Там же: "Увидел, что единственная группа людей, которая держалась хоть чуть-чуть по-человечески в голоде и надругательствах, - это религиозники - сектанты - почти все и большая часть попов".
Ещё вот что: "Видел, что женщины порядочнее, самоотверженнее мужчин…"
И ещё: "Лучшим временем своей жизни считаю месяцы, проведённые в камере Бутырской тюрьмы, где мне удавалось крепить дух слабых и где все говорили свободно".
С соседками Руслановой повезло. Сектантки, жёны партийцев, писательница, киноактриса, которая в то время, пожалуй, не служила своим начальникам из спецслужб. Она была провалившимся агентом.
В период пребывания Руслановой в тюрьме произошло одно событие, рассказать о котором, хотя бы в общих чертах, необходимо. Чтобы добавить к портрету времени и нашей героини ещё несколько штрихов.
Татьяна Барышникова много лет спустя вспоминала, что история с бриллиантами, о которых Русланова уже, по всей вероятности, старалась не думать, окликнула её в тюрьме.
Последний раз свои драгоценности, как мы помним, певица видела в Лефортовской тюрьме. Следователь майор госбезопасности Гришаев раскладывал перед ней камушки, ставшие в один момент не предметами украшения, а "вещдоками", спрашивал то об одном, то о другом. Она подробно рассказывала историю приобретения каждого из них. Конечно, расставаться с драгоценностями было жаль. В них - её труд, сотни, тысячи концертов, выходов на сцену. Порой и нездоровилось, и хотелось отменить выступление и все гастроли. Друзья уговаривали поехать куда-нибудь на отдых, пожить беззаботно, успокоиться. Но она знала, что талант - это ещё и обязанность трудиться, много и каждый день. И вот - её труд, талант, любовь зрителей лежали перед ней на обшарпанном столе следователя, и тот брал то один камушек, то другой… Что он в них понимал, этот майор? Сколько труда в них вложено, сколько песен спето! Нет, песни спеты не напрасно. Обидно было за другое - что вменяли ей в вину присвоение трофейных ценностей…
Татьяна Барышникова после лагерей встретилась с Руслановой в 1961 или 1962 году в Симферополе. Русланова в Симферополь приехала с концертами, а Барышникова там же гастролировала вместе с труппой своего театра. И вот они сидели в гостиничном номере и вспоминали пережитое.
Из воспоминаний Татьяны Барышниковой:
"Лидия Андреевна рассказала о своей очной ставке с Абакумовым, о том, что ей предложили в виде компенсации 100 тысяч рублей, а она требовала миллион. По словам Л. А. Руслановой, среди украшений, изъятых у неё, были уникальные изделия. В лагере она говорила, что стоимость шкатулки, где хранились эти ценности, составляла два миллиона. Шкатулка хранилась у старушки, которая когда-то была у Лидии Андреевны кем-то вроде экономки или домоправительницы. Это был, по словам Лидии Андреевны, очень верный и преданный ей человек. А так как Л. А. Русланова часто уезжала на гастроли, то все ценности она со спокойной душой держала у этой женщины. На Лубянке знали про богатство Лидии Андреевны и долго терзали её вопросами, где всё находится, т. к. при обыске драгоценности не нашли. Русланова долго сопротивлялась, но когда ей пригрозили, что арестуют всех её родных и тех, кто когда-либо служил в её доме, она не выдержала… Вот её слова: "Когда я представила, как будут мучить эту старуху и как она будет умирать в тюрьме, я не смогла взять такой грех на душу и своими руками написала ей записку о том, чтобы она отдала шкатулку". Эта фраза: "Я своими руками отдала бриллианты, отдала два миллиона!.." - не раз была услышана мною в Тайшете. А в Симферополе она мне сказала: "Какая я дура! Мне предложили сто тысяч рублей, а я стала торговаться. Тогда правительство запросило данные о моём среднемесячном заработке. Ему ответили - 25 тысяч. На что сильные мира сего заявили: "Куда ей столько! Да ещё от ста тысяч отказывается! Обойдётся! Так и осталась я на бобах!..""".
