Секция V состояла из ряда подсекций - как по географическому, так и по функциональному признакам. Так, в сферу компетенции подсекции Va входили Северная и Южная Америка; Vb занималась Западной Европой; а Ve - Восточной Европой и Ближним Востоком. Кабинет, в котором сидел я, являлся фактически иберийской подсекцией - Vd. Вообще, наименование Vd звучало не слишком благозвучно для англоязычного восприятия (англ. veneral disease - "венерическое заболевание"), но через пять минут я к нему привык. Кроме того, символ Vd также использовался для самого Кима как главы подсекции: для связи внутри СИС использовать имена было не принято. Другие сотрудники Vd имели символы Vd 1, 2, 3 и т. д. Мне был присвоен символ Vd 1; трое других поступили на службу несколько раньше, а еще один прибыл вскоре после меня. Таким образом, всего в подсекции, включая самого Кима, работало шесть человек, тогда как несколько недель назад там был всего один сотрудник. Внезапное пополнение было вызвано самоубийством одного из сотрудников из-за нервного срыва в результате переутомления, а также жалобами из МИ-5. Совокупный состав Секции V на тот момент составлял, по-видимому, всего около двадцати человек. Кроме того, было еще, наверное, двадцать - двадцать пять секретарей и помощников. Термин "офицер" не обязательно означал офицера вооруженных сил. Некоторые, включая того же Кима, были гражданскими лицами, как, например, все девушки. Всем было разрешено носить гражданскую одежду, и я пользовался этим в течение последующих нескольких лет.
Ким подробно рассказал мне о работе, к которой я только что приступил. Я значился как офицер ISOS в подсекции Vd. ISOS - это кодовое наименование радиодонесений немецкой разведслужбы, которые британцы смогли перехватить и расшифровать. Расшифровка осуществлялась "Правительственной школой кодов и шифров в Блечли, которая к октябрю 1941 года взломала ряд ручных шифров, используемых немецкой разведкой в Испании, Португалии, Танжере и других местах. Однако в то время еще пока не удалось взломать машинный шифр, применяемый для главных связей, таких как, например, между Берлином и Мадридом, Берлином и Лиссабоном и (что очень важно) между Мадридом и Альхесирасом, выходящим на Гибралтар. Число таких перехватов, которые оказывались ежедневно у меня на столе, составляло в среднем около двадцати, и ожидалось, что в ближайшее время будут взломаны также и машинные шифры, что, естественно, резко увеличило бы объем работы. Тем временем Ким показал мне образцы того, с чем мне предстояло иметь дело. Ежедневная партия материалов из Блетчли разделялась секретарями на отдельные донесения, которые раскладывались по папкам согласно конечным пунктам: Мадрид - Барселона, Мадрид - Бильбао и т. д. Донесения из Мадрида в Барселону фиксировались на левой странице, из Барселоны в Мадрид - на правой, и каждое соответствовало своей дате.
Уже не помню, сколько всего мне успел рассказать Ким до вечера, прежде чем мы решили, что пора идти домой. Большинство офицеров и секретарей были расквартированы в частных домах по всему Сент-Олбансу, но один или два женатых офицера снимали собственные дома. Ким и Эйлин приобрели дом на северной окраине города - в Спиннее, на Маршалсвик-Лейн - и сразу же пригласили меня жить у них. Вместе с нами жили их малолетние дети - Джозефина и Нэнни Такер. Все это означало для меня большие перемены в жизни. Позже у меня был трехмесячный перерыв, когда во время болезни Эйлин я переехал на квартиру. Там я сразу оценил контраст. Остальную часть моего двадцатиодномесячного пребывания в Сент-Олбансе я жил у них в Спиннее, за исключением того, что еженедельно на двое суток удалялся к своей Мэри в Челси. В тот первый вечер я испытывал некоторую тревогу за то, как у меня пойдут дела на новом месте. Со времени нашего более тесного общения с Кимом прошли годы, и я знал, что за это время он сильно изменился, как, впрочем, и я сам. Мне казалось, что живой интерес и сама работа в достаточной мере облегчат наше взаимопонимание, но своего рода загадкой была Эйлин, и я какое-то время не мог избавиться от ощущения лишнего человека в доме. Лишь через пару недель мы все достаточно узнали друг друга. Возможно, этот процесс затянулся бы, если бы не небольшое непредвиденное осложнение. Столовая была превращена в мою спальню, но также все чаще использовалась как место складирования различных вещей, которым больше нигде не находилось места. Наконец, когда