На следующий день
Среди ночи нас подняли, велели собрать все снаряжение и грузиться на машины. Весь полк длинной колонной отправился в трехсотмильный путь до Алжира. Командует полком Габиро, а Дамюзе, по-видимому, все еще на отдыхе. По пути никто из нас не мог уснуть, все сидели, закутавшись в шинели и фуляры (шарфы), погрузившись в мысли о Париже и "Максиме" и воображая высадку на парашютах прямо на Триумфальную арку, а то и на Эйфелеву башню (что вряд ли было бы удачно). Я думал также о том, как воспринимают все это в Англии. Мои друзья наверняка гадают, где я нахожусь и что делаю в этом хаосе. Им, конечно, трудно представить себе, что я чувствую, прячась от ветра в кузове грузовика среди ночи.
Медленно прорезался рассвет, холодный и сине-серый, а затем вдруг сразу вылезло солнце и все преобразилось. Тысячи и тысячи европейцев выстроились вдоль дороги, восторженно приветствуя нас. Водители отвечали им тремя короткими и двумя долгими гудками. Целое море возбужденных, смеющихся и вопящих лиц, сплошная масса притиснутых друг к другу размахивающих руками тел. Наши машины медленно плыли, словно баржи, по этому колышущемуся морю. Они нас любили, они восторгались нами. Раньше таких горячих чувств по отношению к нам не проявлялось, и я думаю, они неглубоки, просто в данный момент мы представляемся им спасителями, защитой от злой воли ужасного всесильного монстра, де Голля. И в каждом городе, большом и маленьком, все европейское население в полном составе выходило нам навстречу. Вряд ли Париж встречал союзников в конце прошлой войны с большей помпой.
Но, как это ни удивительно, вопрос о том, на чьей мы стороне, до сих пор не решен.
Уже поздно вечером наши грузовики пробрались по окраинам Алжира к казармам французских регулярных войск, которые временно исчезли в неизвестном направлении. И поразительно: по-прежнему никто из офицеров не попытался поговорить с нами, объяснить ситуацию. По-видимому, они не держат нас за мыслящих людей, с которыми надо считаться, - мы для них винтики, готовые выполнить любой приказ. Приходится довольствоваться слухами и обрывками информации, уловленной транзисторами. Никто не удосужился сказать нам, поддерживаем мы де Голля или нет и существует ли путч вообще. Тут наши офицеры оказались не на высоте, и очень жаль, что это так.
На следующий день
С самого утра нас бросили в аэропорт, где наша роль стала наконец ясна. Мы должны были вытурить из аэропорта занимавших его французских морских пехотинцев. Нам выдали тяжелые деревянные дубинки, и, выстроившись шеренгой, мы стали выпихивать дубинками морских пехотинцев с поля, как стадо упрямых баранов. Они кидались на нас, пытаясь оказать сопротивление, и зачастую получали очень чувствительные удары, так что все это вылилось в довольно грязную потасовку. Их офицерам тоже досталось от наших; они орали друг на друга и обвиняли друг друга в нарушении воинского долга и предательстве. Л'Оспиталье собственноручно огрел одного из морских пехотинцев дубинкой. Постепенно мы все же выдавили их с территории аэропорта, и база, с которой нам, по-видимому, предстояло совершить бросок на Париж, была теперь под нашим контролем.
Наступил вечер. Ситуация застыла на мертвой точке. Де Голль привел в боеготовность танковые войска и пригрозил расстрелять в воздухе каждого парашютиста, если мятежники попытаются высадить десант. Это несколько расстроило вчерашние планы устроить танцы в Париже и отодвинуло обед у "Максима" на неопределенный срок.
Армия расколота надвое, и против нас, похоже, подавляющее большинство. Несмотря на это, Шаллю с восьмью полками удается пока каким-то образом держать под своим контролем весь Алжир. По-видимому, многие еще не решили, чью сторону принять. Вопрос в том, что будет дальше. Вооруженные силы в Алжире насчитывают что-то около 150 000 человек, из них 30 000 служат в Иностранном легионе. Удивительно также, что в событиях, судя по всему, участвует пока лишь незначительная часть легиона. Непонятно: те, кто не с нами, - против нас или их просто держат в резерве? В самой Франции войск вроде бы не так уж много, и находящиеся в Северной Африке силы, объединившись, сумеют, по идее, без труда одержать верх. Если Шалль хочет сместить де Голля и похоронить его начинания, то следующим его шагом должна быть высадка во Франции. Иначе создается патовое положение и Шалль сможет сохранить свое влияние только при условии, что все остальные 120 000 военнослужащих решатся связать свою судьбу с ним. В противном случае вряд ли эта история продлится долго. Вполне вероятно, что нам придется обороняться.
