Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе - Саймон Мюррей 5 стр.


25 апреля 1960 г.

Сегодня впервые были на стрельбище. Стрельба, естественно, занимает большое место в нашей учебной программе, и Вольмар говорит, что нам предстоит заниматься ею много часов. Французы используют три типа винтовок калибра 7,5 мм, которые производятся разными заводами и отличаются годом выпуска - совсем как марки вина.

Оружейные заводы находятся в Сент-Этьенне, Тюле и Шательро. Винтовки образца 1936 и 1949 годов имеют скользящий затвор и магазин; последняя снабжена также приспособлением для стрельбы гранатами. Новейшая модификация была выпущена в 1956 году, это легкая полуавтоматическая винтовка, идеальная для условий, в которых скоро придется воевать нам. С двухсот ярдов она бьет наповал.

Помимо винтовок, у нас на вооружении есть автоматы, которые называются пистоле митрайет-49 (автоматический пистолет) и аналогичны "стенам", а также легкие пулеметы образца 1952 года, очень удобные в использовании. Они могут быть снабжены как лентами, так и магазинами и в умелых руках стреляют очень метко. Правда, весят они двадцать шесть фунтов, так что таскать их - то еще удовольствие. Кроме того, в нашем арсенале имеются весьма затейливые гранаты. Короче, вооружены мы хорошо.

Мы досконально изучаем все это оружие: названия всех деталей, их размеры, вес и прочие характеристики - и уже умеем разбирать и собирать его с закрытыми глазами.

Нам сообщили самые общие сведения о составе легиона. В настоящее время он насчитывает около тридцати тысяч человек, и части его разбросаны на обширной территории. Ему приданы четыре дополнительных пехотных полка в северной части Алжира и три на Мадагаскаре, в Джибути и на Таити. Еще есть четыре пехотных полка, окопавшиеся в песках Сахары, а также два парашютно-десантных и два кавалерийских. Этим его силы исчерпываются, но каждый полк Иностранного легиона стоит десятка любых других.

26 апреля 1960 г.

Шериф сегодня вечером добрался наконец и до меня, придравшись к тому, что мои ботинки якобы недостаточно начищены. Он очень ловко и далеко выкидывает вещи из окна, скотина.

28 апреля 1960 г.

Дни загружены под завязку. К вечеру все выматываются, отработав дополнительные наряды, которые выдаются нам в наказание за малейшее несоответствие требованиям. Аппель после этого становится еще одной лишней нагрузкой. Но мы все в форме и ведем активную, подвижную жизнь на свежем воздухе. На то, чтобы сидеть и предаваться горестным размышлениям, времени не остается. И мы многому уже научились - не сравнить с тем, что мы собой представляли всего две недели назад. В строю мы держимся бодро и энергично, маршируем ритмично и слаженно, а в песни вкладываем душу. Все это проделывается с гордостью и необыкновенным подъемом.

Сегодня преодолевали паркур де комбатан (полосу препятствий). Это тяжелое испытание. Мы взбирались по веревочным лестницам, перемахивали через стены, лазили по канатам, прыгали в глубокие траншеи и выбирались из них. Побегаешь так взад и вперед, вверх и вниз в разгар дня при удушающей жаре, и больше тебе уже ничего в жизни не нужно. Чтобы вконец измучиться, вывернуться наизнанку, сорвать дыхание и растратить все свои силы, ничего лучше паркур де комбатан не придумаешь.

Приближается День Камерона. В календаре Иностранного легиона это самый знаменательный день, когда отмечаются годовщины героической битвы, в которой войска легиона участвовали 30 апреля 1863 года в Мексике.

В этом сражении шестьдесят легионеров бились насмерть, сдерживая натиск двухтысячного мексиканского отряда, наполовину состоявшего из кавалеристов. (См. подробнее в Приложении II.) В этот день в легионе все вверх дном. Всю грязную корве выполняют офицеры и сержанты, они даже прислуживают за столом. Будут разыграны разнообразные интермедии, по городу пройдет процессия на платформах, и в придачу состоится коррида. Одним словом, будет самый настоящий карнавал и ведутся лихорадочные приготовления к нему.