однажды вечером я обнаружил, что не могу пробраться к кровати, кроме как переступив через велосипед, швейную машинку и детскую коляску, я запротестовал. Но Эйлин обратила все в шутку и рассмеялась. Ситуация сразу же разрешилась, и после этого мы уже общались куда менее формально. Они вообще убрали велосипед из квартиры. У Эйлин было немного общего с Лиззи, за исключением того, что привлекательность каждой из них заключалась скорее в их личности, а не внешности. Кроме того, обеим нравилось смеяться. Эйлин была худой, бледной, почти хрупкой, но в ее характере ощущалась жесткость. Несмотря или скорее благодаря тому, что Эйлин вышла из "добропорядочной" семьи, она, казалось, испытывала недостаток в систематическом образовании. Но она была умной, любила посплетничать, обожала компании, иногда упоминала вскользь какое-нибудь громкое имя, чтобы подчеркнуть свое знакомство с влиятельным человеком. Она была полной противоположностью какой-нибудь педантки или политической фанатки - двух возможных типажей, которых несколькими годами ранее, возможно, кто-то и прочил бы Киму Филби в жены. Ее правописание оставляло желать лучшего: однажды, вернувшись с работы домой, мы с Кимом обнаружили частично решенный кроссворд из The Times, в котором одно из слов не уместилось в выделенное место. Ким утверждал, что вторая часть ее имени - Арманда - на самом деле звучало как Аманда, но Эйлин с самого начала писала его с орфографической ошибкой (до недавнего времени я почти не верил в это, пока не прочитал, что вторым именем ее отца было именно Арманд). Этих двоих объединяла склонность - едва ли имевшая практическое применение в военное время в Сент-Олбансе - к хорошей еде и напиткам. В первый раз, когда Ким вывел ее пообедать в одно из городских заведений, он предложил взять устриц, и они вместе уговорили несколько дюжин, причем Эйлин не отставала от Кима, исправно наполняя тарелку за тарелкой. Но после того они никогда не оглядывались на прошлое. В те дни, прежде чем начали сказываться трудности службы, их жизнь с Эйлин казалась легкой и обыденной. За время своего пребывания в Спиннее не помню между ними ни одной настоящей ссоры или хотя бы размолвки.
В подсекции Vd мы все, по сути, были новичками. Никакого обучения не проводилось - мы учились всему сами, по ходу дела расспрашивая коллег. Я уверен, что это был, безусловно, лучший и наиболее быстрый способ по-настоящему вникнуть в свою работу. Опасность допустить серьезную ошибку была невелика, так как все вопросы обсуждались и при необходимости принималось коллегиальное решение. В любом случае никаких отдельных инструкторов у нас не было. Для разрешения сомнений мы обращались к Киму. Хотя Филби работал в Секции V лишь с августа, он, казалось, уже освоил множество сложных процедур. В то время как все остальные пытались разобраться, что означают различные "символы" и достаточно ли письма или протокола в тот или иной отдел, Ким как будто никогда не испытывал трудностей. Он знал не только процедуры, но также и людей. Так, один из нас, столкнувшись с необходимостью позвонить в МИ-5 по вопросу, который, как оказалось, шел вразрез с работой различных отделов, проконсультировался с Кимом. "Свяжись с тем-то и тем-то, - ответил тот. - Он скажет, что к нему это не относится, но зато направит по нужному адресу". Так все и получилось. В своей книге Ким пишет, что, когда в 1940 году поступил на службу в СИС (в которую тогда входило УСО или, скорее, его предшественник), он думал, что "где-то, скрытая в глубокой тени, существует еще одна служба, по-настоящему секретная и очень сильная". Хотя он добавляет, что эту мысль вложил ему в голову именно советский связник, я думаю, что у многих новичков в СИС возникали сходные чувства. Мы даже спорили между собой, что же все-таки стоит за СИС и что означает сама аббревиатура. Последние две буквы, по-видимому, явно указывали на "Интеллидженс Сервис" (Intelligentce Service), но как насчет первой "С"? Большинство склонялось к "Сикрет" (Secret), но некоторые поговаривали, что речь идет о "Спешиел" (Special). Кое-кто говорил, что это как в имени Этель М. Делл, в котором мало кто знал, как расшифровывается вторая часть (да и сейчас мало кто знает, что это Мей). Теперь в прессе за первой буквой аббревиатуры СИС утвердилось слово "Сикрет", хотя у меня до сих пор нет полной уверенности (другое популярное наименование, МИ-6, мы в своей среде почти не использовали).