Спустилась ночь. Мы разместились в ангарах и без конца обсуждаем ситуацию, но никаких сведений о том, что происходит, не имеем. Возможно, Шалль или Салан, прилетевший из Испании, ведут переговоры с занимающими нейтральную позицию военачальниками, уговаривая их присоединиться к ним. Интересно, что случится с нами, если путч будет подавлен? Может быть, нас распустят по домам? С этой приятной мыслью я уснул.
25 апреля 1961 г.
Импульс, двигавший путчистами, похоже, затух. Если не делать никаких шагов вперед, неизбежно возникают препятствия и противодействие. Чтобы добиться успеха, путч должен быть молниеносным. Между тем командование молчит, и создается впечатление, что оно в растерянности. Сегодня на наш аэродром пытались приземлиться самолеты, но наши танки помешали им сделать это. Но где же самолеты, которые должны ввести в бой нас? Военно-воздушные силы в Африке под командованием Жуо наверняка должны быть ключевым элементом в планах Шалля - иначе зачем задействовать десантников? Но никакими африканскими военно-воздушными силами что-то не пахнет.
Весь день бесконечным потоком поступали сообщения, противоречащие друг другу. Би-би-си объявила, что мы у ворот Парижа! Согласно другому сообщению, командование военно-воздушных сил не хочет участвовать в путче, если есть вероятность, что им будет оказано противодействие во Франции: изначально предполагалось, что это будет бескровный путч.
26 апреля 1961 г.
Шалль и Салан сбежали. Игра проиграна. Кое-кто из наших офицеров тоже исчез. Мы медленно тронулись в обратный путь, в Филипвиль.
1-й парашютно-десантный полк легиона распущен. Легионеры взорвали свои казармы в Зеральде. Это был самый мощный опорный пункт французской армии, возведенный в традициях легиона - своими руками на голом месте кирпичик за кирпичиком. После этого весь гарнизон дезертировал.
Наши машины шли весь день на восток тем же путем, каким мы прибыли в Алжир. На этот раз не было никаких экзальтированных толп, радостных лиц, размахивающих рук и триумфальных фанфар и рожков, гремящих, как военный оркестр, приветствующий победоносную армию. На улицах - угрюмая тишина и гнетущая атмосфера, лишь арабы время от времени проскальзывают по тротуару. На их лицах не видно улыбок, но внутренне они улыбаются. Европейцы сидят за запертыми дверями и считают часы, оставшиеся до их изгнания - теперь уже, видимо, неизбежного. Как быстро крутится колесо Фортуны!
27 апреля 1961 г.
Прибыв в Филипвиль, мы обнаружили, что ворота нашей собственной куартье закрыты для нас. Вероятно, боятся, что мы тоже взорвем базу ко всем чертям. Нам предложили расположиться где-нибудь на окрестных холмах, и мы разбили лагерь в лесу милях в двух от города.
Выдача жалованья задерживается, что, естественно, никого не радует. Из тех обрывков информации, которые доходят до нас по радио или с газетами, можно понять, что Иностранный легион считают корнем зла. Иначе говоря, мы козлы отпущения. Дамюзе, своевременно почувствовавший, куда ветер дует, убыл во Францию докладывать о поведении офицеров легиона и участвовать в решении их судьбы.
28 апреля 1961 г.
Нам дали три дня на то, чтобы забрать все свое имущество из лагеря Пео. Наши грузовики конфискованы, каждой роте оставлено лишь по одному джипу и одному "доджу". Капитан Бранка, успевший покомандовать ротой всего несколько месяцев, исчез в неизвестном направлении вместе с несколькими другими офицерами и старшими сержантами. Неясно, то ли они дезертировали, то ли поехали на разборки во Францию. Говорят, что в других подразделениях легиона много дезертиров и из них якобы формируется нелегальная армия. 14-й и 18-й парашютно-десантные полки регулярной армии вычеркнуты из списка воинских частей. Все происходит очень быстро. Слухов много, и они противоречат друг другу.
Мотаясь в лагерь за своим имуществом, мы проезжаем мимо одной из куартье регулярных войск, и военнослужащие громко приветствуют нас и кидают нам бутылки пива. Все-таки мы не всех друзей растеряли. Дамюзе вернулся и был назначен командиром 25-й дивизии, что для него большая честь. Дивиденды за лояльность.
29 апреля 1961 г.