30 апреля 1960 г.: День Камерона

Праздник удался на славу: было много еды - при этом очень хорошей - и полно выпивки. На городском стадионе состоялось грандиозное представление: бой быков, велогонки и заклинание змей; была также разыграна битва Камерона - не хуже, чем на съемочной площадке Голливуда.

Вечерним номером программы была массовая попойка, порой с плачевными результатами. Немцы всегда заводятся, если кто-либо, по их мнению, ведет себя неподобающе и нарушает некий воображаемый кодекс, так что, когда де Грааф заблевал всю казарму (что и с самими немцами до этого случалось), они устроили ему экзекуцию: избили, облили водой, "помыли" жесткими швабрами и подвергли издевательствам. Мне было жаль де Граафа, но я практически ничего не сделал, чтобы помочь ему. Так кто же я такой после этого?

На следующий день

Благодатное воскресенье, день протрезвления. Если у кого-то этот процесс происходит недостаточно быстро, сержанты приводят его в чувство парочкой тумаков. Я сегодня ночью дежурю в пике (патруле). Как раз то, что требуется. Через каждые три часа я должен пробуждаться ото сна и в течение часа обходить улицы города. После того как смиришься с тем, что тебя подняли среди ночи, очень приятно бродить по пустынному городу, размышляя о чем-нибудь своем. Плохо только, что после этого наступает понедельник.

Спустя неделю

Становится невыносимо жарко, алжирское солнце демонстрирует, на что оно способно. Слово "вода" приобрело новое, неведомое нам доселе значение. Изменений в нашей жизни не произошло, но солнце выпарило из нас значительную долю энтузиазма. Каждое утро, едва забрезжит свет, мы уже на паркур де комбатан, после чего следуют занятия по рукопашному бою, строевая подготовка, стрельба и, разумеется, наказание - часа два дополнительной строевой муштры или тройной набор тех же паркур.

Сейчас два часа ночи, а мы только что вернулись в лагерь. Бродили по холмам, осваивая искусство ночного ориентирования по компасу и звездам.

Я люблю ночные марши: после изматывающих дневных пробежек они действуют успокоительно. Мне нравится мягкий шелест сухой травы под ногами, нравится громкий топот каблуков по твердому грунту. Небо с миллионами звезд - естественный планетарий, а непрестанное пульсирующее стрекотание сверчков навевает мысли об Англии, воспоминания о хороших временах в прошлом и надежды на будущее. Перед глазами мелькают знакомые лица, которых я не видел уже вечность; они улыбаются и уплывают; воображаемые голоса приветствуют мое неизбежное возвращение домой. Я мысленно уношусь за тысячу миль отсюда, мои ноги сами знают, куда идти, - и вдруг, очнувшись, я вижу, что мы идем по улицам Маскары. Две сотни голосов запевают одну из тягучих, сопровождающих нас повсюду маршевых песен. Уже далеко за полночь. В окнах отдергиваются занавески и появляются заспанные лица. Часто это дети, которые держатся за отцовскую руку и с трепетом смотрят на солдат, марширующих в ночи. Кто знает, какие романтические видения пробуждает в детских умах проходящий мимо них легион? Даже по нашим рядам пробегает мощная эмоциональная волна. Одним словом, маршировать со своим легионом ночью - это здорово, но впереди нас ждет очередной тяжелый день.

10 мая 1960 г.

