комбината. Бетонные посудины пустуют. По предложению группы металлургов и Валерия Михайлова медеплавильщики освободились от "дразнения" печи сосновыми бревнами, заменив его вдуванием природного газа.
Когда спросил Михайлова, как удалось этого достичь, он ответил, что главный стимул - собственный интерес, стремление облегчить работу себе и товарищам, а решить проблему технически помогли знания, полученные в институте.
На его счету и на счету его товарищей немало новых технических решений. Усовершенствование конструкции анодно–съемочной машины, дистанционного управления, изменение конструкции желоба, новые методы кладки огнеупоров… И в каждом отдельном случае уже не надо было спрашивать о причинах, толкнувших на поиск, побудивших к новаторству.
Собственный интерес - в этих словах нет ничего узкокорыстного, ибо это интерес личности, ощущающей себя неотторжимой частицей коллектива и живущей его интересами.
Я видел на горно–металлургическом комбинате в Алмалыке, с каким энтузиазмом работают люди на новой печи, где руда плавится во взвешенном состоянии в среде кислорода. Этот процесс еще в стадии освоения, и поэтому на новом агрегате работать труднее. Сюда приходят рабочие, отстоявшие смену у своих печей, чтобы помочь советом и делом, но главное - чтобы сообща постигнуть последнее слово современной техники. Здесь рабочие плечом к плечу с сотрудниками научно–исследовательского института внедряют в производство плоды научных открытий. Рабочие Михайлов и Ситников - оба с высшим инженерным образованием. Тема инженерной дипломной работы Ситникова - "Автоматическая дозировка печей". Его инженерное устремление - печь без единого обслуживающего человека. Дипломная тема Михайлова - "Ионная флотация" - это уже загляд в десятилетия, в будущее, в мечту.
Могут сказать, что в биографиях и личных судьбах Валерия Михайлова и Геннадия Ситникова много общего, много совпадений, которые выглядят случайными, которых могло и не быть. Что ж, спорить не стану. Но убежден в том, что совпадение творческих судеб этих людей - не случайность. Нельзя не видеть за общностью их судеб общности судеб рабочего класса страны.
И нельзя здесь не сказать о том, как техническое творчество сочетается с творчеством новых человеческих отношений. Так, мы учимся беречь не только время, часы, минуты и секунды - мы учимся беречь нервную энергию людей, самую невосполнимую из всех видов энергии. Рабочий этикет - это тоже одно из главных требований в век технического прогресса.
Уважение к товарищу, нетерпимость к бестактности, грубости - все это отличает настоящего труженика–созидателя наших дней, который не может мириться с тратой впустую драгоценной нервной энергии. Это важно еще и потому, что сфера человеческих отношений, как никогда ранее, ощутимо связана с отношением к делу.
"Как я тебя могу поставить к станку, когда ты грубиянишь, а у меня работа тонкая!" - слова эти принадлежат замечательному человеку и мастеру таганрогского завода "Красный котельщик" Владимиру Ильичу Сущему, Вот ведь как! Если ты с человеком груб, то и технику тебе нельзя доверить. Морально–психологические качества работника, его готовность к выполнению своего долга в коллективе жизненно важны сегодня не только для космонавтов и подводников - они важны, они учитьь ваются на каждом участке необычайно сложного современного производства.
Коммунист, член парткома завода и депутат горсовета Владимир Ильич Сущий известен на "Красном котельщике" как уникальный мастер–карусельщик и как прекрасный воспитатель. Ученики его - частые гости в его доме, вместе с мастером отправляются на рыбалку после смены или в выходной день.
Работа карусельщика нелегкая. Станок - громадина. Любой инструмент огромен, как мамонтовая кость. Невысок ростом Владимир Ильич Сущий, но словно вырастает возле станка - его работой нельзя не любоваться. Возле таких вот людей загорается молодежь жаждой творчества, жаждой поиска. И нельзя не увидеть на таких вот примерах, которых неисчислимое множество в нашей жизни, свершения ленинской мечты о великом пробуждении талантов народа–творца.
1970 г.
ГОДЫ ОГНЕВЫЕ
САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Товарищ, ты помнишь 1941 год, те дни, когда, - где бы ты ни находился, - сердцем и душой своей ты был здесь, в накаленных стужей подмосковных снегах.