Тревожная атмосфера окутала лагерь как липкая летняя жара. У офицеров пришибленный вид. Интересно бы знать, что происходит сейчас в голове у Л'Оспиталье. Он командует ротой вместо Бранки, который уехал - то ли ненадолго, то ли надолго, то ли навсегда. Но Л'Оспиталье вряд ли имеет основания считать себя абсолютно непричастным к путчу, так что маятник может в любой момент качнуться в другую сторону. Он наверняка понимает, что соответствующие органы во Франции сейчас, по всей вероятности, поспешно собирают информацию, и ему, возможно, представляются Марк Антоний и Октавиан Август, перебирающие имена перед решающим сражением: "Вот эти должны умереть". Я ему не завидую. А что будет с нами? Все еще остается возможность, что легион полностью расформируют и разгонят всех по углам, "откуда взялись". Многие будут этому только рады, и я в том числе. Надо бы отдохнуть от всего этого.
30 апреля 1961 г.
Сегодня День Камерона. Наверняка ни разу с 1863 года никто из легионеров не был в этот день так трезв, как мы, запертые в лесном лагере с видом на родную базу в Филипвиле. Увольнительных не давали, так что мы на своей горе уплетали дополнительные пайки и запивали их пивом - нас снабдили всем этим, чтобы мы совсем уж не пали духом. Жалованья мы до сих пор так и не получили. Вызванное этим огорчение перерастает в отвращение к начальству, в сердцах зреет недовольство, которое может выплеснуться наружу, если положение в ближайшее время не исправится.
Вернулся Бранка. Он все-таки странный человек. Держится холодно и отчужденно, никогда не улыбается и по большей части молчит. Возможно, голова его занята чем-то другим. Говорят, что он всей душой за пье нуар, так как и сам родился в Северной Африке. Они с Габиро - закадычные друзья, и Бранка был его правой рукой, когда нас кинули в Алжир.
3 мая 1961 г.
Война продолжается, нас опять отправили в горы Орес охотиться за партизанами. В Эвиане начались переговоры с арабами. Де Голль, как и прежде, предлагает независимость с тем условием, что французы сохраняют свои нрава на нефть и военно-морскую базу в Мерс-эль-Кебире. Арабы же настаивают на полной независимости без всяких условий. В результате обе стороны наращивают силы в горных районах, надеясь, что противник в конце концов сдастся. Длинная рука де Голля дотянулась сегодня до этих пустынных гор и выдернула Бранку и Габиро из наших рядов. Мы занимались поисками в кустарнике, когда над нами пролетел вертолет, перевозивший их в аэропорт для доставки во Францию. Он кружил и кружил над нами, а мы стояли по стойке "смирно", взяв на караул в знак прощания. Жаль расставаться с ними - они были старыми офицерами легиона, а легион всегда по праву гордился своими офицерами.
Согласно традиции, на службу в Иностранный легион направляют только шестерых выпускников военной академии Сен-Сир, окончивших ее с наилучшими результатами. Нам достаются сливки офицерского корпуса. Хотя они сохраняют дистанцию и не демонстрируют отеческую заботу о нас, я верю, что они нас любят. А теперь их одного за другим отбирают у нас, чтобы предать трибуналу, подвергнуть бесчестью после того, как они много лет служили своей стране верой и правдой.
Два дня спустя
Вчера нам неожиданно приказали вернуться в лагерь Пео. Означает ли это, что мы прощены? Думаю, нет, но нам, по крайней мере, наконец заплатили. Я получил письмо от Энтони, в конверт были вложены вырезки из английских газет со статьями, посвященными путчу. Они освещают события очень подробно.
Вчера же состоялся торжественный строевой смотр, во время которого Дамюзе передал свои полномочия новому командиру полка, полковнику Ченнелу. Все рады избавиться от Дамюзе, но Ченнел тоже вызывает подозрения, поскольку он сторонник де Голля и, логически рассуждая, наш противник. Однако он с честью прослужил в легионе много лет и, по слухам, хорошо проявил себя при Дьенбьенфу в 1954 году. Я видел его однажды в Маскаре. Он руководил тогда всей военной подготовкой в легионе. У Ченнела мощная фигура, он похож на большого добродушного медведя; если ему вздумается ласково потрепать тебя по плечу, есть опасность, что он сломает тебе шею. Сегодня он бродил по лагерю с небрежным видом, демонстрируя манеру "давайте познакомимся", и болтал со всеми подряд. На первый взгляд Ченнел вполне дружелюбен и безобиден, но он крепкий орешек, и глаза его холодны как сталь.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ГЛОТОК СВОБОДЫ
18 мая 1961 г.