В одной из рот, дислоцированных в Маскаре, также служит англичанин. Два дня назад он дезертировал, а сегодня его задержали. Дезертирство, с точки зрения большинства легионеров, - вещь вполне понятная, но вот быть пойманным - значит покрыть себя несмываемым позором, и неудачливый дезертир не вызывает почти ни у кого сочувствия, хотя его ожидает жестокое наказание. Этот англичанин - водитель такси из Йоркшира. Его обрили наголо и посадили на гауптвахту, где ему приходится несладко, судя по доносящимся оттуда звукам. Сегодня на "губе" дежурит сержант Пельцер из Румынии. О нем ходят слухи, один диковиннее другого. Рассказывают, что однажды были найдены тела двух дезертиров, которых арабы зарезали и сбросили в старую траншею. Пельцер приказал перенести тела в часть и положить в центре строевого плаца. Затем, собрав на плацу всех рекрутов, чтобы они видели, чем кончают дезертиры, он стал пинать вздувшиеся тела и поносить их на чем свет стоит. Боже, помоги бедному йоркширцу!

11 мая 1960 г.

Сегодня утром мы совершили десятимильный марш-бросок с касками на голове, вещмешками и винтовками за спиной. Отныне такие броски предстоят нам каждую неделю, и каждый раз дистанция будет удлиняться на пять миль. Холмы высоки, а долины глубоки, солнце палит, а движемся мы на большой скорости, так что занятие это поистине изматывающее.

Получил письмо от своего закадычного друга Иэна Маккалема. Вот молодец. Это так здорово - получить весточку из дому, сесть и прочитать письмо, написанное знакомым почерком. Письма сокращают дистанции. Я уверен, что не выдержал бы без них. Да, наверное, и все остальные тоже. Человек, получивший письмо, преображается самым удивительным образом. Когда он видит конверт из дому, лицо его светлеет и он ищет уголок, где он мог бы уединиться с письмом и своими мыслями, - совсем как маленький мальчик с шоколадным пирожным. Сначала человек ревниво оберегает письмо от посторонних глаз, пока не проникнется тем, что в нем написано, а со временем уже делится этим с другими. Он зачитывает друзьям отрывки из письма и, поломавшись, все же показывает им фотографию жены с детьми или любимой девушки. Да, почта - великое дело!

14 мая 1960 г.

Наконец-то сегодня вечером меня вместе с Вебером отпустили в увольнение в город. Вебер - маленький швейцарец, чрезвычайно серьезно воспринимающий самого себя. Мы долго ждали этого вечера, набили карманы деньгами и думали, погуляем на славу. Но все планы пошли прахом: увольнительные нам выдали только до девяти часов, а это означало, что мы должны будем присутствовать на аппель. Явиться же на аппель пьяным - все равно что подписать себе смертный приговор.

К тому же оказалось, что дежурит по части сегодня не кто иной, как Шериф. Я, слава богу, был лишь слегка навеселе. Но два-три парня вернулись после славного загула практически в невменяемом состоянии и внезапно обнаружили, что стоят качаясь перед черной бородой Нильсена. Живого места на них не осталось.

И опять больше всех досталось Энгелу. Он у Шерифа на особом счету. У Энгела от выпитого помрачился рассудок, и он замахнулся на капрала Вайса. Когда Шериф узнал об этом, он в полном смысле слова измочалил беднягу. Я никогда ничего подобного не видел, зрелище было ужасное. Меня буквально мутило оттого, что человека чуть ли не убивают у меня на глазах, а все, включая меня, молча наблюдают за этим, слишком запуганные, чтобы вмешаться.

Маскара того не стоит. Это очень скучное место по вечерам. Вся жизнь замирает, на улицах никого, кроме сотен легионеров и такого же количества убогих баров. Только и остается, что дрейфовать из бара в бар и либо напиваться, либо умирать от скуки. Шансов встретить девушку, которая, по моим понятиям, была бы "хорошенькой француженкой", примерно один на двадцать миллионов. А вот провести время со сговорчивой проституткой вполне можно, так что не все потеряно.

Сегодня мне попалась в музыкальном автомате песня Джима Ривза, и она напомнила мне о чем-то - даже не знаю, о чем именно, - наверное, о каких-то более счастливых днях. Я проигрывал ее снова и снова, пил пиво, и мне было очень грустно.

15 мая 1960 г.