Итак, у Руслановой с Абакумовым была очная ставка. Генерала Абакумова арестовали 12 июля 1951 года. Судили в Ленинграде. Приговор зачитали 19 декабря 1954 года. И в тот же день расстреляли. Встреча Руслановой и Абакумова могла произойти либо до её освобождения и реабилитации, либо когда она уже была на свободе.
Причиной очной ставки, по всей вероятности, были изъятые у Руслановой людьми Абакумова бриллианты и другие драгоценные камни, а также коллекция картин.
Возможно, эта встреча произошла после августа 1953 года, когда Русланова приехала из Владимира в Москву и начала хлопотать о своей полной реабилитации и возвращении незаконно конфискованного. Картины нашли быстро. Они были переданы на хранение в Третьяковскую галерею. А вот камушки…
По всей вероятности, драгоценности не вернули потому, что их попросту не нашли. Или нашли в небольшом количестве. Потому и понадобилась очная ставка с бывшим министром МГБ. И только потом последовало предложение о компенсации в 100 тысяч рублей… В те годы это были большие деньги. Но почему бы не вернуть артистке драгоценности? Для государства - это сущий пустяк. Однако не вернули. Скорее всего, действительно нечего было возвращать. "Вещдоки" исчезли.
Биограф Руслановой Валерий Сафошкин так и пишет: "Драгоценностей в наличии не было, они словно растворились в этом судебно-бюрократическом омуте. Лидии Андреевне действительно предложили тогда за них компенсацию в размере ста тысяч рублей. Она требовала найти и вернуть ей сами украшения или заплатить хотя бы миллион рублей, поскольку, по словам певицы, одна шкатулка, в которой они хранились, стоила не менее двух миллионов".
Бриллианты она больше не коллекционировала. Охладела к ним раз и навсегда. Живопись любила по-прежнему. И львиную долю своего собрания у ведомства, терзавшего её пять лет, вырвала. Деньги же ей были нужны на то, чтобы поскорее обустроить быт своей семьи, вернуть хотя бы внешние черты того благосостояния, в котором они жили до проклятого 1948 года.
…А пока тянулись тюремные будни. Каждый новый день как две капли воды походил на предыдущий.
Пребывание Руслановой во Владимирском централе не давало тюремному начальству покоя. Говорят, ей не раз предлагали такую сделку: она даёт для сотрудников Централа и членов их семей концерт, а ей - послабление в режиме, улучшенное питание, прогулки и прочие тюремные блага, которых многие лишены, а другие получают в мизерных дозах. Но она отвечала:
- Соловей в клетке не поёт.
Соседки по камере подобрались покладистые, спокойные. Но у каждой время от времени случался нервный срыв. Однажды ночью, когда все спали, Русланова услышала рыдания Зои Фёдоровой. Такое с ней случалось. Сокамерницы к этому уже привыкли и старались не обращать внимания - поплачет и успокоится. Потом та затихла. А когда Русланова в очередной раз открыла глаза, то увидела, что подруга уже затягивает на себе петлю. Вскочила, подняла шум. Фёдорову из петли вынули. Успели.
После выхода из тюрьмы Зоя Фёдорова прямиком приедет к ней. К тому времени Крюков уже получит квартиру, и они более или менее обустроятся. Зоя Фёдорова, бездомная и нищая, несколько месяцев будет жить у них.
У Руслановой тоже случались нервные срывы. Но они у неё протекали иначе. По тому или иному поводу, то отвоёвывая свои мизерные права, то яростно защищая подруг, она вступала в очередной конфликт с тюремным начальством. Её уводили в холодный карцер. А оттуда почти всегда с пневмонией уносили в лазарет. В тюрьме она перенесёт 20 воспалений лёгких и несколько инфарктов.
Психологическая совместимость или несовместимость - категория сложная. А заключённым приходилось годами видеть одни и те же лица с одними и теми же выражениями, слушать одни и те же голоса с одними и теми же интонациями, вдыхать одни и те же осточертевшие запахи, въевшиеся в поры стен и полов, в кожу сидельцев, в их одежды.