Вот уже две недели рыщем, как обычно, в горах. И вдруг сегодня вечером Папке объявляет, что мне даются десять дней отпуска для поправки здоровья в реабилитационном центре в Филипвиле и завтра я должен отправляться туда с нашим транспортом. Фантастическая новость! Отдых мне позарез необходим - я весь покрыт болячками.
На следующий день
Транспорт покинул лагерь в тот момент, когда все собирались на утреннее построение. Л'Оспиталье перекинулся со мной парой слов, пожал руку и пожелал хорошего отдыха.
Кроме меня, отпуск предоставлен еще двум легионерам. Всю дорогу до Филипвиля мы радостно отмечали это событие в кузове грузовика "СИМКА", промывая пересохшее горло пивом и сочувствуя нашим товарищам, топавшим в это время по горам до полной потери пульса. В Филипвиль приехали уже к вечеру.
20 мая 1961 г.
Захватив свои пожитки, мы направились в принадлежащий легиону центр "Манжен", где базируются все отпускники. "Манжен" расположен в трехэтажном здании с высокими потолками; в нем очень чисто, койки одноярусные, а главное удобство - здание находится в самом центре города. Мы можем уходить и приходить, когда нам вздумается, у нас постоянный пасс де нюи (ночной пропуск). Единственное требование - отмечаться в центре каждый день. Впервые за долгое время я чувствую себя свободным. Иметь возможность распоряжаться собой по своему усмотрению - великое дело.
Днем Филипвиль имеет вполне цивилизованный вид. Люди ходят по своим делам, женщины закупают продукты в магазинах. Все это кажется столь непривычно нормальным. Мои карманы практически пусты, и я ожидаю денег с большим нетерпением. Пока что мои развлечения ограничиваются посещением кинотеатра и салон дю те, куда влечет не непреодолимое желание попить чая, а стремление увидеться с официанткой Шанталь, с которой я познакомился во время предыдущих выходов в город.
Сегодня мне удалось поболтать с ней и получить от нее несколько кокетливых взглядов и улыбок. И хотя, лавируя между столиками, она улыбалась каждому и перебрасывалась с ними парой слов, мне кажется, что улыбки, адресованные мне, были чуточку теплее. Однако тут возникает проблема. Она вроде бы замужем за офицером регулярных войск, который служит где-то на юге. И может оказаться, что результатом всех моих попыток завязать знакомство будут одни лишь улыбки, не считая ежедневной цистерны чая.
24 мая 1961 г.
Так-так-так! Письмо от Дженнифер. Давненько их не было.
Посылка с часами дошла-таки до нее - я не зря доверился владельцу магазина в Марнии. Он переслал посылку, - правда, везли ее, по-видимому, на мулах. Дженнифер ошеломлена; похоже, ею владеют противоречивые чувства и она пребывает в некоторой растерянности. Это обнадеживает. К тому же день свадьбы еще не назначен. Это обнадеживает еще больше.
29 мая 1961 г.
Дела принимают интересный оборот. Я разговорился на пляже с молодым парнем, штатским по имени Ален Моро, и он познакомил меня с двумя девушками: Жозе (не помню фамилии) и Николь Барболози. Николь - это нечто сногсшибательное. На вид ей лет двадцать, а на самом деле, наверное, меньше, - это всегда так бывает. Ее густые черные волосы мягкой волной ниспадают на плечи. У нее бронзовая от загара кожа, а от ее фигуры у меня начинается зуд в коленях. Мы поболтали о том о сем на берегу, затем они обе ушли домой, но вечером мы встретились снова и гуляли по набережной.
Николь в восторге оттого, - что я англичанин. Она учится в лицее и надеется, что я помогу ей подготовиться к экзамену по английскому. Я поспешил укрепить в ней эту надежду и договорился встретиться с ней в самое ближайшее время, чтобы приступить к занятиям.
После прогулки я зашел в салон дю те, где с большим воодушевлением разговаривал с Шанталь. Она выглядела великолепно, а когда я, больше для поддержания разговора, обронил, что неплохо было бы встретиться завтра на пляже, она неожиданно согласилась. Вот это фокус! И почему все всегда случается одновременно? Теперь придется действовать очень осторожно, чтобы не потерять сразу обеих.
В "Манжене" новости: какой-то араб зарезал солдата регулярных войск. Нам советуют гулять парами, особенно по ночам. Если арабы начинают так себя вести, ничего хорошего не жди.