Немцы шли на нас танками, шли напролом. Они собрали самые лучшие, самые боеспособные части, проверенные в триумфальном шествии по полям побежденной Европы. И против этого чудовища стал простой советский человек, такой же, как ты, такой, как мы все. Повернувшись спиной к Москве, этот человек знал, что там, позади, лежит советская земля, Москва, и к ней устремлены сейчас взоры миллионов людей, порабощенных гитлеровским нашествием. Этот человек строил свое государство, чтобы дать людям счастье, он умел крепко держать оружие в своих руках, чтобы защитить это счастье. И он вступил в единоборство с гитлеровской громадой. Первый удар, потрясший до основания Германию, был нанесен здесь, под Москвой.
Здесь перед всем миром ясно обозначились черты советского человека - его героизм, доблесть, беззаветная любовь к Отчизне, нерушимое чувство единства с демократическими народами. В те дни потрясенное человечество уверовало, что только советский народ может выполнить великую освободительную миссию.
Священные цели Великой Отечественной войны породили массовый героизм наших бойцов и офицеров. Несравненные подвиги, которые совершпли они, подняли в глазах всего мира советского человека на беспредельную высоту. Некоторые называли эти подвиги чудом. Но это было не чудо. Это было проявление тех духовных черт, которые, как самые бесценные в человеке, воспитывала, растила партия Ленина, государство трудящихся.
Я помню, как четыре с лишним года назад, вот на этом самом подмосковном рубеже в декабрьские дни 1941 года боец в примерзшей к ранам гимнастерке, готовясь к атаке, сказал:
- Я сейчас самый счастливый человек, я не боюсь немца, я сильнее его потому, что знаю: мы по бедим!
Да, это был счастливый человек, потому что он разбил здесь немецкие полчища, он защитил и спас свою Родину. Он стал освободителем Европы.
1946 г.
ИЮЛЬ, 1941‑й
1941 год! Он останется вечно в памяти нашего народа как высшая мера неодолимости его духа, стойкости и преданности Отчизне.
Нет меры тем мукам, бедствиям, утратам, какие понес наш народ, когда в канун самого долгого дня гитлеровские орды начали свое кровавое грабительское нашествие, упоенные легкостью побед, которые они уже одержали, разгромив сильнейшие европейские армии.
Враг был страшен, могуч и беспощаден. С отличной выучкой, с мастерски разработанной методологией убийства, оснащенный для этого злодейского труда не только танками и самолетами, но и газом "Циклон", душегубками, печами крематориев.
В июле, точнее 3 июля 1941 года, начальник гитлеровского генштаба Гальдер записал в своем дневнике: "…не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней".
Он очень спешил, этот Гальдер.
В те дни мы, военные журналисты фронтовой газеты Западного фронта, скитаясь по горящей земле Белоруссии в поисках штаба фронта и своей редакции, видели своими глазами, как умеют самоотверженно сражаться советские воины.
Так, мне довелось набрести на сотую дивизию генерала Русспянова. Он был ранен в руку. Сменив генеральский окровавленный китель на гимнастерку, он попросил на воротнике ее нарисовать красным химическим карандашом знаки его военного звания. Выходя на проселочную дорогу, он собирал бредущих из окружения бойцов и тут же вводил их в бой. Он не знал сил противника. Не знал и всех своих сил, потому что к месту завязавшегося боя стягивались бойцы чужих разрознен–пых частей, а также легко раненные. Земля накрывалась огнем немецких орудий. Небо - его авиацией. А наши санитары, вынося из боя раненого, уползали обратно под огонь, чтобы найти его оружие, принести и передать другому. Были подбиты тягачи, много коней погибло под бомбежкой. И бойцы запрягались в орудия, вывозили их на огневые позиции, неся снаряды на руках так, как носят младенцев. Они не бежали в атаку, а шли, сберегая последние силы для рукопашной схватки.
Невысокого роста, плотный, баюкая искалеченную руку, Руссиянов шел вместе с ними, прихрамывая. И приговаривал:
- Не пускать их, не пускать!