Вдруг они начали замечать, что жена партийца медленно сходит с ума. В тюрьме эта болезнь - заразная.
Виктория Фёдорова в автобиографической книге "Дочь адмирала", конечно же со слов матери, так описывает ситуацию Зои: "…потеряв однажды терпение, заколотила кулаками в дверь и потребовала надзирательницу.
- Послушайте, - проговорила она властным голосом, - я отбываю срок. Но в тюрьме, а не в сумасшедшем доме. С этой женщиной надо что-то делать. У вас что, нет какой-нибудь другой русской бабы ей на замену?
Знаменитая на весь Советский Союз исполнительница русских народных песен Лидия Русланова стала во Владимирке одной из двух самых близких Зоиных подруг.
После ареста её мужа, генерала Крюкова, который был правой рукой маршала Жукова, ей дали шесть лет тюрьмы. Поскольку обе принадлежали к миру искусства, они, конечно же, не раз встречались в Москве на разных приёмах. Но никогда не были друзьями. Сблизила их Владимирка.
Второй подругой стала Зося Грушевская, до ареста работавшая секретарем-машинисткой в Академии наук. Им с мужем вменялось в вину, что они троцкисты. Она понравилась Зое с того самого момента, как впервые вошла в камеру. Зося была худенькая, изящная, ростом чуть меньше 160 сантиметров, с каштановыми волосами и карими глазами. Она всё время держала голову немножко набок, словно стеснялась чего-то, но в глазах её всегда сверкали задорные искринки.
Едва за ней закрылась дверь камеры, она подняла руки и хлопнула в ладоши.
- Здравствуйте, дамы. Не вешайте нос, мои дорогие, американцы спасут нас!
Это было сказано с таким весёлым артистизмом, что Зоя со смехом кинулась ей навстречу.
- Хочу представить вас всем присутствующим, после чего мне предстоит отбыть в отпуск.
Здороваясь, Зося с таким достоинством протягивала каждому руку, словно была королевой Англии, принимающей гостей у себя в замке.
- Почту за честь, друзья, - говорила она.
Поскольку у Руслановой водились деньги, она иногда покупала кое-что в тюремной лавке. И всегда всем делилась с подругами. А 18 января, в день четырёхлетия Виктории, Русланова преподнесла Зое крошечный тортик, который они с Зосей как-то умудрились сделать из крошек печенья, купленного Руслановой в тюремной лавке, и воды. Тортик украшала одна свечечка, которую они слепили из корки сыра.
Получив подарок, Зоя разрыдалась. Она пыталась представить себе свою четырёхлетнюю дочку, но в памяти осталась лишь спавшая в кроватке малышка, какой она видела её в тот последний раз.
- Ты получаешь какие-нибудь вести от сестры? - спросила Русланова.
Зоя поглядела на неё как на сумасшедшую.
- Я не получаю писем".
И через несколько суток Русланова устроила очередной громкий разговор с администрацией тюрьмы по поводу переписки Зои Фёдоровой с сестрой и дочерью. И письма Зое Фёдоровой вскоре стали приходить. Правда, Руслановой и этот бунт вышел боком - её снова унесли в лазарет с высокой температурой и в полубреду.
Она всё делала основательно, с полной самоотдачей. Петь так петь. Любить так любить. Бунтовать так бунтовать.
Какое-то время соседкой по камере во Владимирке у Руслановой была и писательница Галина Серебрякова.
Ещё одна судьба.