Получил сегодня письмо. На конверте было написано просто: "Алжир. Иностранный легион. Саймону Мюррею". В нем оказалось два письма: от Дженнифер и ее подруги Кристи. Они написали их в клубе "Лэндс-даун". Дженнифер укоряет меня за то, что я бросил ее, и пишет, что ей на меня наплевать и что я заслуживаю того, что со мной происходит. Ничего себе заявки! Кристи же одобряет мое решение оставить компанию беспутных подростков и вступить в мир взрослых мужчин. Умница!

23 мая 1960 г.

Один из испанцев решил, что с него хватит, и застрелился сегодня ночью в карауле. Первое самоубийство на моей памяти! По-моему, не настолько уж все здесь плохо.

Днем в казармах произошел инцидент с винтовкой, оставивший неизгладимое впечатление у всех, присутствовавших при этом. Мы занимались чисткой оружия, и Дамс шутки ради вложил пулю для автомата калибра 9 мм в казенник своей 7,5-миллиметровой винтовки и прицелился в де Граафа. Винтовка случайно выстрелила, и де Грааф рухнул на пол.

Все застыли и секунд тридцать не могли сдвинуться с места. Первым пошевелился де Грааф. Оказалось, что он цел и невредим: пуля не вылетела, застряв в стволе. Нам пришлось потратить какое-то время, чтобы убедить де Граафа, что он жив. Его можно понять: если человек заряжает винтовку, наводит ее на тебя на расстоянии в десять футов и спускает курок, то при звуке выстрела ты поневоле будешь считать себя трупом.

Оправившись от шока, мы стали лихорадочно вытаскивать пулю из ствола до прихода Крепелли, который должен был появиться через несколько минут, чтобы произвести осмотр оружия. Дамс так нервничал, что едва мог держать винтовку в руках. Мы пытались вытолкнуть пулю шомполом, но безрезультатно. К сожалению, звук выстрела достиг ушей старшего капрала, и его шаги уже были слышны в коридоре. Он, разумеется, тут же обнаружил винтовку с застрявшей в стволе пулей и быстро добился признания от заикающегося Дамса.

И тут мы остолбенели, увидев, как Крепелли неожиданно ударил Дамса по уху прикладом винтовки, размахнувшись так же деловито и хладнокровно, как лесоруб топором. Дамс в полубессознательном состоянии упал на пол, а Крепелли принялся пинать его, изрыгая поток итальянских ругательств. Мы застыли, как горгульи с разверзнутой пастью, не осмеливаясь пошевелиться, дабы ярость капрала не обрушилась и на нас. Избиение кончилось так же внезапно, как и началось. Крепелли выскочил за дверь, крича, что убьет на месте всякого, кому вздумается еще раз наводить на других заряженное оружие в казарме. Теперь уж это точно никому не придет в голову. Наконец мы перевели дыхание и стали медленно приходить в себя. Умыв Дамса, мы с удивлением убедились, что, помимо кровоточащей ссадины, почти никакого вреда ему причинено не было. Тем не менее зарубка в памяти у нас осталась навсегда.

Спустя десять минут пришел Крепелли проверять состояние оружия. Никогда еще ему не приходилось видеть таких вылизанных винтовок.

24 мая 1960 г.

Солнце с каждым днем шпарит все сильнее. После обеда у нас теперь сиеста. Слишком жарко. Спать на такой жаре невозможно, поэтому мы просто неподвижно лежим или сидим, а вокруг нас жужжат мухи.

Сегодня мы опять тренировались в холмах, и солнце терзало нас. В полдень оно невыносимо. Все склоняется перед ним и замирает, даже высокая сухая трава никнет под его раскаленным оком. И вздохнуть-то тяжело, мы лежим и медленно таем, только мозг продолжает работать. Сегодня, распластавшись под деревом, я видел мула, впряженного в тележку. Он тащил ее очень медленно в знойном мареве примерно в миле от меня, но я слышал стук копыт и скрип деревянных колес, потому что все остальное было абсолютно лишено звука. Лишь птицы, спрятавшиеся в ожидании вечерней прохлады, нарушали время от времени тишину своими трелями. Пока я лежал под деревом, я мысленно перебрал, наверное, все двадцать лет моей жизни и вспомнил всех людей, с которыми мне довелось встречаться. Вечером, когда стало прохладнее, мы отправились в лагерь. Проходя через Маскару, мы затянули песню. Пели мы хорошо.