Ползли плоские серые танки с белыми крестами на бортах. В танки летели бутылки с горючей смесью. В ту пору горестного отступления было не до того, чтобы заполнять наградные листы с именами тех, кто свершал эти высокие подвиги. Но именно эти люди и спасали тогда Отчизну, жертвуя своими жизнями во имя жизни тех, кто оставался за ними. И во имя того, чтобы собой задержать натиск врага.
А за их спинами из горящих деревень, подожженных фашистскими термитными бомбами, уходили скорбными толпами русские женщины, старики и старухи. Они шли по бесконечным дорогам, чтобы не стать подвластными гитлеровцам, бросив им все свое трудом нажитое, - шли в зной и шли в студеную мокрую пору осени по раскисшей земле. И это был тоже подвиг. Подвиг народного непреоборимого никакими страданиями духа.
1965 г.
КАПИТАН ВАСИЛИЙ ФИЛИН
Новороссийск. Порт. Море, грозно шатаемое суровым нордом. В зной, когда о камень можно обжечься, в холод, когда на пирсе нарастают зеленые льдины и ветер треплет с крыш железо и корабли пляшут на темных волнах, обрывая швартовы, по взлетающим, как качели, сходням мерной и цепкой поступью ходили изо дня в день, из ночи в ночь грузчики, опустошая трюмы кораблей.
Белесый, с темным лицом, выжженным солнцем и ветром, ходил с грузчиками и Василий Филин.
Ему было 17 лет, и он мечтал уйти когда–нибудь на корабле, освобожденном от привязи, в море.
Но пока он ходил днем только по пляшущим трапам с тяжелой кладью на спине, а вечером - в рабфак.
Его послали не в мореходное училище, как он хотел, а в школу пилотов.
После первого же полета он понял, что в небе больше простора сильному и смелому.
Бросая машину в фигуры высшего пилотажа, он испытывал чувство, равное тому, когда с высокого борта порожнего корабля он прыгал в море.
Он был бесстрашен в полете. Он хотел стать истребителем. Но командир сказал: "Ты спокойный и очень сильный человек, Вася. Тебе нужно водить большие корабли".
Мечта Василия Филина исполнилась: он попал на корабль - на воздушный.
Как–то полк получил задание произвести ночную учебную бомбежку. Синоптики не угадали погоду. Соединение попало в сплошное грозовое поле облаков. Хлестал град, грозя разбить лопасти пропеллеров. Корабли швыряло, как на море в ураганном шторме.
До рассвета Василий Филин водил свой корабль кругами в бушующем воздухе. Горючего в баках оставалось очень немного. Он решил вести машину назад на аэродром. Земля исчезла в сизой пене тумана.
Он вел машину, подчиняясь своему чутью. Разве в Новороссийске не было погуще туманов, а штормы на море слабее, чем в воздухе?
Внезапно мимо проплыл корабль командира эскадрильи.
Идти за ним? Идти за командиром, чего проще, чего безопаснее. Вернее.
Нет. Разве страна так учила водить его свой корабль? Разве всегда будут у него поводыри в воздухе?
В баках горючего на 25 минут лёта.
- Иди за ним, пока не поздно, - советует штурман.
- Нет.
Через двадцать минут Василий Филин посадил корабль на своем аэродроме. Это был его первый слепой полет. С тех пор прошло 9 лет.
Сейчас он капитан, командир эскадрильи. У него на груди орден Красного Знамени. За два месяца войны он уже успел совершить 32 боевых вылета в расположение противника.
Корабль капитана Филина в полете очень часто идет головным. Тогда он первым принимает на себя удары зениток. Он парит над ними, мерно посылая вниз тяжкие бомбы, парит до тех пор, пока не перемешает батареи с землей или пока ослабевшие от накала орудия уже не могут добросить снаряда до снижающейся на бомбежку эскадрильи. И тогда разящие бомбы начинают квадратами вспахивать землю, где трусливо зарылись убийцы, совершившие подлое нападение на нашу страну.
На рассвете эскадрилья капитана Филина возвращается на свой аэродром. Экипажи идут отдыхать, чтобы приготовиться к следующему полету. А их командир капитан Филин еще долго ходит по притихшему лагерю - спокойный и сильный человек, которому кажется все таким тесным на земле. И поэтому он ложится отдыхать не в палатке, как все, а под деревом, чтобы всегда видеть это свое большое и чистое небо.
1941 г.