Галина Иосифовна Серебрякова родилась в 1905 году в Киеве в семье профессиональных революционеров. Отец её Иосиф Моисеевич Бык-Бек после революции служил начальником политуправления войск ВОХР, полпредом в Хорезме, директором треста. В 1936 году был расстрелян. Мать Бронислава Сигизмундовна Красуцкая служила в ЧК. Галина получила медицинское образование, но затем ушла в журналистику. Мужьями её были исключительно партийные деятели, крупные большевики: первый - Леонид Серебряков, второй - Григорий Сокольников. Она свободно путешествовала по заграницам от Китая до Англии. По особому разрешению ездила в Западную Европу, где "собирала материал для книги о Карле Марксе". Роман "Юность Маркса" вышел в 1934 году. Она была членом Союза писателей СССР. В 1936 году её арестовали почти одновременно с мужем. Вместе с матерью и двухлетней дочерью она была выслана в Семипалатинск. Через три года Серебрякову снова арестовали и приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей как "жену врага народа". В 1945 году она была освобождена. Поселилась в Джамбуле и какое-то время работала по первой своей специальности - фельдшером. В 1949 году вновь была арестована и получила стандартную "десятку" "по обвинению в контрреволюционной агитации и участии в контрреволюционной организации". Из Владимирского централа она вышла лишь в 1955 году. В столицу её не пустили, отправили в ссылку в Джамбул. Правда, вскоре последовала реабилитация, и писательница всё же вернулась в Москву. Её восстановили в партии. В начале 1960-х годов Серебрякова завершила свою трилогию о Марксе. После лагерей и тюрьмы оставалась преданной большевичкой. Бранила тогдашних либералов в советской литературе, идейным вдохновителем которых был Илья Эренбург. В 1967 году в Париже на польском языке был издан её роман "Смерч" - о советских лагерях. Но Галина Серебрякова сразу же выступила с протестом и фактически отреклась от своей книги. В России роман появился только спустя 22 года, когда писательницы уже не было в живых. "Смерч" - единственная книга, написанная Галиной Серебряковой вне рамок "партийных требований к произведениям советской литературы". О пребывании во Владимирском централе в романе нет ни строчки.
Русланова тоже никогда не упоминала о Серебряковой.
Татьяна Окуневская, по всей вероятности, попала во Владимирский централ позже Руслановой. В своих мемуарах она писала: "…Тюрьма огромная, старая, гнилая, грязная, холодная, похожая на Тауэр. Командует всем довольно интересная, с умным лицом, матёрая женщина лет тридцати пяти, и она сразу подтащила меня к подоконнику: стены исписаны, оказывается, исписан фамилиями и широкий подоконник на уровне наших верхних нар. Она показывает чем-то выдавленную фразу: "Лидия Русланова".
- Это правда?
- Да.
- Сейчас мы напишем и вашу.
Какое постыдное чувство: от того, что здесь была Лидия Андреевна, на душе легче, я не одинока в этом ужасе…"
Арест, Лефортово, Озерлаг, Владимирская тюрьма… Пять лет жизни. Самый расцвет её певческого дарования был прерван лагерями и тюрьмой. Годы, прожитые там, конечно же во многом изменили её, подорвали здоровье. Она осунулась и немного даже подурнела. Но потом вдруг снова расцвела той красотой, которой природа одаривает человека в преклонные лета, на исходе жизни, когда чертами лица становится душа.
Изменился и характер. Как вспоминают люди, окружавшие Русланову после выхода из тюрьмы, "прежней жизнерадостности и энергии мажора" в ней уже не было. Из тюрьмы вышла другая Русланова.
Глава двадцать седьмая
ПОСЛЕ ТЮРЬМЫ
"Из-под стражи освободить и полностью реабилитировать…"
Пятого марта 1953 года обитатели Владимирского централа проснулись раньше обычного.
Режим в тюрьме был таков: в 5.00 - подъём; ломоть хлеба с тёплым жидким чаем; 20 минут прогулки по двору размером 4×6 метров; обед - каша с рыбой, вернее, мелкими костлявыми рыбками, которых называли "весёлыми ребятами"; вечером - чай с хлебом, если хлеб оставался с утренней пайки. Раз в десять дней - душ. Единственная настоящая тюремная радость. Правда, и эту радость администрация приправляла ложкой дёгтя: в душ чаще всего поднимали и вели среди ночи.
Давно известно, что в тюрьмах все новости узнают раньше, чем на воле.