30 мая 1960 г.

Весь день мы возились с легким пулеметом. При стрельбе из него главное - не слишком отличиться (хотя за плохую стрельбу тоже наказывают). Если ты покажешь хорошие результаты, тебя зачислят в тирёры (стрелки). Это, конечно, очень почетно и престижно, но пулемет, хоть и называется легким, на самом деле весит немало, и на марше тебе придется тащить его на себе. Так что лучше в эту ловушку не попадаться.

Кроме того, сегодня мы впервые плавали в бассейне. Отто Шмидт боится воды и не умеет плавать, тем не менее его заставили прыгать с высокой вышки. Результаты были плачевные. Он повис, вцепившись в трамплин, а Вормсер с Мальцем и всей их компанией били ногами по его пальцам, чтобы он отпустил доску. Но страх был сильнее боли, и Шмидт продолжал висеть, раскачиваясь. В конце концов им удалось разжать его пальцы, и он полетел вниз в сторону бетонного бортика бассейна. Он ударился о его край и сломал три ребра. Бедный Отто. Но я не очень глубоко скорблю по этому поводу. Он порядочная скотина. Они с Мальцем были зачинщиками избиения де Граафа в День Камерона.

4 июня 1960 г.

Сегодня вечером я был в увольнении в Маскаре и зашел в бордель, носящий название бротель милитер контроле, или, сокращенно, БМК (бордель, контролируемый военными). Заведение не слишком вдохновляющее, и после того, как я познакомился с некоторыми здешними потаскушками, мой пыл быстро угас. Французы, надо признать, подошли к этому делу очень рационально. За каждым полком легиона закреплен определенный бордель, который следует за ним, когда полк отправляют на задание вглубь страны. При создании этой системы совершенно справедливо рассудили, что легионеры так или иначе будут посещать бордели, так пусть уж лучше посещают те, в которых женщины проходят медицинский осмотр и потому опасность подцепить заразу гораздо меньше.

Каждая женщина имеет свой номер, каждое посещение клиента и его имя регистрируются, так что если кто-то подхватит триппер, то установить источник будет нетрудно. Если легионер заразится в борделе, не относящемся к легиону, он получит в наказание восемь суток ареста, а если это произойдет в БМК, что легко проверить, то обойдется ему всего лишь серией инъекций. Однако многие находят, что в других борделях более высокий уровень обслуживания, и предпочитают отправиться в один из арабских кварталов. После этого, чтобы замести следы, они сразу же отправляются в военный бордель. Если окажется, что они что-либо подхватили, они сваливают вину на БМК, но девица, с которой они переспали, к этому моменту успевает заразить полдюжины других легионеров, а если это день получки, то и половину полка. Так что такая система тоже не дает стопроцентной гарантии.

В борделе есть бар, где царит непринужденная атмосфера. Можно зайти и посидеть в баре, заказав всего лишь выпивку и наблюдая за живым товаром. Бывает, конечно, что, проведя некоторое время у бара, посетитель снижает свои запросы и кидается в авантюру, на которую не решился бы в трезвом состоянии. Цены варьируют от одного фунта стерлингов за одноразовое обслуживание до пяти фунтов за ночь. Начинаю откладывать деньги.

6 июня 1960 г.

Хорошая новость: Вормсер сегодня ночью дезертировал. Большинство легионеров в нашей казарме вздохнули с облегчением. С Мальцем без его шефа справиться будет легче. Два-три человека, включая де Граафа, не прочь свести счеты со стариной Мальцем.

Назад Дальше