За несколько дней я узнал гораздо больше о немецкой разведывательной службе - или, скорее, о службах, поскольку их было две: абвер (Abwehr) и СД (Sicherheitsdienst) - нежели о британской СИС. Абвер до некоторой степени являлся эквивалентом комбинации СИС и УСО. Отличие заключалось в том, что он был составной частью немецкого Верховного командования. В состав абвера входило три главных отдела. Отдел Абвер I отвечал за сбор и доставку разведданных; агентурную разведку на территории иностранных государств; добывание разведывательной информации. Отдел Абвер II занимался организацией саботажа и подрывной деятельности (являлся отчасти эквивалентом УСО). Отдел Абвер III ведал вопросами контршпионажа (контрразведка в вермахте и военной промышленности). Служба СД, в то время намного менее важная для нас, чем абвер, являлась организацией нацистской партии. Она в основном занималась широкими вопросами внутренней безопасности в Германии и на оккупированных территориях, где функционировала вместе с гестапо. Однако у СД была важная заграничная функция, особенно в сфере политической разведки.
За последующие несколько недель я стал постепенно узнавать все больше о службе, на которую поступил. Подразделения штаб-квартиры СИС, помимо Секции V, главным образом располагались в Бродвей-Билдингс; термин "Бродвей" означал у нас "СИС кроме Секции V". В довоенное время Секция V в принципе занималась тем же, что и бродвейские Секции I, II, III, IV и VI. Их задача заключалась в сборе и сортировке разведывательных данных из резидентур СИС за границей и перенаправлении их в различные департаменты Уайтхолла, а также в передаче запросов указанных департаментов этим резидентурам. Особым клиентом Секции V была МИ-5. Секции сбора и распределения информации не были просто передаточными звеньями, поскольку они, как предполагалось, знали, что именно нужно передавать Уайтхоллу, как ранжировать тот или иной источник и как интерпретировать запросы Уайтхолла для той или иной резидентуры с точки зрения их выполнимости. Но штатных сотрудников было мало, и даже к концу войны другие пять распределительных секций включали лишь по горстке офицеров; в то время как Секция V, как я уже упоминал, насчитывала около двадцати офицеров, а к 1945 году их внутри страны и за ее пределами насчитывалось свыше сотни.
Причина таких различий заключается в характере контрразведки. При анализе разведывательной и террористической деятельности противника четкого разграничения между иностранной и британской территорией не проводилось.
Большинство целей контрразведки располагалось за границей: штаб-квартиры вражеских организаций, их резидентуры в оккупированных и нейтральных странах, вербовка агентов и их заброска на территорию Великобритании или в другие страны. Значительная часть разведывательной и прочей подрывной деятельности противника вообще не была связана с британской территорией: например, слежка из нейтральных стран за перемещением британских судов и конвоев; диверсии на британских судах в нейтральных портах; заброска вражеских агентов в страны, с которыми у нас поддерживались дружеские или союзнические отношения; контрразведывательная деятельность отдела Абвер III против СИС, УСО или наших союзников; сотрудничество немецкой разведки с правительствами нейтральных государств. К этому следует добавить то, что приобрело важность в дальнейшем, а именно секретные разведывательные операции "ближнего" действия, которые происходят в тот момент, когда противоборствующие армии ведут активные боевые действия: заброска агентов в тыл наступающему противнику, организация диверсий и пр.