Двенадцать монашек, то ли хлыстовок, то ли ещё какой секты, уже были на ногах. Они оделись и, сбившись в углу возле своих топчанов, шёпотом, молились. К этому шёпоту в камере давно привыкли. Но вскоре, ещё до подъёма, в коридоре послышались голоса надзирательниц. Голоса звучали необычно - взволнованно, даже испуганно. Шаги торопливые. Надзирательницы бегали по коридору, гремели засовами и ключами. Что-то там происходило.
И вот небеса разверзлись: умер Сталин.
Во Владимирскую тюрьму это известие пришло в следующей интерпретации: Сталин покончил с собой.
Монашки снова сгрудились и, опустившись на колени, продолжили молитву. Их всех - двенадцать - арестовали и направили сюда после того, как они, узнав, что их духовный наставник по имени Христос начал сотрудничать с органами НКВД, ушли от него и уединились в развалинах какой-то старой усадьбы среди прикарпатских лесов.
Это была одна из последних масштабных операций генерала Абакумова. 19 февраля 1951 года Абакумов направил Сталину совершенно секретную докладную записку "О необходимости выселения из западных областей Украины и Белоруссии, Молдавской, Латвийской, Литовской и Эстонской ССР участников антисоветской секты иеговистов и членов их семей". "Результатом этой записки стала организованная МГБ и МВД операция "Север" по выселению Свидетелей Иеговы, а также представителей других религиозных объединений (адвентистов-реформистов, иннокентьевцев, Истинно-Православной церкви); операция началась 1 апреля 1951 года. Депортация уложилась в сутки". Некоторые, особо упорные, с подозрением на сотрудничество с немецкими властями в период оккупации, были осуждены и получили различные сроки.
"Двенадцать монашек", как их называли в камере, где сидели Русланова, Фёдорова и другие, были единым существом. Они получили одинаковые "сроки" и все злоключения горькой судьбы, свалившейся на их плечи, переживали купно.
Когда весть о смерти Сталина достигла стен Владимирского централа, "двенадцать монашек", не веря в случившееся, в ужасе ждали конца света.
Когда умирает вождь, его ближайшее окружение начинает делить наследство. Наследство Сталина поделили так.
Один из основных претендентов на власть член Политбюро ЦК КПСС, глава МВД Лаврентий Берия 26 июня 1953 года был арестован по обвинению в шпионаже и заговоре с целью захвата власти. По официальной версии: расстрелян по приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР 23 декабря 1953 года.
Смерть Берии - загадка истории. Среди множества версий его гибели верна одна. Но - какая? Сейчас ясно только то, что в борьбе за власть более ловким и удачливым оказался Никита Хрущёв. На Берию свалили все грехи, которые почти в равной степени принадлежали всем: и Маленкову, и Кагановичу, и Молотову, и Микояну, и конечно же Хрущёву. После смерти Сталина Берия, как глава МВД, своими приказами по министерству и предложениями в виде записок в Совет министров и ЦК КПСС стал усиленно инициировать серию законопроектов и "политических преобразований, прямо или косвенно изобличающих сталинский режим и репрессии 30–50-х годов вообще, впоследствии названные целым рядом историков и специалистами "беспрецедентными", или даже "демократическими" реформами".
Хрущёв, прекрасно понимая опасность инициатив своего соперника, тоже не сидел сложа руки - сколачивал группу против Берии. 26 июня 1953 года он созвал внеочередное совещание Совета министров СССР, на котором "поднял вопрос о соответствии Берии занимаемой должности и снятии его со всех постов". Большинство членов ЦК и высокопоставленных военных поддерживали Хрущёва. Никита Сергеевич знал об этом, поэтому на совещании вёл себя напористо и смело. Хрущёв обвинил Берию "в ревизионизме, антисоциалистическом подходе к ситуации в ГДР и шпионаже в пользу Великобритании в 20-х годах". Берия пытался оправдываться, но в дело вмешался маршал Жуков. С группой офицеров он арестовал Берию прямо во время заседания Совмина.