Поэтому территориальное разделение функций контрразведки между МИ-5 и Секцией V выглядело несколько нереально, и споры по поводу разграничения полномочий казались неизбежными. Было три разумных решения. Во-первых, всю контрразведку, как за границей, так и внутри страны, должна взять на себя МИ-5, для чего при необходимости учредить собственные резидентуры и коммуникации, привлечь для работы опытных специалистов, владеющих соответствующими языками и хорошо осведомленных о странах, в которых им предстоит работать. Во-вторых, Секция V должна расшириться в рамках существующих разграничений полномочий и квалификации. В-третьих, должно произойти некое слияние МИ-5 и Секции V, или объединение имеющихся ресурсов и задач. Мне кажется, что к тому времени, когда я поступил на службу, было в целом принято второе решение; во всяком случае, Секция V расширялась довольно быстро. Отчасти это было связано с самой логикой вещей, хотя все вопросы были достаточно равномерно сбалансированы, но, возможно, даже больше - с решимостью одного человека: Феликса Каугилла, начальника Секции V. Именно Феликс фактически бросил вызов МИ-5 и, что не менее важно, занялся активным расширением кадрового состава. Впереди нас ожидало еще множество баталий. Но в моем собственном представлении, в МИ-5, по сути, не были настроены создать какую-то империю; им просто хотелось делать свою работу. Однако они осознавали, что она все больше и больше зависела от происходящего за границей. Если мы были в состоянии оказать им необходимые услуги, казалось, они были согласны в крайнем случае оставить разделение функций неизменным.
В конце 1941 года разница в ресурсах между МИ-5 и Секцией V была все еще очень велика. МИ-5 была оперативно сформирована в 1939–1940 годах, когда люди верили в "пятые колонны" и когда были интернированы тысячи беженцев с континента. Это было время, когда люди легко верили в байки о немецких парашютистах, переодетых монашками, в слухи о том, что руководитель джаз-оркестра Чарли Кунц передавал донесения врагу через свой фокстрот, или о безошибочном знании лорда Гав-Гав того, когда же остановились часы на ратуше. Хотя к концу 1941 года основной психоз все-таки прошел, МИ-5 все еще имела довольно раздутый штат и до сих пор строчила нам многостраничные трактаты о подозрительных предложениях, появляющихся в том или ином письме, прошедшем цензуру. В то же время на нас отчаянно давили, заставляя просматривать - пусть и вскользь - всю поступающую из-за рубежа разведывательную информацию.
Лучшими из наших источников уже являлись донесения ISOS, хотя в то время они составляли лишь небольшую часть немецких разведтелеграмм. В конце года произошли радикальные перемены. На Рождество я остался в Дорсете. Мне позвонил Ким и спросил меня, используя особые фразы при общении по линии общего доступа: "Помнишь, мы как-то говорили о том, что работы у тебя скоро прибавится? Ну так вот, время пришло". Я возвратился в Сент-Олбанс и обнаружил на своем столе первые расшифрованные донесения. В течение нескольких недель мне приходилось изучать до ста двадцати донесений в день: почти все относились к абверу, лишь несколько - к СД. (Я должен здесь отметить, что термин ISOS относился строго к материалам ручных шифров, в то время как материалы машинных шифров получили кодовое наименование ISK; но неофициально ISOS продолжал использоваться в качестве общего обозначения, поэтому я тоже буду использовать его в таком ракурсе.)
Хотя донесения ISOS распределялись также и для МИ-5, в специализированные секции трех силовых министерств и еще ряду лиц, с руководителем было согласовано, что основную ответственность за соответствующие действия берет на себя Секция V. Эта ответственность была, в свою очередь, делегирована соответствующей географической подсекции. Практически же большинство возможностей что-либо сделать с полученной информацией, в отличие от ее простого изучения, принадлежало именно подсекции Vd. Вот почему в Испании и Португалии, сохранивших нейтралитет, и немцы, и СИС держали свои резидентуры, и это, по сути, являлось для немцев лучшим аванпостом для просачивания на территорию союзников. Кроме того, гавань и Гибралтарский пролив сами по себе являлись важными объектами разведки и диверсий. Поскольку Испания и в меньшей степени Португалия были дружественно настроены к Германии, здесь для абвера создавались довольно благоприятные условия. Но ситуация также давала и нам возможности для противодействия. Другие нейтральные европейские страны занимали несколько иное положение: Швеция и Швейцария были в значительной мере отрезаны с запада, а Турция была слишком далеко.
В то время как донесения ISOS обладали огромной потенциальной ценностью, их обработка была связана со значительными трудностями. Такого, 100 %-ного "перехвата" зашифрованных донесений, не было и в помине. Радиодонесения абвера вполне могли быть пропущены британскими перехватчиками или получены в искаженном состоянии вследствие плохих атмосферных условий.